Гражданская Война В США — Краткий Обзор

12 апреля 1861 года началась самая кровопролитная война за всю историю Соединенных Штатов Америки. Война, унесшая жизни более 620 тыс. убитых, и изувечившая 412 тыс. человек. Это была не только самая кровопролитная война за все время существования США, не только первая и единственная крупномасштабная междоусобица, охватившая всю заселенную белыми часть Америки от Атлантического побережья на востоке до Великих равнин на западе, от Вермонта на севере до мексиканской границы на юге. Это была великая катастрофа, коренным образом изменившая лицо тогдашних Соединенных Штатов, уничтожившая целую цивилизацию, «унесенную ветром» этой войны, заложившая основы новой Америки, включая ее политическое устройство, экономику, психологию и менталитет ее граждан.

Известный американский историк Шелби Фут, автор трехтомного труда по истории гражданской войны в США, труда, который считается классическим, так ответил в одном интервью на вопрос о значимости этого события для истории Америки: «Любое понимание этой нации должно основываться, я имею в виду по-настоящему основываться, на изучении гражданской войны. Я совершенно в этом уверен. Она определила нас. Революция внесла свою лепту. Наше участие в европейских войнах, начиная с I мировой войны, также внесло свою лепту. Но гражданская война сделала нас такими, какие мы есть, определила наши хорошие и плохие стороны, и, если вы собираетесь постичь американский характер 20-го века, вам совершенно необходимо изучить великую катастрофу века 19-го. Это был перекресток нашего бытия, и этот перекресток был адским».

Предпосылки Гражданской Войны

В 1805 году Джефферсон впервые заговорил об «империи свободы» с обширными землями, предназначенными для добродетельных фермеров-республиканцев. А в 1845 году журналист Джон О’Салливан написал «Манифест предопределенной судьбы», в котором оправдывал захват новых территорий в интересах американского народа. Позже в 1840-х годах возникло движение «Молодая Америка»; его участники рассматривали Соединенные Штаты как модель нового мира, реформированного в соответствии с республиканскими идеями. И все эти горячие, честолюбивые планы основывались на тезисе о превосходстве Америки — культурном, социальном, политическом и расовом — и на осознанной (и предопределенной свыше) необходимости национального роста.

Увы, бывает порой так, что мечты сбываются, но результаты больше смахивают на ночной кошмар. Во второй половине 1840-х годов территория республики и вправду стремительно расширялась, но вот сказать с определенностью, в чьих интересах (и к чьей пользе) это происходило, было весьма затруднительно. На протяжении пятнадцати лет нация пережила целый ряд кризисов (они следовали один за другим и год от года становились все более опасными), расколовших население страны на два враждебных лагеря и полностью парализовавших работу правительства. Причиной тому послужила проблема, которая вначале не вызывала особых опасений, но на поверку оказалась практически неразрешимой. Формулировалась же она достаточно просто: усиление рабства в быстро растущей нации. Со временем светлые мечты о расширении государства обернулись катастрофическими потерями.

Спорный курс, который избрали Соединенные Штаты, в самом начале был отмечен безусловным триумфом на юго-западе. Но прошло совсем немного времени, и радостное приобретение — новая звездочка на государственном флаге — принесло новые, весьма болезненные шрамы на теле нации.

Мексиканская война

С 1824 года Мексика широко использовала американских иммигрантов в процессе освоения техасских земель. Молодая республика с готовностью участвовала в этом широкомасштабном проекте. В 1835 году в Техасе уже проживали 30 тыс. американцев (и их рабов), числом намного превосходя мексиканское население. Освоившись, американцы решили добиваться автономии. В 1836 году переселенцы объявили о независимости, и это стало началом войны с Мексикой. Вооруженный конфликт начался для мятежников неудачно: в марте 1836 года они потерпели сокрушительное поражение близ форта Аламо на реке Сан-Антонио. Но уже в апреле американские войска под командованием Сэма Хьюстона взяли реванш, разбив мексиканцев под Сан-Хасинто. Вскоре после того был заключен мирный договор (хотя мексиканское правительство и отказалось официально его ратифицировать), который даровал желанную независимость американским переселенцам. Техасцы стремились узаконить свое положение и войти в Соединенные Штаты в качестве одного из штатов. Но антирабовладельческая фракция Конгресса опасалась, что появление еще одного рабовладельческого штата нарушит внутригосударственный баланс в пользу Юга. Поэтому вопрос о присоединении Техаса откладывался почти на протяжении десяти лет. Лишь в 1845 году — после ряда маневров, предпринятых правящей демократической партией — Техас вошел наконец в состав США на правах рабовладельческого штата. Президент Джеймс К. Полк, ярый сторонник экспансионистской политики, был не прочь присоединить и другие территории. С этой целью он направил своего эмиссара в Мехико — узаконить свершившуюся аннексию и, возможно, договориться о покупке новых земель. Однако мексиканское правительство отказалось от предложения президента.

Потерпев неудачу в переговорах, Полк решил прибегнуть к силовому давлению. Генерал Закари Тейлор получил приказ пересечь реку Нуэсес, вторгнуться на спорную территорию и спровоцировать вооруженное столкновение с мексиканскими войсками, что и было исполнено незамедлительно. Полк обвинил соседей в нарушении государственной границы США, и в мае 1846 года Конгресс официально объявил войну Мексике. Далее события развивались с устрашающей быстротой. Войска генерала Тейлора форсировали реку Рио-Гранде и захватили город Матаморос. Вслед за этим они напали на Монтеррей и, продвинувшись на юг, разбили мексиканские силы под Буэна Вистой. В то же время полковник Стивен У. Кирни выступил со своим отрядом из Канзаса в направлении Санта-Фе и захватил часть территории Нью-Мексико. Затем войска Кирни проследовали до побережья, где объединились с Тихоокеанской эскадрой США и группой повстанцев под предводительством Джона Ч. Фремонта. К январю 1847 года им удалось захватить контроль над всей Калифорнией. В марте того же года войска генерала Уинфилда Скотта захватили Веракрус и направились на запад, в сторону Мехико. В сентябре 1847 года мексиканцы вынуждены были сдать свою столицу и подписать договор Гваделупа — Идальго. В начале 1848 года война завершилась.

Многие американцы радостно приветствовали бурный рост государства, однако раздавались и недовольные голоса. К примеру, Эмерсон предсказывал победу Соединенных Штатов над Мексикой, но предупреждал, что американскому народу придется заплатить дорогую цену за эту победу. «…Как если бы человек проглотил дозу мышьяка, погибельную для его организма. Мексика отравит нас». В погоне за вожделенными землями американцы уподобились средневековому алхимику, который вместо долгожданного «философского камня» изобрел смертоносный яд. По словам современного историка Уильяма Уисека, Соединенные Штаты стремились достичь внутреннего мира, решая спорный вопрос рабства через «секционные сделки» с четко очерченными границами. Первую такую попытку Конгресс сделал в 1820 году, приняв так называемый «Миссурийский компромисс». Этот документ запрещал рабство на всех территориях, образовавшихся в результате приобретения Луизианы к северу от воображаемой линии 36° 30 . Беда в том, что таким образом — просто проведя воображаемую линию в пространстве — проблему рабства удавалось разрешить лишь в теории, поскольку само пространство оставалось прежним (по крайней мере, еще на протяжении четверти века). Если задаться вопросом, что помешало сработать старым испытанным рецептам и едва не разрушило национальный дом, ответ прозвучит несколько неожиданно: именно внезапный и стремительный рост государства. Как объясняет все тот же Уисек, «гражданская война почти наверняка не разразилась бы — уж во всяком случае этого не случилось бы в 1860 году, — обсуждайся вопрос о рабстве в условиях стабильной, сохраняющей прежние границы нации».

Так или иначе, в 1848 году республика, занимавшая практически целый континент и все еще помышлявшая о дальнейшем росте, вынуждена была задуматься: что же ей делать с этими новыми землями? Некоторые полагали достаточным запретить рабство на территории, приобретенной в результате «мексиканской уступки». Другие ратовали за «свободную землю» на всей площади Соединенных Штатов. Были и те, кто предлагал продлить «границу свободы», проходившую вдоль 36-й параллели, дальше на запад, до самого океана. Большинство южан настаивали на том, что граждане имеют право перевозить свою собственность (включая «живую собственность», т. е. рабов) в любую точку государства. Сторонники «народного суверенитета» считали, что вопрос рабства должен решаться не на федеральном уровне, а непосредственно в легислатурах штатов. Существовала также небольшая группа радикальных аболиционистов, требовавших немедленной отмены рабства на всей территории Соединенных Штатов. В последующее десятилетие споры по этому животрепещущему вопросу становились все более ожесточенными. Парадокс заключался в том, что по мере того как площади плодородных земель расширялись, почва для компромисса безнадежно сужалась.

Компромисс 1850 года

Начнем с того, что необъятные просторы, свалившиеся на голову американцев, сами по себе представляли серьезную проблему. К тому же ситуация осложнялась массовыми перемещениями больших групп людей на эту территорию. В июле 1847 года группа из 150 мормонов под предводительством Бригема Янга двинулась вдоль северо-восточной границы Большого Бассейна. Достигнув берегов Большого Соленого озера, Янг объявил, что «это то самое место», где подвергавшиеся гонениям члены церкви обретут наконец мир и покой. Тысячи пионеров-мормонов со всей страны потянулись в «землю обетованную». Американцы с тревогой наблюдали, как территория Юты на Западе быстро заполняется религиозными радикалами, которых на Востоке посчитали чересчур уж опасными.

А на Тихоокеанском побережье разнообразные общины росли, как грибы, и привлекала их мечта скорее о земных благах, чем о загробной награде. В январе 1848 года в предгорьях Сьерра-Невады обнаружили золото, и сюда хлынул поток искателей счастья. За два года «золотой лихорадки» население Калифорнии увеличилось с 14 тыс. до 100 тыс. человек. За каких-нибудь 8 лет маленький заштатный Сан-Франциско, где проживали всего 200 человек, вырос в полноценный город с 50-тысячным населением. Налицо были все признаки экономического расцвета. В социальном плане регион тоже изменился: здесь появилось множество европейцев, мексиканцев, китайцев и представителей коренного населения. Но важнее всего оказались политические последствия быстрого развития Калифорнии: очень скоро население выросло настолько, что у региона появились реальные надежды на включение в состав США на правах самостоятельного штата.

Республиканская верхушка весьма благосклонно отнеслась к подобному намерению. Дело в том, что в Калифорнии никогда не существовало рабства. Таким образом, с ее вхождением в состав республики устанавливалось исключительно удобное соотношение: 15 свободных штатов на 15 рабовладельческих. Вслед за тем к Соединенным Штатам присоединились территории Орегона, Юты и Нью-Мексико, что обещало новые изменения во внутригосударственном балансе. В конце концов сенаторы Генри Клэй (Кентукки) и Стивен Э. Дуглас (Иллинойс) разработали целый пакет предложений по наболевшему вопросу о рабстве и в июле 1850 года представили их на рассмотрение Конгресса. Хотя целиком законопроект был отклонен, но пять важнейших статей конгрессмены рассматривали отдельно и в сентябре 1850 года одобрили. Во-первых, решено было принять Калифорнию в состав США на правах свободного штата. Во-вторых, на территории Юты и Нью-Мексико устанавливался принцип народного суверенитета, при котором население штатов получало право самостоятельно решить их судьбу (обе новые территории сделали выбор в пользу рабовладения). В-третьих, законопроект определил границы штата Техас. В-четвертых, конгрессмены своим решением запретили работорговлю (но не рабовладение) в округе Колумбия. И в-пятых, Конгресс гарантировал защиту имущества рабовладельцев со стороны федеральных властей.

Последняя мера обеспечивалась принятием закона о беглых рабах, вызвавшего горячие споры у американцев. По словам Филипа С. Фонера, данное постановление превратило федеральное правительство в активного охотника на чернокожих беглецов. Федеральные уполномоченные рассматривали претензии рабовладельцев, они же назначали маршалов, в чьи функции входило задержание беглых рабов. По ходу дела маршалы могли обратиться за помощью к любому гражданину; тех, кто отказывал им в содействии, ожидали денежные штрафы или тюрьма. Для того чтобы организовать погоню за беглецом, от владельца требовалось лишь устное или письменное подтверждение владения этим рабом. Далее уполномоченный решал дело самостоятельно, без привлечения судебных властей. Причем практика показывала, что жалование уполномоченных напрямую зависело от характера решений, которые они принимали. В том случае, если раба возвращали хозяину, оно практически удваивалось. Арестованные беглецы никак не могли свидетельствовать в свою пользу или защищаться каким-либо другим способом. Вот как выглядел принятый республиканцами «Компромисс 1850 года».

Хотя закон о беглых рабах был выдвинут сторонниками ограниченной власти правительства, он оказался одним из самых авторитарных федеральных законов за всю историю Соединенных Штатов. Такое злоупотребление властью вызвало бурю негодования у американцев. В 1850–1856 годах федеральные чиновники задержали 200 человек, подозреваемых в побеге. Причем, как скоро выяснилось, закон был направлен в первую очередь против свободных штатов. Северные реформаторы обличали творившееся безобразие как узаконенное похищение. Они организовывали комитеты по спасению чернокожих, которые препятствовали арестам и несправедливым разборам дел. Некоторые северные легислатуры приняли «акты о личной свободе», блокирующие действие закона. Некоторые чернокожие американцы вынуждены были эмигрировать из страны, опасаясь за свою безопасность. А среди женщин-северянок нашлась одна, которая не осталась безразличной в условиях нового национального кризиса и решила бороться с творящейся несправедливостью при помощи пера.

Хижина дяди Тома

Гарриет Бичер-Стоу была дочерью конгрегационалистского пастора Лаймана Бичера. Выросшая в семье, где большое значение придавалось общественному долгу, девушка горячо переживала социальную и моральную несправедливость, проистекающую из института рабства. Ее отец являлся президентом Лейновского теологического семинара в городе Цинциннати, где собирались на диспуты сторонники аболиционизма. От рабовладельческого штата Кентукки их отделяла лишь река Огайо, и не раз Гарриет оказывалась свидетельницей драматических обстоятельств погони за чернокожими беглецами. Эти душераздирающие картины вкупе с изучением трактатов таких известных реформаторов, как Лидия Мария Чайлд и Фредерик Дуглас, сформировали мировоззрение будущей писательницы.

Сама Стоу рассказывала, что однажды во время церковной службы на нее вдруг снизошло озарение: ей привиделся образ доброго, набожного раба, от которого она уже не могла избавиться. Она начала делать наброски, которые в конце концов вылились в книгу под названием «Хижина дяди Тома». В центре романа — немолодой уже негр, стоявший во главе черной общины до тех пор, пока его не разлучили с семьей и не отправили «вниз по реке» к новому злобному хозяину. Пройдя через множество испытаний, Том обретает наконец избавление — но, увы, не через освобождение, а через смерть. На страницах книги мы встречаемся и с другими персонажами. Среди них молодая женщина, которая бежит с плантации в поисках свободы; страстный мужчина, грезящий о черной республике; озорная девчонка, пренебрегающая правилами приличия и шокирующая окружающее общество. И все они вынуждены жить в мире, принадлежащем белым людям. Они очень разные, эти белые: некоторые из них оправдывают рабство, другие осуждают, есть и те, кто не определился с собственным отношением к проблеме.

Именно разнообразие и непохожесть характеров придают роману Стоу размах. Говоря о достоинствах книги, необходимо также отметить сложную, неоднозначную идеологическую позицию автора. Она не удовлетворяется простым противопоставлением добродетельных северян аморальным южанам: так, например, самый неприятный герой в книге — низкий и злобный хозяин Саймон Легри, выходец из Новой Англии. Гарриет Бичер-Стоу настойчиво пыталась довести до читателей две непреложные, с ее точки зрения, истины: во-первых, что рабство есть несомненный грех, который требует немедленного покаяния; и во-вторых, что грех этот лежит на совести всего народа. Она неоднократно указывала на сопричастность северян к тому злу, что творится на Юге. Так и кажется, будто писательница вознамерилась высечь всю нацию целиком, и перед ее гневом никто не может себя чувствовать безвинным праведником. Стоу решительно заявляла: только совместным трудом, объединившись в едином порыве, граждане Америки — независимо от того, где они проживают, на Севере или на Юге, — смогут наконец покончить с этим ужасным социальным злом. Причем исходный импульс этого движения будет исходить не с рыночных площадей и не из присутственных собраний, где всем заправляют мужчины. Нет, спасение придет из тесного домашнего круга, где благодаря женскому влиянию царит атмосфера любви и веры. Женская власть, полагала писательница, не должна ограничиваться пределами женского очага и воспитания потомства. Ее предназначение — распространиться на весь мир и переделать его к лучшему.

Роман Бичер-Стоу был издан в 1852 году и сразу же завоевал небывалую популярность. В первый год после его выхода в свет было продано свыше 300 тыс. экземпляров. Он стал первым американским романом, который преодолел рыночную планку в миллион экземпляров. По мотивам романа был поставлен спектакль, с успехом прошедший во всех северных штатах. Мысль о той угрозе, которую институт рабства несет республиканским и христианским идеалам, не оставила американцев равнодушными — книга Стоу вызывала в сердцах читателей боль, страх и ярость. Один из чикагских обозревателей выразил надежду, что роман «окажет благотворное влияние на борьбу за человеческие права и поможет покончить с угнетением миллионов наших сограждан».

Стоит ли говорить, что жителей южных штатов роман поверг в шок. И книгу, и саму писательницу подвергли осуждению и осмеянию. Говорили, что Стоу — оголтелая экстремистка, которая лжет без зазрения совести, пытаясь опорочить весь Юг, его народ и вековой уклад жизни. Южане были страшно озабочены тем, что столь бессовестная ложь пользуется такой популярностью в северных штатах. Они считали недопустимым, чтобы хрупкое равновесие, с таким трудом установленное в государстве, оказалось под угрозой. Тем более обидно, что причиной послужил не важный правительственный акт, а какая-то вздорная книжонка. Возмутительно! В 1863 году президент Авраам Линкольн встретился с Гарриет Бичер-Стоу и обратился к ней с такими словами: «Так, значит, вы и есть та маленькая хрупкая женщина, чья книга стала причиной большой войны?»

Гражданская война в Канзасе

В 1854 году Конгресс принял закон о Канзасе и Небраске, проект которого подготовил Стивен Дуглас, сенатор от Иллинойса. Этот билль поделил бывшую индейскую территорию на две части — Канзас и Небраску. Конгрессмены надеялись, что вхождение новых территорий в Союз не слишком ухудшит секционный баланс. Закон был составлен таким образом, что оставлял возможность установления рабства в новообразованных землях, несмотря на то, что они лежали к северу от линии 36° 30 . Принятый в окончательной редакции закон фактически отменял «Миссурийский компромисс» 1820 года. Не сумев прийти к единому мнению в отношении рабовладения на вновь образованных территориях, федеральное правительство остановилось на варианте «народного суверенитета», то есть переложило решение вопроса на плечи местных легислатур. Дуглас стремился как можно скорее заселить новые земли, что позволило бы приступить к прокладке трансконтинентальной железной дороги на Тихоокеанское побережье. Восточный же терминал в одном из вариантов планировалось расположить в Чикаго, в родном штате самого сенатора Дугласа.

И действительно, освоение новых земель происходило довольно энергично, но далеко не так мирно и упорядоченно, как мечталось Дугласу. С самого начала процесс заселения Канзаса спонсировался рядом организаций — как аболиционистских, так и защищавших рабство. В обстановке горячих споров прошла серия выборов, в результате которых образовалось два территориальных правительства — одно из них было за рабство, другое категорически против. Две группы лидеров, два набора законов, два различных проекта местной конституции: разделение зашло настолько глубоко, что весной 1858 года вылилось в вооруженные столкновения между представителями антагонистических лагерей. Разразилась настоящая гражданская война, вошедшая в историю под названием «Кровавый Канзас». В мае случился печально знаменитый инцидент, когда аболиционист Джон Браун провел карательный рейд против рабовладельческого поселения Поттаватоми, убив пять человек. Эта история, известная в народе как «Резня в Поттаватоми», еще больше обострила конфликтную ситуацию и повлекла за собой многомесячную партизанскую войну среди канзасцев. Печальный итог идейного противостояния — 200 человек убитыми и убытки на 2 млн долларов вследствие поджогов и разрушений, неизбежных в военное время.

Насилие проложило себе дорогу и в коридоры Конгресса. 20 мая сенатор от Массачусетса Чарльз Самнер выступил на заседании с резкой критикой своих коллег — защитников рабства. В числе прочих нападкам подвергся сенатор от Южной Каролины Эндрю Батлер. Два дня спустя племянник Батлера по имени Престон Брук, являвшийся членом палаты представителей, затеял ссору с Самнером по поводу оскорбительных замечаний, которые тот себе позволил. Словесная перепалка переросла в рукоприкладство, в ходе которого Брук сломал трость о голову своего оппонента. Смертельно обиженный Самнер покинул свой пост в сенате и два с половиной года не соглашался возвращаться. Палата представителей осудила поведение вспыльчивого Брука, лишила его поста и отослала обратно в Южную Каролину. Зато дома он сразу же превратился в героя: восторженные южане подарили ему новую трость и на ближайших же выборах снова избрали своим представителем в Конгресс.

В атмосфере всеобщего противостояния, царившей в Канзасе, президент Франклин Пирс и его преемник Джеймс Бьюкенен открыто встали на сторону защитников рабства. Однако выборы, прошедшие в Канзасе в 1858 году, продемонстрировали, сколь решительно основная масса переселенцев отвергает идею рабства. В связи с тяжелой ситуацией, сложившейся в Канзасе, конгрессмены не спешили принимать эту территорию в состав Союза. Лишь в 1861 году, когда разразилась гражданская война, Канзас вошел в состав США на правах свободного штата.

События, происходившие на этой территории, раскололи нацию на два враждебных лагеря. «Народный суверенитет» не пользовался доверием, ибо было ясно, что это не более чем удобный инструмент в руках президентов и южных лидеров, во что бы то ни стало желавших насадить рабство в Канзасе, пусть даже вопреки воле большинства. Этот спор нанес серьезный урон партии вигов, и без того ослабленной ренегатством некоторых своих членов, вставших на антирабовладельческую позицию. Полемика расколола демократическую партию и ослабила ее позиции в обществе. Все больше северян рассматривали демократов как прислужников южной «рабовладельческой власти», которая, судя по всему, плела нити заговора с целью завладеть новыми землями и насадить там систему рабства. Воспользовавшись затруднениями политических оппонентов, республиканская партия быстро набирала силу. Она поддерживала правительственную программу по развитию экономики. Республиканские лидеры с жаром защищали «свободный труд», пропагандируя усердную работу, открывающиеся экономические перспективы и социальную мобильность. Республиканцы ратовали за «свободные штаты», требовали запретить распространение рабства на новых территориях. Впервые в истории Америки сложилась такая ситуация, когда основная политическая партия открыто выступала против системы рабовладения.

Дело Дреда Скотта

В самый разгар беспорядков в Канзасе судебная власть попыталась внести свою лепту в решение вопроса о рабстве. До середины 1850-х годов Верховному суду не приходилось рассматривать вопросы, связанные с рабством на новых территориях.

Впервые такая возможность возникла, когда в Верховный суд было передано дело, до того рассматривавшееся в Миссурийском суде, по иску некоего раба Дреда Скотта.

Хозяин Скотта вывез его из Миссури в Иллинойс. Некоторое время они проживали там, затем переехали на висконсинскую территорию и в конце концов снова вернулись в Миссури. Скотт при поддержке белых реформаторов потребовал признать себя свободным человеком — на том основании, что проживание в свободном штате и на свободной территории дает ему такое право. В низшей инстанции решение было вынесено в пользу Дреда, но затем высший суд Миссури отменил его. В 1856 году дело поступило на рассмотрение в Верховный суд США, и в марте 1857 года суд вынес свое постановление.

Провозглашалось, что ни один чернокожий — будь он рабом или свободным — не может являться гражданином Соединенных Штатов. Главный судья Роджер Б. Тэни доказывал, что черные «представляют собой существа низшей расы, (которые) не могут претендовать на почтенные права белых». Судья Питер У. Дэниел пошел дальше, он заявил, что черные — особая группа людей, исключенная из «семьи наций», и бессмысленно даже вести речь об их американском гражданстве. Развивая свою мысль логически, судья объявил рабов собственностью белых хозяев. В силу Пятой поправки Конгресс не может нарушать имущественные права собственников (в данном случае белого рабовладельца) без соответствующего решения суда. Принятый в 1820 году «Миссурийский компромисс» уже и так лишил граждан их собственности на указанных территориях. В свете принятого закона о Канзасе и Небраске Конгресс признает «Миссурийский компромисс» устаревшим и властью Верховного суда впредь аннулирует его действие.

Так что же, федеральная легислатура не имеет права исключить рабство на означенных территориях? Может, такой властью обладают легислатуры самих территорий? Судья Тэни отвечал на этот вопрос отрицательно. Все дело в том, что ни федеральное правительство, ни местные легислатуры не могут покушаться на имущественные права рабовладельцев. Концепция «народного суверенитета» носила весьма спорный характер: жители конкретных территорий могут обсуждать рабовладение, но не отменять рабство.

Оставался невыясненным еще один вопрос — о полномочиях правительств штатов. Имеют ли право они отменить рабство в пределах своих штатов? Известно, например, что легислатуры Нью-Йорка и Массачусетса запретили рабовладение на своей территории. Выходит, они превысили свои полномочия и нарушили Пятую поправку? Следовало ли аннулировать их антирабовладельческие законы? Правосудие на сей счет молчало, но простая логика, похоже, подсказывала, что никакая легислатура не имеет права вступать в противоречие с Пятой поправкой. Таким образом, выходило, что рабство обладало надежной защитой государства, в то время как позиции свободы оставались весьма шаткими.

Жители южных штатов радостно приветствовали решение по делу Дреда Скотта, вынесенное членами Верховного суда (кстати сказать, большинство судей и сами были южанами). Северяне, в свою очередь, сомневались в «продуманности» решений суда, касавшихся американского гражданства, имущественных прав и полномочий легислатур. Наблюдатели предсказывали, что в ближайшем будущем Верховному суду придется неоднократно рассматривать дела, связанные с рабами и рабством как таковым. И, возможно, в следующий раз суд выскажется более определенно по поводу полномочий легислатур штатов. Южные штаты рассчитывали на незыблемость как состава Верховного суда, так и его позиций. Северяне же, напротив, надеялись на изменения. Их партии следовало усилить свое положение и, заручившись поддержкой населения, провести новые успешные выборы. Если у кормила власти будут стоять президент-республиканец и республиканский сенат, они сумеют сформировать новый состав суда, который впредь будет принимать справедливые решения.

Рейд Джона Брауна

Правительства штатов высказали свое мнение по вопросу о рабовладении. То же самое сделали Конгресс, президент и Верховный суд страны. С точки зрения одного человека по имени Джон Браун, официальные власти сделали все, чтобы рабство и дальше спокойно процветало, в то время как ростки свободы всячески подавлялись и выпалывались. Судя по всему, бесполезно было ждать благоприятного решения, поскольку официальные лица сами себя поставили вне закона бесчестной сделкой с «рабовладельческой властью». В таких условиях, посчитал Браун, будет справедливо опереться на собственные силы. Он намеревался, ни много ни мало, искоренить грех рабства и восстановить свободу в Америке.

После того как вооруженные стычки в Канзасе затихли, Браун вернулся на Восток и приступил к планированию дальнейших действий. Он задумал нанести удар в самое сердце ненавистного врага, организовав военную вылазку в глубь Юга. Финансировали операцию северо-восточные аболиционисты — члены подпольной организации «Тайная шестерка». Собрав группу из 20 единомышленников, как и он, преданных идеалам свободы, Джон Браун планировал организовать вооруженные выступления рабов (фактически восстание) во всех южных штатах. Главную базу он намеревался устроить на берегу реки Потомак, на границе штатов Виргиния и Мэриленд. Брауну и его группе предстояло овладеть военным арсеналом Соединенных Штатов в Харперс-Ферри с тем, чтобы захваченным оружием вооружить восставших рабов. После успешного завершения восстания Браун предполагал возвратиться на свою базу и готовиться к новому наступлению на ненавистную систему рабовладения.

Операция началась 16 октября 1859 года. Как и планировалось, группа Брауна захватила арсенал и с оружием на руках стала дожидаться подхода рабов с окрестных плантаций. Тем временем местные жители тоже не дремали. Они окружили арсенал и стали обстреливать засевших там мятежников. Вскоре подтянулась морская пехота под командованием полковника Роберта Э. Ли. Опытные пехотинцы быстро справились с заговорщиками: кого-то убили, остальных, в том числе и самого Брауна, захватили в плен. Власти предъявили Джону Брауну обвинение в измене против штата Виргиния и заговоре с целью поднять восстание рабов. В начале ноября состоялся суд, который приговорил его к смертной казни через повешение. В ожидании смертного часа Браун писал из тюремной камеры: «Я, Джон Браун, и посейчас совершенно убежден в виновности этой преступной земли, и вину эту можно смыть только кровью». Приговор был приведен в исполнение 2 декабря 1859 года.

В северных штатах это событие вызвало небывалый всплеск сочувствия и скорби. Казнь Брауна ознаменовалась прошедшими в различных городах митингами, горестными речами и тихими церемониями. Их участники признавали, что, возможно, методы Брауна чересчур жестоки, зато цели достойны всяческого подражания. Этот человек, заявляли одни, не просто исповедовал высочайшие гуманные принципы, но и попытался воплотить их в жизнь. Для других Джон Браун был прежде всего борцом с рабовладельческой властью. Остальные считали, что он мужественно пожертвовал жизнью во имя освобождения четырех миллионов рабов.

В то время как Север предавался скорби, Юг содрогался. Как возможно, недоумевали южане, чтобы толпы народа превозносили столь явного безумца? Ведь Браун был убийцей и мятежником, представлявшим угрозу для безопасности всей страны! И тем не менее жители Бостона, Нью-Йорка и Филадельфии восторженно восславляли его жизненные принципы и бунтарские поступки. Их нелепый гротескный траур лишний раз подчеркивал, насколько враждебную позицию занимали северяне по отношению к Югу: любые проблемы и неурядицы южан вызывали у них злорадное ликование. Можно ли после этого сомневаться, что страна фактически поделена на две нации, не имеющие ничего общего между собой? И какие еще нужны доказательства тому, что все северяне — и ярые аболиционисты, и «умеренные» республиканцы, да и простые обыватели — во имя собственных интересов плетут нити заговора с целью разрушить саму основу жизни американского Юга? В таких условиях южанам не пристало проявлять слабость и нерешительность. Настало время сомкнуть ряды, чтобы всем миром противостоять северной угрозе. Как декларировала статья в выходившей в Атланте газете «Конфедерация»: «Каждый человек из нашей среды, который не разделяет убеждения (и смело не заявляет о том), что рабство является общественным, моральным и политическим благодеянием, будет почитаться нашим врагом».

Выборы 1860 года

В такой сложной и взрывоопасной обстановке американцам предстояло избирать главу исполнительной власти. Неудивительно, что президентские выборы 1860 года поделили всю страну на два враждебных лагеря. На сей раз в соревновании участвовали не два, а целых четыре претендента. И северяне, и южане выставили по два кандидата. Лишь один из четырех официальных соискателей проводил предвыборную кампанию в обоих регионах. Другими словами, национальное решение принималось секционным путем.

Ряды демократической партии были безнадежно разобщены все тем же вопросом о рабстве на западных территориях. Сенатор Джефферсон Дэвис из Миссисипи призывал членов партии встать на защиту рабовладения. В то же время сенатор Стивен Дуглас настаивал на варианте «народного суверенитета». Загнанные в тупик и окончательно запутавшиеся демократы в конце концов разбились на два лагеря — каждый со своей программой и со своим кандидатом в президенты. Южные демократы выставили в качестве своего избранника Джона К. Брекенриджа.

Ставленником северных демократов стал Стивен Дуглас, который, тем не менее, рискнул провести кампанию и в южных штатах.

Третий кандидат — Джон Белл из Теннесси — представлял умеренных южан из пограничных штатов и ратовал за компромиссное решение вопроса о рабстве.

Республиканцы также делали ставку на умеренность и сдержанность. В этом отношении наиболее подходящим кандидатом казался Авраам Линкольн, который впервые заявил о себе (впрочем, неудачно) два года назад на сенаторских выборах в Иллинойсе.

Линкольн был человеком весьма скромного происхождения, что сближало его с многотысячной армией простых рабочих и фермеров. Он родился и вырос на Среднем Западе, что позволяло ему представлять два важнейших штата — Иллинойс и Индиану. В злободневном вопросе о рабовладении Линкольн занимал весьма осторожную позицию, препятствуя распространению рабства на западные территории, но признавая его право на существование в южных штатах. И наконец Линкольн был относительным новичком на политической арене страны, не отягощенным никаким компрометирующим багажом.

Платформа республиканцев, по сути, совпадала с позицией Линкольна по вопросу о рабстве. Желая откреститься от воинствующих радикалов, партия осудила эскападу Джона Брауна как «тяжелейшее из преступлений». Для оживления экономики после депрессии 1857 года республиканцы планировали энергичное вмешательство на федеральном уровне, включавшее в себя введение протекционистских тарифов, закон о гомстедах (бесплатных земельных участках) и усовершенствование транспортной системы. Партия надеялась, что подобный комплекс мер обеспечит успешный выход из кризиса, по крайней мере, на востоке и северо-востоке страны.

Результаты выборов оказались благоприятными для республиканцев, но весьма тревожными для нации в целом. Линкольн получил почти 60 % голосов коллегии выборщиков и чуть менее 40 % голосов всех избирателей. Безусловное поражение он потерпел в коллегии выборщиков от южных штатов, что неудивительно, учитывая, что в десяти южных штатах его фамилия вовсе не была внесена в список кандидатов. Таким образом, Линкольн стал президентом меньшинства (если говорить о народном голосовании) и секционным президентом (по результатам голосов, поданных в коллегии выборщиков). В целом можно констатировать: электорат Линкольна обеспечил победу на выборах, но оказался недостаточным, чтобы считать его всенародным избранником.

Для южан результаты выборов 1860 года стали подтверждением самых худших опасений. Север еще раз доказал свое безусловное политическое превосходство. Проклятым северянам повсюду сопутствовала удача: они выигрывали все подряд, а следовательно, могли формировать национальную политику, не оглядываясь на южан. С таким же успехом рабовладельческие штаты могли и вовсе не участвовать в выборах! Южане чувствовали себя незаслуженно обиженными и отодвинутыми в сторону. Но пуще того они боялись. И вправду, что теперь помешает всесильным республиканцам с Севера растоптать идеалы Юга, а заодно и лишить его жителей основы благоденствия? Они могут сделать все, что пожелают, и ни перед кем не станут держать ответ. О какой же безопасности, о каких гарантиях для южан может идти речь при подобном политическом режиме?

Разъединение штатов

Узнав о победе Линкольна, лидеры южан собрались, чтобы обсудить угрозу, нависшую над их регионом. Новый президент и его партия пришли к власти независимо от южных штатов. Они ничем не были обязаны южанам, а посему и рассчитывать на их благодарность не приходилось. Избранный (но еще не вступивший в должность) президент Линкольн недвусмысленно выразил свое отношение к рабству: он не допустит его распространения на новые, западные земли. Для института рабовладения это было равносильно приговору: ограниченное пределами южных штатов рабство обречено на медленное угасание и, в конечном счете — на исчезновение. Сдерживание в данном случае равносильно искоренению. У южан не оставалось сомнений, что их извечный, самый страшный кошмар воплотился в явь — федеральная власть перешла в руки врагов-аболиционистов. Став президентом, Линкольн первым делом посадит своих единомышленников в Верховном суде. И какое же решение примут новые судьи, когда в следующий раз возникнет ситуация, подобная делу Дреда Скотта? В качестве главы исполнительной власти Линкольну предстоит контролировать исполнение государственных законов. Станет ли он ревностно блюсти закон о беглых рабах? А ведь он теперь займет пост главнокомандующего вооруженными силами США. И стоит ли рассчитывать на его оперативное вмешательство, если вдруг объявится новый Джон Браун? Более того, Линкольн как партийный лидер будет осуществлять все назначения на должности. С какой стороны ни посмотри, отовсюду южанам грозила опасность.

На протяжении десятилетий южные экстремисты видели только один метод борьбы с надвигающейся секционной катастрофой — отделение от Союза. И 20 декабря 1860 года Южная Каролина приняла решение осуществить угрозу. Она аннулировала ратификацию конституции и объявила о разрыве с остальными штатами. К февралю 1861 года к Южной Каролине присоединилось еще шесть штатов Нижнего Юга. Эта семерка образовала новый союз под названием Конфедеративные Штаты Америки. Они приняли собственную временную конституцию и выбрали временного президента — Джефферсона Дэвиса.

Члены Конфедерации доказывали, что с избранием Авраама Линкольна положение серьезно осложнилось, и они вынуждены действовать, пока не стало слишком поздно. Республиканцы, несомненно, лишат институт рабовладения федеральной защиты и поддержки. А как только национальное правительство самоустранится, по всему Югу прокатится восстание рабов. Представители мятежных штатов также доказывали, что их отделение является абсолютно оправданным и легитимным. Будучи суверенными субъектами, южные штаты добровольно в 1780-х годах присоединились к Союзу, поставив свои подписи под конституцией США. Теперь же они просто восстанавливают свой суверенитет, отказываясь от Союза с его федеративным правительством. Лидеры южан были убеждены, что Север не станет предпринимать каких-либо серьезных шагов, дабы им помешать. Северяне чересчур зависимы от них в экономическом плане и чересчур беспомощны в военном смысле, чтобы решиться на силовое давление.

Гражданская война: сецессия Южных штатов

И, в конце концов, если даже северяне развяжут военные действия, южане смогут рассчитывать (во всяком случае, они свято в это верили) на поддержку своих верных торговых партнеров и предполагаемых политических союзников в Британии и Франции.

Итак, к началу 1861 года сложилась следующая ситуация: семь рабовладельческих штатов объявили о своем выходе из Союза, а восемь остальных оставались в составе. Верхний Юг надеялся добиться от северян уступки по вопросу рабства, что создало бы условия для возврата семи мятежных штатов. Однако их ожидания не оправдались. Конгресс не сумел найти компромиссного решения: все выдвинутые предложения были направлены на поддержку отделившихся штатов и против победоносных республиканцев. Не успевший еще покинуть пост президент Бьюкенен объявил отделение незаконным, однако от каких-либо решительных шагов в отношении Конфедерации воздерживался. Готовившийся к инаугурации президент Линкольн вообще отказывался публично обсуждать сложившееся противостояние. Он также считал отделение семи штатов незаконным, но полагал бессмысленным вступать с ними в переговоры. Все само образуется, считал Линкольн. На Юге тоже есть здравомыслящие политики, осознающие важность Союза, и вскорости они возобладают над экстремистским меньшинством.

Такое неопределенное положение сохранялось в течение месяца. Четвертого мая 1851 года Линкольн принес присягу и вступил в должность президента. В своей инаугурационной речи он выразил твердость и стремление к примирению. Прежде всего, он подтвердил незаконность отделения южных штатов, затем поклялся защищать Союз и охранять федеральную собственность на Глубоком Юге. Президент еще раз заявил, что не допустит распространения рабовладения на западных территориях, но в то же время не станет покушаться на институт рабства в южных штатах, где тот уже существует. Линкольн выразил уверенность, что отъединившиеся штаты одумаются и вернутся в Союз. Ведь, как он выразился, «узы искренней дружбы» связывают американцев даже в периоды самых напряженных конфликтов. Замечательная речь. Однако не прошло и месяца, как эти узы, о которых говорил Линкольн, окончательно разорвались.

Форт Самтер

Форт Самтер являлся тем самым объектом федеральной собственности, которые президент поклялся защищать. Он располагался на крохотном островке в гавани Чарлстона, Южная Каролина, и символизировал власть Союза в самом сердце сепаратистского Юга. Командующий фортом майор Роберт Андерсон сигнализировал властям, что гарнизон испытывает острую нехватку в съестных припасах, и просил поторопиться с поставкой. Шестого апреля Линкольн информировал губернатора Южной Каролины, что в направлении форта вышел вспомогательный транспорт с продовольствием. Специально подчеркивалось, что на борту корабля нет ни оружия, ни амуниции, ни пополнения личного состава. Президент Джефферсон Дэвис, убежденный, что любая конфронтация подтолкнет колеблющийся Верхний Юг в объятия Конфедерации, отдал приказ генералу П. Борегару потребовать сдачи форта, а в случае отказа взять его силой. Когда 12 апреля транспортные корабли приблизились к Самтеру, артиллерия Конфедерации открыла огонь по форту. Четырнадцатого апреля майор Андерсон вынужден был сдать крепость. Солдаты спустили звездно-полосатый флаг Соединенных Штатов, а вместо него подняли «звезды и перекладины» — знамя Конфедерации. В качестве ответной меры 15 апреля Линкольн призвал 75 тыс. ополченцев на федеральную службу сроком на 3 месяца. В их боевую задачу входило подавление мятежа.

Ситуация обострилась, и штатам Верхнего Юга пришлось определяться, к какому лагерю примкнуть. К маю 1861 года Виргиния, Арканзас, Теннесси и Северная Каролина сделали свой выбор в пользу Конфедерации. С остальными четырьмя рабовладельческими штатами дело обстояло иначе. Делавэр, где чернокожие рабы составляли всего 2 % населения, практически сразу решил связать свою судьбу с Союзом. В Мэриленде был предпринят ряд мер: арест наиболее активных сторонников Конфедерации, введение военного положения в Балтиморе и временная приостановка выдачи распоряжений о представлении арестованных в суд. Они позволили, несмотря ни на что, сохранить штат в составе Союза (правда, во имя национальной безопасности пришлось пожертвовать некоторыми гражданскими правами). В Кентукки войска Конфедерации проявили излишнюю активность: с целью заставить штат объявить о своем нейтралитете они оккупировали несколько городов. Подобная горячность напугала правительство штата и заставила искать защиты у Союза. В Миссури завязалась вооруженная борьба между сторонниками Союза и Конфедерации. Партизанская война растянулась на годы, но в конце концов победа осталась за Союзом.

Итак, в конце весны 1861 года сложилось противостояние одиннадцати штатов Конфедерации и сил Союза. Следует отметить, что обе стороны надеялись на быстрое разрешение конфликта. Никто не мог предположить (и, уж конечно, не желал) того драматического развития событий, которые поэт Уолт Уитмен весьма образно назвал «красной кровью гражданской войны».

Гражданская война и реорганизация Юга, 1861–1877 годы

Южане называли эту войну «войной между штатами», северяне — «войной против мятежников». Даже здесь, в названиях, обе стороны расходились. Однако это расхождение выглядело сущей ерундой по сравнению с той пропастью, которая всякий раз разверзалась меж американцами, коль скоро разговор заходил о свободе и статусе нации. Это позволило Натаниэлю Готорну сделать следующий печальный вывод: «Мы никогда не являлись единым народом, и на самом деле у нас не было государства со времен создания конституции». Гражданская война стала героической и трагической историей нового открытия Америки, только теперь предметом исследования являлась не земля, а принципы населявших ее людей. Война наглядно продемонстрировала американцам важность единства и позволила пересмотреть саму идею свободы, но за эти полезные уроки пришлось заплатить невероятно высокую цену.

Противостояние, растянувшееся на долгие четыре года, миллионы загубленных жизней, опустошение огромного, некогда плодородного края — таков печальный итог войны, приведшей к гибели не только Конфедерации, но и института рабства как такового. Война оставила множество нерешенных вопросов. В частности, оставалось неясно, как вновь объединить республику. И что делать бывшим рабам с вновь обретенной свободой? Как выяснилось, процесс послевоенной реконструкции нации породил не меньше противоречий и конфликтов, чем события, приведшие к войне. Этот период принес ожесточенные споры тех, кто предположительно победил; обновленную силу тем, кто, по-видимому, проиграл; и проблеск надежды тем, кто обрел свободу.

Причины гражданской войны

Непосредственной причиной, толкнувшей администрацию Линкольна к войне, стала настоятельная необходимость сохранить и защитить Союз. Разбойное нападение на федеральную собственность в форте Самтер означало мятеж против законного правительства Соединенных Штатов. Линкольн проявлял умеренность в вопросе о рабовладении: он твердо заявил, что не допустит распространения рабства на западе, но в то же время не собирался мешать «особому институту» Юга. Линкольн придерживался умеренных — в лучшем случае — взглядов по расовому вопросу: он полагал, что черные обладают элементарными правами, которые нуждаются в защите, но одновременно разделял распространенный взгляд на негров как на низшую расу. Однако там, где возникала угроза Союзу, Линкольн становился непреклонен. Конституционные принципы, соблюдение законности и само будущее величие Америки — все это, по мнению Линкольна, было возможно лишь в условиях вечного и нерушимого Союза. В вопросах рабства и расы он вполне допускал и даже приветствовал компромиссы. Однако идея Союза была для него святой, и все компромиссы отвергались президентом с ходу. Подавление восстания против Союза стало непосредственным поводом к гражданской войне.

Само по себе рабовладение не привело бы страну в состояние войны. «Особый институт» южан являлся неотъемлемой частью республики с самого момента ее возникновения. Но вот перспектива распространения рабства за пределы Старого Юга, безобразная картина — белые хозяева, которые тащат своих рабов на девственно чистые земли запада, а также возможность ущемления прав белых свободных работников, — тут возникали серьезные политические проблемы. Южане настаивали на праве перевозить своих рабов (в качестве движимого имущества) на новые территории, совсем недавно вошедшие в Союз. Но республиканцы столь же непреклонно полагали, что расширение системы рабского труда недопустимо. Один за другим они отклоняли предлагаемые по этому поводу компромиссы; годы миновали, а политики не могли прийти к соглашению в данном вопросе. Именно стремление к экспансии рабства привело к развалу Союза.

Как ни странно, но народ, сумевший создать вполне разумную и просвещенную политическую систему, так и не сумел выработать единого понимания целей и смысла собственного правительства. Американцам никогда не удавалось прийти к консенсусу в вопросе о политической природе союза. Они сражались за свою независимость; они создали письменный текст конституции с целью прояснить назначение власти и защитить свободу; они стремительно развивались и расширялись под знаменем конституции и выработали национальное самосознание. Однако при всем при том они так и не смогли договориться, является ли их республика единым, унитарным обществом с централизованным управлением или же это политическое объединение отдельных суверенных образований.

Как указывает историк Дэвид М. Поттер, «возможно, Соединенные Штаты — единственное государство в истории, которое на протяжении семидесяти лет в политическом и культурном смысле функционировало как единая нация, последовательно укрепляя свою государственность, и в то же время не могло определенно ответить на простой вопрос: а является ли оно на самом деле государством?» Даже в политической грамматике американцы расходились во мнениях: они так и не смогли решить, в каком числе следует употреблять само название «Соединенные Штаты Америки» — в единственном или во множественном? «Таким образом, — подытоживает Поттер, — фразу “E pluribus unum”(Из многих — единое) следует трактовать не только как девиз, но и как величайшую загадку». И лишь гражданская война помогла разрешить эту загадку. Свыше 600 тыс. человек отдали свои жизни, чтобы остановить бесконечные споры по поводу статуса государства. Демократии понадобилось пройти через такое испытание, как массовые убийства, дабы понять, что она собой представляет.

1861 год

Борьба между Ричмондом и Вашингтоном, вылившаяся в четырехлетнюю гражданскую войну, досконально изучена и хорошо знакома всем американцам. Крупные силы противников были сконцентрированы в районе Чесапикского залива, обе столицы подверглись серьезному укреплению, войска вели масштабные сражения, и война неотвратимо двигалась к своей кровавой, драматической кульминации. Несмотря на такой размах и пристальное внимание общественности, большинство битв в этом регионе носило незавершенный характер. Нередко случалось, что выигравшая сражение армия оказывалась чересчур ослабленной и дезорганизованной, чтобы преследовать отступавшего противника. Подчас победители несли более тяжелые потери, чем проигравшие. Сегодня, зная течение войны и ее исход, мы можем с уверенностью утверждать, что некоторые из наиболее значительных событий происходили не на Чесапикском побережье, а совсем в другом месте — например, к западу от Аппалачей или же на реках и в прибрежных районах Южных штатов.

После первого сражения при Булл-Ран несколько месяцев на восточном театре боевых действий царило неопределенное, патовое положение. Однако на западе войска Соединенных Штатов сумели добиться пусть скромных, но все же успехов. Прежде всего, северянам удалось пресечь попытку сепаратистского мятежа в Миссури и сохранить этот штат в составе Союза. А в конце лета 1861 года Джордж Б. Маклеллан ввел свои войска на территорию западной Виргинии и оказал военную поддержку местным унионистам. Совместными усилиями им удалось отвоевать эту часть штата для Союза.

Еще одним важным достижением была морская блокада Юга, которая потребовала от Союза значительного напряжения сил. Северянам предстояло патрулировать 3,5 тыс. миль береговой линии, на которых располагалось почти 200 портов южан. Если учесть, что в распоряжении Союза было всего 40 судов, то становится понятно, насколько непростая — можно даже сказать, безнадежная — задача стояла перед морским флотом Соединенных Штатов. Вначале северянам удавалось задерживать лишь каждый десятый корабль, прорывавшийся на помощь Югу. Но постепенно, по мере того, как северяне расширяли свой флот, дело пошло на лад. К 1865 году лишь половине иностранных судов удавалось достичь берегов южных штатов. Параллельно с этим войска Союза захватывали контроль над ключевыми участками побережья. В ноябре 1861 года северянам удалось занять Порт-Ройал и ряд островов, расположенных у берегов Южной Каролины. А в следующем году к ним прибавились стратегически важные устья рек на побережье Северной Каролины.

1862 год

В течение второго года войны Союз продолжал наращивать свои завоевания за Миссисипи и на западе Конфедеративных штатов. В конце марта состоялась битва у перевала Глориетта, в которой добровольцам Колорадо удалось остановить продвижение южан в Нью-Мексико. Калифорнийские отряды помогли отстоять территорию штатов Юта и Аризона, а победа северян при Пи-Ридж, штат Арканзас, обеспечила им контроль над Миссури. Теперь в руках Союза находилась значительная часть земель к западу от Миссисипи.

На востоке генерал Улисс С. Грант использовал реки Теннесси и Камберленд для вторжения на территорию Конфедерации. В феврале его войска захватили два важных объекта — форты Генри и Донелсон, а затем двинулись дальше на юг через западную часть Теннесси и остановились на отдых возле старинной немецкой церкви Шайло. Грант настолько был уверен в бессилии конфедератов, что даже не позаботился об элементарных мерах безопасности. Каково же было его удивление, когда 6 апреля 1862 года войска южан под командованием генералов Альберта Сидни Джонстона и П. Борегара неожиданно появились возле Шайло и атаковали позиции противника. Захваченный врасплох, Грант вынужден был отступить с остатками своей армии. Однако уже на следующий день, дождавшись подкрепления и перегруппировав силы, Грант нанес сокрушительный ответный удар конфедератам. По свидетельствам историков, северяне потеряли в этом сражении 13 тыс. человек, потери южан составили 10 тыс. Вскоре после того в руки Союза перешла крайне важная для Конфедерации узловая железнодорожная станция в городе Коринф, штат Миссисипи. А в конце года состоялась битва при Мерфрисборо, где войска северян пресекли попытку Брэкстона Брэгга продвинуться со своими войсками через территорию Теннесси и Кентукки.

Потенциальная угроза военно-морским силам Союза, которая, казалось, назревала в начале 1862 года, также не реализовалась. Конфедератам посчастливилось захватить военный корабль Союза «Мерримак». Оснастив его железной обшивкой и переименовав в «Виргинию», они отправили новоиспеченный броненосец на охоту за военными судами северян. Девятого марта «Виргиния» сошлась с вражеским броненосцем под названием «Монитор». Этот бой не принес решающей победы ни одной из сторон, но «Виргиния» поспешила отступить — лишь для того, чтобы двумя месяцами позже быть уничтоженной во время эвакуации Норфолка. В конце апреля войска Союза захватили крупный портовый город Новый Орлеан. Развивая успех, адмирал Дэвид Г. Фаррагут поднялся вверх по Миссиссипи и в мае захватил также Батон-Руж. В самом конце весны северяне вновь воспользовались этим безотказным водным путем: погрузившись на корабли в Иллинойсе, они спустились вниз по течению и 6 июня добавили к своим завоеваниям город Мемфис. Таким образом, контроль над главной водной магистралью Америки все более переходил в руки северян.

На восточном фронте обе воюющие стороны предприняли активные наступательные операции, и обе потерпели неудачу. К концу года вновь установилось все то же неустойчивое равновесие. Противники, казалось, выжидали. Наконец, весной, после долгой, чуть ли не бесконечной подготовки Маклеллан решился предпринять новое наступление на Ричмонд. Он выбрал окружной маршрут — вдоль Чесапикского побережья, к устью рек Йорк и Джеймс, — поскольку здесь надеялся встретить меньшее сопротивление. В то время как Маклеллан двигался к столице южан, Томас Дж. Джексон по прозвищу Каменная Стена вел армию конфедератов к долине реки Шенандоа. По дороге Джексон разбил две армии северян и лишил Маклеллана подкрепления, в котором тот отчаянно нуждался. Он оказал неоценимую помощь генералу Роберту Э. Ли из Северной Виргинии, который с 25 июня по 1 июля неоднократно атаковал позиции Маклеллана. К концу «Семидневной битвы» виргинской армии удалось остановить продвижение северян, но не разбить их окончательно. И снова все то же патовое положение! Маклеллан топтался на месте, не в силах возобновить наступление на Ричмонд, и в августе потерявший терпение Линкольн приказал ему повернуть на север — с тем, чтобы соединиться с войсками генерала Джона Поупа.

Знавший о том Ли повернул свою армию на север и поспешил к дисклокации Поупа, дабы опередить Маклеллана. Это ему удалось. В конце августа состоялось второе сражение при Булл-Ран, в котором объединенные силы Джексона — Ли разбили войско Поупа, после чего Ли продолжил наступление — теперь он двигался на запад штата Мэриленд. Семнадцатого сентября его армия достигла городка Энтиэтем-Крик и схлестнулась в беспрецедентно яростной схватке с войсками Маклеллана. Энтиэтем вписал одну из самых кровавых страниц в историю гражданской войны: 4,8 тыс. убитых и 18,5 тыс. раненых — таков ужасающий итог этого сражения. Лишившись четверти армии, Ли вынужден был ретироваться. Маклеллан, потрясенный потерями среди своих людей, его не преследовал. Он удовольствовался тем, что блокировал первое крупное наступление Конфедерации на Север. Увы, следует признать, что войска Союза не сумели воспользоваться сложившейся ситуацией, а после того, как в декабре Ли нанес катастрофическое поражение генералу Эмброузу Бернсайду в битве при Фредриксберге, это и вовсе стало затруднительно.

Освобождение Рабов

Энтиэтемская бойня навсегда останется темным пятном в американской военной истории, но одновременно эта битва стала поворотным моментом в политической, социальной и расовой истории Америки. Речь идет о Предварительной прокламации освобождения, которую Линкольн огласил по окончании битвы. В ней говорилось, что с 1 января все рабы, проживавшие в мятежных штатах, объявляются свободными — как было написано, «отныне и вовеки веков». Если до сентября 1862 года Север вел войну с целью восстановить единство Союза, то после Энтиэтема он сражался не только за объединение, но и за свободу.

Линкольн признал, что рабство было главной причиной гражданской войны, однако воздержался от заявления, что уничтожение рабства является главной целью той же самой войны. Если рассматривать политический аспект вопроса, то — что бы там ни утверждали находившиеся в оппозиции демократы — следует со всей определенностью признать: республиканцы были нацелены на сдерживание рабовладения, а вовсе не на его полное уничтожение. По конституции президент не имел права (и сам Линкольн это понимал) отменить систему рабовладения как таковую. Посему он надеялся, что эту работу возьмут на себя легислатуры штатов. Президент отдавал себе отчет, что любой шаг, направленный на уничтожение рабства, вызовет энергичное сопротивление белых северян. И наконец, стратегически это был опасный шаг, ибо он мог повлечь за собой недовольство жителей пограничных с Конфедерацией штатов и толкнуть их в объятия южан.

Пока президент раздумывал и колебался, сама жизнь внесла решительные коррективы: произошли некоторые события, которые ускорили решение вопроса. Рабы, трудившиеся на армию мятежников или же работавшие на плантациях, так или иначе помогали Конфедерации: во-первых, обеспечивая ее всем необходимым, а во-вторых, освобождая белых мужчин для военной службы. Оставить все как есть означало поддержать мятежные штаты. Однако все больше рабов бежали от своих хозяев и примыкали к Союзу. К концу весны 1861 года многие офицеры-северяне изменили свое отношение к беглым рабам: теперь это было недвижимое имущество плантаторов, которое следовало поскорее вернуть на место, а некая «военная контрабанда», которую можно было заставить работать на благо Союза. Некоторые офицеры даже пошли дальше и на самом деле освобождали рабов. В Конгрессе республиканцы провели специальные «акты о конфискации», устанавливавшие процедуру отчуждения беглых рабов от их бывших хозяев: вначале проводилась санкционированная конфискация раба, назначенного для службы в рядах северной армии, а затем освобождение.

К лету 1862 года Линкольн наконец «созрел»: руководствуясь военной необходимостью и высокими идеалами, а также опираясь на чрезвычайные полномочия президента в военное время, он в принципе решился поддержать процесс освобождения рабов. Однако президент дожидался некоего военного события, дабы приурочить к нему объявление о своем решении. «Победа» Союза при Энтиэтеме как раз и дала такую возможность: президент огласил свою Предварительную декларацию. А 1 января 1863 года он подписал уже Окончательную декларацию освобождения. На практике, однако, это вовсе не означало, что все рабы в Америке обрели свободу. Ведь Декларация освобождала только тех рабов, которые находились на территории, подконтрольной Конфедерации. Тем не менее данный документ давал надежду рабам: им объясняли, что грядущая победа Союза над мятежным Югом будет означать конец пресловутого «особого института», а следовательно, принесет личную свободу.

То, что начиналось как противостояние распространению рабовладения, переросло в открытую борьбу против самого факта существования рабства в южных штатах. В ходе войны некоторые пограничные штаты собственной властью отменили рабовладение на своей территории. В 1865 году Конгресс принял специальную поправку, отменяющую рабство, и разослал ее всем штатам на ратификацию. А 18 декабря 1865 года Тринадцатая поправка стала частью конституции США. Основанная на расовом признаке система принудительного труда, которая существовала в стране на протяжении двух столетий (и определяла жизни большинства американцев африканского происхождения) рухнула.

Очень многие бывшие рабы не замедлили воспользоваться этой поправкой. Почти 200 тыс. чернокожих американцев (большей частью из южных штатов) поступили на службу в армию Союза.

Армейская служба считалась непрестижной, поскольку была тяжелой и низкооплачиваемой. Но подразделения черных солдат во главе с белыми командирами считали свою миссию на поле боя великим делом. Первый взвод каролинских добровольцев принимал участие (и весьма успешно) в рейдах на территорию Флориды и других штатов. Половина 54-го пехотного полка Массачусетса под командованием полковника Роберта Голда Шоу погибла в Южной Каролине при атаке форта Вагнер под Чарлстоном. 2-й пехотный полк, составленный из цветных, доблестно сражался в битве при Нэшвилле, а 107-й пехотный полк помогал в захвате форта Фишер в Северной Каролине. Несколько десятков черных солдат погибли у форта Пиллоу, Теннесси, где они попали в окружение войск мятежников. Афроамериканцы внесли значительный вклад в дело Союза, но им пришлось заплатить за это высокую цену. Процент смертности в черных войсках был выше, чем в белых — почти 20 % всех чернокожих солдат погибли на фронтах гражданской войны.

1863 год

На третьем году войны наметился некоторый перелом в пользу Конфедерации. Среди жителей северных штатов усиливались антивоенные настроения. В ряде городов случились настоящие бунты: на улицы вышли толпы горожан, протестующих против воинской повинности. А поведение республиканских чиновников и появление афроамериканцев только подогревало недовольство населения. Попытка северян взять под контроль оставшуюся территорию — от города Виксберг, штат Миссисипи, до луизианского форта Гудзон — сильно замедлила их продвижение по Миссисипи. А в начале мая случилось сражение под Чанселорсвиллем, на полпути между Ричмондом и Вашингтоном. В этом сражении 130-тысячная армия Союза, которой командовал генерал Джозеф Хукер, была разбита вдвое меньшей армией конфедератов под командованием Ли и Джексона.

Хотя при Чанселорсвилле Ли — вкупе со своим коллегой Джексоном — потерял почти 20 % людей, он решил предпринять еще одно наступление. Остатки его армии добрались до маленькой деревушки на юге Пенсильвании, где и столкнулись с войсками Союза под предводительством генерала Джорджа Г. Мида. Первого июля началась знаменитая битва при Геттисберге. В первый день Ли удалось потеснить неприятеля, но северяне заняли исключительно удобную позицию на высоте. На следующие день все попытки конфедератов атаковать позиции Мида — то с правого фланга, то с левого — потерпели неудачу. В последнем отчаянном порыве 3 июля Ли бросил 15-тысячную армию против центра северян. Две трети солдат, участвовавших в этой атаке, погибли. Лишившись трети своей армии, Ли счел за благо отступить. Поле боя было покрыто телами павших: в этом бою погибли 23 тыс. солдат Мида и 28 тыс. из армии Ли. Неудачное сражение при Геттисберге стало последней наступательной операцией Конфедерации.

Четвертого июля, когда Ли начал свое отступление на юг, произошло еще одно несчастливое для южан событие — они лишились важнейших позиций на западе. Как мы помним, Грант вел свои войска по направлению к Виксбергу: он медленно двигался против часовой стрелки — сначала в Луизиану, затем на восток и наконец в середине мая повернул на запад. Силы Союза осадили город. Гарнизон южан продержался шесть недель и как раз 4 июля вынужден был сдаться. Девятого июля порт Гудзон перешел в руки северян. Теперь федеральные войска контролировали Миссисипи по всей длине реки.

А в конце ноября конфедератов постигла третья серьезная неудача. Объединенные армии Гранта и Уильяма Текумсе Шермана продвинулись к Чаттануге и прорвали блокаду южан, закрепившихся в этом городе. В результате Союз захватил контроль над восточной частью Теннесси и остановился, готовый начать наступление в южном направлении, к Атланте. Однако Конфедерация на тот момент все еще обладала мощной армией и контролировала огромную территорию к югу от Виргинии. Фактически весь Нижний Юг оставался в ее руках. Война была еще далека от завершения.

1864 год

Гранта — в качестве главнокомандующего вооруженным силами Союза — перебросили на восток с тем, чтобы он покончил наконец с армией Ли. Шерман тем временем остался на западе сражаться с генералом Джозефом Э. Джонстоном. Два высших военачальника Союза должны были параллельно разыграть одну и ту же агрессивную схему: внезапно атаковать, сокрушить противника и неотступно преследовать его на всем пути отступления. Причем сложность заключалась в том, что им предстояло вести тотальную войну — не только против армии конфедератов, но и против всего населения Юга. Чтобы достичь своей цели, им следовало действовать одновременно, четко координируя наступательные операции войск Союза. Делая ставку на превосходящие силы Севера, Линкольн планировал окружить армии конфедератов и тем самым лишить их возможности развернуть войска для удара по слабым местам северян.

Итак, Грант выступил в южном направлении: он вел свою Потомакскую армию к Ричмонду, чтобы сразиться с меньшей по размеру вражеской армией (силы конфедератов составляли примерно 2/3 численности его собственного войска). В начале мая армии Гранта и Ли сошлись в битве при Уайлдернессе, к западу от Фредериксберга. После этого Грант стал забирать налево и к югу, оттесняя Ли к Спотсильвания Корт-Хаус. За неделю обе армии потеряли в общей сложности 50 тыс. человек.

И хотя потери северян были выше, это не остановило упорного Гранта: он продолжал двигаться в южном направлении — до тех пор, пока в начале июня не столкнулся с армией Ли возле Колд-Харбор. Произошла стычка, в которой северяне менее чем за час потеряли 7 тыс. человек. Вообще же за месяц непрерывных яростных боев Ли потерял 31 тыс. бойцов, потери Гранта составили в общей сложности 55 тыс. человек. И вновь Грант повел свою армию все в том же южном направлении, нацеливаясь на важнейшую узловую станцию в Питерсберге, в 25 милях от Ричмонда. Осада Питерсберга продлилась с июня 1864 года по апрель 1865 года. Помимо этого Грант отправил часть своих людей в долину Шенандоа с тем, чтобы они положили конец рейдерским вылазкам конфедератов и установили контроль над долиной этой реки. По пути им предписывалось уничтожать все источники обеспечения южан, используя пресловутую тактику выжженной земли.

В свою очередь Шерман, покинув Чаттанугу, повел 90-тысячную армию навстречу врагу, численность которого также сильно уступала шермановской армии (все те же 2/з армии северян). Надо признать, что Джозеф Джонстон проявил себя весьма опытным и изобретательным защитником Конфедерации. Но, увы, его маневры не произвели должного впечатления на Джефферсона Дэвиса, и тот сменил его на Джона Б. Худа. Худ предпринял несколько атак с целью остановить продвижение Шермана, но все они потерпели неудачу. Второго сентября войска Шермана захватили Атланту. Пока Худ двигался на запад и на север в отчаянной (и тщетной) попытке прорваться в Теннесси, Шерман, разрушив большую часть Атланты, повернул на юго-запад. Его армия начала свой 300-мильный марш-бросок к побережью, уничтожая по пути базы обеспечения южан. Через всю Джорджию за ними протянулась полоса разрушений шириной в 60 миль. В середине декабря Шерман наконец достиг Атлантического побережья и 22 декабря оккупировал Саванну.

План Союза сработал: северянам удалось разделить силы противника и окружить войска мятежников. Мало того, что северяне оказывали постоянное давление на силы конфедератов, они распространили свою враждебность и на мирное население. Война с сопутствующими ей зверствами пришла в каждый город, в каждый дом южан, что значительно поколебало боевой дух мятежников. Союз тем временем готовился перейти к завершающей фазе войны.

1865 год: завершение войны

Как выяснилось, политика тотальной войны, которую проводил Союз, полностью оправдала себя: она не только обеспечила победу на полях сражений, но и повлияла на состояние умов и сердец южан. На завершающем этапе войны в их рядах наметился глубокий кризис доверия к руководству Конфедерации. Да и было от чего прийти в уныние. Армия южан снабжалась из рук вон плохо: не хватало ни боеприпасов, ни обмундирования, ни продуктов. Что еще хуже, людские ресурсы конфедератов тоже подходили к концу: на Юге просто не осталось белых мужчин, способных нести воинскую службу. Положение было настолько отчаянным, что в армии мятежников началось повальное дезертирство. Удрученные лидеры Конфедерации решились на беспрецедентный шаг: в марте 1865 года они издали закон, позволявший чернокожим рабам вступать в ряды действующей армии и обещавший им последующее освобождение. Добровольцы нашлись, но вот поучаствовать в боевых действиях негритянские подразделения не успели — война окончилась раньше.

Покинув Саванну, Шерман продолжал свой опустошительный марш на север. В апреле он достиг города Рэйли, Северная Каролина. Грант тем временем все плотнее сжимал кольцо вокруг Питерсберга, и 2 апреля сопротивление Ли было сломлено. Его войска оставили Ричмонд и Питерсберг и, преследуемые Грантом, двинулись на запад. Погоня завершилась 9 апреля в небольшом городке Аппоматтокс, расположенном в 70 милях к западу от Ричмонда. Здесь генерал Ли вынужден был капитулировать вместе со своей 25-тысячной армией. К концу мая прекратили сопротивление и остальные силы Конфедерации. Наступил долгожданный конец войны.

Союз — единый и неделимый — был спасен, его принципы восторжествовали на всей территории Американских штатов. Однако эту безусловную победу омрачила еще одна человеческая жертва. Некий ярый сторонник Конфедерации предпринял личную атаку на одну из важнейших фигур Союза. Четырнадцатого апреля Джон Уилкс Бут подстерег Авраама Линкольна в вашингтонском театре Форда и ранил его выстрелом в голову. На следующий день президент скончался. Авраам Линкольн — в числе прочих 620 тыс. американцев — стал жертвой самой ужасной и катастрофической войны за всю историю республики.

________________________

Группа «Исторический Роман», 2015 год.

Страница группы В Контакте: http://vk.com/translators_historicalnovel

Твиттер: https://twitter.com/HistNovel2015