Что не так с дизайном в России
Эти выходные я провела на Миланской Неделе Дизайна. Выйдя из павильона Nendo, я свалилась на чей-то очередной концепуальный диван — и заплакала. Не от передоза красоты, а от обиды: что нас, российской школы, на этом празднике жизни нет — и я с пугающей ясностью поняла, почему.
Дело не в методологии — читая книгу теоретика итальянского дизайна Бруно Мунари, я вижу тот же подход, которому учили нас в Архитектурной Академии, а в эксклюзивных объектах дизайна и искусства нередко узнаю наши учебные упражнения.
Дело не в традициях— хотя бы потому, что каждая из культур строит дизайн на своём собственном фундаменте. И наши храмы без единого гвоздя, подкованные блохи и вынесенный из советских времён опыт “сделай сам” могут дать не меньше, чем эстетическое наследие Италии, Японии или Скандинавии.
Дело даже не в новых технологиях. Во-первых, потому что хоть мы и сетуем на отставание, для Европы Россия — это скорее Ethereum, ракеты и космос, чем раздолбанные вагоны РЖД. Во-вторых, технологиями тут уже никого не удивишь. Устроить шоу с кинектом и 3D-печатью все могут, а ты купи слона — придумай, как справиться с голодом, неравенством, экологией, зависимостями, с ценами на жильё, с транспортным кризисом, одиночеством и прочими задачами изменяющегося мира. Идеи важнее технологий, и с идеями у нас никогда не было проблем.
Проблема дизайна в России — культура насилия
Чтобы попасть в павильон Nendo, нужно было отстоять несколько часов в очереди. Выставка была посвящена движению — и на ней не было ни одного готового продукта, только концепты и макеты. На стендах лежали прототипы трёхсторонних молний и раскручивающихся коробочек, гибких сидений, настенных паттернов. Ничто не было готовым к производству, не имело плана реализации — и всё дышало свободой и открытиями, новыми идеями и вдохновением.
Успех этой выставки — не в загадочной японской душе или особой методологии. Это результат, который получает человек, когда задаёт себе вопрос и ищет ответы: не один единственно правильный ответ, а множество вариантов. Это — то, что получается, когда человек не пытается казаться лучше и умнее других, и потому спокойно выкладывает свой мыслительный процесс и идеи для общего пользования и обогащения.
Суть дизайна — в вопросе “а что, если”, в поисках и уязвимости новых идей, в открытости и принятии многообразия возможных решений. Это — то, что культура иерархий, агрессии, неприятия инаковости неизбежно будет пытаться искоренить.
И вот я вышла из этого параллельного мира и рухнула на подвернувшийся диван. Я плакала от злости, обиды и горечи: так плакал бы ребёнок, который только к старшей школе обнаружил, что никого из его одноклассников никогда не били электрошокером, а его — два раза в неделю, для укрепления характера. И при этом от него ждут, что он составит достойную конкуренцию небитым и удивляются, что у него никак не выходит.
Наша преподавательница по проекту ломала и рвала бумажные проекты первокурсников. Мы привыкали ждать публичных унижений и насмешек, с облегчением выдыхая —“сегодня не меня”. Кто-то плакал и уходил в себя, кто-то работал больше, кто-то вставлял зубочистки в макеты, жаждая мести. Стокгольмский синдром был моим ответом — я освоилась с мыслью, что мои работы — отстой, что публичное унижение за неправильный ответ — это нормально, а если чего не знаешь — не отсвечивай, не позорься. Я считала, что именно так и выковывается характер, я видела примеры успешных студентов, обласканных профессорами. Я гордилась пережитым.
А потом я уехала учиться в Италию — и увидела, как небитые, неуниженные, незакалённые и небезжалостные играют со смыслами и формами, строят бренды и карьеры, одной левой создавая то, что нам давалось болью и кровохарканьем. Мы не смогли бы придумать то, что выставляли на Неделе Дизайна итальянцы, японцы и финны. Не потому, что тупые — а потому, что тупо страшно.
Дело не в ВУЗе или в личных качествах профессоров. Та же преподавательница учила нас важности внутренней свободы, независимости от чужого мнения, учила ловить вдохновение в музыке, искусстве, самостоятельно искать проблемы и решения вокруг нас. Проблема не в людях — они давали самое лучшее из того, что могли. Проблема в системе.
Если “бей своих, чтобы чужие боялись” — это лучшее, что мы можем дать нашим детям как культура, то про дизайн и дизайн-мышление можно спокойно забыть. Армия будет развиваться восхитительно, балет с его армейской дисциплиной и самопожертвованием — тоже, поэзия и искусство на боли и страдании только вырастут. Также можно забыть и про малый и средний бизнес с его высокими рисками и отсутствием готовых решений — зато отлично будут функционировать госкорпорации. Да, будут гении, у которых это только закалит — и их в подавляющем большинстве выудят из страны западные компании.
Что же делать?
Если мы всё-таки решаем, что искатели, изобретатели, создатели решений и прочие дизайнеры нам нужны небитыми, то не получится (да и не стоит) менять разом всю культуру. Проще принять свои особенности и учитывать их при работе.
В теории командной работы встретила термин: “psychological safety”. Это состояние, при котором каждый член команды может высказать своё мнение, идею, предложение или наблюдение, не боясь быть подвергнутым критике и осмеянию. Работа над психологическим комфортом на рабочем пространстве не противоречит работе над качеством: напротив, работающие в полную силу уверенные и спокойные люди выдают лучший результат, чем работающие в полную же силу загнанные, задёрганные, отупевшие от недосыпа и страха работники.
Ответственность образовательных учреждений я вижу в первую очередь в создании психологически комфортной среды для роста и развития. Унизить и побить есть кому и без вас.
Как создать пространство психологической безопасности
- Исходить из того, что индивидуальный опыт и особенности — не досадное отклонение от шаблона, а возможность найти новые решения. Быть любопытными к опыту других людей, задавать вопросы, разрешать разным точкам зрения соседствовать друг с другом.
- Исходить из идеи ценности и уважения к человеческой личности по умолчанию — вместо создания иерархий и выделения любимчиков.
- Относиться к ошибкам, как к части жизни и возможности обучения: планировать их появление через эксперименты, в которых последствия ошибок не будут фатальными, а участники вынесут из них уроки, а не чувство собственной никчёмности.
- Принять тот факт, что все ошибаются, и никто — ни ученики, ни профессора — не знает, какое решение единственно верное. Но бывают более и менее рабочие решения, и мы можем это измерить. И именно поэтому каждое мнение важно.
Заключение
Исходя из своего двухлетнего наблюдения за тем, как люди делают вещи в этой вашей Европе, я считаю, что пространства психологической безопасности —и есть тот недостающий кусок паззла, который позволит раскрыть наш потенциал. Как минимум — в создании концептуальных диванов и крутых инсталляций.
А также в разработке прибыльных проектов, развитии уникальных идей, принципов и технологий — и в создании общества, в котором не нужно унизить кого-то, чтобы почувствовать себя хорошо.
Но начать, как водится, всё равно придётся с себя.
