ИзТории. Адам, Ева и пол человека
Сериал проекта «Идеи без границ» культурного центра Бейт Ави Хай в Иерусалиме
Глава Берешит (Бытие, 1:1–6:8)
Гость выпуска: Михаил Майзульс — историк-медиевист, переводчик с французского, выпускник РГГУ и Высшей школы социальных исследований (Париж), лауреат премии «Просветитель», сотрудник Центра визуальных исследований Средневековья и Нового времени РГГУ. Сфера научных интересов: средневековая иконография и социальная история изображений; религиозное и политическое иконоборчество; визионерские тексты и практики; христианская демонология.
Ури Гершович (У.Г.): «ИзТории» — что это за программа? Дело в том, что в еврейской традиции существует удивительный обычай, который со временем стал законом, а именно — публичное еженедельное чтение разделов Пятикнижия, Торы. В течение года прочитывается всё Пятикнижие, на следующий год заново, а потом ещё раз, и ещё раз. В чём смысл такого обычая? По-видимому, в том, чтобы актуализировать сакральный текст, который в разное время в разных контекстах звучит неодинаково. Со своей стороны, мы подумали, что актуализация этого текста важна и для европейской культуры в целом, которая базируется на еврейском тексте. Выбранный нами способ актуализации — сопоставление с музеем. С музеем в широком смысле, как с собранием муз. Надеемся, что это сопоставление породит новые идеи и даст возможность нашим зрителям ещё раз обратиться к тексту Писания.
Сегодня мы начинаем эту программу. Это начало, и ему соответствует начало Пятикнижия, раздел Берешит, который так и переводится — «В начале».
Сегодня мы будем говорить об этом разделе, со мной вместе историк-медиевист Михаил Майзульс.
Михаил Майзульс (М.М.): Здравствуйте, я нахожусь в Москве, в Музее изобразительных искусств имени Пушкина, в зале итальянского возрождения. Рядом со мной памятник, который станет для нас визуальной точкой отсчёта, — знаменитые «Райские врата», созданные во второй четверти пятнадцатого столетия скульптором Лоренцо Гиберти для флорентийского баптистерия.
Сюжет, о котором мы сегодня будем с Ури разговаривать, находится, к сожалению, высоко, так что вряд ли он сейчас вам виден. Это самое-самое начало истории людей: Адама — первого мужчины, Евы — первой женщины. Там есть одна сцена, особенно важная для нашего сегодняшнего разговора, — сотворение Евы из плоти Адама. Но говорить мы будем не только об этих вратах, но и об их далёких средневековых предшественниках. А теперь передаю слово Ури, давайте вернёмся к тексту.
У.Г.: Да, вернёмся к разделу Берешит, разделу «В начале». Очень насыщенный раздел, и выбрать какой-то сюжет крайне сложно. Здесь у нас речь идёт и о шести днях творения мира, которое, по-видимому, является базовым. Поскольку этот раздел называется «В начале», то надо предполагать, что мифологические сюжеты, заложенные в этом начале, являются своеобразным корневищем тех мифологем, которые будут развиваться в библейском тексте. Одна из них — это сотворение мира и, в каком-то смысле, задание семидневного цикла вместе с субботой. Это сюжет райского сада, изгнания, то есть сюжет о первородном грехе и об изгнании из этого прекрасного места. В этом сюжете речь идёт о сотворении женщины, и на нём мы остановимся. Можно по-разному осмыслять этот сюжет, но, так или иначе, он связан с отношениями между мужчиной и женщиной. Здесь речь идёт о возможности человека порождать жизнь — имя Ева (или Хава) на иврите является однокоренным со словом «жизнь», это порождение жизни. Но в этой же главе рассказывается и о первом братоубийстве — Каин и Авель. А завершается эта глава удивительным сюжетом о небесных мужчинах, которые брали себе в жёны женщин и порождали от них гигантов, то есть, можно условно назвать это «насилием небес».
Эти перечисленные мной сюжеты — они являются, в каком-то смысле, базовыми для библейского текста. Но мы сосредоточимся на небольшом фрагменте, а именно — на сотворении женщины. В некоторых переводах — из ребра Адама, а на самом деле — непонятно, из чего она была сотворена.
Я прочту несколько строк, для нас важных. Весь этот первый раздел переполнен сюжетами, но также переполнен и загадками определёнными. Сам текст таков, что с ним не так легко справиться.
В первой главе книги Бытия — книге Берешит — говорится о сотворении человека. Говорится об этом так: знаменитое «и сказал Бог: сделаем человека по образу и подобию нашему». И дальше говорится о том, что он создаёт человека по образу его: «по образу Бога создал его самкой и самцом, создал их». Я специально перевожу «самкой и самцом», отступая от обычного перевода, потому что здесь используются слова заха́р и некева́. Захар и некева — это, действительно, самец и самка. То есть, он сделал их, хотя, с другой стороны, он сделал его, но разнополым. Вот это «его» и «их» — оно как бы здесь мерцает в этом стихе. А во второй главе рассказывается снова о сотворении человека, и вроде бы нам описывается совершенно другая история. Естественно, многие интерпретаторы и представители библейской критики задаются вопросом: почему у нас, собственно говоря, две истории сотворения человека?
Во второй главе говорится так: «И сотворил Бог человека, взяв прах из земли, и вдохнул в него дыхание жизни, и стал человек живой душой — Адам». Земля — это адама, и человек называется Адамом, потому что взят из земли. А в дальнейшем тексте второй главы говорится о том, что человек называет по именам всех, всё сотворённое — во всяком случае, все живые существа. Причём есть удивительный мидраш, который говорит о том, что человек совокуплялся со всеми животными, пытаясь найти себе пару, и вот, человек не нашёл помощника себе под стать. Опять же, есть знаменитый мидраш, где говорится, что с одной стороны — это помощник, а с другой стороны — против него; если человек удостоится, то женщина будет ему помощником, а если нет — то будет ему противником, ке-негдо. Так или иначе, я просто упоминаю знаменитые толкования, которые связаны с этим стихом.
А дальше говорится, что Бог усыпил человека, и когда человек спал, взял одну из его «сторон». Цела — это, в принципе, «сторона», но переводится часто как «ребро». Он взял, если читать буквально, одну из его сторон, закрыл это место и построил Бог из этой стороны женщину (тоже удивительно, потому что используется глагол ваивен).
Здесь впервые появляется слово иша. Иша — это женщина, и привёл её к Адаму, и сказал Адам: вот, на сей раз это кость от кости моей, и плоть от плоти моей, её будут называть женщиной, потому что от мужчины она взята. Мужчина — это иш, а женщина — иша; вы слышите, наверно, созвучие, хотя некоторые филологи говорят, что эти два слова имеют разное происхождение. Тем не менее, в Писании она называется иша, потому что взята из иш. У нас была пара захар и некева — самец и самка, а здесь другая пара — иш и иша.
Замечу, что эта игра слов становится поводом для определённых толкований. Есть, например, толкование, что если иш и иша (мужчина и женщина) смогут поместить Бога между собой, то будет всё замечательно, а если не смогут, то тогда — эш. Слова иш, иша, эш очень похожи, и вот этот самый эш (огонь) их пожрёт. То есть, мужчина и женщина могут гармонично сосуществовать, а если нет, то их союз превращается в огонь.
Так сказано в Писании. Я специально останавливаюсь подробно на этих нюансах текста, потому что они, как видите, представляют собой игру слов, своеобразную загадку. И является загадкой, из чего, собственно говоря, создана первая женщина — она пока ещё не названа, кстати, Евой или Хавой, имя ей будет дано позднее.
Существует, конечно, традиционный взгляд, который связывает слово цела с ребром. Это находит своё отражение в мидрашах. Есть замечательный фрагмент, где рабби Йеѓошуа из Сихнина от имени рабби Леви говорит: «Написано: и построил её». Смысл этого странного выражения — «Бог построил женщину» — интерпретируется здесь как размышление. Дело в том, что слова ливнот («строить») и леѓавин («понимать») — созвучны. Можно рассуждать о том, насколько близки их корни друг другу, но, так или иначе, здесь не исключена игра слов.
Рабби Леви говорит, что на самом деле Бог не строил, а размышлял, из чего бы её создать. Сказал он: не сотворю её из головы, дабы она не возносила головы; и не сотворю её из глаз, дабы не была она кокетливой; и не сотворю её из уха, дабы не подслушивала она. Но и из рта тоже не сотворю, чтобы не была она болтливой. Но и из сердца тоже не надо её творить, дабы она не была завистливой; да и из руки нельзя, дабы она не была воровкой; да и из ноги нельзя, дабы не была гулящей. А сотворю её из укромного места, такого, что даже когда человек стоит обнажённым, это место прикрыто. И когда он создавал каждый орган женщины, он приговаривал: пусть будет скромная женщина, пусть будет скромная женщина.
Так описывает рабби Леви процесс создания женщины. А дальше говорит: хоть и не сотворил я её из головы, а она возносит голову. И приводится цитата из Йешаяѓу, из Исайи — «женщины ходят, вытянув шею». И не из глаза я сотворил её, а она кокетлива и подмигивала глазами (там же, у Исайи сказано). И не из уха я её сотворил — а она подслушивает (например, Сара слышит у входа в шатёр, как говорят ангелы). И не из сердца — а она завистлива (приводится доказательство: позавидовала Рахель сопернице — своей сестре Лее). И не из руки сотворил я её, а она воровата (опять же, приводится в пример Рахель, которая похитила идолов). И не из ноги её сотворил — а она гулящая (здесь приводится в пример Дина, которая вышла в поле и её там изнасиловал Хамор).
Так описывает рабби Леви процесс творения женщины, и мы видим, что этот процесс, в каком-то смысле — некая неудача божественная. Задумывалось одно, пытался Бог сотворить скромную женщину, а вышло другое, получилась она нескромной. Ну и так далее — Бог задумывал, чтобы она не обладала определёнными отрицательными качествами, а оказалось, что она ими обладает.
М.М.: Да, Ури. Очень любопытно, что перебор частей тела, из которых можно было бы сотворить женщину, был актуален в средние века не только в еврейской традиции, но и в традиции христианской, католической. В XII веке парижский богослов Гуго Сен-Викторский рассуждал, что женщина по своей природе подчинена мужчине, но всё-таки во многом ему равна.
Он ссылался на то, что Господь мог бы создать её, «воздвигнуть» её из ноги или ступни, но тогда она была бы явно подчинена мужчине. Мог бы сделать её из головы, но тогда бы она слишком возвысилась и мужчиной попыталась повелевать. И Бог нашёл орган, находящийся на полпути между ногой (ступнёй) и головой — ребро. Этим он указывает нам на родство природы мужчины и женщины и на их примерное равенство. Занятно, что богословская анатомия первого человека, Адама, в этих двух традициях выглядит по-разному, при том что инструменты рассуждения схожие.
У.Г.: Да, чуть-чуть по-разному, хотя тип рассуждений схожий. Миша, а есть ли у нас изображения, где женщина создаётся непонятно из чего, непонятно из какого органа?
М.М.: Да, изображений таких полно. Давайте перейдём сейчас от еврейской традиции к христианской и посмотрим, как в средние века (всё-таки мы начали с прекрасного ренессансного памятника — «Райских врат») представляли сотворение Евы. Вы упомянули очень точно, что в тексте Торы для создания Евы используется не слово «сотворить», а термин «воздвигнуть, построить». То же самое мы найдём в самом важном в средние века (да, собственно, и до сих пор) латинском переводе ветхозаветных текстов — в Вульгате. Перевод был сделан одним из отцов церкви, Иеронимом Стридонским, и в этом тексте для сотворения Евы используется латинское слово et aedificavit, то есть «воздвиг», «построил». Как визуализировать это воздвижение, строительство тела женщины из тела мужчины? Всякий художник, скульптор, создатель крошечной книжной миниатюры или колоссальной фрески сталкивался с тем, что создание Евы описывается в нескольких строках, где есть идея ребра (а в латинском тексте это однозначно ребро) и слова о том, что женщина сотворена от мужчины, что она была его частью.
У.Г.: Она взята из мужчины.
М.М.: Она взята от мужчины. Что это значит? На многих ранних изображениях мастера следовали букве первой части этого рассказа. Мы видим, к примеру, в знаменитой Мутье-Грандвальской Библии, созданной в девятом столетии в империи Каролингов, как Господь вынимает из тела спящего Адама ребро, а потом в другой отдельной сцене сотворяет из него тело женщины, Евы, и вдыхает в него жизнь.
Но есть другая визуальная трактовка, которая появляется в одиннадцатом столетии, где мы видим не ребро, а Еву целиком или почти целиком — как она словно Венера из пены морской, поднимается из тела лежащего на земле Адама.
Когда мы смотрим на изображение, иллюстрирующее столь значимые в традиции, в религиозной культуре, авторитетные, сакральные тексты, важно присматриваться к деталям. На «Райских вратах» Лоренцо Гиберти, мы не видим сам момент выхода Евы из плоти Адама. Адам лежит, а за его спиной уже поднимается отдельная от него Ева.
На других образах в теле Адама изображено отверстие, из которого вылезает, словно рождается, фигура его жены Евы, и никаких рёбер не видно.
Почему вариации этих трактовок важны? Сюжет, когда Ева появляется, воздвигается из тела первого мужчины, мог трактоваться по-разному, и даже в противоположном смысле. Одни трактовки усматривали в нём указание на иерархию: мужчина первичен, женщина вторична. Другие акцентировали общность их плоти и вспоминали о том, что в тексте книги Бытия сказано (процитирую русский синодальный перевод):
И сказал человек: вот, это кость от костей моих и плоть от плоти моей; она будет называться женою, ибо взята от мужа своего. Потому оставит человек отца своего и мать свою, и прилепится к жене своей, и будут два — одна плоть (или «будут они одной плотью»).
В трактовке, например, того же Гуго Сен-Викторского (в Париже XII века) Ева появляется из тела Адама. Такая трактовка свидетельствует если не о равенстве (это слишком современная категория), то о единстве их плоти, о значении брака как союза, превращающего мужчину и женщину в метафорическом смысле в единую плоть, и всё-таки, скорее, о равенстве двух полов.
У.Г.: Насчёт равенства хотел отметить, что есть ведь и другая традиция, тоже зафиксированная в еврейских источниках (некоторые, впрочем, считают, что первоначально она появилась в неких греческих источниках). Согласно этому мидрашу, в тексте подчёркивается сотворение первого человека в качестве самки и самца, но при этом подразумевается, что первый человек был создан андрогином — и мужчиной, и женщиной. Он был создан двуликим.
Его двуликость выглядела, скорее всего, как своеобразный шар, где органы мужские и женские находились с разных сторон, как и два лика. А затем Всевышний разрезал этого первого человека пополам вдоль спины. На спине мы даже видим что-то наподобие разреза, по крайней мере, между ягодицами, нечто такое, похожее на разрез. И затем эти две равные половины устремляются к объединению.
Это совершенно другой мотив. Визуализирован ли он в каких-то знакомых вам источниках?
М.М.: Нет. Думаю, что нет. Ровно потому, что средневековым католическим богословам была известна версия о первом человеке как существе андрогинном, но в целом они её отвергали. Перед ними, как и перед еврейскими мудрецами, стоял вопрос: как соотносятся два упоминания о сотворении Евы в книге Бытия, в первой и во второй главе, и что означают слова о том, что Господь сотворил первого человека — мужчину и женщину. Но они, как правило, видели в этом повторе так называемый пролепсис, когда в тексте или в изображении появляется элемент, отсылающий вперёд, в будущее. И, соответственно, идея андрогинности первого человека в традиции не существовала и не визуализировалась.
Но было вот что. Идея ребра и визуальные традиции, следовавшие букве библейского рассказа, разделяли сотворение Евы на два этапа. Первым делом — ребро, а затем мы видим уже целое тело Евы, в которое Господь вдыхает жизнь.
А можно было попытаться изобразить или хотя бы намекнуть на сам процесс — как именно происходит превращение ребра в человека, в женщину. Есть изображение, появляющееся, по крайней мере, с XII столетия, где мы видим нечто, на современный взгляд, довольно странное. Это такой гибридный образ, когда на земле или на небольшом холмике лежит Адам, а над ним стоит Господь.
И Господь держит в руках ребро — кость, уже вынутую из тела Адама, или вынимаемую прямо сейчас на наших глазах. А на конце этой кости уже как бы появилась голова Евы или её бюст, то есть голова с плечами. И хотя это не кино, изображение не движется, оно застывшее, но мы видим возникающую Еву. Как будто застаём Господа прямо в процессе творения.
А что касается андрогинности — тоже интересный сюжет. Я уже говорил, что не существует никаких изображений первого человека в виде андрогина, и я не буду себя опровергать, но есть нечто родственное. Если мы посмотрим на многие раннесредневековые изображения первых людей, то увидим, что между Адамом и Евой нет никаких половых различий.
У Евы нет женской груди, она такая же, как у Адама, или у Адама такая же, как у Евы. У Адама нет пениса. Мы не видим, естественно, и гениталий Евы. В принципе, их тела практически неразличимы. Единственное, что позволяет понять, где Адам, а где Ева — скажем, длина волос, хотя порой этой разграничительной детали тоже нет. Что перед нами? Перед нами, конечно же, с одной стороны, забота о благопристойности. До грехопадения в христианских трактовках нагота первых людей была праведна, им нечего было стыдиться.
У.Г.: И они были бесполыми в каком-то смысле?
М.М.: Они были бесполыми, но в этой традиции не буквально, а, скорее, метафорически. Но праведная нагота перед неправедным зрителем этих миниатюр, фресок, алтарных панелей и других изображений всё равно скрывается. Скрывается тем, что половые органы не изображаются вовсе, либо первые люди показаны так, что половые органы могут подразумеваться, но не видны. Например, они так извёрнуты, что мы не можем их увидеть, или, на каких-то более поздних изображениях, их чресла скрывают листочки — фиговые, виноградные или какие угодно ещё. Но при этом, с другой стороны, и в христианском контексте существовали традиции, говорившие об андрогинности праведного тела. Например, в той же самой Каролингской империи в девятом столетии замечательный богослов, философ Иоанн Скот Эриугена рассуждал о том, что, если бы человек не совершил грехопадения, то у него не было бы разделения полов, и не было бы, соответственно, ни мужчины, ни женщины. Но, поскольку Господь в своём всеведении знал, что первые люди поддадутся искушению змея, то изначально сотворил их разными. Но в будущем, после всеобщего воскресения, праведники обретут идеальные тела, и у них разделения на мужчин и женщин уже не будет. Эта идея — она не визуализировалась непосредственно, но могла где-то маячить вдалеке.
У.Г.: Судя по вашим словам, она смыкалась с христианским представлением о том, что безгрешность Адама и Евы означает отсутствие сексуального влечения, сексуальных отношений. В еврейских текстах всё совершенно не так, и мидраш, повествуя о сотворении женщины, немедленно сообщает о возникновении этого самого влечения. Например, есть фрагмент, где говорится следующее: «Сначала Бог создал её при нём, при Адаме». То есть Бог создавал женщину при нём, Адам присутствовал при этом. «И тот увидел её всю в слизи и крови. И убрали её от него, чтобы она не стала ему противной. И снова Всевышний создал её во второй раз, на сей раз усыпив Адама и сделав её из кости».
Замечу в скобках, что мотив повторного создания женщины получает своё развитие в образе Лилит — женщины, которая соблазняла Адама. Но есть и другое толкование, согласно которому, когда человек говорит: на сей раз она кость от моей кости и плоть от моей плоти, в этом месте используется слово паам, ѓапаам. А слово паам, в том числе, означает «звон» или «колокольчик». И существует толкование, в котором говорится: она будет ударяться об меня как пара колокольчиков. И об этом написано: «золотой колокольчик — паамон, и это то, точнее — это та, которая заставляет меня трепетать (мефаамтани — глагол от слова паам), она будет заставлять меня звенеть всю ночь». То есть женщина изначально так создана. Когда человек говорит ѓапаам, то она его как бы возбуждает немедленно.
Спросили у рабби Шимона бен Лакиша: «Почему другие сны не тревожат человека, а этот сон (то есть эротический, сон о женщине) тревожит человека?» И он сказал им: «Потому что с начала её сотворения она — лишь сновидение».
Удивительное толкование, рисующее женщину в сновидческом ключе. Как бы она и есть тот самый сон, который человеку всё время снится. Миша, вы хотели что-то сказать.
М.М.: Я хотел добавить по поводу странно-сновидческого образа Евы. Бывают визуальные курьёзы. Во Франции есть небольшая церковь Сен-Савен в городке, расположенном неподалёку от Пуатье. Своды этого романского храма покрывают фрески, созданные в конце одиннадцатого столетия. Там, как и во многих других средневековых пространствах, изображена история первых людей, Адама и Евы. Но любопытно, что на одной из фресок у Евы изображена окладистая борода, в точности как у её мужа Адама.
Они становятся в буквальном смысле неразличимыми, а не только потому, что у Евы нет груди, или широта плеч у них одинаковая. Перед нами некий курьёз, вероятно, связанный с ошибкой мастера одиннадцатого столетия.
У.Г.: Как он мог ошибиться? Два раза нарисовать?
М.М.: Не очень понятно. Мы точно знаем, что он изобразил двух людей, практически идентичных друг другу, у обоих есть бороды. И эта борода была закрашена, покрыта слоем штукатурки, который на каком-то этапе, видимо, еще в средние века, обвалился, и это исправленное изображение вернулось в своё первоначальное состояние.
Есть ещё один важный момент, связанный как раз с зеркальностью. Тут перед нами уже не странно-курьёзное сходство Адама и Евы, а довольно распространённый мотив, связанный со змеем как орудием грехопадения, проводником греха в этот мир. На многих средневековых изображениях змей получает женское лицо.
Иногда условно женское, иногда точно такое же, как у Евы, которая смотрит на него и следует его хитрому совету нарушить божий запрет и съесть плод с Древа познания добра и зла. Этот сюжет, в целом, восходит к двенадцатому столетию, к парижскому богослову, которого звали Пётр Каместр (в переводе с латыни — Пётр-едок). Он рассуждал о том, что дьявол (великий хитрец, персонаж, о котором мы сегодня ещё практически не вспоминали) избрал змея своим инструментом, вошёл в него, и чтобы Ева поддалась на его хитрость, придал ему девичье лицо. Почему? Потому что подобное привлекает подобное. Ева фактически увидела себя.
У.Г.: То есть нарциссизм Евы.
М.М.: Нарциссизм, именно! Это очень важно для средневековой традиции, потому что один из главных мизогинистских образов, бесконечно транслировавшихся в разных вариантах в средневековом искусстве, это фигура женщины, которая глядит на себя в зеркало, прихорашивается, думает о том, как ей лучше соблазнять мужчин, как стать красивее.
Либо в такое же зеркало глядит сирена с птичьим, а чаще с рыбьим хвостом — идеальное в средние века олицетворение похоти и сладострастия.
Возвращаясь к первым людям, Адаму и Еве, мы видим воплощение идеи женщины как виновницы грехопадения, женщины, суетно вглядывающейся в собственный образ, и через эту суетность и тщеславие губящей мужчину.
У.Г.: В еврейских источниках змей, скорее, является мужским образом, в силу того, что сексуальный мотив возникает сразу после сотворения женщины. Она рождена или создана для того, чтобы человек нашёл свою пару, а не совокуплялся с животными. Змей соблазняется Евой как раз из-за того, что он видит, как Адам и Ева совокупляются. Это и заставляет змея пойти на хитрость и начать её соблазнять. Но я вернусь к той замечательной картинке, которую вы упомянули, где Бог стоит и держит в руках ребро. Я думаю, что если бы еврейские художники в средние века тоже пытались изображать что-то в этом роде, то, возможно, в руках у Бога оказалось бы не ребро, а хвост. Есть удивительный фрагмент в трактате Брахот, где дано следующее толкование. Два аморая — Рав и Шмуэль — спорят друг с другом. Один говорит, что Господь сотворил женщину из лика человека, а другой говорит: это был хвост. Имеется в виду та самая «сторона», цела, которая понимается традиционно как ребро. Здесь два мудреца третьего века спорят о том, была ли эта «сторона» ликом человека или хвостом.
Ниже в этом же фрагменте задаётся вопрос: если она создана из лика (и мы возвращаемся к образу андрогина), то какой из ликов шёл впереди, если было два лика — мужской и женский? Сказал рав Нахман Бар Ицхак: должен быть мужской. Мужской должен идти впереди, и тогда иерархия снова восстанавливается. А почему, собственно, впереди должен быть мужской? Не потому, что он выше, как дальше объясняется. А почему? Потому что не следует человеку идти за женщиной по дороге, даже за своей женой, потому что это очень соблазнительно. Если он оказался на мосту за женщиной, то пусть обойдёт её сбоку, а если кто входит за женщиной в реку, так у такого человека даже нет участи в грядущем мире, потому что — ну это уж совсем!
М.М.: А ведь у нас в музее, помимо слепка Врат Лоренцо Гиберти, есть ещё более ранние Врата, там, в соседнем зале, созданные в начале одиннадцатого столетия для монастыря святого Михаила в Хильдесхайме.
На них тоже изображена история грехопадения, и очень любопытно решена сцена, где Господь упрекает Адама и Еву в том, что они нарушили его запрет. Уже не просто упрекает, а обвиняет. Я процитирую кратко этот момент в синодальном переводе. Господь явился первым людям и вопросил, что они сделали. Адам сказал: жена, которую ты мне дал, она дала мне от дерева, и я ел. И сказал Господь Бог жене: что ты это сделала? Жена сказала: змей обольстил меня, и я ела. И сказал Господь Бог змею: за то, что ты сделал это, проклят ты перед всеми скотами и перед всеми зверями полевыми. Ты будешь ходить на чреве твоём и будешь есть прах во все дни жизни твоей.
Как показать череду вопросов, череду ответов и переложение ответственности, когда Адам говорит, что это не он, а Ева?
У.Г.: Стрелочками можно.
М.М.: Стрелочками? Всё-таки мы находимся в одиннадцатом столетии и смотрим на церковные врата, где система стрелочек ещё не использовалась. Но мастер, создавший это бронзовое изображение, последовал, в целом, вашему совету. Господь стоит, обращаясь к первым людям, и мы понимаем, что он говорит, благодаря указующему персту. И первые люди показаны в вывернутых смущённо-испуганных позах, когда Адам, неловко повернувшись…
У.Г.: …переводит стрелки на Еву.
М.М.: Переводит стрелки? То есть как? У него нет стрелок, у него руки. И он ими показывает назад, на Еву, которая стоит где-то там. Ева смотрит вперёд на Адама, ещё вперёд — на Господа, но при этом склоняется и показывает жестом вниз. А внизу уже находится змей-искуситель. Если следовать фрагменту, который я только что цитировал, то он уже наказан, он уже ползает на чреве своём. Эту эстафету жестов — от Адама к Еве, от Евы к змею — в каком-то смысле продолжают неодушевлённые предметы, представленные мастером в кадре. Мы видим Древо ровно посередине между ними, Адамом и Евой. Ветвь этого Древа направлена в ту же сторону, что и рука Адама — стрелка, указывающая на Еву. Мы можем предположить, что с помощью этой детали мастер направляет внимание зрителя. То есть там, где разворачивается повествование первой и второй глав книги Бытия, визуальный образ собирает воедино все элементы истории и работает на уровне тех самых жестов, стрелочек, о которых вы упомянули.
У.Г.: А есть ли какие-то средневековые изображения, дающие преимущество Еве, женщине?
М.М.: Преимущество в чём?
У.Г.: В чём-нибудь. В талмудических текстах мы это встречаем. Например, при толковании слова «построил» (вайивен) — в выражении «построил Господь из ребра». Это слово можно понимать и как «разумение», и как «строительство». Рабби Элиазар от имени рабби Йоси Бен Зимры сказал: Дано женщине понимание (бина). Слово бина — не однокоренное, но созвучно строительству. Дано ей больше понимания, чем мужчине.
Ниже даётся замечательное объяснение. Женщина в основном сидит дома, а мужчина учится: выходит к людям и может у кого-то поучиться. Женщине не у кого поучиться, поэтому она просто умнее мужчины изначально.
Усилия интерпретаторов, как еврейских, так и христианских средневековых художников и мыслителей, являют собой попытку выявить в этих мифологических сюжетах ту интуицию, которая в них заложена. Она выражена в символической форме и порождает бесконечное реинтерпретирование. Мы остановились на ранних еврейских комментариях и на средневековых интерпретациях. Наверное, можно было бы и продолжить.
Книгу Берешит («В начале»), как я уже сказал, можно считать своего рода основой. И содержащиеся в ней корневые мифологемы, отражающие определённую интуицию, являются постоянными стимулами для художников и комментаторов. Осмысление природы человека, отношений мужчины и женщины, и так далее.
И как всегда в нашей программе (в дальнейшем вы с этим будете сталкиваться не раз), мы ставим не точку, а многоточие. Мы поставили вопросы, но не ответили на них, по большей части. Мы стараемся, скорее, побудить наших зрителей к размышлению, нежели дать какие-то готовые ответы.
Надеюсь, что наш рассказ был интересным. Подписывайтесь на наш канал, ставьте лайки и оставляйте комментарии, они помогут нам в выборе дальнейших сюжетов для нашей программы.
Миша, спасибо вам.
М.М.: И вглядывайтесь в детали изображений! Спасибо вам.
