ИзТории-Пророки. Интрига Пурима
Сериал проекта «Идеи без границ» культурного центра Бейт Ави Хай в Иерусалиме
Ваикра || 1 Царств, 15:2–34
Гость выпуска: Валерий Дымшиц — переводчик, исследователь этнографии, истории, фольклора и искусства восточноевропейских евреев. Автор, составитель и переводчик более 30 книг, в том числе «Еврейские народные сказки».
Ури Гершович (У. Г.): Тема нашего сегодняшнего разговора — недельный раздел Ваикра («И воззвал»). Но это не простой недельный раздел, он предшествует Пуриму, поэтому у нас будет целый ряд дополнительных тем. И сегодня у нас в гостях Валерий Дымшиц, антрополог, фольклорист, литературовед. Валера, привет!
Валерий Дымшиц (В.Д.): Здравствуй, Ури.
У.Г.: Попробуем охватить все многообразные темы, которые связаны с этой недельной главой. Я начну, как всегда, с изложения содержания недельной главы, а также затрону те темы, которые попутно возникают. Содержание, на самом деле, очень простое. Рассказывается о различных видах жертвоприношений: грехоочистительная жертва, добровольная, мирная; индивидуальные жертвы, коллективные жертвы и так далее. Вот содержание, по сути дела, недельной главы.
Но дело в том, что эта недельная глава предшествует празднику Пурим, и в этом случае читают дополнительный раздел, маленький такой, который называется Захор — «Помни». «Помни, что сделал тебе Амалек на пути, когда выходили вы из Египта. Как он встретил тебя на пути и перебил позади тебя всех ослабевших, а ты был изнурен и утомлен, и не побоялся он Бога. И вот, когда успокоит тебя Господь Бог твой от всех врагов твоих со всех сторон, на земле, которую Господь Бог дает тебе в удел для владения ею, сотри память об Амалеке из поднебесной, не забудь». Это замечательное сочетание: сотри память и в то же время не забудь. Этот маленький фрагмент читают перед Пуримом.
Помимо этого читают из Книги Шмуэля с замечательным рассказом о том, как царь Шауль (Саул) пожалел некоего царя Агага и тем самым прекратил свое существование как царь, и царство было у него отнято.
Начнем, наверное, с недельной главы. Несмотря на то что ее содержание довольно скучновато — рассказ о жертвах и так далее — тем не менее с ней связан целый ряд любопытных вещей. Например, дети в хедере начинают учить Тору именно с этой главы. Я скажу два слова по поводу возможных ответов на этот вопрос. Один из них, очень любопытный, связан с тем, что слово ваикра написано с маленькой буквой алеф, то есть это первое слово недельной главы — алеф зехира. И Мидраш говорит о том, что эта маленькая буква свидетельствует о скромности Моисея, который после того, как построил скинию (предыдущая книга заканчивается тем, что скиния возведена), тем не менее, принижая свою роль, скромничает. А для того чтобы изучать Тору, нужно быть очень-очень скромным. Валера, это объяснение Мидраша, но мы, наверное, поговорим о том, какие еще возможны объяснения того, почему бедные дети начинают изучать Тору с самого, может быть, скучного фрагмента.
В.Д.: Вопрос действительно оставляет ощущение некоторой загадки, потому что все эти красивые аллегорические объяснения выглядят объяснениями постфактум, то есть уже есть некоторая сложившаяся практика, а дальше мы хотим как-то ее понять. Для человека неподготовленного, да и боюсь, что для подготовленного тоже, чтение этого раздела Ваикра, честно сказать (боюсь, что меня осудят, но тем не менее), примерно так же увлекательно, как чтение инструкции по технике безопасности или должностных каких-нибудь инструкций, таких сугубо технических документов. В отличие от многих других фрагментов Пятикнижия, где есть и сюжет, и нарратив, и некое напряжение.
Есть еще одно традиционное объяснение, тоже грустное, оно говорит о том, что, поскольку это раздел о жертвах и жертву приносят (это специально оговаривается) чистые животные, а дети — существа чистые, незапятнанные грехом, дурными помыслами и так далее, то как бы дети похожи в этом смысле на чистые жертвы; чистые и учат о чистом. Вообще говоря, образ школы, образ педагогического процесса как заклания детишек тоже внушает некоторые грустные мысли.
У.Г.: Ну можно, конечно, найти что-то веселое в этом, потому что у нас слово корбан — это приближение, вообще-то говоря.
В.Д.: Да.
У.Г.: То есть это не жертва, в общем; может быть, куда-то приближают все-таки их.
В.Д.: Да, может быть и так. Ну вот есть еще одно соображение, чисто дидактическое. Оно заключается в том, что раздел, который мы обсуждаем, построен на довольно ритмическом перечислении разных типов жертвоприношений, разных животных и птиц, которых приносят в жертву, и поводов, по которым эти жертвоприношения происходят. При этом в каждом отдельном стихе меняется буквально одно, два, три слова — то ли название жертвы, то ли название повода для жертвоприношения. Поэтому если мы представим себе, что это маленькие дети (речь идет о мальчиках пяти, может быть, пяти с половиной лет, только научились читать), то им проще читать такой текст, где из предложения в предложение, из стиха в стих повторяется одна и та же синтаксическая конструкция, один и тот же ограниченный — неважно какой, но очень небольшой, в пределах этого отрывка — объем лексики.
У.Г.: Ну да, то есть такие модельные предложения, где меняется одно-два слова, а остальное ты повторяешь просто все время одно и то же.
В.Д.: Да. Те, кто помнит, как устроена, «Мама мыла раму».
У.Г.: Ну, любые буквари.
В.Д.: Да, тут есть, конечно, параллель, и тогда мне кажется, что в этом есть очень разумная, продвинутая дидактическая мысль, потому что во многих других разделах Пятикнижия в каждом следующем стихе полностью меняется лексика, полностью меняется синтаксис. А тут вот такое монотонное повторение, в чем есть отчетливый дидактический момент.
У.Г.: Ну хорошо, давай перейдем к другой теме, Парашат захор. Так называется этот раздел, раздел «Помни», который читают в дополнение к недельной главе, если эта глава предшествует Пуриму, а у нас как раз именно такой случай. Наверное, надо ответить на вопрос, почему его читают, собственно говоря, перед Пуримом.
Есть очень простой ответ: потому что Аман, один из персонажей всей этой истории, истории с царицей Эстер и Мордехаем, — он из потомков Амалека.
Причем мало того, что он из потомков Амалека, он еще в этом Свитке Эстер, назван Хаагаги, Аман Хаагаги, то есть он происходит от Агага.
Это нас переводит к теме того, почему читают фрагмент из книги Шмуэля, где один из персонажей, главных действующих лиц — царь Агаг. Так вот, этот самый Амалек. Возникает, естественно, вопрос: почему Амалек выделен из всех прочих хананейских племен, почему его нужно вот прям так уничтожить? Всех остальных просто уничтожить, а этого — нужно стереть память так, чтобы не забыть о том, что нужно стереть память. И на этот счет есть, конечно, самые разные комментарии.
Самый знаменитый из них связан с гематрией. Гематрия, т.е. числовое значение слова Амалек, совпадает с гематрией слова сафек. Сафек — это сомнение. И тогда получается, что главный враг народа Израиля — это сомнение, которое может закрасться, так сказать, в душу израильского народа, и он прекратит движение к осуществлению своей миссии, потому что эти сомнения все время его одолевают. Так вот, сомнение нужно уничтожить. Это красивая интерпретация.
Есть и другие. Дело в том, что в этом отрывке, который я прочитал, сказано: он тебе «случился». Переводится как «он встретил тебя на пути», а на самом деле в оригинале написано: ашер карха бадерех. Вот это слово карха связано с глаголом ликрот; ликрот — это случаться, то есть «он случился». И вот Мидраш говорит, что это случай, это неожиданное происшествие. И Амалек связывается теперь уже не с сомнением, а со случайностью. Любая случайность тоже может, собственно говоря, испортить все планы, поэтому со случайностью необходимо бороться.
И еще одно объяснение, уже совсем другое, когда слово карха связывается с другим глаголом — кор. Кор — это холод. И Мидраш говорит следующее: «Он охладил и остудил кипение твое». (Мидраш Танхума. Раздел Ки теце, 10). В каком смысле? «Идолопоклонники боялись воевать с вами, а Амалек явился и начал войну, показав пример другим. Это можно сравнить вот с чем: никто не решался прыгнуть в бассейн с кипящей водой, явился один беспутный человек и прыгнул в него. И несмотря на то что он обжегся (ну и, видимо, сварился), он остудил бассейн в глазах других».
В.Д.: Дурной пример.
У.Г.: Дурной пример. То есть он является тем, кто сделал возможным войну с народом Израиля. А действительно, война с Амалеком — это первая война, которая случается с народом Израиля после исхода из Египта. И вот Амалек, значит, такой нехороший именно потому, что он первым решился на войну с народом Израиля.
Все эти цитаты — из Мидраша Танхума, такой набор комментариев. Если говорить о более современных, то, например, Меир Лейбуш Кемпнер, которого принято называть Мальбим (это у нас XIX век уже), перечисляет в «Комментариях к Торе» несколько обычных причин для войны. Ну, например, если кто-то хочет завоевать чужую землю и расширить свои пространства — это одна причина. Или он, наоборот, защищает свои земли, у него на границе враг какой-то. Или задирает враг тебя, и ты хочешь защитить себя. Или некоторые хотят просто показать свою силу и могущество и поэтому начинают войну. А есть, он говорит, и религиозные войны, когда хотят прославить имя своего бога и начинают войну ради этого. И, говорит Мальбим, ни одна из этих причин не была причиной войны Амалека. А в чем же причина войны, которую затеял Амалек? Две причины он называет. Одна причина — это попытка дискредитировать Бога, то есть это не война за моего бога, а попытка дискредитации Бога Израиля. А вторая — это ненависть, которую он унаследовал еще от Эсава, потому что Амалек — потомок Эсава, и эта ненависть к народу Израиля чуть ли не генетическая. И вот он из этой ненависти начал войну. Именно поэтому, говорит Мальбим, и нужно уничтожить Амалека. И предписание, которое мы читали про уничтожение памяти о нем, связано с этой его особенностью. Валер, что ты добавишь к этому?
В.Д.: Ну, я бы хотел вернуться к самому началу рассуждения, что накануне Пурима мы начинаем вспоминать (захор), что сделал Амалек, и как мы с ним поступали, и как с ним следует поступать впредь. И в сущности, все это обращение к истории об Амалеке держится на очень тоненькой ниточке, потому что антагонист Книги Эсфири Аман, злодей, нечестивец, называется потомком Агага, агагитянином. Но нигде не сказано, что он амалекитянин. Ну мало ли какие бывают на свете Агаги. То есть это, вообще говоря, наше понимание Танаха как некоторого гипертекста: если Агаг у нас упомянут как амалекский царь в первой книге пророка Самуила (Шмуэля), то значит, именно тот самый Агаг был предком Амана. Гораздо важнее даже не родословная Амана в данном случае, а его способ поведения, его modus operandi, когда он говорит: во-первых, я хочу сделать так — и науськивает царя, чтобы истребили всех евреев до одного человека; и во-вторых, он говорит, я это делаю не из корыстных соображений, я никаких благ за это не хочу, наоборот, я готов, так сказать, жертвовать в царскую казну.
У.Г.: Валера, давай, может быть, мы напомним нашим зрителям вкратце сюжет Свитка Эстер, которая связана с праздником Пурим. Есть царь Ахашверош, который очень любит пиры и так далее. Этот царь Ахашверош казнит свою красавицу-жену, так вышло.
В.Д.: Это мнение.
У.Г.: Ну да.
В.Д.: Короче, ее нет.
У.Г.: И устраивается конкурс женской красоты для того, чтобы найти царю Ахашверошу новую жену. Этой новой женой становится некая девушка Эстер. Ее дядя, ее опекун — Мордехай. Этот Мордехай, все бы с ним хорошо, но он раздражает одного сановника по имени Аман. Имя Аман, конечно, можно возводить к каким-то персидским корням, но если мы смотрим на него как на ивритское, то оно переводится как Пугач, потому что лехамэм — это пугать. И получается, что, по сути, его зовут Пугачев. И вот этого самого Пугачева раздражает Мордехай, потому что все поклоняются Пугачеву, он возвеличивается в царстве Ахашвероша, а Мордехай не поклоняется. И тогда Аман-Пугачев решает уничтожить всех евреев. Он бросает жребий — пур (отсюда, собственно, название праздника Пурим), когда, в какой день лучше всего это сделать. И его план вроде бы идет нормально, развивается, все распланировано и так далее. Но тут Эстер побеждает в этом конкурсе красоты, становится женой Ахашвероша и выводит этого Пугачева на чистую воду, говорит: он собирается уничтожить весь мой народ и меня. Ахашверош взбешен, Амана казнят, сыновей его казнят, и хэппи энд — евреи побеждают своих врагов. Это вкратце содержание Свитка Эстер.
В.Д.: Так вот, когда мы говорим о том, что Аман — амалекитянин, мы ориентируемся, на мой взгляд, не только и не столько на то, что он какой-то потомок какого-то Агага, сколько на его характеристики. Это персонаж, который испытывает беспричинную, беззаветную…
У.Г.: Патологическую ненависть, да.
В.Д.: Бескорыстную ненависть к евреям! Амалек становится универсальной метафорой погубителей, ненавистников еврейского народа. В частности, в одном музее я видел пуримскую трещотку. Мы помним, что когда читают Мегилу, то при звуках имени Амана издают треск специальными трещотками. Такой интерактив.
У.Г.: Это его пугают в ответ, потому что он хотел нас напугать, а теперь мы его пугаем.
В.Д.: Да, да, да. И потом, все включены, дети включены, такая интерактивная история получается. Так вот, эта деревянная трещотка (они, как правило, деревянные) была изготовлена сразу после Второй мировой войны в одном из лагерей для перемещенных лиц на территории Германии, где скапливались выжившие в концлагерях и гетто. И на этой трещотке очень, так сказать, выразительно был вырезан профиль Гитлера. То есть мы понимаем, что в этом смысле для того, чтобы быть амалекитянином, не нужно предъявлять родословие.
У.Г.: Достаточно иметь такую патологическую ненависть к евреям.
В.Д.: Да. И поскольку в истории с пугающей периодичностью такого рода аманы появляются, то заповедь захор оказывается, к сожалению, актуальной.
У.Г.: Актуальной, да.
В.Д.: Никуда не девается.
У.Г.: Да. Вернемся к этой хафтаре, то есть к дополнению, которое читают из Книги Шмуэля, — рассказ про царя Шауля (Саула), который теряет свое царство. Вот этот рассказ давай напомним тоже.
В.Д.: И голову заодно вместе с царством. Вообще говоря, Первая книга пророка Самуила, Шмуэль-алеф (или Первая книга Царств в русском переводе), — это, в отличие от того недельного раздела, с которого мы начали, такой сплошной Шекспир: там бурные страсти, непрерывное, очень динамичное действие. Пророк Самуил только что помазал на царство царя Саула, первого еврейского царя.
У.Г.: Первого царя, да.
В.Д.: Сильно, надо сказать, был по этому поводу недоволен. Народ его вынудил, имея в виду, что царь нужен прежде всего как военный предводитель, полководец. Собственно, как император, как римский император, который когда-то был просто полководцем. Шмуэль был прежде всего духовным наставником, духовным руководителем. И Шмуэль направляет Саула (Шауля) на войну с Амалеком во исполнение все той же заповеди — стереть этого самого Амалека.
У.Г.: Да, стереть.
В.Д.: И специально оговаривает, что в процессе этой войны, которая предполагается победоносной (она была победоносной), надо не просто победить врага, но нужно уничтожить всех представителей этого рода.
У.Г.: Можно вообще все уничтожить. Я даже прочитаю два стиха, они очень созвучны тому, что мы читали в Парашат захор:
Так сказал Господь воинств: «Помню я, что сделал Амалек Израилю, как он противостоял ему на пути при выходе из Египта. Теперь иди, порази Амалека, истреби все, что у него, не щади его и предай смерти от мужа до жены, от ребенка до грудного младенца, от вола до агнца, от верблюда до осла».
То есть все, включая животных.
В.Д.: По поводу животных — это важно. Речь идет о том, что мы находимся, в общем, в Передней Азии, где целью военного конфликта всегда является угон скота противника. Захватывать бессмысленно, ее не удержишь; вообще, не в земле счастье, все-таки речь идет о скотоводческих народах. А вот угнать скот — это дело, как это говорилось в советское время, «чести, доблести и геройства». Это нормальный военный конфликт. Это то, что ты цитировал Мальбима, когда есть, к сожалению, обычные войны, когда речь идет о каких-то грабительских, пускай, но рациональных вещах. В данном случае речь идет, во-первых, — тяжелое слово, но его надо употребить — о геноциде. И во-вторых, нужно уничтожить имущество врага, не забрав его себе. И тем самым, говорят комментарии, продемонстрировать, что мы ведем не обычную войну (для того чтобы одолеть врага, там, обогатиться и прочее), а войну во имя Всевышнего, во исполнение заповеди, и наши руки, так сказать, чистые от любой добычи, мы никакой корысти не преследуем.
У.Г.: Иррациональная ненависть получает иррациональный ответ.
В.Д.: Да, в котором нет никакой экономической, там, пользы, выгод — ни рабов, ни скота, ничего.
У.Г.: Да.
В.Д.: Наши руки чисты. Кстати, забавная параллель с Мегилой (Свитком Эстер), я только сейчас это сообразил. Ты помнишь, чем кончается Мегила? Когда Артаксеркс (Ахашверош) разрешает истребить сторонников Амана, и там говорится о том, что евреи по всему царству…
У.Г.: У-ва-виза ло шалху эт йадам.
В.Д.: А рук на грабеж не подняли.
У.Г.: Не подняли, да.
В.Д.: Это совершенно та же самая история, абсолютно один в один.
У.Г.: Да, да, да.
В.Д.: Речь идет об идеологическом, идейном конфликте. Саул ведет успешную победоносную кампанию, все делает, как ему сказали, истребляет амалекитян, но делает две роковые ошибки. Первая: он оставляет в живых царя Агага, приводит его в качестве пленника в свой стан. Вопрос: зачем он это делает? Может быть, у него была какая-то, не знаю, классовая солидарность, типа «царь царю глаз не выклюет». И во-вторых, он пригоняет с собой из похода некоторое количество вражеского скота, а потом, правда, оправдываясь, говорит Самуилу (Шмуэлю), что вот, это же хороший скот, мы его принесем в жертву, пятое, десятое…
У.Г.: Да. Я прочитаю этот стих. Его Шмуэль спрашивает: «А что за блеяние овец в ушах моих? И мычание крупного скота, которое я слышу?» (Говоря, что «ай-яй-яй-яй».) А Шауль ему отвечает: «Это амалекитян, пригнали их, так как пощадил народ лучшее из мелкого и крупного скота, чтобы жертвовать Господу, Богу твоему. А остальное мы истребили», — он говорит, оправдываясь.
В.Д.: Да, и это поразительным, опять же, образом корреспондирует с недельным разделом «Ваикра», где говорится о том, что скот — крупный, мелкий, всякий, который приносится в жертву, — должен обладать выдающимися достоинствами, без порока, чистый и так далее. Отборный. Вот — отборный. Забавно, что, поскольку в данном случае речь идет о военной добыче, то русское прилагательное «отборный» приобретает два значения — который отобрали.
У.Г.: Да.
В.Д.: И вот в этом, собственно, весь Шекспир и парадокс. На это Шмуэль отвечает: «Зачем нужна эта жертва, если не выполнена заповедь и нет послушания?»
У.Г.: Ну, то есть, если ты не выполнил, что ты жертвы-то приносишь? Тебе было сказано, что сделать, ты ничего не сделал.
В.Д.: Тут тоже есть как бы такая внутренняя смысловая рифма. После этого Шмуэль предрекает Саулу, что царство от него отнимется. В следующей главе речь идет о помазании на царство Давида.
У.Г.: И начинается долгая история преследования Шаулем Давида.
В.Д.: В общем, династический конфликт, борьба за престол, начинается в некотором смысле история Давида. А что касается Агага, то Шмуэль его приказывает привести к себе и убивает его, причем собственной рукой.
У.Г.: Рассекает его мечом надвое. Мидраш говорит, что за это время, что он был жив, взят в плен, Агаг успел переспать с какой-то служанкой, и так, собственно говоря, от него произошел этот самый Пугачев-Аман.
В.Д.: Да, более того, это очень наглядно, потому что есть день, когда разговаривают царь и пророк, назавтра пророк его убивает, то есть этой ночи хватило Агагу, чтобы оставить семя, потомство. А по поводу Давида я хотел сказать следующее. Как, собственно, ты уже упомянул, амалекитяне, а значит Агаг и Аман и, в метафизическом смысле, все остальные злодеи происходят от Амалека. Любое название библейского народа совпадает с именем предка-эпонима, то есть того физического лица, от которого весь народ произошел. Собственно, сам Яаков-Израиль тут не исключение, мы тоже как бы называемся в честь своего прапредка.
У.Г.: Да.
В.Д.: Значит, раз есть такой народ нехороший — амалекитяне, значит, был такой человек, которого звали Амалек, и он нам действительно не чужой, он нам родня. Близкая родня: он, если я правильно помню, сын Элифаза.
У.Г.: Он из потомков Эсава, да.
В.Д.: Он просто родной внук Эсава.
У.Г.: Да, да.
В.Д.: Родной внук, близко всё. У Эсава много было разных потомков, но вот Амалек унаследовал ту обиду, ту ярость, тот, если угодно, скажем модное слово, — ресентимент, который Эсав накопил по отношению к своему брату. То есть Эсав сложнее был, чем эта ярость и ненависть, но вот эта часть его эмоций вся ушла Амалеку, поэтому его ни перевоспитать, ни излечить, ни уговорить невозможно. И важно, что этот наш враг — наш ближайший кровный родственник, и это поразительным образом корреспондирует со следующим мощным конфликтом, тоже вооруженным, военным, который происходит в пределах той же самой Первой книги пророка Самуила. Это битва Давида и Голиафа, потому что Давид и Голиаф — тоже родня, они троюродные братья, как нам говорит опять же Мидраш. «С кем протекли его боренья? С самим собой, с самим собой». То есть наш враг — всегда не чужой нам человек, он какая-то дурная сторона, изнанка, если угодно, нас самих.
У.Г.: Да, темная сторона, какая-то из темных сторон. Валера, мы, по-моему, подошли к третьей теме нашего разговора, а именно — к Пуриму. И здесь я предоставляю слово тебе по поводу того, что у нас с Пуримом происходит в еврейской традиции. Знаменитая история. Наверное, многие из зрителей знают, есть такая вещь, как пуримшпиль, — как она возникла и что это такое?
В.Д.: Пуримшпиль — очень важное явление традиционной ашкеназской культуры. Это театрализованные представления, устраиваемые на праздник Пурим в Центральной и Восточной Европе евреями-ашкеназами. Это многоаспектное, многостороннее явление. Поскольку, вообще говоря, культура евреев Восточной Европы есть синтез каких-то западных и восточноевропейских начал, то Пуримшпиль включает в себя и элементы театра, — зрители, актеры. Это, безусловно, явление европейской культуры и обрядового ряжения, что, скорее, характерно для восточных славян. Почему я говорю про обрядовое ряжение? Потому что не только разыгрывали пьесы на библейские сюжеты, но и, не снимая костюмов, с песнями ходили из дома в дом. Если близко были там два местечка — из города в город.
У.Г.: А когда все началось, Валера?
В.Д.: Хороший вопрос… не знаю. Вообще говоря, у нас есть косвенные соображения, а именно структура самих стихов, которые поют пуримшпилеры во время пуримских представлений, особенно прологов. Прологи более-менее не зависят от текста пьесы, а просто привлекают внимание публики. Вот эти прологи имеют параллели в германских мистериях XIII-XIV века — ну, значит, можно думать, что речь идет именно об этом времени.
У.Г.: Пуримшпиль возникает параллельно с мистериями, которые тоже разыгрывают библейские сюжеты?
В.Д.: Понятно, что в средневековой Германии, то есть там, где складывается, собственно, ашкеназ, евреи — часть большого городского организма. Мистерии происходят на площадях, ну, никто никому глаза не заклеивает. Есть еще один очень смешной аргумент. Дело в том, что мистерии в германском мире, эти фастнахтшпили, рождественские представления, связанные часто с новозаветными сюжетами — там было много всяких едких, жестких антисемитских выпадов. И после такого представления возбужденная театром толпа могла, вообще говоря, и погром устроить. Мы знаем, что еврейские общины платили деньги! Да, платили деньги самодеятельным коллективам, чтобы те убирали наиболее жесткие антиеврейские выпады в этих своих евангельских мистериях. Слушайте, ну, если вы платите деньги, вы же должны посмотреть, как их потратили, вы должны проконтролировать. Может, они взяли деньги, а никак свой текст, так сказать, не цензурировали. То есть мы понимаем, что евреи были в курсе всего происходящего.
У.Г.: Ну да, очевидно, да.
В.Д.: Это самодеятельный театр, ряжение, травестия. Все актеры, естественно, мужчины, молодые мужчины, юноши, собственно говоря, это мало чем отличается от любого театра XVII века, у Шекспира тоже девочек играли мальчики. И мы понимаем, что, как всякий карнавал, там происходит некоторое такое регламентированное нарушение правил, предписанное. Самый главный сюжет — это, естественно, Книга Эсфирь, что корреспондирует с предметом праздника. Корреспондирует с предметом праздника, с одной стороны, а с другой стороны, Книга Эсфирь обладает необыкновенным драматическим потенциалом. Собственно говоря, вообще в большой европейской театральной традиции существует огромное количество пьес на тему Книги Эсфирь. Там, действительно, такая сложная интрига — саспенс, царь.
У.Г.: Ну да. Если я правильно помню, чуть ли не русский театр начинается тоже с этого.
В.Д.: Русский театр начинается с придворного театра Алексея Михайловича, которому для этого привозят студентов Киево-Могилянской академии. Поскольку, вообще говоря, расцвет европейского театра связан с барокко и с иезуитами, с иезуитскими коллегиумами, в каждом из которых был свой студенческий театр, это важная дидактическая штука. Киево-Могилянская академия — это такое православное учебное заведение, которое сделано по католическим лекалам. А дальше уже по этим образцам сделана Греко-латинская академия в Москве, ну и так далее. Соответственно, в России никто не знает, что такое театр. Привозят студентов из Киева, и первое, что они разыгрывают перед царем (это был такой закрытый театр для своих, для придворных), — это Артаксерксово действо, Ахашверошпил, говорят. Это не значит, что их вдохновляли пуримшпили, нет, конечно.
У.Г.: Ну да.
В.Д.: Это просто говорит о драматическом потенциале этой истории. Я вообще считаю, что Книга Эсфирь — это в некотором смысле первый роман в мировой литературе. С интригой, с неким напряжением, завязкой, развязкой, кульминацией. Послушайте маленький фрагмент из Ахашверошпил, сцена повешенья Амана, где Аман отправляется на виселицу в сопровождении хора.
Кто только не писал пьес! У Расина есть «Эсфирь», у Ганса Сакса есть «Эсфирь», огромное количество разных сценических «Эсфирей» есть. Так что Ахашверошпил, пьеса по мотивам Мегилас Эстер (Мегилат Эстер), с одной стороны, отвечает просто природе праздника, с другой стороны, обладает необходимым сценическим потенциалом. Ну, поскольку построить целую театральную традицию на одной пьесе довольно трудно, то есть много других пьес, которые традиционно разыгрывали в Пурим.
У.Г.: Другие библейские сюжеты, которые добавлялись?
В.Д.: Да, есть некоторый конечный набор сюжетов: это Мехирос Йосеф, то есть «Продажа Иосифа»; есть талмудическая пьеса, так сказать, с талмудической подоплекой Шлоймэ у Эшмедай шпил — «Действо о Соломоне и Асмодее», известный сюжет, ну вот не библейский, да. И есть огромное количество пьес, построенных на разных эпизодах из как раз Шмуэль-алеф, Первой книги пророка Самуила, потому что там для этого все возможности.
У.Г.: Тоже много всяких событий происходит, да.
В.Д.: Да, и самая из них мною любимая пьеса, которая называется Голиасшпил — «Действо о Голиафе», трехчастная история.
Часть первая — завязка: Саул не выполняет поручение Самуила.
У.Г.: То, о чем мы рассказывали как раз.
В.Д.: Только что буквально. Вторая часть, вставная, — «Поединок Давида и Голиафа». Такая, скорее, героическая комедия, веселый кусок, потому что история о Сауле — это трагическая история.
И третья часть, завершение — это наказание Саула, его гибель, последняя битва, и, собственно говоря, финал, царство переходит к Давиду. Это называется Голиасшпил, это известная, популярная пьеса. Если интересно, я даже могу кусочек прочитать, который странным образом представляет собой переложение того, что ты только что читал. Это мой перевод.
Входит Агог, падает к ногам Шоула, то есть Саула, и говорит.
(Агог — это ашкеназское произношение Агага.)
«Ах вы, король мой милый, ах вы, король мой сладкий, на дурацком этом свете дай еще пожить! Я сам, клянусь, еврейскому Богу поклонюсь и стану я ему хвалы возносить. Ах, где мои дворы? Ах, где мои дворцы? И сам теперь где я?»
Как пришли евреи, меня они побили, в темницу посадили они меня. Я за столом сидел, здоров и смел, и музыканты весело играли. Ну вот пришли евреи, надавали мне по шее, кровь мою как воду проливали. А я домой бежал, навзрыд рыдал (очень странный дальше образ), как рыба, попавшая в сеть. (Кто-нибудь себе представляет рыдающую рыбу?) Я прибегаю в дом и вижу под столом зарезанные лежат жена и дети. Саул говорит: «Уведите его в темницу». Входит пророк Самуил (Шмуэль). Шмуэль: «Ах, что там за шум в твоих хлевах? Почему охватил мою душу страх?» Шауль (видимо, пряча глаза): «Это овцы от амолеков». Шмоэл: «Ах, горе мне, совсем я пропал. За то, что божью волю ты исполнить не желал, за то он и царство от тебя уже отобрал».
Бог святою жизнью своей клянется, что долго царствовать тебе не придется. Бог своим небесным престолом клянется, имея в виду, что твое царство он отдаст святому Довиду.
Ну, собственно, вот такое немножко наивное, лубочное, но переложение того, что мы только что слышали.
У.Г.: И такого рода спектакли организовывали именно на Пурим. Ну и, собственно, темы связаны.
В.Д.: Самое главное, я забыл сказать: это был зингшпиль, то есть такая примитивная опера. Все, что стихами, все интонировалось, все пропевалось. Выдающийся исследователь еврейского фольклора и музыки Моисей Береговский, центральная фигура в еврейской фольклористике ХХ века, пишет одну очень важную вещь. Он пишет, что изучение пуримшпилей, их сохранение чрезвычайно важно и интересно, потому что это «опера до оперы», то есть это истоки европейского музыкального театра. Это не значит, что у других народов Европы такого рода музыкальных мистерий не было, были, наверное. Но мы понимаем, что пуримшпили дожили до ХХ века, а местами даже до Второй мировой войны, то есть совсем недавно. Это записывали всё, это не из книжек, а от живых носителей традиции, вместе с мелодиями, с напевами.
У.Г.: В Европе зингшпили быстро сменились какими-то другими формами, а пуримшпили сохранились.
В.Д.: Мы, изучая этот материал, можем вообще что-то такое увидеть про корни, про истоки театрального и оперного искусства во всей Большой Европе. Надо сказать, что это общее свойство, на мой взгляд, еврейской культуры, которая устроена как такой большой-большой чулан. То есть вещи, которые вышли из моды, евреи не выбрасывают, а куда-то складывают, в дальнюю комнату. И потом люди радуются, что там можно что-то взять.
У.Г.: Там можно изучать традиции других народов, изучая еврейскую культуру.
В.Д.: Да, совершенно верно, ровно так оно все и обстоит. Это музыкальный театр, это опера, это пение. Это многослойные, на самом деле, тексты. Самые ранние фрагменты я датирую Средними веками. Основной сюжетный пласт — это очень похоже на стихотворчество, на театр эпохи польского барокко, это XVI-XVII век. В общем, я думаю, что эта традиция в том виде, в каком мы ее записали, уже зафиксировали с фольклористами в XX веке, она уже сложилась более-менее в XVII веке.
У.Г.: Валера, мне кажется, мы затронули все темы, которые хотели.
В.Д.: Да.
У.Г.: Наверное, можно на этом поставить если не точку, то многоточие.
В.Д.: Вот мы начали с учебы, а закончили игрой. То есть некая гармония достигнута. Спасибо.
