ИзТории. Бракосочетание Бога
Сериал проекта «Идеи без границ» культурного центра Бейт Ави Хай в Иерусалиме
Глава Трума (Исход, 25:1–27:19)
Гость выпуска: Сергей Кавтарадзе — преподаватель Школы дизайна НИУ Высшая школа экономики. Лауреат премии «Просветитель» 2016 года в номинации «Гуманитарные науки» (книга «Анатомия архитектуры. Семь книг о логике, форме и смысле», 2016).
Ури Гершович (У. Г.): Тема нашего сегодняшнего разговора — раздел Трума («Приношение»). И сегодня у нас в гостях Сергей Кавтарадзе — искусствовед, историк архитектуры. Сергей, здравствуйте.
Сергей Кавтарадзе (С. К.): День добрый, Ури.
У. Г.: В нашей главе рассказывается о том, как Бог поручает Моисею построить скинию Завета. Описание всего плана постройки даётся как раз в этой главе. Начинается глава так:
И сказал Господь Моисею, говоря: «Скажи сынам Израилевым, чтобы собирали для Меня приношение. От всякого человека, благорасположенного сердцем, берите приношение Мне».
Поэтому раздел и называется «Приношение» (Трума). Затем описывается, что нужно приносить, а в конце Бог говорит так:
И пусть сделают они Мне святилище (микдаш) и буду обитать (шаханти)…
Слово шаханти связано со словом шхина и со словом мишкан («скиния»).
…И буду обитать в среде их. Всё, как Я показываю тебе, образец скинии и образец всех сосудов её, так и сделайте.
Потом Бог начинает перечислять Моисею, какие предметы необходимо сделать. Среди них самые значимые: ковчег (арон), крышка ковчега (капорет), стол (шульхан), светильник (менора), собственно сама скиния (мишкан), завеса (парохет), жертвенник и двор скинии (двор, где будет находиться скиния).
Это основные вещи, которые перечисляются. И если речь идёт про шульхан, то указывается вся утварь, которая потребуется; а если про жертвенник, то перечисляется всё, что будет использоваться для жертвоприношения.
Что касается функции самой скинии, то о ней Бог прямо говорит: «Я буду обитать в ней». Исходя уже из других контекстов Писания, мы видим, что это ещё и некое свидетельство (внутри ковчега, где скрижали); это шатёр, где Бог встречается с Моисеем; это место служения, там находятся хлеба предложения, постоянный огонь воскурения, постоянная жертва, которая приносится. Кроме того, мы знаем из Писания, что этот шатёр покрывает облако славы Всевышнего, которое является для народа Израиля знаком, когда пускаться в путь, а когда останавливаться.
Для начала поговорим о ковчеге Завета. Сергей, скажите нам пару слов о картине.
С. К.: Скорее всего, это сороковые годы XVII века. Стилистически картина относится к тому же направлению, к какому принадлежал Пуссен, значительно более знаменитый художник. Что касается её стилистических особенностей — это такая первая версия классицизма XVII века.
Там открытые цвета, так называемые основные, фризовая композиция. А самое главное в контексте нашего разговора — её сюжет и то, как здесь показан ковчег. А он показан очень точно, потому что в Святом Писании всё это описано самым подробным образом.
У. Г.: То есть художник воспроизводит буквально то, что написано?
С. К.: Как ему кажется, по крайней мере. Когда мы перейдём к архитектурной части, мы увидим, что нам очень не хватает иллюстраций в этих священных текстах. Если бы были ещё священные иллюстрации, нам всем было бы гораздо легче.
У. Г.: Ну да, описание там подробное, а иллюстраций нет.
С. К.: Да, это парадокс, когда мы касаемся скинии. Описание подробнейшее, но, тем не менее, представить её целиком достаточно трудно. Но проблем особых нет — действительно, грубо говоря, ящик, золотые кольца. Эти кольца, надо сказать, сыграют большую роль в культуре.
У. Г.: Да, четыре кольца, как сказано в Писании.
С. К.: Да, именно четыре, именно золотые.
У. Г.: По четырём углам, да.
С. К.: И мы потом эти кольца будем встречать и в скинии, и в некоторых произведениях христианского искусства. Видимо, произвело впечатление то, что всё должно быть на этих кольцах, и шесты должны входить в эти кольца.
У. Г.: Шесты из дерева.
С. К.: Обложенные золотом. Собственно, здесь нет каких-то сомнений. Вероятно, это выглядело примерно так, если не брать, конечно, загадочного фрагмента с херувимами. Вроде бы ничего нельзя изображать реалистичного, а они откуда-то берутся.
У. Г.: Да, я сейчас об этом скажу.
С. К.: Тогда я вам уступаю слово.
У. Г.: Ковчег этот — для чего он нужен? Действительно, на картине он изображён примерно так, как описано. И сказано так: «Положи в ковчег откровение, которое Я тебе дам». То есть в нём должны находиться то ли скрижали Завета, то ли Тора в каком-то виде. Затем сказано, что нужно сделать крышку и положить крышку на ковчег сверху.
В ковчег ты положишь откровение, которое Я тебе дам. Я буду открываться тебе там и говорить с тобою поверх крышки из среды двух херувимов, которые над ковчегом откровения, обо всём, что буду заповедовать через тебя сынам Израилевым.
Получается, что на ковчег кладётся крышка (капорет) с двумя херувимами, тоже сделанными из золота, с крыльями. Собственно, между этими двумя херувимами и должен звучать голос Бога.
В еврейской традиции, естественно, ковчегу уделяют большое внимание. Ковчег является центральным элементом всей этой постройки, всей скинии. Процитирую мидраш: «Так же, как в начале сотворения мира говорится о свете, так в начале создания скинии говорится о ковчеге». Ковчег сравнивается со светом, который является первым творением Бога. И ещё есть замечательное утверждение о том, что три короны существует в среде Израиля — корона царства, корона священства и корона Торы. И стол скинии ассоциируется с царством, жертвенник — со священством, а ковчег — с Торой. И эта корона Торы является наивысшей, то есть, наиболее значимой из всех трёх корон.
Некоторые средневековые комментаторы сравнивают ковчег с сердцем. Я зачитаю небольшой фрагмент из знаменитой книги Йехуды Галеви, средневекового поэта и философа. Книга эта известна как Сефер ха-кузари. На самом деле она называется «Книга защиты униженной религии». Галеви пишет: «Божественное воздействие можно сравнить с мыслящей душой, находящейся в теле животного». Божественное воздействие — это то, что должно проявляться в скинии. А скиния, таким образом, представляет собой тело, куда эта душа проникает.
Мудрец объясняет хазарскому царю как всё устроено и хазарский царь говорит: «Ты привёл чудесное сравнение, но я ещё не слышал, с чем можно сравнить голову, а также чувства». На это ему мудрец говорит: «Основа знания находится в ковчеге Завета, который соответствует сердцу. Это десять изречений и все их следствия». То есть декалог, скрижали Завета — то, что записано в Торе и находится в ковчеге. «И они служат как бы советниками, предупреждающими народ и устанавливающими времена, они — голова народа». С одной стороны, это сердце, а с другой стороны — скрижали ассоциируются с головой. Хазарский царь на это замечает: «В таком случае вы, народ Израиля, сегодня являетесь телом без головы и без сердца». И на это раввин ему говорит: «Да, ты прав. Более того, мы даже не тело, а разбросанные органы, что-то вроде высохших костей, которые видел пророк Йехезкель (Иезекииль). Но это кости, в которых осталась жизненная сила, и которые обладали когда-то и головой, и сердцем, и духом, и душой, и разумом. Они лучше тел, изваянных из мрамора и гипса, с головами, глазами и ушами, со всеми органами, в которых никогда не было и не будет духа жизни».
Этот антропоморфный мотив, в принципе, существует в еврейской комментаторской традиции. Я приведу слова более раннего автора, рабби Шмая ха-Шушани — это ученик известного комментатора Раши, по крайней мере, так предполагается. Это конец XI — начало XII века. Он буквально каждый элемент скинии сопоставляет с тем или иным органом человека. Например, брусья скинии, с его точки зрения, это кости, а покрытие, которое накладывается на скинию, это кожа. А крылья херувимов — это лёгкие, которые находятся над сердцем (у него сердце, видимо, тоже локализуется на крышке между двумя херувимами).
Сергей, после этих слов наших еврейских комментаторов я хотел бы обратиться к вам с вопросом: насколько такой антропоморфный мотив присутствует в архитектуре?
С. К.: Всякое слово мудрецов, которых вы сейчас цитировали, может давать огромное количество ответвлений в мировой культуре, в том числе христианской. Так что мы можем идти в самых разных направлениях. Хотя, что касается антропоморфных ассоциаций, то здесь доминирует положение, что западно-христианская базилика — это крест, на котором было распято тело Спасителя. А с другой стороны — затронутая вами тема божественного света развивается, прежде всего, в важной для всех христиан, и западных, и восточных, концепции Псевдо-Дионисия Ареопагита. «Псевдо» — потому что учёные не знают, кто на самом деле был автором знаменитых текстов, которые называются «Ареопагитики». Он приписывался некоему обобщённому образу Дионисия, из чего исходил, например, аббат Сугерий (Сюже), когда фактически создавал готику с её витражами.
Сейчас я объясню, в чём дело. Согласно концепции Псевдо-Дионисия Ареопагита, мир не может быть просто создан Творцом и потом оставлен им. Допустим, что он просто наблюдает сверху. Творец, конечно, бесконечен, он не имеет никаких пределов, но сила божественного блага такова, что она изливается даже за пределы Творца как такового. Это и называется эманацией. И жизнь на земле питает как раз эта эманация божественного блага. А поскольку это чисто умопостигаемая, интеллигибельная концепция, то нам дан символ, через который мы это осознаём. Этот символ — солнечный свет. Судя по всему, идея витражей, которая была так нужна аббату Сугерию, пришла к нему именно потому, что он был аббатом в Сен-Дени.
Ему была очень близка эта концепция. Ему нужны были витражи, чтобы солнечный свет, преобразованный витражами, проникал в сердце собора. В этом смысле, конечно, в соборе — всегда сердце веры. И таким образом он демонстрировал людям, что божественное благо всегда с ними, а если его не будет, то не будет и жизни как таковой. Это что касается концепции божественного блага.
Христиане несколько иначе посмотрели на эту историю со скинией, потому что здесь мало просматриваются антропоморфные ассоциации, зато космогонические ассоциации чрезвычайно важны и всепоглощающи. Мы можем начать с космологической модели Косьмы Индикоплова — самой известной модели, которая очень долго была единственной на Руси. Косьма Индикоплов — торговец-путешественник и писатель времён Юстиниана (VI век), побывавший во многих странах. Судя по его прозвищу (Индикоплевст), он доплыл даже до Индии. И он прекрасно знал античные геоцентрические концепции устройства мира — круглая земля и вокруг неё хрустальные сферы, которые прикреплены звёздами. Но, читая тексты, он считал себя обязанным придерживаться другой концепции. Он представлял себе мир именно как скинию (мишкан) — в том виде, как это изображали в христианстве.
В христианстве мир изображался в виде ларца, внутрь которого помещён огромный океан, заливы этого океана (моря), посередине огромная гора, и вокруг горы ходит солнце. И когда оно заходит за эту огромную гору — наступает ночь, а когда выходит из-за горы — начинается день. Но самое главное — это святилище: крышке этого ларца, как бы трёхмерной, соответствует Святая святых, и там помещены силы небесной иерархии. Христиане разделяли это даже в большей степени, чем в иудаизме, потому что для иудаизма это само собой разумеется; это, условно говоря, техническая сторона. А для христиан оказалось очень важным, что мир состоит из творений («физический» мир) и трансцендентного (сфера Бога как таковая). И далее возникают очень важные проблемы, связанные с концепцией шхины — то, каким образом Бог или вообще трансцендентное (слава Господня, премудрость Божия) входит в этот сотворённый мир, каким образом он воплощается.
У. Г.: Сергей, надо сказать, что в еврейской традиции тоже были такие интерпретации. Например, в книге Зохар есть любопытный текст, где говорится, что с помощью первозданного света было создано всё, в том числе и скиния. Она была создана, конечно, физически, но сам образ этой скинии — это таинство, которое связано с первозданным светом. И там употребляется слово уманут («искусство», «ремесло»). С помощью этого ремесла скиния творится в этом мире, и в пару ей создаётся скиния в мире небесном. И между этими двумя скиниями есть некое соответствие. Точно так же, как и Храм. Первый Храм тоже создаётся вместе с его небесным образом. И эти два образа — образ небесный и образ земной — должны быть связаны между собой определённым таинством, и это таинство связано с первозданным светом. Так что в мистической еврейской традиции книга Зоар говорит о таком совмещении. Правда, не космоса в целом, а соответствия между мирами — небесным миром и миром земным.
С. К.: В самом, вероятно, мистическом произведении христианской традиции — Апокалипсисе (Откровении Иоанна Богослова) — предполагается, что помимо земного Града Иерусалима существует его небесный прототип, некий образ. Это находящийся на небе прекрасный град, правда, без солнца и без храма. Он будет потом спущен на землю, и туда попадут люди, которые заслужили этого. Так что это явно общая идея.
Теперь хочу перейти к архитектурной части. Сам факт того, что Моисею на горе был показан образец, чрезвычайно важен для архитекторов всех поколений и всех эпох, потому что после этого любой архитектор, который обращается к строительству сакрального сооружения в авраамической традиции, становится как бы подмастерьем, сотрудником проектной мастерской Творца. Таким образом, имеется сверхпроект, который был показан Моисею.
У. Г.: Да, архитектор не создаёт проект, а реализует его. Проект уже создан, в некотором смысле.
С. К.: Он что-то добавляет от себя, но в целом — да. Понятно, что христианский храм троичен — есть притвор (или нартекс), есть общая часть (наос) и есть алтарная часть, сакральная. В какой-то мере это можно сказать и о мусульманах. У них тоже подразумевается двор, как у скинии, в том числе с возможностью омовения; есть часть, которая называется зула; и есть михраб — ниша, которая указывает направление на Каабу — мусульманскую святыню, находящуюся в Заповедной мечети в Мекке.
Кааба, кстати говоря, исторически приблизилась своей формой к кубу, сопоставимому по объёму со Святая святых в скинии, а затем в Храме Соломона. Вот такие связи. Кстати говоря, согласно одной из мусульманских традиций, Кааба была спущена с неба на землю Адаму, когда он затосковал о рае и о Боге. Так что мы видим общее идейное пространство, идеи перетекают из традиции в традицию.
Символика храмов также обладает универсальностью трактовки. Например, алтарная часть, соответствующая Святая святых, это небо на земле. То есть когда священник находится в алтаре, то он как бы уже сейчас находится на небе.
Что касается шатровых храмов, изложу свою концепцию. Дело в том, что христиане, читая Библию, прекрасно понимали, что и Храм, и скиния должны были выглядеть вытянутыми постройками — как палатка, допустим, или как базилика.
У. Г.: Да, прямоугольник.
С. К.: Да, прямоугольник с чётко прописанными размерами. Двадцать брусьев по южной и по северной стороне, и шесть брусьев плюс два угловых по западной, то есть тыльной стороне. Тем не менее, понятие «скиния» перевели как «шатёр» (на латыни — табернакль). И стали представлять это сооружение как центрическое, как палатку, шатёр, с которым ходили воевать. В самых разных миниатюрах, например, в Библии Венцеслава, или в Лицевом летописном своде, который специально писался для семьи Ивана Грозного в 1560–1570-е годы, скиния изображается, во-первых, шатровым центрическим сооружением, а во-вторых, там буквально изображается некое облако, в котором появляется образ Бога.
У христиан это не очень поощрялось, но иногда всё-таки можно было, в том числе и во времена Ивана Грозного.
Отсюда уже следующий ход — когда вы хотите, чтобы Бог гарантированно присутствовал, то вы строите шатёр.
Впервые это произошло в Великом княжестве Московском, когда сюда пригласили итальянского архитектора, флорентийца — здесь его называли Петрок Малой (Пётр Малый). Судя по всему, пригласили его не просто так, а потому что у Василия III не получались дети. Соответственно, он построил совершенно необычный храм Вознесения в Коломенском, где есть ключи и камни, которые помогают решить эти проблемы.
А потом, появившийся на свет благодаря строительству этого храма Иван IV Грозный строит на Красной площади собор Покрова «что на Рву», где демонстрирует опять-таки духовную структуру мира, как это делал Косьма Индикоплов, но уже немного по-другому.
Нижняя часть, судя по всему, олицетворяет храм Иезекииля. Вся постройка христианизирована, это христианский храм, но, тем не менее — там внизу восьмигранник. Это, собственно говоря, Святая святых, так это и называлось. Выше идут закомары, такие полуциркульные сооружения. Скорее всего, это власть, то есть офаним, колёса Меркавы, наиболее приближённые к земле силы из важной для христиан небесной иерархии. Ещё выше — восемь главок, то есть силы, власти, ангелы, архангелы, херувимы, серафимы, и затем этот самый шатёр. Кстати говоря, не все обращают внимание, что этот храм украшен металлическими спиралями и золотыми кольцами. Очень может быть, что это те самые кольца, в которые продевались шесты. Понятно, что раз вы делаете этот шатёр, значит, вы обеспечиваете, условно говоря, шхину. Конечно, это слово не употреблялось, но каким-то образом подразумевалась идея непосредственного присутствия божества. Ну, не самого божества, но премудрости божьей. То есть история со скинией получает очень серьёзное развитие в культуре христианского мира.
У. Г.: Сергей, ваш рассказ вызывает у меня определённую ассоциацию; не знаю, насколько она правомерна. Некоторые изображения шатра или сооружений, которые мы видим, напоминают мне хупу — еврейский свадебный балдахин. Дело в том, что в талмудической традиции скиния ассоциируется, в частности, со свадебным балдахином. В одном из сборников мидрашей рассказывается притча:
Царь прогнал матрону из своего дворца (царь — это Бог, матрона — человек), а потом решил вернуть её. А матрона заупрямилась и говорит: «Нет, просто так не вернусь. Сделай для меня что-нибудь, тогда вернусь».
То, чего она просит, — это и есть скиния. И скиния означает не что иное, как повторное бракосочетание, соединение Бога и человечества в целом.
В этом источнике говорится, что когда человечество согрешило, то божественное присутствие удалилось на первый свод небес. Человечество согрешило второй раз, третий и так далее, до седьмого свода небес. А потом явились праведники, начиная с Авраама и кончая Моисеем, которые ухитрились это божественное присутствие спустить на землю. Последним был как раз Моисей. Установление скинии — это и есть совлечение божественного присутствия из мира небесного в мир земной. Таким образом, скиния оказывается не чем иным, как свадебным балдахином для повторного бракосочетания Бога и человечества, с которого начинается путь к избавлению. Хупа — это покрытие. Само слово хупа происходит от слова «покрывать». И благодаря этому покрытию совершается сакральное бракосочетание.
Не знаю, насколько могла повлиять такого рода идея на христианских архитекторов, но в еврейских источниках она присутствует.
С. К.: Она, безусловно, повлияла, хотя не настолько буквально, как это сейчас прозвучало из ваших уст. Прямо-таки бракосочетание, видимо, не подразумевалось. Но тема сени неизменно существует. Тот же Покровский собор — почему он Покровский? Потому что это собор Покрова, то есть некой сени. Эта история известна из видения Андрея Константинопольского, когда Богородица является в храме и покрывает народ, как бы прикрывает его частью своего одеяния.
У. Г.: Это как раз и есть почти буквальный перевод слова хупа — «покрытие».
С. К.: В русской христианской традиции слово «сень» существует постоянно. «Сень», «осенять» и так далее — это тоже «покрытие». В сущности, это табернакль. Мы можем вспомнить табернакль Бернини, который покрывает могилу апостола Петра в соборе Святого Петра. В самом сердце Ватикана мы тоже видим сень, покрытие.
Являющиеся частью табернакля четыре витых столба — это прямая отсылка к Храму Соломона. В христианской традиции считалось, что прекрасные столбы Храма Соломона должны быть спиралевидной формы, есть целая теория на этот счёт. И когда вы видите спиральный столб, первым делом следует задаться вопросом: а нет ли здесь отсылки к Храму Соломона? То есть сень — это универсальное понятие, характерное не только для архитектуры.
Или возьмём Царское место в Успенском соборе, которое было создано специально для Ивана Грозного.
Это тоже сень, причём шатровая. И она отражает картину мира того времени, потому что опорами столбов служат четыре зверя, символизирующие четыре царства, а по периметру трона искусно вырезаны барельефы, рассказывающие, откуда у Ивана Грозного и Московского государства взялось право на то, чтобы именоваться Царством. А шатёр сверху — это, во-первых, сень, а во-вторых — опять же отсылка к Храму Соломона. Потому что там появляется тема Боаза и Яхина — двух столбов Храма Соломона, которые увенчаны такими же кубками в виде гранатов. То есть над царём опять-таки присутствует слава Господня или премудрость божья. Это там явно прочитывается — такая структура мира.
У. Г.: Хорошо, Сергей, мы с вами отметили несколько вариантов того, чем является скиния, чем является ковчег Завета, и как это воплощается, в частности, в христианской архитектуре.
