(Письмо 21) Истрийские привычки: суббота в “Милане”, воскресенье у “Улисса”
Хорошо путешествовать медленно. Можно не торопясь приглядываться к новым местам, проникаться взаимным доверием, осваиваться в самом интересном переходном статусе— уже не турист, еще не местный.
Особенно это здорово, когда приезжаешь в такой старый многослойный город как Пула. Хочешь — прокладывай глубокие и далекие исторические маршруты (через венецианцев и римлян буквально до динозавров), а хочешь — выбирай один срез и пройди через весь город по австрийской Пуле 150–100 летней давности. Убираешь мысленно с дорог машины, заменяешь их дрожками, и все. Остальные детали пейзажа едва ли нуждаются в косметике: тугая синева Адриатики за стеной Арсенала, густая зелень и облупившиеся фасады офицерских вилл с высокими окнами и синими ставнями.
Сегодня идем на центральный рынок в старой части города. Здесь можно выпить отличный кофе в культовом “Милане” и полюбоваться на архитектурную сенсацию 1903 года — крытое здание рынка, построенное из стекла и металла в стиле сецессион (арнуво). Для древних каменных жилых лабиринтов старой Пулы (исторически итальянских, венецианских, римских, доримских) такое здание — неслыханное новшество. Не поставь его австрийцы посреди широкой площади с фонтанами, фонарями и кафе по периметру, получилось бы на редкость бездарно. А так создается впечатление, что старая венецианская Пула с любопытством разглядывает австрийскую — и обе дамы чудо как хороши.
Кафе “Милан” и стилистически и географически принадлежит австрийской части: легкая металлическая конструкция с прозрачными перегородками в центре площади. Каждую субботу здесь аншлаг. Субботнее утро в “Милане” — добрая традиция уже больше 25 лет среди местной интеллигенции. В рабочий день свободных столиков тоже почти нет. Большие и маленькие компании друзей, коллег, родственников встречаются здесь чтобы поговорить, посудачить, поспорить и посмеяться вместе с официантами и идущими с рынка знакомыми.
Единственный одинокий посиделец с газетой за соседним столиком подзывает официанта, чтобы расплатиться — и оказывается иностранцем-австрияком. И это расплавляет в июльском солнце последние 120 лет и дает сцене ту же самую перспективу и глубину, что и старые выбеленные солнцем камни римского периода, уложенные в основание ворот австрийской виллы в начале площади, где теперь хорватская адвокатская контора. Все здесь, никуда не ушло. Солнце движется, тень сползает с нашего столика. Пора переходить на венецианскую часть.
Вскоре после торжественного открытия здания рынка, в 1904 году, в Пуле поселилась непримечательная чета ирландцев. Скорее всего, им здесь не очень-то нравилось. Работу ирландцу обещали в Триесте, а что Пула по сравнению с Триестом. Дыра дырой. Красные шаровары и дурацкие шапочки местных, мундиры австрияков, пыльные дороги, ящерицы в каменных изгородях. Дыра. Правда, работа оставляет достаточно свободного времени, чтобы писать, да и детей у ирландцев пока нет. Дома душно, зато хорошо пишется в кафе.
Сейчас Джейм Джойс посматривает иронично на толпы туристов с террасы кафе “Улисс”, что прямо у Золотых ворот, на первом этаже бывшей языковой школы, где он преподавал английский в 1904 году. Бронзовый Джойс вернулся в Пулу уже пожилым человеком, возможно, самым известным в мире ирландцем. А тогда в молодости все только начиналось — замыслы и первые наброски “Портрета художника”, “Дублинцев”, безденежье, преподавание, и каждый день — все та же вечная Сергиева арка, Золотые ворота, по пути на опостылевшую работу.
К слову сказать, Джойсов столик на террасе никогда не пустует. Частенько там сидят люди с блокнотами, книжками, фотоаппаратами. Давай, дедушко Джойс, гений местности, помогай. Пусть у нас тоже все получится.
