ИзТории. Хаммурапи — зуб за зуб
Сериал проекта «Идеи без границ» культурного центра Бейт Ави Хай в Иерусалиме
Глава Эмор (Левит, 21:1–24:23)
Гость выпуска: Виктория Аптекман — искусствовед, окончила Санкт-Петербургский институт живописи, скульптуры и архитектуры им. И.Е. Репина, факультет История изобразительного искусства. Лектор-искусствовед ГМИИ им. А.С. Пушкина.
Ури Гершович (У. Г.): Тема сегодняшнего нашего разговора — недельный раздел Эмор, что означает «Говори».
И сегодня у нас в гостях Вика Аптекман, искусствовед. Вика, здравствуйте.
Вика Аптекман (В. А.): Добрый день, Ури. Мы говорим сегодня о Месопотамии, о древнем Вавилоне и о законах царя Хаммурапи.
У. Г.: Да, посмотрим, как это связано с нашей недельной главой. Я, как всегда, начну с содержания. В этой главе рассказывается об особом статусе священников, излагается запрет жениться на вдове и посещать кладбища, декларируется необходимость строгого соблюдения законов ритуальной чистоты. Далее рассказывается о том, что жертвенные животные должны быть обязательно без изъяна.
В этой главе мы встречаем перечисление праздников и связанных с ними законов. Далее рассказывается о зажжении светильника, который должен гореть постоянно, и о двенадцати хлебах предложения, которые каждую субботу выкладываются в скинии, а затем в Храме.
Приведена небольшая история о том, как один человек проклял другого, используя имя Бога, и его за это наказали смертной казнью. И в самом конце главы говорится о законе, который напоминает принцип талиона.
А кто убьет скотину, должен заплатить за нее: животное за животное. И кто нанесет увечье ближнему своему, как сделал он, так да сделано будет с ним: перелом за перелом, око за око, зуб за зуб; какое увечье нанесет он человеку, такое должно быть нанесено ему.
Вот это и есть принцип талиона, который встречается в Писании трижды. В книге Исход мы находим его в несколько ином контексте:
Когда дерутся люди, и ударят беременную женщину, и она выкинет, но опасности не будет (для плода), то тот наказывается выкупом (тот, кто привел к этому выкидышу), какой наложит на него муж той самой женщины, и он платит через судей. Если же окажется опасность (если ребенок умрет), то отдай душу за душу, глаз за глаз, зуб за зуб, руку за руку, ногу за ногу, обожжение за обожжение, рану за рану, ушиб за ушиб.
(Исход, 21:22–25).
Здесь более длинный список, и мы видим немного другой контекст. Например, в нашей недельной главе отсутствует требование отдать «душу за душу».
В книге Второзакония формулируется примерно тот же самый закон, но, опять же, в ином контексте. Речь идет о свидетелях:
Если кто-то ложно свидетельствовал против брата своего, то сделайте ему то, что он умышлял сделать брату своему, и искорени зло из среды твоей. А остальные услышат и убоятся, и не станут более делать такого зла в среде твоей. И да не пощадит глаз твой: душу за душу, око за око, зуб за зуб, руку за руку, ногу за ногу.
(Второзаконие, 19:18–21).
В этих трех разных формулировках и в трех разных контекстах формулируется принцип талиона, который напоминает нам о законах Хаммурапи, насколько я понимаю. Правильно, Вика?
В. А.: Да, вы совершенно правы. Такие законы Хаммурапи, как «око за око» и «зуб за зуб», знакомы всем по школьной программе, но, на самом деле, они освещают очень большое количество правовых вопросов. «Око за око» — это, наверное, основной принцип талиона, но не единственный. Собственно, законы Хаммурапи, законы древнего Вавилона стали известны в европейской культуре приблизительно с середины XIX века, когда ученые стали потихоньку читать клинопись.
Но единое понимание сформировалось, когда была обнаружена знаменитая стела с законами царя Хаммурапи. Обнаружила ее французская экспедиция, которая вела раскопки в древних Сузах.
Были найдены три фрагмента огромного черного камня; в едином размере это чуть более двух метров. Фрагменты соединили и увидели совершенно уникальное произведение. Стали его изучать, читать, потом перевели на европейские языки, и миру явились те самые законы.
Хаммурапи — царь древнего Вавилона, который правил в XVIII веке до нашей эры. Он долго воевал, около тридцати лет — своего рода собиратель земель Месопотамии.
Воевал-воевал, и после тридцати лет войн решил даже не придумать, а именно зафиксировать эти самые законы. Вот такая государственность и буква закона. И эти законы были зафиксированы на стелах. Версия ученых заключается в том, что это не единственная стела. Такие стелы были разбросаны по всему древнему Вавилону — не по городу, а именно по государству.
Надо сказать, что в Сузах эта стела оказалась как военный трофей, а привели ее в Сузы эламиты. С трофея была стерта часть законов, а на пустое место планировалось нанести клинописные знаки о тех самых эламитах-победителях. Поэтому на стеле царя Хаммурапи, которая хранится в Лувре, не хватает части текста. Когда весь текст — со стелы и с клинописных табличек — собрали воедино, получилось 282 параграфа, касающихся разных сфер жизни человека — взаимоотношений с государством, недвижимости, хозяйства, здоровья, и так далее. Написаны они на аккадском языке, в то время — языке международного общения.
Способы написания варьируют от древних до более современных. Специалисты по клинописи пишут, что читать эти тексты «с листа», было просто-напросто невозможно. Таким образом, мы понимаем, что эта стела была своего рода знаком, сообщающим о том, что нужно следовать букве закона. И люди, которые умели читать, скорее всего, пользовались не самой стелой, а клинописными табличками.
У. Г.: То есть стела — это такой артефакт, насколько я понимаю?
В. А.: Вы совершенно правы. Это некий знак или, как мы сейчас говорим, артефакт. И этот знак был необходим Вавилону как огромному государству, которое следует букве закона.
Пожалуй, самая важная часть этой самой стелы — изображение, которое находится в верхней части, завершает эту стелу. Его хорошо видно, оно достаточно хорошо сохранилось.
Для людей, в общей массе безграмотных, это изображение несло больше информации, нежели множество клинописных знаков. На стеле изображены два героя в невысоком рельефе: один — стоящий, другой — сидящий.
Стоящий одет в традиционную одежду, напоминающую длиннополую тунику. На нем головной убор. Он стоит в позе, характерной для поклонения или молитвы, с приподнятыми вверх руками. И ему вручают некие предметы. Предметы эти трактуются по-разному: одни считают, что это символы правосудия, другие — что это мерные шаблоны для измерения наделов земли. Но главное, что мы видим акт передачи.
А кто же сидящий? Сидящий — это верховное божество, бог солнца Шамаш, который вручает Хаммурапи указанные предметы. С Шамашем интересная история. Он сидит на троне простой кубической формы, что несет интересную смысловую нагрузку. По мнению ученых это, скорее всего, зиккурат. Зиккураты — древние храмы Месопотамии — не дошли до нас в первозданном виде.
Строились они из крайне нестойкого материала — кирпича-сырца, поэтому мы можем лишь по косвенным свидетельствам понимать, как они выглядели.
Трон может выглядеть как проекция зиккурата сверху или как перспективный вход-портал в храмовое пространство. И Шамаш сидит на этом самом троне-зиккурате. Зиккурат — это храм. А что такое храм? Дом бога на земле. Ноги его стоят на замечательном условном коврике, представляющем собой горный пейзаж, похожий на россыпь шишек. На самом деле это уменьшенные горы. Тем самым он утверждает свое присутствие на земле. Одет он во вполне понятное традиционное одеяние. У него достаточно серьезный головной убор — четыре валика или, по некоторым трактовкам, четыре рога какого-то мощного животного, например, быка. Шапка эта говорит о высоком его положении.
И вот что самое важное в наблюдаемом нами визуальном ряду — эти две фигуры подобны друг другу, но только на первый взгляд. Нужно «включить голову» и увидеть, что фигуры совершенно по-другому смотрятся, если мы начнем всматриваться. Дело в том, что если Шамаш встанет во весь рост, он будет намного выше правителя.
Здесь применен очень распространенный принцип изображения визуальных рядов — принцип «равноголовия», когда художнику, скульптору, творцу очень не хочется нарушать ритм, гармонию изображения, поэтому включается ориентальное видение картинки. Тут нужно подключить смысл, без него невозможно. И тогда мы видим, что божество будет на порядок выше.
У. Г.: Как дядя Степа, который оказывается одного роста с обычными людьми, когда садится.
В. А.: Да, он вполне доступен для диалога, этот дядя Степа. А когда он стоит — с ним разговаривать практически невозможно. Так что вы совершенно правы.
У. Г.: Замечательно. То есть эта стела является артефактом, фиксирующим законность на том пространстве, где правил царь Хаммурапи.
В. А.: Эта стела давала понять, что соблюдаются законы, которые были дарованы богом и с божественного благословения, и законы эти утверждены, сформированы и записаны. Лингвисты и специалисты по клинописи говорят, что это очень выверенный, грамматически правильный, урегулированный, сухой язык законодательства. Да, стела — это знак, что здесь блюдут законы. И есть версия, что эта стела была не единственной.
У. Г.: А человек, который стоит — это царь? Или это образ любого жителя, который предстает перед богом и должен принять его законы?
В. А.: Это, конечно, царь. Обычный персонаж, житель Вавилона, не мог бы предстать пред богом. Единственная версия — что это Хаммурапи.
У. Г.: Других версий нет, то есть это сам Хаммурапи.
В. А.: Да, их просто не может быть.
У. Г.: Тогда равноголовость тоже понятна. В каком-то смысле, царь Хаммурапи равноголов с Богом.
В. А.: В каком-то, да.
У. Г.: Хорошо, давайте проследим, что происходит с этим законом в еврейской традиции. Многие христианские критики иудаизма говорили о том, что древние законы Хаммурапи зафиксированы в Библии. Но мудрецы Талмуда совершенно иначе понимали их и пытались избежать примитивной трактовки принципа «око за око». Я зачитаю маленький фрагмент из Вавилонского Талмуда:
Рабби Достай бен Йехуда говорит: «Глаз за глаз — деньгами». Если спросишь: «Деньгами или на самом деле глаз», я скажу тебе так: «А если у одного глаз большой, а у другого маленький, как ты исполнишь „глаз за глаз“?»
То есть рабби Достай говорит о том, что невозможно отомстить в той же мере, в какой нанесена рана.
В. А.: Вопрос, какова та мера и где ее искать.
У. Г.: Да, у одного большой глаз, а у другого маленький. «Мера за меру» не получается. Тогда получается, что нужно деньгами. У Шимона бар Йохая есть около двенадцати высказываний, доказывающих необходимость денежного эквивалента.
«Глаз за глаз» — деньгами. А если спросишь: «Деньгами или на самом деле глаз», я скажу тебе так: «А если слепой ослепил, как же ты исполнишь „глаз за глаз“?»
Действительно, если слепец случайно выбил другому человеку глаз, то ему уже глаз не выбьешь, значит — деньгами.
Или учили в доме Хиски: сказано «глаз за глаз, душу за душу», но не «глаз и душу за глаз». А если взбредет тебе в голову, что глаз за глаз на самом деле, то ведь может статься, что выбьют человеку глаз — и отлетит душа его… Значит, наверняка — деньгами.
(Вавилонский Талмуд, Бава кама, 83б-84а).
В талмудической литературе остается только принцип «душу за душу»: если человек убил другого, то он предается смертной казни. А все остальное — зуб, око и так далее — имеет денежный эквивалент, который выплачивается пострадавшему.
Но, как мы знаем, христианская мысль идет дальше. В Нагорной проповеди сказано следующее:
Вы слышали, что сказано: «око за око и зуб за зуб». А я говорю вам: не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую; и кто захочет судиться с тобой и взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду.
(Евангелие от Матфея, 5:38–40).
В этом же тексте говорится:
Не думайте, что я пришел нарушить закон или пророков: не нарушить пришел я, но исполнить.
(Евангелие от Матфея, 5:17).
Подобным образом понимается исполнение закона, то есть принципы «око за око» и «зуб за зуб» превращаются в свою противоположность.
Любопытно, что в средневековой еврейской литературе у одного из самых значимых авторитетов, рабби Моше бен Маймона (Маймонида) мы встречаем любопытное противоречие. В своей книге Мишне Тора, представляющей собой кодекс еврейского закона, он формулирует тот самый денежный эквивалент, о котором говорилось в Талмуде:
Тот, кто ранит другого человека, обязан выплатить ему пять видов возмещения: плату за ущерб, плату за боль, плату за лечение, плату за простой в работе и за позор.
(Рамбам. Мишне Тора, Законы о ранящем и причиняющем ущерб, 1:1).
Видите, денежное возмещение здесь определенным образом квалифицируется, и есть даже разные статьи расхода, по которым нанесший человеку ущерб выплачивает их. Но в другом своем произведении, в «Путеводителе растерянных», он пишет следующее:
Тот, кто лишил другого какого-либо органа, должен лишиться того же органа, как сказано: «Как сделал он, так сделано будет с ним».
В. А.: Это практически прямая цитата из Хаммурапи. Там есть такие же истории про руки, про глаза и так далее.
У. Г.: Да, он практически возвращается к законам Хаммурапи.
И пусть тебя не заботит, — говорит Маймонид, — мысль о том, что мы наказываем деньгами, ибо моя цель сейчас — объяснить Писание, а не закон. Хотя и про этот закон есть у меня мнение, которое я тебе поведаю устно.
(Рамбам. Путеводитель растерянных, 3:41).
Естественно, эти слова Маймонида вызвали массу комментариев. Все удивляются: как же так, ведь в Мишне Тора он зафиксировал, что выплачивается денежный эквивалент. Здесь он тоже говорит, что возмещение взимается деньгами, но хочет объяснить смысл Писания. И у него получается, что смыслом Писания является принцип «око за око», а закон предписывает выплачивать денежный эквивалент. И этот парадокс, как ни странно, звучит и в Новейшее время.
В. А.: Стоит сказать о том, что общество меняется, законы древности на понятном человеческом уровне приобретают какие-то материальные аналоги. Можно рассматривать такую идею, что общество совершенствуется, отношения между людьми трансформируются. Происходит отход от тех физиологических норм, какие были во времена Хаммурапи.
У. Г.: Совершенно верно. Мы могли бы сказать: древние законы Хаммурапи, понятно, дикий мир, варвары. Глаз выбил — получи ответочку, тебе тоже выбьют глаз. Но человечество, постепенно развиваясь, изживает этот примитивный закон. Люди дорастают до идеи компенсировать травму деньгами или вообще подставлять другую щеку.
У Маймонида (XII век) мы видим этот парадокс. И тот же парадокс повторяется в небольшом эссе Эмманюэля Левинаса, одного из виднейших философов XX века. Эссе так и называется — «Закон талиона». Я зачитаю просто несколько фрагментов из этого небольшого эссе. Левинас пишет:
Раздел книги Левит (как раз наш сегодняшний раздел) заканчивается знаменитым пассажем, который в Новое время многим кажется устаревшим. Утонченные вкусы требуют более свежих яств. Для их чувствительности наш текст есть сама воплощенная древность Ветхого Завета (мы могли бы сказать: законов Хаммурапи). Закон талиона! Какой благочестивый гнев ты вызываешь в мире, где царят, конечно, только кротость и любовь!
Далее он цитирует наш фрагмент, а после пишет:
Действительно, суровые слова — «око за око, зуб за зуб». Как далеки они от слов, возвеличивающих непротивление злу. Вы, несомненно, подумали о той, другой странице Писания, о праведнике, который «подставляет ланиту свою бьющему его, пресыщается поношением». Вы узнаете это место и вспоминаете о других местах, с ним связанных, например, о Плаче Иеремии (Эйха, 3:30, где тоже говорится о том, что надо подставить свою щеку бьющему).
Перелом за перелом! Слова суровые, но требование их благородно. В своей строгости они выражают веление свыше… Я хотел бы указать на ту мудрость, которую выражают эти таинственные слова, и на ту драму, которой эта мудрость отвечает.
Зуб за зуб, око за око — это не принцип метода устрашения; не холодный реализм, думающий только о действенности, презирающий сентиментальные излияния… Это не способ наслаждения местью и жестокостью… Подобные настроения чужды еврейской Библии. Они идут от язычников, от Макиавелли, от Ницше.
Успокойтесь. Столь жестокий по видимости принцип, провозглашаемый в Библии, есть лишь стремление к справедливости.
Вот тебе и раз! То есть стремление к справедливости — это все-таки «око за око»? Получается, что так.
Он встроен в такой социальный порядок, где ни одна, даже самая легкая санкция не применяется во внесудебном порядке. Раввины никогда не понимали и не применяли этот текст буквально; они толковали его в свете того духа, который пронизывает Библию в целом. Этот метод понимания именуется Талмудом. Учителя Талмуда предупреждают щепетильность людей Нового времени: зуб за зуб — это денежная пеня, штраф…
Насилие взывает к насилию, но необходимо остановить эту цепную реакцию. Такова справедливость. По крайней мере, такова ее миссия, когда зло уже совершено. Человечность рождается в человеке в той мере, в какой он научается переводить смертельную обиду в гражданский судебный процесс.
Видите, какое колебание у Левинаса? То он говорит, что «око за око» — это справедливо, то вдруг говорит: нет, человечество это изживает, нужно остановить насилие, месть не является справедливой, смертельную обиду нужно перевести в судебный процесс.
И в той мере, в какой кара сводится к возмещению того, что может быть возмещено, и к перевоспитанию преступника. Человеку нужна не просто справедливость без пристрастия. Нужна справедливость без палача.
Мы снова склонились к изживанию принципа «око за око», по крайней мере, в простом понимании. «Но здесь драма усложняется», — пишет Левинас. Ведь мы берем теперь денежную компенсацию.
Отныне перед богатыми открывается широкий простор! Они без труда могут оплачивать выбитые зубы, выцарапанные глаза и перебитые ноги всей округи. Отныне оскорбления и телесные повреждения имеют коммерческую цену, вкус денег… Мир остается удобным для сильных — если, конечно, они имеют крепкие нервы.
И в завершение своего эссе, в котором он колеблется то к принятию закона талиона, то к его изживанию, он пишет:
Если бы деньги или извинения могли исправить все и очистить совесть, это движение привело бы к абсурду. Да, око за око. И вся вечность, и все серебро мира не способны исцелить обиду, нанесенную человеку. Рана, кровоточащая на все времена, словно лишь равное страдание могло бы остановить это вечное кровотечение.
(Эммануэль Левинас. Трудная свобода. Закон талиона).
Равное страдание. То есть мысль Левинаса вскрывает тот парадокс, который мы видим у Маймонида. Он говорит, что Библия формулирует закон «око за око» не для того, чтобы его реально выполнять, а чтобы поставить некую нравственную оценку тому, что должно было бы произойти. Но реальный закон, который выводят мудрецы Талмуда и, может быть, христианский закон (скорее всего, Левинас подразумевает мудрецов Талмуда), говорит о том, что должна быть денежная компенсация. Однако денежная компенсация не решает всей проблемы, поэтому принцип «око за око» — это важный месседж. Если ты человеку нанес рану — телесную или душевную, то искупления не может быть. Оно может быть только равным, хотя это равенство и невозможно. Но теоретически было бы справедливо, если бы это было так. По сути, это морально-нравственная максима, которая не имеет реального воплощения. Но, с точки зрения Левинаса, закон указывает на эту дилемму.
В. А.: И Левинас, и Талмуд дают нам исключительно историю отношений между человеком и человеком. Эта идея не столь активно выражена в законах Хаммурапи, но, тем не менее, в них фигурирует тема божественного суда над каким-то нарушением порядка. И если земной суд не может вынести решение, опираясь на факты, то есть еще и воля богов.
У. Г.: Да, воля богов, которые, так или иначе, могут решить вопрос. Совершенно верно.
В. А.: Да.
У. Г.: Я хотел бы привести еще один пример современного отношения к закону Хаммурапи — из фильма представителя «греческой странной волны», Йоргоса Лантимоса, «Убийство священного оленя». Расскажу вкратце сюжет этого фильма.
Кардиолог перед операцией на сердце немножко выпивает, у него привычка такая — пропустить стаканчик перед операцией. Операция проходит неудачно, пациент гибнет. Наш кардиолог — человек совестливый, и он начинает опекать сына умершего пациента. Сын к нему привязывается, пытается познакомить его со своей матерью и, в каком-то смысле, подспудно предлагает ему заменить погибшего отца и мужа, стать мужем его матери, стать ему отцом. А у кардиолога прекрасная семья, двое детей, жена, все замечательно. И он, конечно, от этого предложения отказывается. И тогда происходит фантастическая история. Этот юноша говорит: ты должен убить кого-то из своей семьи, тем самым искупив свою вину, по-другому не получится.
В. А.: Принести жертву.
У. Г.: Да, принести жертву. Что получается? Кому ты нанес рану? Ты нанес рану мне и моей матери. Теперь нанеси себе такую же рану. Ты должен не погибнуть, а должен, собственно, нанести такую же рану себе. В фильме есть эпизод, где юноша иллюстрирует это — он кусает за руку кардиолога, а потом выкусывает кусок мяса из своей руки и говорит: вот метафора, которую я тебе предлагаю.
По сути, этот юноша превращается в бога Шамаша, который настаивает на законе талиона — мера за меру. При этом он говорит: если ты этого не сделаешь, то вся твоя семья умрет. И действительно, они начинают заболевать — отнимаются ноги и так далее. Ситуация постепенно гибнущей семьи приводит кардиолога к тому, что он вынужден устроить рулетку и убить своего сына.
В чем заключается мысль Йоргоса Лантимоса в этом фильме? Как мне кажется, он пытается донести следующее: тот мир, в котором живет этот кардиолог, это мир, где убит бог. Какой бог? Священный олень. Иудео-христианский или просто христианский бог. И когда этот бог убит, то является бог Шамаш, который несет законы Хаммурапи. Если отказаться от эволюционных процессов, которые привели человечество к отказу от закона талиона, то закон талиона возвращается к нам и становится единственно справедливым.
В. А.: Человечество возвращается в исходную точку и должно пройти все с той самой точки, с нуля.
У. Г.: Да, с точки зрения Лантимоса, получается своеобразный круг, когда мы — западная культура или современное общество — возвращаемся к точке отсчета, с которой мы начали.
В. А.: По сути, к простоте.
У. Г.: К понятной и справедливой простоте законов Хаммурапи.
В. А.: Собственно, да. Те же самые законы природы, по сути. Даже не природы, а самого простого разумного существа.
У. Г.: Самого элементарного. Отрубил руку, выбил глаз — значит, и тебе должны сделать так же.
В. А.: Да.
У. Г.: Мне кажется, на этой пессимистической ноте мы можем закончить наш замечательный разговор. Вика, спасибо.
