Феминизм: трудности перевода
Это начало одной дискуссии про женские права и феминизм в России и Америке, которая открыла мне глаза. Проблемы феминизма в России — это проблема переноса любой идеи с из одной культуры в другую: разница контекста.
Образ на плакате “We can do it” вдохновляет миллионы американских женщин, приводя русских женщин в тоску: могли бы мы могли сидеть дома и вышивать, а вы заставляете работать!
Бодрый клич “We can do it” превращается в вопль отчаяния: ну что ЕЩЁ мы должны делать?
Сопротивление возникает потому, что стартовые позиции (образ женщины в культуре) у нас разные. И идею о том, что женщина — это человек, нужно доносить иначе.
Европа и США: принцессы в башне и степфордские жены
В православии, в отличие от католичества, нет догмата о непорочном зачатии Девы Марии и её вознесении. В Средневековой Европе из этих догматов вырос культ Девы: образ юной девушки как чего-то хрупкого, невинного, непорочного. Культ Девы произвёл огромный пласт культуры: рыцарские романы, принцессы в башне, правила галантности; мода на корсеты, кринолины и прочие конструкции, превращвшие женщину в эфемерное создание.
Такие образы очень сильны в коллективном бессознательном — и вот уже американские женщины 50-х, попозировав на фоне военных самолётов, возвращаются на кухню в качестве дорогого аксессуара успешного мужчины.
Ежедневная укладка в парикмахерской, дети, супермаркет, готовка, встречать мужа на каблуках и не иметь мнения. Понятно почему, когда котёл взорвался, они кричали “мы можем”? Мы можем бегать ногами, работать руками, думать головой, вот мышцы, видите?
Женщина — человек, а не фарфоровая статуэтка. Работать — означало иметь права куда большие, чем у табуретки, иметь свой голос, принимать свои решения, защищать себя. И они боролись за это.
Россия: коня на скаку
В России из-за различия в церковных догматах никакого собственного культа Девы не появилось. Образы башен и принцесс проникали в культуру с Запада, через семьи аристократии, покрывая блёстками недостижимой мечты совсем другую реальность.
Русская женщина не представлялась эфемерным созданием — скорее, тягловой кобылой или жертвенным барашком. Той, кто впряжётся, когда дела совсем плохи. Так делали не только бабы с ведром — томные аристократки так же шли на жертвы, отправляясь в колонии Сибири за своими мужьями-декабристами.
Потом — война: женщины строили танки на заводах и таскали на себе раненых под обстрелом. После войны к постройке танков добавилась вторая смена дома: стирка, глажка, готовка, уход за членами семьи. Эти обязанности остались женскими, а к ним добавлялись всё новые и новые.
Никто никогда не сомневался, что женщины вывезут.
Этим женщинам не надо рассказывать, что они всё могут сами. Они знают, и это знание наполнено горечью.Видя красивые картинки зарубежных фильмов, они мечтали быть такими же хрупкими статуэтками, которых спасают принцы. Но — дома семья умрет с голоду, если не приготовить ужин, окна недомыты, кони не остановлены. И заняться этим больше некому.
Месседж феминизма в России должен бы звучать “We can avoid doing it”.
Феминизму здесь надо бы рассказывать, что за любую работу полагается вознаграждение, а служить можно не кому-то, а себе. Что можно чего-то НЕ делать. Что женщина — человек, а не расходный материал.
