ИзТории. Кровь, жабы и пёсьи мухи
Сериал проекта «Идеи без границ» культурного центра Бейт Ави Хай в Иерусалиме
Глава Ваэра (Исход, 6:2–9:35)
Гость выпуска: Василий Расторгуев — искусствовед, ведущий научный сотрудник отдела старых мастеров ГМИИ им. А.С. Пушкина, хранитель фонда скульптуры.
Ури Гершович (У. Г.): Тема нашего сегодняшнего разговора — раздел Ваэра, что означает «И явился я». Имеется в виду эпизод, где Бог является Моисею и говорит: «Я являлся праотцам, а теперь являюсь и тебе под другим именем».
Сегодня у нас в гостях Василий Расторгуев, искусствовед.
Василий, здравствуйте.
Василий Расторгуев (В. Р.): Здравствуйте, спасибо за приглашение. Я нахожусь сейчас в Египетском зале Пушкинского музея. Для нашего разговора, полагаю, это самое подходящее окружение. Лотосовидные колонны и другие детали, разработанные архитектором Клейном, выглядят словно живая иллюстрация к библейской истории о египетских казнях. А полумрак, который здесь царит после недавней реконструкции, напоминает нам о событиях, связанных с «тьмой египетской».
У. Г.: Я, как всегда, начну с содержания недельного раздела. Как Василий уже сказал, он посвящён египетским казням. Семь первых казней описывается в этом разделе, и ещё три — в следующем. Повествование начинается с обращения Бога к Моисею.
«Смотри, Я поставил тебя богом фараону, Аарон, брат твой, будет твоим пророком. Ты будешь говорить ему всё, что Я повелю тебе, а Аарон, брат твой, будет говорить фараону, чтобы он отпустил сынов Израилевых из земли своей. Но Я ожесточу сердце фараоново и явлю множество знамений Моих и чудес Моих в земле Египетской. Фараон не послушает вас, и Я наложу руку Мою на Египет, и выведу воинство Моё, народ Мой, сынов Израилевых из земли Египетской — судами великими. И тогда узнают все египтяне, что Я Господь, когда простру руку Мою на Египет и выведу сынов Израилевых из среды их».
После этого заявления Моисей и Аарон отправляются к фараону с волшебным посохом, который был вручён Моисею, и там происходит удивительный эпизод — своего рода соревнование между Моисеем с Аароном и египетскими волхвами. Аарон бросает этот посох, и тот превращается не то в крокодила, не то в змея; волхвы делают то же самое. И что происходит? Крокодил (или змей) Аарона начинает пожирать змеев (или крокодилов), которых создали волхвы египетские.
Василий, нашёл ли этот сюжет отражение в истории искусства?
В. Р.: Вы знаете — да. История о Моисее и Аароне по определённым причинам приглянулась той части европейской аристократии XV–XVII веков, которая имела возможность заказывать для себя станковые картины. На эту тему есть знаменитая картина Никола Пуссена, она висит в Лувре.
На ней изображено, как вокруг борющихся на полу змей столпились суровые мужчины и смотрят, кто победит. История со всех сторон символическая и запутанная, потому что мы же помним, что змей — это тот самый зверь, с которым человеку заповедана вражда.
У. Г.: Василий, я замечу, что в оригинале использовано не слово, которое переводится как «змей», а слово танин, означающее, скорее, крокодила.
В. Р.: Мне как раз всегда хотелось выяснить, почему Моисей обращается именно к библейскому змею, у которого такая скверная репутация.
У. Г.: В оригинале другое слово.
В. Р.: Оказывается, это просто разные звери! Важный момент.
У. Г.: Да, это разные звери.
В. Р.: Этот сюжет воплощает торжество правильной веры — наше кунг-фу побеждает их кунг-фу. Соревнование змеев заканчивается победой Моисея, потому что его змей (или крокодил, или другое мифическое животное) съедает змеев фараона. Тем самым он обеспечивает победу, у истока которой стоит сам Господь. Сюжет с Моисеем, Аароном и змеями стал основой для очень таинственной картины, которая сейчас хранится в Метрополитен-музее. Она называется «Дентевильская аллегория» — по имени Жана де Дентевиля, французского дворянина и дипломата, фигурирующего на картине Гольбейна «Послы» (этот шедевр мирового искусства висит в Лондонской картинной галерее).
Он изображён в стане приверженцев Моисея у фараона во дворце, а в роли фараона на этой картине представлен французский монарх Франциск I. Почему так было сделано — историки до сих пор спорят. Параллель между королём Франции и ветхозаветным фараоном, конечно, не случайна. Видимо, их отношения были напряжёнными, и надо было кому-то что-то доказать.
У. Г.: Ну, была какая-то идеологическая или политическая борьба.
В. Р.: Была сильная идеологическая борьба. И вот что поразительно. Сюжеты с Моисеем и Аароном начинают для нас иконографию дальнейших испытаний египетского и еврейского народов. Однако из истории европейской живописи эти сюжеты уходят на периферию, остаются в виде гравюр, иллюстраций к библиям для простого народа. Например, младенец Моисей, которого находят в водах Нила — сколько раз его пишет Тьеполо, школа Рембрандта, итальянцы, французы. Мы насчитаем десятки произведений.
А если мы возьмём первую египетскую казнь — буквально единицы больших масляных станковых картин на эту тему.
У. Г.: Василий, давайте сначала закончим с соревнованием. Я хотел добавить ещё, что мидраш объясняет, почему крокодил. Крокодил — это символ фараона. Фараон себя считал крокодилом, лежащим в Ниле, поэтому здесь так важен крокодил. А сама эта история должна была показать, кто победит в этом соревновании — такая, можно сказать, увертюра к казням.
Затем начинаются казни, и мы попробуем поговорить про каждую из них. Я буду пользоваться двумя источниками, чтобы показать, как интерпретировались эти казни. Один из них еврейский, другой христианский; один — это сборник мидрашей Танхума, а другой — комментарии Оригена. На противопоставлении двух комментариев мы сможем проследить, каким образом интерпретировались казни.
Первая казнь — вода повсеместно превращается в кровь, и пить её становится невозможно. Мидраш объясняет, почему эта казнь постигла египтян — потому что они бросали еврейских младенцев в воду. Действительно, мы помним приказ фараона бросать еврейских мальчиков в воду. Но есть и другой комментарий. В Шмот раба говорится: «…потому что фараон и египтяне поклонялись Нилу. И сказал Святой, благословен Он: „Поражу сперва божество их, а потом уже народ“. Потому что есть поговорка: „Бьют идола, а пугается жрец“».
А Ориген даёт аллегорический комментарий. Согласно его толкованию, «были поражены ошибочные и обманчивые учения философов, вводящие в заблуждение малых детей». Малые дети в данном случае — это незрелые христиане. Для Оригена египетские казни имеют не только буквальный смысл, но и аллегорический — освобождение человека для истинной веры. Чтобы человек освободился и пришёл к этой истинной вере, необходимо произвести с ним кропотливую операцию, состоящую из десяти этапов. И первый этап — уничтожить обманчивые учения философов, то есть идеологов.
Василий, как изображалась эта казнь в истории живописи? И есть ли в этих изображениях намёки на подобную интерпретацию?
В. Р.: Этот сюжет для европейской живописи оказался шокирующим. Представляете — идёте вы и видите, как вода превращается в кровь. Это ужасное зрелище, чудовищное. Например, на картине голландского пейзажиста XVII века Бартоломея Бреенберга, находящейся в музее Гетти в Лос-Анджелесе, сделано всё, чтобы нивелировать шокирующее содержание.
Моисей стоит на краешке и превращает чуть-чуть воды в розоватую субстанцию, а вокруг — безмятежный итальянский пейзаж. Для меня это пример того, как не надо иллюстрировать библейские истории. Конечно, от буквального смысла здесь почти ничего не осталось.
В этом смысле и предшествующие, и последующие поколения европейских живописцев были значительно честнее. Например, в XIX веке американец швейцарского происхождения Джеймс Тиссо создал целый цикл иллюстраций на этот сюжет.
Вот уж у него кровь так кровь! — фиолетовая, красная, «голливудская», течёт и переливается всеми оттенками. Собственно, он не открыл ничего нового, а лишь продолжил старинную готическую европейскую традицию.
А вот другой пример — иллюстрированный манускрипт первой половины XIV века, который был создан в Каталонии. Он получил название «Золотая Агада» и хранится в Британской национальной библиотеке.
В нём все казни изображены очень подробно и буквально. Иллюстрация к первой казни полностью отражает её содержание — красная вода, дохлая рыба в реке и прочие ужасы. А на заднем плане ещё более трагическая история: египтяне копают землю в попытке добыть чистую пресную воду, чтобы напиться, и понимают, что из земли вода больше не течёт — из неё течёт кровь.
У. Г.: Да, есть мидраш о том, что вся вода превратилась в кровь.
В. Р.: Вся, буквально вся.
У. Г.: Вся, везде, где бы ты ни искал — в колодцах и так далее.
В. Р.: На этом фоне мне всегда было удивительно следить за действиями египетских жрецов. Они, стремясь сравниться с Моисеем, делали всё только хуже. Они говорят: «Мы тоже можем испортить пресную воду».
У. Г.: Отдельный вопрос — где они взяли чистую воду, ведь вся вода превратилась в кровь.
В. Р.: Если вся вода превратилась в кровь, то какую ещё воду они могли испортить?
У. Г.: Ну да. Видимо, у них сохранилась какая-то вода, которую они демонстративно превратили в кровь.
Вторая казнь — это казнь жабами. Сказано так: и вышла лягушка — цфардеа (слово цфардеа можно переводить и как «жаба», и как «лягушка»). Понятно, что единственным числом обозначена лягушка как вид, но мидраш трактует текст буквально и утверждает, что это была одна лягушка. Огромная лягушка вылезла из Нила, и египтяне в ужасе стали её колотить. Чем дольше они её колотили, тем больше лягушек распространялось — она как бы делилась, от каждого удара рассыпалось множество лягушек. Вот так египтяне сами, лупя эту лягушку, заполнили лягушками всю свою землю. А за что эта казнь обрушилась на египтян? Приведу комментарий: египтяне будили очень рано утром евреев на работу, квакая как лягушки.
У Оригена тоже удивительный комментарий. Он говорит, что лягушки аллегорически обозначают песни поэтов. И поражены казнью были эти самые поэты. Каким образом мыслит Ориген? Он рисует некую империю зла. В этой империи есть философы, определяющие идеологию, и в первую очередь поражены именно они. Но есть и подпевалы — поэты, которые прославляют власть. И их поражает вторая казнь, эти самые лягушки.
Наверняка есть масса изображений этой казни. По крайней мере, визуально такая задача выглядит привлекательной.
В. Р.: Когда я стал разыскивать, то был удивлён, как много упустили европейские художники Ренессанса и барокко, изгнав этот сюжет на периферию. Такие изображения можно отыскать либо в Средних веках, либо в книжной миниатюре и гравюрах более позднего времени. В Штутгартской псалтири 820 года лягушки ползают по поверхности всего живого, но имеют при этом пока небольшие размеры.
На французских гравюрах XVI века и фламандских этюдах лягушки находятся в окружении римских классических колонн — арки, ступени, детали архитектуры покрыты лягушками, своего рода оспой.
Но это имеет очень отдалённое отношение к тексту. Ближе всех подбирается к сюжету немецкий мастер XVIII века Иоганн Георг Пинц; он рисует одну громадную лягушку, а за ней — всё происходящее.
У. Г.: Наверное, он просто читал мидраш, где выходит одна лягушка.
В. Р.: И чем ближе к нашему времени, тем лягушки становятся крупнее. В иллюстрированной библейской энциклопедии архимандрита Никифора 1890 года мы встречаем лягушек такого размера, что египтяне с топорами, цепами и дубинами выходят на берег морской их лупить.
Богатый сюжет для голливудского кино. У Ридли Скотта в фильме «Исход» есть замечательный кадр, где лягушки сидят на полу в контражуре, и не видно ничего, кроме лягушек и лотосовидных колонн. Конечно, это юмор, не всерьёз. Мне нравится, как поступают в этой ситуации египетские жрецы — они делают ещё больше лягушек. Можем повторить…
У. Г.: Они говорят, что тоже могут.
В. Р.: «Сделаем больше лягушек». Меньше лягушек они сделать не могли.
У. Г.: В этом смысле, «можем повторить» — сильно звучит в устах египетских волхвов.
В. Р.: Можем повторить, да.
У. Г.: Третья казнь называется киним. Киним — это либо вши, либо мошки, можно перевести и так, и так. На иврите это, скорее, вши, а в синодальном переводе — мошки. В ходе этой казни «старались также и волхвы чарами своими произвести мошек» — по-прежнему старались усугубить ситуацию, но не смогли.
И были мошки на людях и на скоте. И сказали волхвы фараону: это перст Божий. Но сердце фараона ожесточилось, и он не послушал их, как и говорил Господь.
За что же, с точки мудрецов Талмуда, были наказаны египтяне этой казнью? В одном комментарии говорится, что они заставляли евреев подметать улицы и рынки от праха земного. И этот прах превратился в мошек. Отсюда связь между мошками и этим прахом. А есть комментарий, что египтяне не давали евреям мыться, и те чесались, и теперь египтяне, покусанные мошками (или вшами), начали чесаться.
Вернёмся к Оригену. Ориген продолжает свою линию. Он говорит, что мошки — это не что иное, как диалектика, которая морочит человека, не позволяя ему догадаться об источнике обмана. Красивая картина рисуется — есть идеологи, есть поэты-подпевалы, а есть диалектики, которых мы назвали бы пропагандистами, работниками средств массовой информации. Вот эти пропагандисты, которые морочат человеку голову, наказываются третьими. После того, как подпевалы и идеологи поражены, поражаются пропагандисты.
Наверно, эту казнь сложно было изобразить. Непонятно, как нарисовать мошек или вшей, чтобы это произвело впечатление.
В. Р.: Действительно, была определённая проблема. Количество сохранившихся изображений показывает, что художники просто не знали, как подойти к этой задаче.
Хочется согласиться с Оригеном — пропагандисты в данном случае заслуживают подобной участи, хотя его основания для такого утверждения не вполне понятны.
У меня на экране иллюстрация XIV века. Английский миниатюрист Уильям де Брель изобразил на листе Псалтири массу мошек в виде серой реки, которая разделяет надвое лист между фараоном и его войском.
Стоит толпа серых непонятных существ, а слева Моисей. Его тогда изображали с рогами, но это другая история, иконографическая ошибка. На самом деле никаких рогов ему не положено, это два луча света от просиявшего лица, которые потом были неверно истолкованы.
Приз зрительских симпатий — у Джеймса Тиссо. Он изображает фараона, который отмахивается от мух, а вокруг него стоят советники с опахалами. Картина эта хранится в Еврейском музее Нью-Йорка.
У. Г.: То есть с этими мухами или вшами можно было всё-таки бороться, судя по иллюстрации.
В. Р.: Конечно, это трагические события. Когда начинаешь их изображать, то всегда есть риск перейти грань, и они тогда становятся смешными, хотя ничего смешного нет.
У. Г.: В общем, да. Все эти египетские казни — символ ужасных событий, которые часто происходят с нами. Но изображение уводит немного в сторону.
Про четвёртую казнь не совсем понятно, в чём же она заключалась. В оригинале она называется аров, что этимологически связано с глаголом «смешивать». Стандартный талмудический комментарий говорит, что это просто много разных зверей, смесь зверей. В другом комментарии объясняется, что это было нечто наподобие комаров.
В синодальном переводе их переводят как «пёсьи мухи». То есть вши у нас были уже, мошки, теперь ещё пёсьи мухи. Этот второй комментарий каким-то образом попал в перевод на греческий язык (Септуагинту), оттуда в синодальном переводе появились «пёсьи мухи». А в еврейской традиции утвердилось понимание, что это смесь разных зверей. Есть ещё мнение, что это просто были волки.
Надо сказать, что с четвёртой казни начинается отделение евреев от египтян или, другими словами, выход евреев из Египта. Сказано так:
И отделю в тот день землю Гесем (Гошем), на которой пребывает народ Мой, и там не будет пёсьих мух (в синодальном переводе; в еврейских источниках — диких зверей), дабы ты знал, что Я Господь среди земли.
Теперь это уже урок не египтянам, а евреям. Евреи должны понять, что Господь является Богом всей земли.
Я сделаю разделение между народом Моим и народом твоим.
Между народом фараона и народом Бога. Напомню, что Бог называет народ Израиля «своим первенцем. Но фараон опять ожесточил своё сердце и не отпустил народ.
Талмудический комментарий объясняет, почему эта казнь обрушилась на египтян. Рисуется странная картина — египтяне просили или заставляли евреев приносить им медведей, волков… По-видимому, в зоопарк. Может быть, енотов. Короче, самых разных зверей просили добыть. И за это звери обрушились на Египет.
А Ориген, продолжая свою линию, говорит, что «пёсьи мухи» олицетворяют школу киников (киник так и переводится — «пёс»). Ориген рассказывает, что киники превозносят похоть и вожделение как высшее благо; такие, по сути, эпикурейцы. Вот человек обескуражен и запутан идеологией. В уши ему поэты вкладывают песни, воспевающие идеологию, пропагандисты промывают ему мозги. А есть ребята, которые говорят, что всё ерунда, главное — похоть и вожделение. С точки зрения Оригена, это тоже должно быть уничтожено.
Интересно как изображалась эта казнь, поскольку само понятие аров толковалось по-разному.
В. Р.: Здесь художникам было понятно ещё меньше. Оригену было легче с его стройной концепцией. Эту казнь живописно изобразить могли немногие. Есть, конечно, Гюстав Доре, который проиллюстрировал все возможные библейские истории в середине XIX века для Турской Библии.
Этого эпизода он тоже касается, но больше изображает падёж скота, нежели какие-то другие моменты.
Но чем дальше художник отстоял от этой истории, тем легче в ней было запутаться, тем больше все эти египетские казни сливались воедино. Например, Уильям Тёрнер, написав в 1800 году картину под названием «Пятая египетская казнь», на самом деле изобразил седьмую, но название потом уже не стал менять. Непросто было разобраться, и это при том, что картина пишется несколько месяцев, если не лет — за это время можно было успеть прочитать текст. Тут художники обычно пытались совместить несколько сюжетов воедино. И уже эта история с падежом скота часто сочеталась с историей о пёсьих мухах и о дальнейших событиях с градом и прочими бедствиями.
А что касается зоопарка, к этой теме обращается, как ни странно, не художник, а музыкант — Георг Фридрих Гендель, который в 1730-х годах создал ораторию «Израиль в Египте». И в ней есть специальный пассаж для альтов и скрипок, где альты копируют кваканье жаб, а скрипки изображают роящихся мух. Довольно безумное музыкальное подражание библейскому тексту, но в этом контексте его стоит вспомнить и заметить.
У. Г.: Хорошо, пятая казнь. Пятая казнь — это мор, моровая язва, на иврите девер. Мидраш в своём стиле объясняет, что эта казнь обрушилась на египтян, потому что те заставляли евреев пасти скот. И весь этот скот умирает — у египтян, не у евреев. А Ориген говорит, что мор, истребивший всю скотину египтян, понимается как наказание за идолопоклонство язычников, которые поклоняются изображениям животных — Юпитеру-Аммону в образе овна, или псу Анубису, или быку Апису. Напомню, что, согласно точке зрения Оригена, мы должны видеть освобождение индивидуума от самых разных вещей, которые мешают ему обратиться к истинной вере. Одна из них — это идолопоклонство. И мор он понимает именно так.
Я так понял, что мор обычно изображается вместе с мухами? Мухи, мор.
В. Р.: Его часто изображали отдельно. Вот, например, иллюстрация из Тоггенбургской Библии 1411 года.
Довольно привычное, к сожалению, для европейского зрителя того времени изображение. Сцены чумы с жуткими пустулами, бубонами, шишками этими, которые надуваются. Они изображены графически с натуры, потому что мы помним, что эпидемии чумы в Европе тогда случались регулярно.
У. Г.: Итак, шестая казнь. Шестая казнь — шхин — или нарывы, волдыри, которые покрыли тела египтян. Мидраш, продолжая свою линию, говорит, что эта казнь послана за то, что египтяне заставляли евреев разогревать горячее и остужать холодное. Уже горячее, а они всё равно должны были разогреть, уже холодное — всё равно должны были остудить. Их тела страдали, и за это на египтян был обрушен шхин — нарывы, волдыри, так что они не могли прикоснуться к своему телу.
А Ориген говорит, что эти гнойные язвы, или волдыри, символизируют коварную и гнилую злобу. Гнойные язвы он ассоциирует с гнилой злобой, надменностью, гордыней. А воспаление — это ярость и гнев. То есть свойства человека, связанные со злобой, гордыней, яростью и гневом, были поражены шестой казнью.
В. Р.: Есть ещё такой особый род изображений, когда все десять казней фигурируют на одном листе. Но это уже не относится к европейской художественной традиции. Вот, например, Агада Ротшильдов из Национальной библиотеки Израиля.
Казни в ней изображены не в виде иллюстраций, а схематически, просто чтобы напомнить читателю о происходившем. Вот, например, человечек, который мучается от болезни. Изображения тут очень маленькие — размером три на три сантиметра.
У. Г.: Давайте перейдём к седьмой казни. Седьмая казнь важна — это град. Именно во время этой казни послал фараон, и призвал Моисея и Аарона, и сказал им: «На этот раз я согрешил». Что-то происходит с фараоном во время седьмой казни, он начинает колебаться. До того он был непреклонен. Хотя каждый раз просил Моисея и Аарона снять очередную напасть и что-то обещал, но не признавал свои ошибки. А теперь он говорит, что согрешил.
Господь праведен, а я и народ мой виновны. Помолитесь обо мне Господу, пусть перестанут громы Божии, и град, и огонь на земле. И отпущу я вас, и не буду более удерживать.
Вот он уже вроде обещает отпустить народ. Но, как мы знаем, не отпускает народ, несмотря на то, что во время седьмой казни рабы фараона сказали ему: «Долго ли всё это будет нас мучать? Отпусти уже людей этих! Пусть они идут совершать своё служение». То есть уже и народ восстаёт, и сам фараон признаёт свою ошибку. Это случается во время седьмой казни. По этому поводу мидраш говорит следующее: с чем можно сравнить эту казнь? С двумя войсками, воюющими между собой. Что имеется в виду? Про эту казнь сказано, что хотя шёл град, но в нём присутствовал огонь. Под двумя войсками мидраш понимает огонь и лёд. Огонь и лёд несовместимы, это враги, которых невозможно примирить. И вот во время этой казни два этих войска объединяются, чтобы поразить Египет. В этом особенность седьмой казни.
А Ориген говорит, что град, и гром, и огонь с небес наказывают грешный мир. Под громом он понимает возвышение голоса Господа, который истребляет градом даже самые первые побеги пороков, выжигая небесным огнём соблазны, похоть, вожделение. Вот эти похоть и вожделение, которые пропагандировали киники, теперь в зачаточном состоянии уничтожаются словом Бога, которое звучит как гром, как град, как огонь с небес.
Сочетание огня и льда сложно изобразить, но, наверное, художники пытались сделать что-то подобное.
В. Р.: Да, художники пытались. Парадоксально, но человека, который лучше всего изобразил седьмую казнь, звали почти так же, как Джорджа Мартина — автора современного бестселлера «Песни льда и пламени». Этого американского художника звали Джон Мартин. В 1823 году, за сто с лишним лет до рождения своего прославленного однофамильца, он написал картину «Седьмая казнь».
Мы видим поистине голливудское полотно, на котором огромные массы облаков апокалиптического вида спускаются на землю, где присутствует колоссальная египетская архитектура. Две маленькие фигурки Моисея с Аароном стоят с краю и, по сути, управляют всем происходящим, хотя трудно в это поверить. Картина, действительно, удалась; есть ощущение, что смысловой, сущностный момент был уловлен визуальной культурой.
Эскалация казней не происходит бесконечно и бессмысленно. Есть определённый урок, который читатель должен извлечь из каждой новой казни. Если в первых казнях шло соревнование с египетскими жрецами, то теперь мы подходим к моменту, когда происходят коренные перемены в сознании у всех присутствующих, они начинают смотреть иначе на то, что происходит.
У. Г.: И фараон признаёт свои ошибки, и народ уже говорит: всё, хватит, достаточно. То есть седьмая казнь создаёт серьёзную трещину в египетской идеологии.
А восьмая казнь — это саранча. Во время этой казни у фараона новая тактика — призвал он Моисея и Аарона и сказал: «Согрешил я». Теперь он всё время признаёт свою неправоту. «Согрешил я перед Господом Богом вашим и перед вами, теперь простите грех мой, ещё раз помолитесь» и так далее. «Только бы он отвратил от нас сию смерть». Саранча оказывается очень жестокой казнью, которую невозможно терпеть, и вот фараон опять призывает Моисея и Аарона снять это проклятие, и говорит, что согрешил.
Мидраш продолжает в своём стиле, объясняя, что эта казнь послана за то, что египтяне заставляли евреев сеять пшеницу и рожь, которую, собственно, и пожрала саранча. Мы видим, что в мидраше каждая из казней — это ответ на действия, которые евреи совершали для египтян в принудительном порядке. И в итоге они оборачиваются своей противоположностью.
А Ориген говорит, что это прямой укор роду человеческому. Почему? Потому что лишённая разума и предводителя саранча ведёт себя как регулярное войско. А люди, сотворённые разумными, не только не способны управлять своими поступками, но и отказываются подчиниться руководству Бога — своего царя. С точки зрения Оригена, эта казнь дискредитирует людей, которые неспособны объединиться и противостоять всем тем идеологическим и эмоциональным препонам, которые мешают человеку прийти к истинной вере.
Что можно сказать про изображение саранчи?
В. Р.: Снова очень выразительный лист из Золотой Агады, где саранча сжирает все зелёные побеги, а Моисей с Аароном печально смотрят на это.
Это изображение можно было бы принять за какую-нибудь другую сцену, если бы не колоссальные фигуры насекомых. Надо сказать, что художники последующих времён побаивались подробно изображать этот сюжет. Может быть, природный страх перед насекомыми сыграл свою роль.
У. Г.: Но до этого были вши, тоже можно было побояться.
В. Р.: И вши, да. Но выразительные изображения этой саранчи после XIV–XV веков уже не встречаются в известных картинах.
У. Г.: Предпоследняя, девятая казнь — это тьма. Она, как и саранча, описывается уже не в нашем разделе, а в следующем. Мидраш описывает эту тьму как нечто очень плотное. Говорится о том, что египтяне не могли ни встать, ни сесть. Тот, кто стоял, не мог сесть, а тот, кто сидел, не мог встать, потому что очень плотной была материя тьмы. Тьма была двойной, или усемерённой, как говорит мидраш.
Мидраш здесь замечает, что эти десять казней можно разделить на несколько категорий. Три первые казни были осуществлены Аароном, три последующие — Моисеем, затем ещё три — собственно Богом, и последняя была осуществлена всеми ими вместе. При этом, когда мидраш рассказывает про тьму, нет обычного мотива «мера за меру». Не объясняется, за что египтяне были наказаны. Скорее, мидраш готов усмотреть в этой казни радикальное отделение евреев. В Писании подчёркивается, что в еврейских домах был свет. Повсюду тьма, а в еврейских домах — свет. И эту казнь рассматривают как отделение, предшествующее исходу из Египта, окончательное отделение народа Израиля от египтян.
А Ориген, продолжая свою линию, говорит, что это осуждение слепоты человеческого ума, либо указание на то, что темны пути божественного провидения, и как ни пытайся, понять их невозможно.
Не знаю, как можно нарисовать тьму. Просто изобразить ночь?
В. Р.: Да, совершенно верно. Здесь художники обращаются к излюбленному приёму — пользуются чернотой. Вот на листке из испанской иллюстрированной Библии XV века изображены две сцены рядом, и они радикально отличаются.
Слева на белом фоне происходят ужасные события, лежат мёртвые тела, это относится уже к следующей истории — казни первенцев. А справа египтяне пытаются в темноте зажечь свечу и подойти к фараону — всё это на фоне чёрного задника. Очень наглядно, очень доступно, и, конечно, страшновато.
Разыскивая такие картины, я надеялся найти что-то подобное у учеников Рембрандта — мастера, который поднял свет и тень на новый уровень выразительности. И действительно — мне удалось найти одну плохую картину школы Рембрандта, которая совмещает в себе сразу несколько египетских казней. Здесь в страшной темноте за столом, освещённом свечами, сидят люди, а внизу они собирают лягушек — отсылка к предыдущей истории. Понятно, что художники позднейших времён смешивали воедино эти истории и пытались изобразить их все вместе. Но саму по себе темноту изобразить нельзя, она есть ничто, отсутствие всякого изображения. Её часто совмещают с последующим сюжетом — гибелью всех египетских первенцев. Известны картины английских прерафаэлитов на эту тему. Есть большая работа Лоуренса Альма-Тадемы, но о ней, наверно, в следующей истории.
У. Г.: Кто-то шутил, что чёрный квадрат Малевича — изображение этой самой казни.
В. Р.: Да, это было бы самым точным изображением.
У. Г.: Последняя казнь — убиение первенцев. Бог говорит, что Израиль — его первенец. В этом контексте понятно, за что послано наказание. «Вы моего первенца чуть не убили». Поэтому, собственно, поражены первенцы египтян. Бог перескакивает через дома евреев, и еврейские первенцы остаются в живых. Но при этом существует закон выкупа первенцев, потому что первенцы принадлежат Богу. Это последняя казнь, после которой уже описывается исход евреев из Египта. Она является во многом кульминационной, и наверняка имеет богатую изобразительную традицию.
В. Р.: Совершенно верно. Вернёмся снова к средневековой миниатюре. Очень выразителен лист из Каталонской Агады, на котором художник создаёт целый ряд изображений, показывая, у кого не стало первенцев в тот момент.
На листе нарисовано несколько клеточек, и в каждой из них родители оплакивают своего ребёнка. И внизу даже есть хлев с животными. Ведь, как мы знаем из текста, у быков, волов, лошадей и овец тоже не стало первенцев в египетском мире, тогда как в еврейском мире они сохранились.
О том, как сохранить первенцев, рассказывает ещё одна иллюстрация, из Библии Моргана.
Люди ходят и, обмакивая растения в кровь, ставят на воротах метки, которые позволят им избежать божественного наказания. Средневековые миниатюристы очень внимательно относились к иллюстрациям и воспроизводили их во всех подробностях. Для последующих поколений это уже не было столь интересной задачей.
Материал этот привлёк внимание живописцев лишь в эпоху историзма XIX века. Благодаря европейским археологам стало известно о том, как египтяне одевались, как выглядели их присутственные места, дворцы, парадные костюмы. Конечно, начинают появляться полотна, похожие на исторические реконструкции. Тут и уже упомянутый Тадема, и американский художник Чарльз Пирс, который изобразил египетскую пару молодых супругов, оплакивающих первенца.
Но он не решился шокировать викторианскую аудиторию образом мёртвого младенца. Вместо этого на картине мы видим невероятно красивый египетский саркофаг, в котором находится первенец. А не менее красивые мужчина и женщина, в драматическом освещении, изображают скорбь. Такой визуальный язык.
Это всё есть и в гравюрах Доре. Сама фактура резцовой гравюры даёт визуальную возможность показать темноту, отчаяние, гибель и весь трагизм этой ситуации.
У. Г.: Василий, в нашем разговоре нельзя было бы не задать вопрос: зачем эти казни, почему их десять, и так далее. То есть встаёт целый ряд вопросов. Мы прошлись по всем десяти казням, а почему их десять, например?
Любопытно, что в этом фрагменте ровно десять раз встречается слово тэда («и узнает» или «и узнаешь»). Причём в одних случаях «узнать» должен Египет, в других — народ Израиля, а в третьих — весь мир.
Средневековые еврейские комментаторы усматривали в казнях своего рода идеологическую борьбу. Мы и в мидраше видим мотив борьбы с мировоззрением, которое ставит во главу угла природу и полагает, что мир предвечен. Рабби Моше бен Нахман говорит, что люди запутались в вопросах божественного провидения ещё во времена Еноса (Эноша). Они поверили в предвечность мира. Или, возможно, верившие в то, что мир сотворён, сказали, что Бог не участвует в происходящем. Именно этот тезис опровергают казни. Более поздний комментатор, Ицхак Абарбанель, тоже видит трёхчастную структуру казней, 3 + 3 + 3 + 1; последняя казнь на особом счету. Казни должны были продемонстрировать, что Бог — творец мира, хозяин мира, владыка природы.
Ориген тоже пишет об освобождении человеческого сознания от путаницы, которая его окружает — либо извне, либо изнутри.
Во всех этих комментариях совершается попытка осознать значимость десяти казней. Но в этом контексте нельзя не упомянуть о десяти заповедях. Десять заповедей, в каком-то смысле, противостоят этим самым десяти казням.
Есть и ещё одна теологическая проблема, которая занимает многих комментаторов, — это ожесточение сердца фараона. Бог говорит, что Он ужесточит сердце фараона. То есть, в каком-то смысле, человеческое упрямство обеспечивается самим Богом. Мыслители по-разному решают этот вопрос о свободе выбора.
Я приведу комментарий Маймонида, знаменитого еврейского философа, который в своей книге Мишне Тора пишет, что свобода выбора есть у каждого. Каждый может свернуть на дорогу добра и стать праведником — право ему дано, пожелает свернуть на дорогу зла и стать злодеем — право ему дано. Человек собственным разумом распознаёт добро и зло, и делает то, что пожелает, и никто не мешает ему совершить добро или зло.
Затем он пишет, что некоторые глупцы из других народов и большинство недоумков еврейского племени думают, что Бог, творя человека, предопределяет — быть ему праведником или преступником. С точки зрения Маймонида, это совершенно недопустимая точка зрения.
Может показаться, что некоторые стихи Торы противоречат этому принципу — в частности, история с фараоном. На это Маймонид даёт такой ответ: возможно, грехи человека столь многочисленны, что Бог лишает его возможности раскаяния. Человек грешил по собственной воле и по собственному желанию до такой степени, что раскаяние уже невозможно. С точки зрения Маймонида, главный смысл этой истории состоит именно в том, что если человек упорствует в злодеяниях, то небеса лишают его возможности раскаяться.
На этом теологическом обобщении мы и закончим наш сегодняшний разговор.
