Цветы жизни

Один рассказ каждый уикенд

Маленькая Маша нетерпеливо ерзала на скамейке возле дома и разглядывала накладные цветочки на своих розовых ботинках, пока мама опять ругалась с какой-то тетей неподалеку. Последние несколько дней это происходило регулярно.

Суть спора Маше была неясна, но кончался он обычно одинаково: мама будет долго и напряженно что-то говорить, а полная женщина в красном платье неодобрительно покачает головой. Тогда мама развернется, подойдет вся нахмуренная, выдохнет и потом ласково так спросит: «Ну что, пойдем, солнышко?»

После этих споров они обычно шли гулять в парк, и по пути Маша могла получить все, чего бы ей ни захотелось: мармеладных мишек, круглую жвачку из автомата, тропический чупа-чупс с разноцветной палочкой, из которой потом получалась отличная свистулька.

Правда, в этот раз тетя пришла не одна — рядом с ней стоял большой насупленный дядя-полицейский — и мама задерживалась. Маша даже один раз спрыгнула со своего поста ожидания, подошла к маме и осторожно подергала ее за кофту, протянув «Ма-а-ам, до-олго еще?», после чего была довольно резко отослана обратно.

Маша не понимала, почему мама тратит так много времени на спор с какой-то женщиной, когда вместо этого можно пойти в торговый центр смотреть, как играют котята в стеклянном кубике зоомагазина, а потом есть мороженое, которое прямо при тебе обмакивают в целое ведро белого или молочного шоколада. Маша думала, что когда вырастет, тоже будет продавать мороженое в шоколаде — тогда можно будет есть шоколад прямо так, ложками, пока никто не видит.

Наконец мама вернулась. Но вместо шумного выдоха, который обычно означал переход к котятам и сладостям, мама очень серьезно посмотрела на Машу и сказала идти за ней. Они вместе подошли к той самой женщине, и мама сказала: «Маша, знакомься, это твоя новая мама. Не бойся, это всего на месяц».

С Машей такое случалось уже много раз. И до сих пор еще никто не забирал ее обратно — ни через месяц, ни через два, ни через год. Маша посмотрела на свою новую маму и решила, что она должна быть очень добренькой. Впрочем, все они были добренькими, если только Маша не начинала капризничать или грустить.

Маша взяла ее за руку новую маму, и они все вчетвером, с насупленным дядей и прежней мамой, пошли к хорошо знакомому ей зданию, на входной табличке которого было написано: «Отделение мобильности несовершеннолетних граждан СЗАО г. Москвы».

Сотрудница отдела, бабушка, как ее про себя называла Маша, долго и строго что-то выговаривала прежней маме за приоткрытой дверью кабинета, пока они с новой мамой сидели напротив на длинном ряду черных стульев с кожаными сиденьями.

— Ну и поделом, — со вздохом сказала новая мама.

— А что сделала… эта тетя? — спросила Маша.

В Центре воспитания Машу учили, что мама может быть только одна, и после перехода к новой маме всех остальных следует звать «тетями».

— Не хотела тебя отпускать, хотя срок давно вышел. Забрала у меня почти две недели с тобой, золотце. Даже поддержку пришлось вызывать.

Мама крепко обняла Машу и поцеловала ее в лоб.

Разговор за дверью стих, и вскоре оттуда вышла прежняя Машина мама с кучей бумажек, большая часть которых была красного цвета.

— Заходите, — сказала она упавшим голосом.

Новая мама прошла в кабинет, села за стол и стала энергично везде расписываться, попутно выслушивая инструкции, которые Маша уже успела выучить наизусть: «Наказания в любом виде запрещаются. Потребление сахара и жиров вне основных приемов пищи очень умеренное. Не нарушайте режим сна: ребенок должен быть в кровати не позднее 21:00. Рекомендуется ограничивать доступ к цифровым устройствам в течение дня, обязательно — за три часа до отбоя…»

Маше на время оформления выдали наполовину уже кем-то разрисованную раскраску и несколько цветных карандашей. Правда, желтый сразу сломался, поэтому лев у Маши получался зеленый.

Когда полный текст инструкций был зачитан, настала очередь Маши. Мама вышла за дверь, и они остались вдвоем с «бабушкой», которая тут же сменила строгое выражение лица на натужно-доброе, широко улыбнулась и стала задавать свои обычные вопросы: «Машенька, с тобой хорошо обращались? Ты вела себя хорошо? На тебя никто не ругался? Как часто ты принимала ванну? Еды было достаточно?»

Маша на все отвечала быстрыми кивками.

— Хорошо. Тогда есть еще один момент, который я бы хотела с тобой обсудить.

Бабушка выдержала паузу и пристально посмотрела на Машу.

— Тетя, которая заботилась о тебе последний месяц, отметила в опроснике, что ты была не очень жизнерадостной по меньшей мере в течение десяти дней после перехода к ней, а потом иногда плакала без видимой причины. Что тебя расстроило?

Маша сидела на стуле перед бабушкой, опустив голову вниз, и болтала ногами.

— Тетя… Которая была до этого…

— Да?

— Она была такая… — Маша замолкла, недоговорив.

Бабушка вдруг приняла очень озабоченный вид. Она с минуту что-то обдумывала, а потом заговорила мягким приглушенным голосом:

— Машенька, ты же понимаешь, как сильно мы все тебя любим? Тебе и другим детям из Центра очень повезло, не так ли?

Маша продолжала молча болтать ногами.

— Да и потом, это большая честь. Просто своим существованием ты делаешь счастливыми столько людей. Все, что тебе нужно делать, это радоваться жизни и получать хорошие отзывы. Разве это трудно, когда о тебе так хорошо заботятся?

Бабушка снова сделала выразительную паузу.

— Или ты хочешь жить в темных подвалах со страшными крысами вместе с нелегальными детьми? Думаю, что этого ты не хочешь. Так что, пожалуйста, подумай о своем поведении и впредь веди себя хорошо.

Маше рассказывали в Центре о незаконных детях, которых родители завели самостоятельно, без одобрения государства. Таких называли изменниками. Говорили, что они живут в подвалах старых домов и питаются отходами вместе со страшными жирными крысами или уезжают жить далеко-далеко в лес, где их потом съедают медведи и волки. Маша никогда не видела ни самих изменников, ни их детей.

Впрочем, и других детей, помимо друзей из Центра, Маша не видела. Ей рассказывали, что дети, у которых только одни родители, — это очень плохо, потому что людей на земле и так слишком много, а планете от этого тяжело, и стыдно даже думать о подобных вещах.

Маша испуганно подняла голову и пролепетала:

— Нет-нет, та тетя… Просто она обещала мне щеночка. Но не принесла. Я поэтому…

— Ах, вот оно что… Щеночка. Ну, что ж ты сразу не сказала. Это дело поправимое. Я скажу твоей маме, чтобы арендовала. Маша-Маша. Цветочек ты наш.

— Теперь можно идти?

— Да-да, иди.

Маша спрыгнула со стула и выбежала в коридор к маме. Впереди был целый день, полный радостей.