ИзТории. Горькая вода
Сериал проекта «Идеи без границ» культурного центра Бейт Ави Хай в Иерусалиме
Глава Насо (Числа, 4:21–7:89)
Гость выпуска: Олег Аронсон — кандидат философских наук, старший научный сотрудник сектора эстетики Института философии РАН, теоретик кино и телевидения, лауреат премии Андрея Белого за гуманитарные исследования.
Ури Гершович (У. Г.): Тема нашего сегодняшнего разговора — раздел Насо (что переводится как «Сочти», а в буквальном значении — «Подними»). С этого слова начинается первая фраза раздела: «Сочти поголовно также сынов Гершона». И сегодня у нас в гостях Олег Аронсон, кандидат философских наук. Олег, здравствуйте.
Олег Аронсон (О. А.): Здравствуйте, Ури. Здравствуйте, слушатели.
У. Г.: Поговорим про недельный раздел. Я, как всегда, начну с изложения общего содержания недельного раздела, а потом мы выберем одну из тем и поговорим о ней более подробно. В предыдущей недельной главе рассказывалось о том, как Моисей считает поголовно все колена Израиля. В конце предыдущего недельного раздела было начато изложение того, что должны делать сыны Леви. Отдельно ведется их подсчет, и в этой главе продолжается. Так что Гершон из первой фразы главы («Сочти поголовно также сынов Гершона») — это еще один из потомков Леви. Они должны носить покровы скинии, соборный шатер, завесы двора. В общем, они должны сопровождать все работы, связанные со скинией. Далее рассказывается о том, как человек, который оказался ритуально нечистым, должен покинуть стан. Это закон про нечистого.
Затем рассказывается о женщине, которую муж подозревает в измене. Такая женщина называется сота («свернувшая»), так как глагол листот означает «сойти с пути».
После этого рассказывается о законах назарейства. Назир («назарей») — это человек, который принимает на себя дополнительные обязательства. Он не стрижет волосы, не вкушает плоды винограда, не пьет вина. И здесь подробно излагаются связанные с этим законы.
Далее следует небольшой подраздел о приношениях, осуществляемых после того, как скиния освящена. Собственно, вот так выстроена эта недельная глава.
Мы обратимся к наиболее привлекательной теме. Сота — женщина, свернувшая с пути. О ней говорится следующее:
Человек, жена которого совратится (тистэ, от глагола листот — «свернуть с пути») и нарушит верность ему. И ляжет кто с нею с излиянием семени, и скроется это от глаз мужа, и она тайком осквернилась. И свидетеля против нее нет, и не была она захвачена. И найдет на него дух ревности (руах кин’а), и будет он ревновать жену свою, а она осквернилась. Или же найдет на него дух ревности, и будет он ревновать жену свою, а она не осквернилась.
Писание, как всегда, рассказывает нам сразу два кейса. Один случай — когда человек ревнует свою жену, и действительно есть за что. И другой вариант — когда он ревнует жену, а на самом деле ничего не было. Но дальнейшие действия не зависят от того, имеет ли его ревность какие-либо основания.
Пусть приведет муж жену свою к священнику и принесет в жертву за нее десятую часть эйфы ячменной муки… И подведет ее священник, и поставит ее пред Господом. И возьмет священник святой воды в глиняный сосуд, и земли, которая на полу скинии, возьмет священник и положит в эту воду. И поставит священник жену пред Господом, и распустит он головные волосы жены, и возложит ей на ладони тот дар поминальный, — это приношение ревности, а в руке священника будет вода горькая, наводящая проклятие. И заклянет ее священник, и скажет жене: если не лежал с тобою мужчина, и если не совратилась ты осквернением втайне от мужа твоего, то невредима будь от сей горькой воды, наводящей проклятие. Но если ты изменила втайне мужу твоему и осквернилась, и совершил с тобою соитие мужчина, кроме мужа твоего, тогда заклянет священник жену клятвою проклятия, и скажет священник жене: да предаст тебя Господь проклятию и клятве в народе твоем, тем, что сделает Господь бедро твое опавшим и чрево твое опухшим… Если же не осквернилась жена и чиста она, то останется она невредимою и будет оплодотворяема семенем.
Вот такой подробный текст о совратившейся женщине, которая называется сота, мы видим в Писании. Сразу же приведу маленький фрагмент из Мишны, где говорится следующее:
И бывает, не успеет она выпить все, как лицо ее зеленеет, глаза выкатываются из орбит, вены вздуваются, и тогда возглашают: «Отпустите ее, чтоб не осквернила она храмовый двор!»
(Мишна. Сота, 3:4).
Я привел этот фрагмент из Мишны, чтобы показать, как мудрецы Талмуда видят эту процедуру проверки горькой водой. При этом надо заметить, что Мишна — это III век, и Храма уже нет. Тем не менее, в Мишне рассказывается о том, что происходило с этой женщиной.
Такая вот история, Олег. Что мы можем по этому поводу сказать?
О. А.: Очень жизнеутверждающая история. У меня вопрос: когда прекратилась практика применения горькой воды? Или до сих пор еще горькую воду применяют?
У. Г.: Нет, она прекратилась достаточно давно, еще во время существования Храма, судя по тем источникам, которые мы имеем в талмудической литературе. В Мишне говорится следующее: «Как горькая вода проверяет ее, так же она проверяет и его». (Мишна. Сота, 5:1). Еще говорится, что «когда увеличилось количество прелюбодействующих, то прекратили употреблять горькую воду». (Мишна. Сота, 9:9).
Прекратил эту практику раббан Йоханан бен Закай. Его решение было основано на стихе из книги Осии, где говорится следующее:
Не взыщу я с развратничающих дочерей ваших и с прелюбодействующих невесток ваших; ведь и сами они уединяются с блудницами и с посвященными блуду приносят жертвы, а народ невежественный в смятении.
Из этого стиха раббан Йоханан бен Закай извлекает такое постановление: коль скоро у нас прелюбодеев огромное количество — отменяем горькую воду.
О. А.: Пора возвращать? Как вы считаете, Ури?
У. Г.: Я думаю, что это было бы неплохо. Но для этого надо сначала восстановить Храм.
О. А.: Надо подумать, что в современном мире является альтернативой этой горькой воде. Что мы перестали делать сегодня такого, для чего нужна была горькая вода? Ведь увеличилось не просто количество развратников, а число тех, кто не доверяет горькой воде.
У. Г.: Возможно.
О. А.: Горькая вода существует только потому, что есть вера в нее. Это определенная утрата веры. Горькая вода осуществляет важную функцию связи на телесном уровне, скажем так, не со Всевышним, а с силами, которые руководят нашей жизнью.
У. Г.: Вера здесь очень важна, но сама эта процедура была направлена на примирение между мужем и женой, если муж жену ревнует. После того, как жена не погибает, и бедро у нее не опадает, и живот не опухает, сразу сказано, что она будет оплодотворяема. То есть она рожает ребенка, и в семье воцаряется мир. И, коль скоро муж верит, что все было нормально, то все хорошо.
О. А.: Да, меня поражает эта толерантность по отношению к заповеди «не прелюбодействуй».
У. Г.: Никакой толерантности здесь нет. Если двое свидетелей застигли прелюбодея или прелюбодейку (а прелюбодеяние — это когда человек спит с замужней или помолвленной женщиной), то тогда смертная казнь, нет никаких поблажек. А здесь речь идет о ситуации, когда ничего не доказано, нет оснований.
О. А.: Да, это ревность.
У. Г.: Ситуация ревности.
О. А.: Я хотел бы затронуть две ключевые вещи — ревность и подозрение. Оба явления как-то коррелируют с нашим современным миром. И, конечно, важную роль играет горькая вода, которая проявляет ситуацию, когда ревность и подозрения безосновательны.
У. Г.: Какие-то основания, может, и есть, но они не проверены.
О. А.: Да, не проверены. Мне кажется, здесь есть смешение двух типов дискурса — дискурса истины и дискурса справедливости. Истина — это то, что должно быть проверено. Дискурс истины навязывался нам рационалистами от Аристотеля до Декарта. Мы находимся в режиме доверия факту, который можно проверить. И этот режим здесь дополняется дискурсом справедливости. Есть вещь, которую нельзя проверить, мы находимся в подозрении, и это несколько усложняет ситуацию.
Однако сегодня подозрение может уже не быть связано с ревностью, потому что измена давно замещена адюльтером. Адюльтер стал чем-то естественным, и в современном обществе к нему относятся толерантно, как мы знаем. Поэтому законы перестали быть суровыми, но заповеди сохраняются.
Вальтер Беньямин в своей статье под названием «К критике насилия» проводит важное для него различие между заповедью и законом. Закон в правовом понимании представляет собой обязывающую юридическую формулу, регулирующую государственное насилие и подразумевающую наказание, допустим, смертную казнь. Следование же заповедям просто дает возможность вести добродетельную жизнь. Но если ты нарушаешь заповедь, ничего страшного не происходит. Однако ее нарушение ухудшает твою жизнь. Такое ухудшение — это и есть, в некотором смысле, горькая вода.
У. Г.: Как сегодня бы сказали — ухудшение кармы.
О. А.: Да, это вариант кармы. Исследователь Майкл Тауссиг отмечает у Вальтера Беньямина склонность возвращать в современный мир некоторые элементы магии. Мне кажется, горькая вода — это элемент архаической магии, от которого отказались не из-за грубости этого средства проверки, и не оттого, что количество развратников увеличилось, а потому что магия в какой-то момент была дискредитирована.
В современном мире какие-то элементы магии возвращаются в связи с возникновением новых сил, которые превышают человеческие. Магия исчезает, когда человек становится сопоставимым с Богом. Тогда на месте подозрения возникает картезианское сомнение; тогда сомнения являются условием твоего размышления.
У. Г.: Сомнение в магических средствах.
О. А.: Да, и критика магических средств с помощью сомнения. В магических средствах нельзя сомневаться. Они нужны в ситуации неразрешимости, отсутствия достаточных оснований, подозрения. Тогда магия работает.
Мне кажется, сегодня появилась сила, превышающая человеческие возможности, подобная Всевышнему, подобная архаическим богам, в том числе античным. Имя ей — искусственный интеллект и большие данные.
И мне интересно посмотреть, где в этих больших данных горькая вода, но не для того, чтобы проверять на измены. Эта проблема отошла на второй план, не будем на ней зацикливаться. Ревность давно стала фактором повседневной жизни, свидетельствующим не столько об измене, сколько о наличии любви. Бывает ревность, которая сродни чувству собственности, а есть ревность, которая становится материальным воплощением любви — ревнуешь, значит любишь.
У. Г.: Олег, в связи с вашими словами я сейчас зачитаю любопытный отрывок из Талмуда. В Талмуде (Вавилонский Талмуд, Сота, 2б-3а) описан спор, касающийся значения слова кин’а («ревность»). Мудрец Реш-Лакиш говорит, что ревновать запрещено; ревность провоцирует ссору между мужчиной и женщиной, да и вообще между человеком и окружающими людьми. Ревнует человек, в которого вселился дух глупости. Слово сота можно прочитать как шота («дура»). Поскольку нет огласовок, то можно прочитать его и как шотэ («дурак»). Если человек вдруг одуреет и начнет ревновать, то эта процедура, с точки зрения Реш-Лакиша, является ответом на чувство ревности, которое он считает негодным и провоцирующим ссору.
Но, с другой стороны, как всегда в Талмуде, есть и другой мудрец, рабби Нахман бар Ицхак, который говорит, что слово «ревность» означает вовсе не ревность. Оно означает некое предупреждение, которое женщина не должна нарушать, чтобы не возникла нехорошая ситуация. Муж ей говорит: «Смотри, с этим человеком не уединяйся, мне это неприятно. Чтобы я не ревновал, пожалуйста, этого не делай». А она это делает, и тем самым навлекает неприятности. И тогда его ревность оказывается оправданной, а ее поведение — неоправданным, и вся эта процедура становится способом как-то разрешить ситуацию. И он говорит, что идущий по пути греха, на самом деле, дурак. Не тот, кто ревнует, а тот, кто совершает преступление.
Интересно, что на фоне этого спора возникает еще один спор — о том, нужно или не нужно ревновать. Ревность — это обязанность, или она просто разрешена? Один мудрец говорит, что это обязанность человека, потому что таким образом он борется за чистоту. А другой говорит: хочет — ревнует, не хочет — не ревнует, не надо человека заставлять ревновать. Ситуация целиком находится в руках человека.
Так что в Талмуде мы видим довольно серьезную рефлексию по поводу ревности. И ясно, что речь идет не только о ревности по отношению к женщине. Например, в трактате Авода зара говорится, что Моисей, испепелив золотого тельца, напоил народ Израиля, заставил его пить горькую воду. Чего он хотел этим добиться? Талмуд говорит, что он проверял евреев как соту — женщину, свернувшую с пути. (Вавилонский Талмуд, Авода зара, 44а).
Таким образом, мы видим некоторое обобщение. Имеется в виду прелюбодеяние не только в простом смысле, но и в глобальном. Поэтому мы можем говорить абстрактно о ревности, о подозрительности, вообще о проверке человека — насколько он прям, справедлив, добр и так далее.
О. А.: Да, очень хороший комментарий, важный и полезный. Он напоминает о богатстве возможностей при интерпретации темы ревности и подозрения. Но я хотел бы сказать, что в XX веке в кинематографе возникли пластические фигуры воплощения этих книжных комментариев. Я сейчас проиллюстрирую это на примере двух фильмов, воплощающих идеи, которые вы затрагиваете этим текстом из Торы.
Это, во-первых, кинокартина Луиса Бунюэля «Он», которая целиком посвящена безосновательной ревности. Нам показывают, как человек захвачен аффектом ревности. Неслучайно психоаналитик Жак Лакан высоко ценил этот фильм. В истории психоанализа ревность рассматривается как один из основных неврозов. Но, возможно, ревность не носила невротический характер в те времена, когда отношения мужчины и женщины были неравноправными. Ведь женщина не имеет возможности избежать проверки горькой водой. Мужчина же проверяется горькой водой только в том случае, если он проверяет свою женщину горькой водой. Не так ли?
У. Г.: Да, но уже позднее. Понятно, что тут нет равноправия.
О. А.: А в ситуации равноправия возникает невроз ревности, потому что женщина может делать что угодно по своей воле. А у мужчины нет горькой воды, чтобы это прекратить.
У. Г.: Или проверить.
О. А.: Или проверить, да. Поэтому возникает аффект или навязчивое состояние, невроз. Равенство мужчин и женщин позволяет по-новому взглянуть на эту проблему сегодня.
Именно эту ситуацию равенства воплощает Хичкок в знаменитой сцене из фильма «Подозрение», когда жена подозревает мужа… Нет, не в том, что он ей изменяет. А в том, что он серийный убийца, орудующий в округе. Она подозревает, что именно он, ее муж, совершает эти преступления. Она собрала причинно-следственную картину, в которой он является преступником. И она чувствует: он догадался, что она об этом знает, и сейчас несет ей отравленный стакан молока.
Хичкок прекрасно показывает эту сцену: светящийся стакан молока, который Кэри Грант несет на подносе. И Джоан Фонтейн его выпивает, потому что это та самая горькая вода, которую она должна выпить. Но ситуация здесь диаметрально противоположная: этот стакан молока — проверка не для жены, а для мужа. Не буду спойлерить, желающие посмотрят фильм Хичкока «Подозрение». А я хочу сказать, что сегодня подозрение тотально рассеяно в нашем мире, потому что мы живем в информационном мире, в котором трудно отличить фейк от реальности.
Мы попадаем в ситуацию неопределенности каждый раз, когда заходим в интернет. И это повседневное вмешательство цифровой жизни и больших данных в наше существование находит интересное воплощение, в такой, казалось бы, далекой от ревности игре как шахматы. Понятно, что и в шахматах может быть какая-то ревность к чужим успехам, но не об этом речь. Речь о том, что сегодня, даже в живых турнирах, благодаря современным технологиям легко получать подсказки от мощнейших компьютеров, которые позволяют любому человеку играть сильнее противника, и даже сильнее чемпиона мира. Это называется читерством. И как с этим бороться?
У. Г.: Вы, конечно, имеете в виду Ханса Ниманна?
О. А.: Да, я имею в виду тот случай с Хансом Ниманном.
У. Г.: Нашумевший, да.
О. А.: Нашумевший случай. Этот американский молодой шахматист обыграл чемпиона мира Магнуса Карлсена в одном из турниров, после чего Магнус Карлсен, нет, не обвинил его в читерстве. Он сказал просто, что с Хансом Ниманном в одних турнирах играть не будет.
У. Г.: Он демонстративно снялся с турнира.
О. А.: Да, он демонстративно снялся с турнира, чем породил ситуацию подозрения, у которого были некоторые основания, потому что когда еще Ханс Ниманн был совсем молодым человеком, он в компьютерных турнирах…
У. Г.: Он и сейчас не старый.
О. А.: Да, но в шахматах молодость кончается лет в 20. Как и в математике.
У. Г.: Ему 19.
О. А.: Да, серьезно? Значит, я его состарил искусственно. В общем, его обвинили в читерстве анализаторы шахматной игры участников турнира. Обвинили его не люди, хочу подчеркнуть, а программы, которые анализируют партии людей. То есть его обвинил искусственный интеллект, который, анализируя партии людей, выносит вердикт, что человек пользуется шахматной программой.
Казалось бы, ситуация проста — есть программа, и она определяет, пользуется человек подсказками или нет. Но сложность заключается в том, что существует так называемое умное читерство. Это когда человек хорошо разбирается в шахматных анализаторах и понимает, какой ход программа сочтет «нечеловеческим», обусловленным машинной подсказкой. Люди таких ходов не делают, они не похожи на человеческие ходы. И он таких ходов избегает. Более того, он действует не в соответствии с так называемой первой линией, и даже второй линией компьютера, а иногда даже специально делает ошибки.
У. Г.: И он не всю партию так играет. То есть он пользуется этим выборочно?
О. А.: Да, просто в отдельные моменты может пользоваться. И тут возникает ситуация, когда нам говорят, что шахматный искусственный интеллект, античитерские программы выявляют даже таких шахматистов. Даже таких, которые действуют, как Ханс Ниманн. И здесь произошел раскол шахматного сообщества. Некоторые говорят, что надо просто довериться шахматным программам. Я и сам иногда, когда играю по сети в шахматы, испытываю это странное чувство. Такое ощущение, что соперник, имеющий такой же рейтинг, как у меня, играет с чудовищной силой. Создается такое давление, которое просто нельзя описать. Он играет так, что у тебя нет шансов победить. И у тебя возникает подозрение.
У. Г.: Об этом Магнус Карлсен говорил после встречи. Он говорил: «Я видел его лицо, он не напрягался. Он играл, не напрягаясь. Такого не бывает».
О. А.: Да, довольно странные аргументы. И я скажу, что на уровне Магнуса Карлсена это ощущение есть. Но такое ощущение периодически бывает у любого шахматиста, который играет с соперником аналогичного уровня по рейтингу. Читеров сейчас много, так же, как когда-то, наверное, было много тех, кого подозревали в измене. Может быть, даже читеров больше, чем тех, кто изменял своим партнерам. Но здесь возникает такой момент, который возвращает меня к различению закона и заповеди, о котором я говорил в связи с Биньямином.
Один российский гроссмейстер, Александр Грещук, сказал: «С читерами очень просто. Если программа обвинила — значит, он читер. В шахматах должна работать презумпция виновности». Презумпция невиновности, действующая в суде, это противоестественное смешение дискурса истины и дискурса справедливости. Мы, невзирая на невозможность установить истину, вершим суд справедливости. На этом построена либеральная и рациональная модель знания о мире.
А магическая модель построена на другом — на вере и доверии. Презумпция виновности возникает не просто из-за того, что хочется кого-то обвинить. Она появляется благодаря тому, что есть магическая горькая вода, которая обладает силой, превышающей человеческие возможности по доказательству и проверке фактов. И мне кажется, что сегодня искусственный интеллект — не только в шахматах, но и в политике, юриспруденции, и даже в науке — выполняет функцию горькой воды.
У. Г.: Или, по крайней мере, может ее выполнить в будущем.
О. А.: Когда мы говорим: «может ее выполнить в будущем», мы не доверяем современности. Уже выполняет, Ури.
У. Г.: Уже выполняет.
О. А.: Здесь не должно быть места технофобии. Вот мой комментарий по этому поводу.
У. Г.: Олег, ваши рассуждения напомнили мне еще два талмудических понятия, которые, в каком-то смысле, противоречат одно другому. В Талмуде есть устойчивое выражение — кабдеху ве-хашдеху («уважай его, но подозревай его»). Это крылатое выражение, оно сохранилось в иврите и по сей день. В трактате под названием Дерех эрец («То, как принято жить среди людей») есть такая зарисовка. Сначала предлагается следующая максима: пусть всегда человек подозревает людей так, будто бы перед ним разбойники. То есть к людям надо относиться как к разбойникам.
О. А.: Ури, я могу лишь сказать, что это звучит крайне современно.
У. Г.: Но интересно то, что говорится дальше: «Но пусть уважает их как раббан Гамлиэль». То есть человек должен подозревать в людях разбойников, но уважать их. Затем приводится такая история: некий рабби Йехошуа пустил к себе человека переночевать. Он накормил и напоил его, и дал ему место на крыше. На крышу надо было подниматься по лестнице, и эту лестницу он на ночь забрал. А что сделал гость? Он встал посреди ночи, собрал какие-то вещи, которые там были, и хотел спуститься. А лестницы-то и нет. И он упал, темно было. И утром рабби Йехошуа нашел его лежащим. И говорит ему: «Глупец, вот так делают люди, подобные тебе». А тот ему говорит: «Рабби, я не знал, что ты лестницу забрал». Рабби Йехошуа говорит ему: «Так мы еще со вчерашнего дня тебя подозревали в том, что ты такой. Поэтому я лестницу и забрал». То есть хозяин дома сразу понял, с кем имеет дело. (Дерех эрец рабба, 5:3)
Этот эпизод хорошо иллюстрирует приведенную максиму. То есть уважай (он его накормил, напоил, дал кров), но подозревай. Вместе с тем, в Талмуде есть максима совершенно другого рода, которая, в каком-то смысле, противоречит первой. Она заключается в том, что человека нужно судить, исходя из его презумпции невиновности. На иврите это звучит так: ладун ле-кав зхут, то есть нужно оправдывать человека. И есть история о том, в какой мере нужно его оправдывать.
Допустим, ты видишь человека, который зашел в некий дом с ножом, и вышел оттуда, держа в руках окровавленный нож. Затем мы зашли в этот дом и увидели мертвого человека с множеством ножевых ранений. И в этой ситуации ты все равно должен придумать версию, которая оправдывала бы человека, вышедшего с окровавленным ножом, поскольку у тебя нет доказательств, «снова эта проклятая неизвестность».
И мне кажется, что противоречие между этими двумя максимами сродни дихотомии между дискурсом справедливости и дискурсом истины. То есть истина ускользает, и ты с этим ничего не можешь сделать. Но, с другой стороны, дискурс справедливости диктует необходимость справляться каким-то образом с этой неизвестностью.
О. А.: Так происходит именно потому, что мы все перепоручили людям. Рассказанный вами сюжет перекликается с историей О. Джей Симпсона, когда преступник, в чьем преступлении ни у кого нет сомнений, оказывается оправданным в ходе судебной процедуры. И мне кажется, это происходит именно потому, что это дело рук человеческих.
У. Г.: Потому что у нас нет горькой воды.
О. А.: Да, у нас нет горькой воды. И поэтому меня можно назвать технофилом и поборником искусственного интеллекта. Он способен стать заменой горькой воде. Я вижу в нем этот потенциал, который уже сейчас реализуется. По крайней мере, он реализуется в шахматах, и в некоторых случаях — при выявлении фейков.
Я уже упомянул о пластических кинематографических фигурах, в которых сегодня воплощается то, что раньше было текстом и книгой. Буквально год назад вышел французский фильм, который называется «Дела человеческие», о студенте из Стэнфорда, который приехал в Париж, на вечеринке вступил в сексуальный контакт с французской девушкой, и она обвинила его в изнасиловании. Весь судебный процесс — это слово против слова, ее слово против его слова.
В пространстве современных масс-медиа очень много таких процессов, когда доказательств нет, есть только слова. И в этой ситуации одним словам мы склонны доверять, а другим — нет. Раньше эту функцию доверия перепоручали присяжным, но сейчас, когда я вижу состояние современного мира, мне кажется, что людям уже ничего нельзя перепоручать.
У. Г.: Надо их подозревать в том, что они разбойники.
О. А.: Абсолютно.
У. Г.: Единственная надежда — на горькую воду искусственного интеллекта.
О. А.: Да, да, да.
У. Г.: Олег, мне кажется, что мы подошли к логическому завершению нашего разговора.
О. А.: Да. Возможно, не к финалу, но к чему-то существенному.
У. Г.: К выводу о том, что искусственный интеллект обеспечит нам новый вид этой самой горькой воды.
О. А.: Магии, да.
У. Г.: Магии. Хорошо, Олег, спасибо большое за разговор.
