Мэри
Один рассказ каждый уикенд
Роберт медленно перевернул страницу Financial Times и понял, что газета вчерашняя. Понял он это по безумной фотографии Бориса Джонсона под очередным заголовком о Brexit. Взлохмаченная шевелюра премьер-министра практически стояла дыбом, поэтому, читая газету накануне, Роберт хорошо запомнил снимок. В отличие от содержания номера.
Бесполезная Financial Times тут же была отправлена на пол рядом с диваном в стопку таких же утративших актуальность газет, а перед глазами Роберта остался только его полуголый сын Тедди. Роберт стал растерянно оглядываться в поисках детских штанишек. Тедди тем временем невозмутимо смотрел по сторонам, переступая с ноги на ногу и вытягивая губы трубочкой, словно пытаясь дотянуться ими до кончика носа.
— Тедди, а где?.. О, Сара! А где его штаны? — спросил Роберт у жены, которая в этот момент появилась на пороге гостиной.
— В каком это смысле? — отозвалась Сара. — Я же сказала: «Тедди заляпал себя пластилином. Посмотри за ним, пока я застираю».
— Так и сказала?
Сара нахмурилась. Неловкая издевка не смогла отвлечь ее от невнимательности мужа. Поэтому Роберт сначала притих, а затем, желая сгладить ситуацию, поинтересовался:
— Зачем же ты сама их застирывала?
— Потому что Майя снова опаздывает.
Майя была их няней. Точнее так звала ее Сара: «Наша няня готовит божественное карри» или «Наша няня знает два иностранных языка». Роберт по-настоящему общался с Майей раза два, поэтому никакого воспитательного воздействия с ее стороны не испытал. К тому же когда-то у него уже была няня, и этого оказалось вполне достаточно.
— А када придет Мая? — спросил Тедди, которому будто снова разрешили двигаться, и потому он залез на спинку дивана, размахивая голыми пятками в опасной близости от головы отца.
— Сразу как купит себе будильник, — бросил Роберт и зачем-то снова взял в руки старый номер Financial Times.
Насколько Роберт помнил, его няня никогда не опаздывала. По крайней мере случайно. И жутко сердилась, если перед сном они с братом хоть на пару минут задерживались в гостиной. Зато вознаграждением за пунктуальность были фантастические истории, которые няня (звали ее, кстати, Мэри) рассказывала им на ночь. Одну из них Роберт помнил особенно хорошо.
Эта история была про мальчика, который однажды утром проснулся взрослым. Никто не понимал, почему это произошло, и потому родители повели мальчика в больницу. Врачи обследовали взрослого мальчика, но никаких заболеваний выявить не смогли, тем более что сам мальчик жаловался разве что на небольшую боль в пояснице. Тогда врачи решили понаблюдать за состоянием мальчика, а пока ему следовало вести привычный образ жизни. Так что мальчик продолжил ходить в школу, где с трудом умещался за маленькими школьными партами. Одноклассники высмеивали взрослого мальчика и обзывали дылдой, а учителя стали почему-то более требовательными, хотя мальчик был всего лишь на четвертом году обучения и знал столько же, сколько его сверстники. Расстраивало мальчика и то, что он больше не мог бесплатно ходить в зоопарк или любимый музей антропологии — везде его воспринимали как взрослого и требовали покупать билет. Продавщица фруктов на рынке теперь не узнавала мальчика и не дарила ему ириски. И он не мог, как прежде, улыбаться прохожим на улице, потому что незнакомцы принимали его за сумасшедшего. А хуже всего оказалось то, что мальчик и сам с каждым днем стал чувствовать себя все более взрослым, и однажды даже влюбился в свою школьную учительницу. Только учительница отказывала мальчику во взаимности, поскольку тот плохо знал таблицу умножения. Поэтому мальчик собрал вещи и сбежал. Родителям он оставил записку, написанную с ошибками, мол, дома он чувствует себя не в своей тарелке, а потому отправляется в страну взрослых мальчиков, где ему найдется место. Родители обратились в полицию и развесили объявления по всему городу, но мальчика больше никто никогда не видел.
— Ро-оберт! — воскликнула Сара. Очевидно, она обращалась к мужу уже не в первый раз, так как стояла совсем рядом и кричала в ухо.
— Да, дорогая, я просто на минутку задумался.
— Я говорю, мне нужно на работу, а поскольку Майи еще нет, кто-то должен посидеть с Тедди.
Роберт начал понимать, к чему идет дело, и занервничал. Он совершенно не понимал, что такое Тедди и как следует себя с ним вести. Когда Тедди только родился в виде непонятного шумного розового комочка, Роберт надеялся, что сможет найти подход к сыну, когда тот начнет разговаривать. Тем временем Тедди было уже шесть, а ситуация никак не менялась. Мальчик по-прежнему казался отцу шумным инопланетянином. Зато по мере взросления сына Роберт все больше ощущал себя гостем в собственном доме, потому что большинство предметов быта принадлежали Тедди или каким-то образом были предназначены для него, режим дня тоже подчинялся потребностям Тедди, и, главное, Сара с Майей были как бы в услужении у Тедди. На Роберта же практически не обращали внимания. Он и сам часто прятался на диване за газетой. Сара вспоминала о муже в основном в те моменты, когда спотыкалась о стопку старой прессы в гостиной и, хватаясь за ногу, кричала, что Роберту, должно быть, сто лет в обед, раз он до сих пор читает бумажные газеты.
Сегодняшний интерес был связан с аномальным опозданием Майи, а также с недельным отпуском Роберта. Не будь мужа дома, Саре пришлось бы отпроситься на работе (она трудилась флористом при интернет-магазине и собирала свадебные букеты), но теперь имела право сложить с себя домашние обязанности.
— А ты звонила ей вообще? — раздраженно поинтересовался Роберт.
— Раз двадцать. Но она, наверное, опять забыла поставить телефон на зарядку.
Незадачливая и рассеянная, вечно растрепанная из-за игр с детьми Майя, конечно, в подметки не годилась няне Роберта. Мэри никогда не готовила карри, но держала спину как королева на коронации, и наряды у нее всегда были очень изысканные и женственные, несмотря на скромную зарплату, которую мог платить ей отец Роберта. Она была очень хороша собой и знала это. По воспоминаниям Роберта, его няня могла минут десять кряду проверять прическу в зеркале перед прогулкой, а на улице заглядывалась на каждую витрину, где отражались ее стройные ножки.
Со временем Роберт тоже стал заглядываться на эти ножки, хотя и ощущал в этом что-то постыдное. Он оглядывался на брата, ища у него похожие проявления, но брат был на три года младше и интересовался конструктором и машинками, а не нянями.
— Вдруг что-то случилось, — говорила Сара, спешно собираясь и расхаживая по гостиной туда-сюда в расстегнутой блузке. — Майя никогда так сильно не задерживалась.
— Она все-таки тебе не подруга и не родственница. Пусть близкие за нее переживают.
— Какой же ты противный, Роб. Майя практически член нашей семьи.
— Мы платим ей деньги за то, что она не дает Тедди сломать шею во время прогулок, — парировал Роберт.
— Не те деньги мы ей платим, чтобы так рассуждать.
Сара выглядела обиженной, но слишком спешила, чтобы выяснять отношения. То ли дело Мэри. Если что-то было не по ее, она могла встать прямо посреди улицы и не сдвинуться с места, пока не попросишь прощения. Роберт с братом скоро в совершенстве овладели даром лести и умели умаслить свою няню даже в самой безвыходной ситуации. К счастью, причуды Мэри запросто компенсировали эти минуты унижения. Она умела удивить.
Однажды во время прогулки в парке Мэри попросила удочку у местного рыбака и в два счета достала из пруда огромную рыбину, положила ее в пакет с водой и повела Роберта с братом к Темзе, где отпустила рыбу со словами «Доброго пути». Мальчики допытывались у няни, зачем было это делать. Как выяснилось, Мэри была хорошо знакома с рыбой. Проплывая через Лондон, рыба неожиданно попала в беду — ее засосало в подземные коммуникации города, там она долго барахталась в канализации и путешествовала по трубам, после чего оказалась в пруду в парке. Узнав об этом происшествии, Мэри сразу пришла на помощь.
А в другой раз под видом унылого похода за продуктами няня повела Роберта с братом в волшебный по виду магазинчик со сладостями. Все там было разноцветным — желтым, красным, зеленым или синим — чего в обычных магазинах не встретишь, а еще можно было без ограничений пробовать любые товары. Владел магазинчиком странный веселый мужчина сорока лет с пышной бородой. У него были неестественно расширены зрачки, он медленно говорил и очень много хохотал. Под его заливистый смех Роберт с братом тоже вдоволь нахохотались и насобирали с собой так много сладостей, что на следующий день просто не могли их видеть. Мэри сказала, что, возьми мальчики всего на пару конфеток больше, у них от жадности выросли бы бороды, как у владельца магазина.
— Если Майя так и не появится, не забудь покормить Тедди обедом. К ужину я успею, — запыхавшись, проговорила Сара. Она наконец вспомнила про блузку и пыталась теперь судорожно ее застегнуть.
— Пожалуй, закажу пиццу.
— Хорошо, что ты только на неделю взял отпуск, а то пришлось бы покупать тренажер.
— Нельзя же быть такой занудой! Вот когда мы ели пиццу в последний раз?
— В субботу. А сегодня понедельник, — Сара закатила глаза.
А Роберт вспомнил, что ел пиццу еще и в четверг, когда заезжал к своей любовнице. У Марты дома не оказалось еды, кроме двух кусочков «Четыре сыра» из холодильника и пива. Пришлось довольствоваться этим.
Мэри не разрешала Роберту и его брату есть что-то подобное. И дело не в том, что такая еда была недостаточно полезной для растущего организма. Просто она была недостаточно изысканна для детей, которых Мэри воспитывала. Няня Роберта при всей своей причудливости уважала хорошие манеры. И сама следовала им нарочито демонстративно. Во время ужина Роберт забывал о собственной тарелке, глядя, с каким достоинством Мэри медленно отправляет в рот каждый кусочек мясного пирога.
Впрочем, Роберта волновало любое ее движение. Он был буквально зациклен на своей няне. И с течением времени эта зацикленность все меньше походила на детское восхищение, и все больше — на половое влечение. Чувство было болезненным и пугающим и отравляло Роберту жизнь.
Мэри была скупа на прикосновения. Следуя канонам поведения нянь прошлого, она держала с воспитанниками дистанцию. Почти всегда. Но были и исключения, которые подогревали в Роберте постыдное томление. Самое страшное из них случалось в ванной комнате.
Мэри сама мыла детям головы два раза в неделю. Перед сном она по очереди звала братьев в комнатку, выложенную светло-голубой плиткой. Первым всегда был Роберт. Из-за невероятно горячей воды в ванной до потолка поднимался белый пар, и в этом пару Мэри походила на небесную богиню, заблудившуюся в скоплении облаков. Из лейки душа она бережно поливала короткостриженную голову Роберта, держа ладонь у его лба, чтобы не дать воде попасть в глаза. Затем Мэри выдавливала немного детского шампуня, намыливала его между рук и только тогда начинала втирать Роберту в волосы медленными аккуратными движениями. После наступала очередь геля для душа. Мэри обязательно добавляла чуть-чуть в горячую воду, чтобы та постепенно образовала пену, и Роберт играл этой пеной, лопая мелкие пузырьки на поверхности воды и громко хохоча, если пузырьки от него ускользали. В этот момент в ванную иногда мог заглянуть отец. Как и все взрослые мужчины, он засматривался на хорошенькую Мэри, но она была для него недоступна. Роберт понял это именно во время мытья головы, когда в ответ на любопытную улыбку отца няня спокойно смывала мыло с рук и медленно прикрывала дверь, так что в щелку Роберт еще мог видеть проступавшее на лице отца разочарование. Затем Мэри брала мочалку и начинала методично втирать мыло в бледное тело Роберта, замиравшего от мурашек, разбегавшимся по его рукам и ногам. Иногда мочалка откладывалась, и Мэри растирала гель по шее и плечам Роберта голыми руками, непременно в течении двух-трех секунд втирая мыло ему в уши. Но спустя 15 минут волшебство прикосновений заканчивалось. Гель и шампунь смывались, Роберта тщательно обтирали полотенцем и распаренного отправляли в кровать. Выходя из ванной, мальчик весь горел, но не только от горячей воды. Он залезал под одеяло и угрюмо пялился на стену все то время, пока мыли его брата. Затем Мэри приходила «усыпить» воспитанников очередной невероятной историей, но Роберт чувствовал необъяснимый стыд и потому делал вид, что уже спит.
Если бы только она не касалась его голыми руками, для Роберта это не было бы так мучительно. И он не чувствовал бы себя таким испорченным всю оставшуюся жизнь. И не заставлял бы Марту переодеваться няней во время ролевых игр. Возможно, у него вообще не было бы любовницы, если бы Мэри сама не мыла ему голову.
Единственный вопрос не давал Роберту покоя до сих пор: делала ли его няня нечто чрезмерное, то, чего не следовало делать с маленьким мальчиком, или то были лишь ранние проявления инстинкта, которые обернулись омерзительным багажом, вечно висящим на его плечах?
В дверь позвонили. Сара наконец справилась с блузкой и радостная побежала открывать. Наконец-то явилась Майя. Роберт облегченно вздохнул — теперь ему не придется самому весь день присматривать за Тедди. Спустя пару минут из коридора выглянула жена.
— Роб, представляешь, Майя попала под машину. Она жива, слава богу, но до конца недели пробудет в больнице. Зато фирма очень любезно прислала нам няню на замену.
За спиной Сары появилась стройная молодая женщина. Ее блестящие каштановые волосы были убраны в строгий пучок. По бедрам струилось элегантное платье в английском ретростиле. В руке женщина крутила зонтик-трость и критично осматривала интерьер. Она ничуть не изменилась.
— Знакомься, Роб, это Мэри.
— Доброе утро, — с трудом выдавил из себя Роберт.
— Учитывая, который сейчас час, уместнее было бы сказать «добрый день», но в любом случае рада знакомству, — ответила няня.
Роберт так и не понял, узнала ли его Мэри. С ним она держалась отстраненно вежливо, как если бы он был гостем в этом доме. Она ничуть не постарела. И это не казалось Роберту странным, потому что он всегда подозревал в ней ведьминское начало. Чего только стоит ее манера внезапно появляться и исчезать из его жизни. Ведь именно так она и поступила, когда Роберту стукнуло 13, а его брату — 10. Это случилось в октябре. Погода уже начала меняться — часто шли дожди, иногда поднимался жуткий порывистый ветер. В один из таких дней, не дождавшись расчета за месяц, Мэри испарилась. В фирме, на которую она работала, только развели руками. Отец Роберта тогда не разрешил взять новую няню, потому что дети, мол, уже вполне взрослые и можно наконец сэкономить.
После появления Мэри с Тедди произошла разительная перемена — он перестал бессмысленно шалить, много гулял, конечно, со своей новой няней, и слушался ее беспрекословно, чего с Майей отродясь не бывало. Роберт мечтал только о том, чтобы его отпуск поскорее кончился, потому что в конце недели Мэри должна была покинуть их дом. Он предпочитал не подниматься в комнату сына, чтобы не видеть их совместных игр, не слышать историй, которые она ему рассказывает. Роберт корил себя за то, что продолжал, как в детстве, засматриваться на ножки Мэри, несмотря на внутреннее отвращение к этой женщине. Он чувствовал свою беспомощность и считал дни.
— Когда там Майя возвращается? — спросил Роберт у жены, когда в пятницу вечером они лежали вдвоем в кровати.
— М-м, она звонила, обещала в понедельник уже выйти. Но, Роб, — Сара помялась, — я бы хотела оставить у нас Мэри. Тедди так к ней привязался.
Роберт тяжело втянул носом воздух.
— Майя же почти член семьи. Она столько сделала для нас!
— Знаю, дорогой, но мы должны думать, что лучше для Тедди. Он выглядит довольным и к тому же стал очень послушным.
Роберт почувствовал ком в горле. Не может же он сказать Саре, что эта няня, возможно, развратит их шестилетнего сына, потому что в детстве она развратила его самого, оставив неизгладимую травму, которую приходится глушить ролевыми играми с любовницей. Роберт встал с кровати, у него начал болеть живот, подступила тошнота, и ему очень захотелось умыть лицо. Роберт с трудом добрался до ванной комнаты и приоткрыл дверь. Там Мэри мыла Тедди.
Она медленно массировала ему голову. Тедди закрыл глаза, чтобы в них не попало мыло, и не двигался, раскинув руки, словно космонавт в невесомости. Но больше всего Роберта поразил вид Мэри. Никогда в детстве ему не доводилось застать на ее лице такое непристойное гадкое выражение. Обнаружив на пороге Роберта, няня помыла руки и, высокомерно усмехнувшись, прикрыла дверь перед его лицом. Роберт успел лишь увидеть довольную улыбку Тедди.
