Израиль в 10 песнях. 1970-е
Подкаст проекта «Идеи без границ» культурного центра Бейт Ави Хай в Иерусалиме
Подкаст «Кумкум. Плейлист» о десяти песнях, сформировавших Израиль — это краткая история израильской популярной музыки 1930-х–2020-х, предназначенная, прежде всего, для «чайников» — репатриантов, стремящихся глубже узнать традиции и культуру своей новой страны. Автор и ведущий подкаста — музыкальный журналист и исследователь Лев Ганкин, сам новый репатриант.
Йелед миздакен («Стареющий ребенок», 1973)
Слова: Алон Олеарчик; музыка: Дани Сандерсон
Оригинал, транслитерация и перевод
Здравствуйте! Меня зовут Лев Ганкин. Наш путеводитель по израильской популярной музыке для чайников вроде меня переезжает в 1970-е — еще одно судьбоносное десятилетие для страны. Израиль вступал в него на волне оптимизма, охватившей всех после триумфальной Шестидневной войны; впрочем, уже в 1973 году ей суждено было разбиться о волнорез следующей войны — Войны Судного Дня, в которой Армии Обороны Израиля было нанесено сразу несколько чувствительных поражений. Это был первый военный конфликт в истории страны, из которого Израиль не смог выйти однозначным победителем, и патриотический подъем мгновенно уступил место горечи и разочарованию, а герои вчерашнего дня вроде Моше Даяна и Голды Меир вынуждены были в скором времени уйти с большой политической сцены. В 1977 году левые силы, управлявшие страной с момента ее образования, и вовсе потерпели поражение на парламентских выборах — победу праздновала правая партия «Ликуд», по сей день играющая заметную роль в израильской политике. Именно ее членам суждено было подписать Кемп-Дэвидские мирные соглашения с Египтом, по итогам которых Израиль впервые установил дипломатические отношения с одним из граничащих с ним арабских государств. Если бы можно было провести эксперимент и на машине времени перенести человека из 1 января 1970-го года в 1 января 1980-го — вероятно, он бы просто не узнал страну и решил, что его жестоко разыгрывают.
У войны Судного Дня, разумеется, был свой саундтрек: Наоми Шемер, шестью годами ранее написавшая бессмертный гимн «Йерушалаим шель захав», по этому случаю создала — и сама же и исполнила — абсолютно иную по атмосфере и посылу композицию «Лу йехи». Эта песня выросла из идеи перевести на иврит битловскую «Let It Be» — правда, в итоге Шемер поменяла и текст, и, что еще важнее, перевела гармонию из маккартниевского мажора в напряженный, пронзительный минор.
Однако, темой этого подкаста я решил выбрать другой музыкальный отрывок. Коль скоро даже Наоми Шемер вдохновлялась творчеством The Beatles, думаю, не будет преувеличением сказать, что семидесятые годы в израильской музыке — это эпоха рок-музыки. А самой популярной рок-группой в стране без всякого сомнения были «Каверет», записавшие в середине десятилетия три альбома и по сей день нередко называемые «израильскими битлами» (кстати, название группы переводится с иврита как «Улей» — то есть, здесь даже используется похожая «насекомая» метафора). Именно об их творчестве мы в этом эпизоде и поговорим — на примере песни, которая вошла в их первую пластинку «Сипурей Пуги» и называлась «Йелед миздакен».
Чтобы рассказать эту историю максимально полно, пленку придется сначала отмотать немного назад — и затронуть удивительный израильский феномен «армейских бэндов», или «лахакот цваийот». По понятным причинам — геополитическая обстановка, враждебно настроенные соседи со всех сторон — военная служба в Израиле с момента основания государства имела несколько иные коннотации, чем в многих других странах мира. Для большинства израильтян (и вчерашних, и, насколько я могу судить за проведенный в стране год, сегодняшних) армия — это не просто место, где ты рутинно отдаешь долг родине. Скорее она мыслится как почти обязательный этап человеческого становления, как инициация во взрослую жизнь для каждого нового поколения граждан Израиля. Альтернативные точки зрения на этот счет, конечно, существуют — но остаются достаточно маргинальными.
Отсюда то место, которое армия занимает в самом устройстве израильского общества, — она, можно сказать, в буквально смысле гарантирует его, общества, существование. Поэтому на ней нередко оказываются завязаны и те процессы, которые в иных обществах имеют сугубо гражданскую природу, — в том числе и процесс производства культуры. Известно, что в Великобритании подавляющее большинство выдающихся рок-музыкантов — от Джона Леннона до Брайана Ино — были выпускниками художественных школ; в Израиле же такой кузницей кадров стала армия, а точнее, многочисленные театрально-музыкальные труппы, существовавшие с середины 1950-х годов под ее эгидой: у каждого рода войск была своя лахака цваит. Самой известной и успешной из них оказалась «Лахакат ха-НаХаЛь»: в ней свою карьеру начинали и авторы первого классического ивритоязычного рок-альбома «Шаблуль» Арик Айнштейн и Шалом Ханох, и большинство участников группы «Каверет».
Почему это важно? Ну, например, потому что от израильского рока в этих условиях наивно было бы ожидать ярко-выраженной контркультурного радикализма, привычного нам по многим англоамериканским образцам. Нет, эта музыка имела другие корни, ее колыбелью стала одна из ключевых государственных институций — вооруженные силы страны.
Но другие черты, присущие зарубежным образцам рок-музыки, израильские исполнители благополучно впитали. И речь не только про электрический саунд, но и, например, про внимание к частной жизни, к чувствам конкретного человека — лирического героя песни, — в противовес привычным для более ранних Ширей Эрец Исраэль высказываниям от лица широкой социальной группы. На место коллективной идентичности израильский рок ставит индивидуальную: в центре внимания песни «Йелед миздакен» — заглавный персонаж, «стареющий ребенок», если дословно переводить ее название.
Пунктиром, коротко, но мы становимся свидетелями его жизни, и жизнь эта выглядит незавидно. Вот в первом куплете он просыпается в два часа дня, а отец отчитывает его — мол, возьмись за ум, тебе в этом году уже пора жениться. Вот во втором он смотрит на расфуфыренных тель-авивских мажоров — но сам не чувствует себя одним из них и не хочет жить, подобно им. Вот в третьем он утверждает, что жизнь сплошная тоска, и включает обогреватель от недостатка тепла — надо думать, прежде всего душевного. Вот, наконец, в четвертом он вспоминает маму и напрямую обращается к ней: забери меня отсюда, поговори со мной, дай мне поиграть в кубики на ковре! И безжалостный припев, с которого, кстати, песня начинается, что довольно нетипично и нарушает стандартную поп-структуру: «Йелед миздакен, йелед миткалкель ломед эт ха-принцип, рак ахарей ше-ху нофель» — «стареющий ребенок, испорченный ребенок, он осознает принцип только после того, как падает».
Надо сказать, что для «Каверет» это не очень типичная песня: большинство их хитов решены в более легком ключе, с шутками-прибаутками и абсурдистским юмором. По соседству с «Йелед миздакен» на первом альбоме группы содержалась, например, незабываемая композиция о человеке, у которого украли ботинки, а чуть более поздний шлягер рассказывал историю битву Давида с Голиафом и содержал следующий текст: «Вся Библия благодарила его с большим энтузиазмом / Если хочешь стать нашим царем, сказали ему, перезвони нам завтра в районе шести». Первоначальный текст «Йелед миздакен», сочиненный лидером «Каверет» Дани Сандерсоном, тоже был выполнен в похожей манере — предполагалось, что песня будет частью абсурдистской рок-оперы с главным героем по имени Пуги. Но вмешался другой музыкант ансамбля, Алон Олеарчик, и сказал, что, по его мнению, инструментал трека слишком хорош, чтобы тратить его просто на «смешную песенку» — и стоит сочинить к нему что-нибудь посерьезнее.
Веселый музыкальный энтертейнмент всегда был востребован в армии — солдаты на службе нуждались в легкой музыке и юмористических театрализованных сценках, чтобы снять напряжение и отвлечься от ежедневной казарменной рутины, не говоря уж о ситуациях, когда им приходилось принимать участие в реальных боевых действиях. По итогам войны Судного Дня в похожем положении оказалась фактически вся страна — и альбом «Сипурей Пуги», изданный вскоре после ее завершения, разошелся очень солидным для маленького Израиля тиражом в 70 тысяч экземпляров.
Но именно «серьезная» песня «Йелед миздакен» из дюжины песен, которые в него вошли, по ощущению, состарилась чуть ли не лучше всего. Задним числом в ней, несмотря на вроде бы узкий фокус на конкретном человеке и его экзистенциальной тоске, слышится и метафора состояния страны в 1973 году. Как показала практика, в год 25-летнего юбилея Израиль был немного похож на стареющего ребенка — того самого, который осознает принцип только после того, как упадет (а результаты войны Судного Дня, безусловно, воспринимались и до сих пор воспринимаются в стране именно как падение). И хотя, возможно, я подгоняю задачу под ответ и вчитываю в песню не присущее ей содержание, тем не менее, должен заметить, что музыканты «Каверет» никогда не были чужды актуальному социальному комментарию — он регулярно проникал даже в самые бодрые и легкие их композиции. Когда в 1974-м группа исполняла на «Евровидении» песню «Натати ла хаяй», то вставила туда строчку «Кше-йеш маспик авир ли-медина о штаим», «когда хватает воздуха на целую страну — или две»: прозрачный намек на популярную в те годы идею «двух государств для двух народов», т.е. Израиля и Палестины.
На сайте нашего проекта, помимо оригинала «Каверет», вы можете послушать и другие версии песни «Йелед миздакен», причем я намеренно отобрал те, что выдержаны в совсем разных стилях. Тут и напряженная рок-версия группы «Кнесийат ха-сехель», и своеобразное исполнение от Мош Бен-Ари, музыканта, обычно работающего с регги и world music, и, наконец, инди-фолк-вариант относительно свежего тель-авивского проекта Jane Bordeaux.
