Не в себе
Один рассказ каждый уикенд
София совершенно не выносила себя. Так не выносят дальних родственников, скрежет по стеклу и достижения врагов. Девушка отворачивалась от зеркала, под корень обрезала ногти, глотала слова, брезговала прикасаться к себе и презирала даже собственный почерк. Она старалась не есть без нужды, чтобы не слышать своего чавканья, но ела постоянно, прячась за монотонной работой жевательных мышц. София считала себя никчемной и бездарной, потому не сочинила в жизни ни строчки. И она никогда не принимала ванную, чтобы только не находиться в одной воде с собой.
София, разумеется, ходила к психологу, и каждый сеанс тот спрашивал, почему его клиентка так не выносит себя. Он советовал ей тренировать артистические способности, чтобы в минуты отчаяния изображать кого-то другого. Но София только злилась на свою плохую игру и неумение подражать. Психолог советовал своей клиентке чаще бывать с теми, кто ее любит, но у Софии не было друзей, потому что те убеждали ее принять себя, не объясняя, как это сделать.
У Софии была только мама, и то лишь потому, что некуда было от нее деться.
Девушка боролась с чувством брезгливости, когда замечала мамин взгляд, полный умиления и любви. А иногда София боролась с дочерней привязанностью, мешавшей ей упиваться самобичеванием. Девушка маялась день за днем, со злостью слушая мамины похвалы, избегая любых своих успехов и страшась, что за ними последует поощрение.
Однажды София так сильно захотела вылезти из собственной шкуры, любуясь на хорошенькую однокурсницу, которая блестяще презентовала курсовой проект, что на мгновение увидела аудиторию ее глазами, произнесла финальное “спасибо за внимание” ее губами и поправила волосы ее рукой. Когда закончилась эта краткая минута, столь яркая, что язык продолжал чувствовать горький вкус чужой помады, София вернула взгляду правильный ракурс и вновь посмотрела на однокурсницу с дальней парты аудитории.
Так София узнала, что может становиться другим человеком. Не изображать из себя кого-то, не чувствовать себя кем-то, а быть им. Фантастический дар не испугал девушку, ни секунды она не думала о возможных последствиях. Софии лишь пришлось немного потренироваться, после чего она стала с азартом вселяться то в одного, то в другого. В первые же дни она попробовала почти всех однокурсниц и однокурсников, и преподавателей, и охранников, и самого декана. Девушка без страха расширяла гендерный, возрастной и социальный диапазон, в конце концов бесконечно простиравшийся за пределы ее университета.
Пробовать новые сущности Софии ничего не стоило, ведь в это время ее плоть жила своей жизнью. Вполне обычной жизнью. На месте Софии включался автопилот, и оболочка существовала, пока сама София — ее душа, сущность, разумная материя — путешествовала по чужим телам. Девушка ничего не знала и не думала о тех, чье место занимала. Оставались они внутри оболочки или вытеснялись в небытие — Софии было все равно.
Оказываясь очередной моделью, писательницей, спортсменом или порно-актером, она чувствовала себя вполне на своем месте. Помнила прошлое человека, знала о его планах и мечтаниях, с удовольствием делала то, что делал бы он. Без зазрений совести София ходила на чужую работу, тратила чужие деньги, спала с чужими любовниками. Не то чтобы теперь она принимала себя, но по крайней мере не чувствовала разрушающую несовместимость, и это было восхитительно. Всем своим «Я» София внедрялась, смешивалась, впитывалась в избранных незнакомцев. И единственной ниточкой, что по-прежнему связывала девушку с собственным телом, были воспоминания.
Первое время София уходила из себя ненадолго — на пару дней или недель. Но со временем длительность ее путешествий стала расти. Девушка прыгала из тела в тело без перерыва, месяцами не бывая дома. Она экспериментировала, искала родственные души, искала радость.
София скоро поняла, что напускная уверенность не всегда означает довольство жизнью, а потому стала пробовать всех подряд. И обнаруживала счастье в самых неожиданных телах. Были это и путешественники автостопом, и многодетные родители, и волонтеры в домах престарелых, и сами старики, если их окружали внуки, и особенно счастливы были любимые дети. Но гораздо реже — политики, актеры и почти никогда — убийцы.
София жадно глотала эмоции этих людей, обсасывала обстоятельства их жизни, усердно копалась в прошлом, словно в поисках золотой жилы. Со временем свои и чужие воспоминания начали мешаться, наслаиваясь и перекрывая друг друга. Удушающая ясность ненависти к себе перестала давить на грудь. И София наслаждалась смутными ощущениями реальности, меняя очередной сосуд, едва что-то начинало идти не так.
Неизвестно, сколько еще тел девушка могла перепробовать, если бы однажды, придумывая кличку своему (то есть, конечно, не совсем своему) щенку мастифа, она не попыталась вспомнить собственное имя. Настоящее имя. Ведь у нее были сотни самых разных, которые она по праву считала своими, но все же подсознательно не откликалась на них.
Максим, Елена, Тамара, Анна, Даниил, Ярослав, Ева, Николь, Ричард, Ида, Томико, Юрген, Арсен, Гуанмин, Рут…
Девушка перебирала в голове всевозможные жизни, но не могла вспомнить, с чего все началось. В какой стране она жила? Сколько ей было лет? От чего она все время пряталась за фасадами чужих лиц? Девушку вдруг охватил страх никогда больше не стать собой. Ну и что — пыталась она себя успокоить — ведь можно стать кем угодно в любой момент. Зачем привязываться к конкретному телу? Но именно эта связь почему-то была теперь жизненно необходима. И судьба дала шанс…
Виктория гуляла в городе, в котором теперь жила. Она знала, что ее настоящее имя не Виктория, но чувствовала себя совершеннейшей Викторией. Девушка вышла на центральную площадь, к месту, которое всегда, но особенно сегодня, казалось ей знакомым. Она в который раз скользнула взглядом по деревянным лавочкам и серой плитке, по обшарпанному фасаду маленького кинотеатра, по клумбе с цветами и фонтанчику. Приятный цитрусовый запах чужого парфюма вдруг окружил ее, наполнив рот привкусом дежавю.
Виктория посмотрела на двух женщин, которые в этот момент проходили мимо. Одна из них была старше — должно быть, мать, другая моложе — вероятно, ее дочь. Они громко разговаривали и ели мороженое. Виктория уцепилась взглядом за неряшливую русую гриву волос женщины, что была старше. Девушка сразу узнала эти шершавые локти, вздернутый, тщательно напудренный нос и немного косолапую походку от бедра. Потому что это были локти, нос и походка мамы. Виктория или та, что была в этот миг Викторией, вспомнила маму той себя, кем когда-то появилась на этот свет.
Тем временем женщины сели на скамейку в сквере.
— Как ты только уговорила того парня поменяться с тобой местами! — произнесла мама с восторгом.
— Если бы я вовремя купила билеты, то мы сразу могли сидеть рядом, — возразила дочь и засмеялась.
Вернее это, конечно, была оболочка Софии. Ее лицо вытянулось, одежда стала лаконичнее, жесты смелее, но это была она. Виктория с упреком осматривала широкую талию и полные руки своего первого тела. София повернулась боком, и стал виден ее плотный круглый живот. Тело ждало ребенка.
— Хорошо погуляли. Почаще бы так, — сказала мама.
— После защиты времени станет больше. А еще летом меня позвали читать курс лекций по теме диссертации, так что я смогу подкопить, и в сентябре все вместе куда-нибудь съездим отдохнуть.
— Такая ты умница у меня. Женька-то твой, оболтус, ценит?
София снова смеялась. А Виктория быстро пошла прочь из сквера. Ее грудь сдавило. Но не от ненависти к себе, а от любви к маме. Маме, которая в этот момент весело проводила время и радовалась маленьким победам дочки, Софии, гордилась Софией. То есть даже не совсем Софией, а кем-то, кто заменил ее. И там, в оболочке, казалось, больше никому не осталось места. Или безымянная душа впервые не захотела его занять, чтобы питаться чужим счастьем. Вместо этого та, что была в этот момент Викторией, пошла домой. К своему мастифу.
