— Владимир Владимирович, вы уже видели «Матильду»?
— Ещё нет, но собираюсь посмотреть в ближайшее время, перед тем, как говорить с Алексеем Учителем. Один из выпусков программы («Познер» — примеч. ред.) как раз будет посвящён той ситуации, которая сложилась вокруг фильма.
— Как вы считаете, почему сложилась такая ситуация, что привело к столь жестоким нападкам на фильм?
— Это мне представляется довольно сложным вопросом, и вряд ли на него есть однозначный ответ. С одной стороны, российское общество стало в целом довольно агрессивным. Для меня это объясняется может быть неосознанным ощущением какого-то непорядка, который существует в стране: что весь мир смотрит на Россию косо, что бывшего величия нет и не будет, что что-то безвозвратно потеряно. И это приводит к росту шовинистических, националистических, антизападных настроений. Причем в самых разных слоях общества: от писателей до рядовых работников, от высокопоставленных чиновников до учителей и так далее.
В данном случае, господин Учитель позволил себе сделать фильм, в котором он рассматривает одну из сторон личной жизни будущего императора Николая Второго (насколько я помню, роман с Кшесинской имел место пока он еще не стал императором). И с точки зрения многих людей он как бы присоединил тем самым свой голос к критикам России вообще. Он как бы говорит, что царь, простите за выражение, ходок. И это воспринимается как нападки на Россию. Я использую словосочетание «как бы» преднамеренно, потому что на самом деле Алексей Учитель вовсе не стремился к этому…
— Для них важно, что царь — святой…
— Да, так случилось, что Николай Второй, который был абсолютно бездарным человеком, который в значительной степени спровоцировал революцию своим неумением править, который своим бездарным командованием привел к гибели огромное количество российских солдат, был провозглашен РПЦ великомучеником. Конечно то, как он и его семья были убиты — абсолютное зверство. Но ведь не только они были так убиты, а миллионы людей. Так что, почему он — великомученик, а все остальные: мужчины, женщины и дети, которых точно также уничтожали во время Гражданской войны, да и после неё в сталинских лагерях — не великомученики?
— Как можно разрешить спор в данном случае? Стоит ли в угоду чувств верующих запрещать фильм?
— Запрещать категорически нельзя — это мы уже проходили, запреты ни к чему не приводят. Более того, они возбуждают особый интерес и являются по сути мощной рекламой. Единственный способ бороться — путем развенчивания мифов, образованием.
И позиция РПЦ играет чрезвычайно важную роль. Мне кажется, было бы правильно, если бы церковь призвала свою паству быть более терпимой. Ну не ходите, не смотрите — но угрожать тем, кто собирается показывать этот фильм и доводить дело до того, что какие-то киносети отказываются от проката, беспокоясь за безопасность своих зрителей? Для меня происходящее вокруг этого фильма — очень яркий показатель того, что происходит сегодня в российском обществе. И, говоря совершенно откровенно, то что происходит — особой радости не вызывает.
— Мы недавно говорили с православными активистами, которые выступают против фильма. Они пугают революцией в случае, если «Матильда» выйдет на экраны.
— Думаю, речи о революции полная ерунда. И, кстати, недавно же задержали участников одной из этих организаций. Это правильно, это разумное действие. Когда люди считают, что могут безнаказанно делать что хотят — они это и делают. Но когда они начинают понимать, что это не пройдет — задумываются. Фильм будет показан, и в этом нет никаких сомнений. И наверняка будут какие-то эксцессы. Но попытки пугать общество вряд ли к чему-то приведут.
— Это ведь уже не первые активные выступления христиан в России против искусства. Происходит ли подобное в других странах или это тенденция присуща только нашему обществу?
— Конечно, такие проявления есть — но в основном у мусульман, при чём не у всех. У так называемых радикальных мусульман разрушение памятников искусства или вообще искусства, которое с их точки зрения является оскорбительным — самое милое дело. И в нашей стране такие же радикальные, только православные, делают то же самое.
Бывают, конечно, и совершенно неожиданные вспышки крайних религиозных проявлений, но все-таки довольно редко. В частности, они возникают в Америке и касаются разных вещей, не только искусства. Но по регулярности, с которой выступления проходят у нас, я могу сравнить их только с тем, что происходит в мире радикального ислама.
— Как мы перешагнули из атеистического Советского Союза в радикальное православие?
— Это очень интересный вопрос… Если вы помните, Борис Ельцин очень много лет был атеистом, коммунистом, причем высокопоставленным. А когда стал президентом, начал появляться с патриархом, ходить на пасхальные и рождественские богослужения и так далее. Для чего это делалось? Я разговаривал с ним, в частности, на эту тему — он очень неохотно отвечал.
Тем не менее, понятно, что как Ельцин видел, так и Владимир Путин видит в церкви объединяющую силу. Как и Сталин, который во время Великой Отечественной войны выпустил церковь. Он понимал, что она необходима в такой кризисной ситуации, особенно какая была в начале, когда сотни тысяч попадали в плен.
Распад СССР нанёс колоссальный удар по вере людей. Подавляющее большинство граждан были патриотами Советского Союза. Я уже не говорю о том, что 25 миллионов русских оказались за границей. Страна разделена, и церковь может помочь, видимо, с точки зрения руководства сыграть объединяющую роль.
Ну а пример заразителен — если президент верует, если всячески подчеркивается значение церкви, патриарха, то для людей, особенно растерянных, которые не очень понимают, что происходит и что будет завтра, потерявших веру, возможность приобщиться к ней очень важна. Конечно, я ни одной минуты не верю, что многие из тех, кто называет себя православными, являются таковыми. Я абсолютно убежден, что если бы резко всё изменилось и завтра вернулся бы атеистический Советский Союз, то они были бы такими же ярыми атеистами, какими ярыми православными являются сегодня. Это всё из области политической необходимости. Хотя, конечно, люди могут постепенно приходить к вере, это бывает. Но не в таком массовом порядке.