ИзТории-Пророки. Пророчества поэтов
Сериал проекта «Идеи без границ» культурного центра Бейт Ави Хай в Иерусалиме
Лех леха || Исайя, 40:27–41:16
Гость выпуска: Андрей Родионов — поэт, драматург, куратор литературных событий, снимается в кино, играет в театре и ставит спектакли по собственным пьесам.
Ури Гершович (У. Г.): Тема нашего сегодняшнего разговора — недельная глава Торы «Лех леха» («Иди» — так Бог говорит Аврааму) и хафтара — отрывок из пророка Исайи, 40-я и 41-я главы.
И у нас сегодня в гостях поэт Андрей Родионов. Андрей, привет!
Андрей Родионов (А.Р.): Здравствуйте. Привет, Ури! Здравствуйте.
У.Г.: Поговорим сегодня о двух взаимосвязанных темах — недельная глава и соответствующий фрагмент из пророка Исайи. Я, как всегда, начну с изложения содержания недельной главы, и дальше посмотрим, каким образом хафтара, то есть вот этот самый добавочный фрагмент, коррелирует с недельной главой. В ней Бог говорит Аврааму: «Лех леха» — то ли «иди к себе», то ли «иди по направлению к себе», то ли «иди сам по себе»; отправляйся из дома твоего, отца твоего, из земли твоей, от родни твоей. И вот Авраам отправляется в землю Ханаанскую. И дальше рассказывается о том, как Авраам и Сара попадают в Египет. Фараон забирает Сару к себе, Авраам говорит, что это его сестра, чтобы его не убили. Затем фараон возвращает Сару Аврааму. Авраам с Лотом, его родственником, возвращаются в землю Ханаанскую из Египта. Есть эпизод войны Авраама: Лота пленяют четыре царя, Авраам идет освобождать Лота, побеждает этих четырех царей. И есть любопытный фрагмент, где рассказывается о союзе, который Бог заключает с Авраамом, между рассеченными животными. Дальше говорится о рождении Ишмаэля. Сара бесплодна, и поэтому она дает свою наложницу в жены Аврааму; и эта наложница рожает сына, которого зовут Ишмаэль. И наконец, завершается недельный раздел заповедью обрезания.
Это содержание недельного раздела. К нему читают дополнительно фрагмент из пророка Исайи, часть 40-й и 41-й главы. И в самом этом фрагменте вроде бы про Авраама ни слова. Говорится о том, что Бог поддержит Израиль, что Израиль не должен страшиться на своем пути. Но на самом деле между строк мы можем увидеть намеки на Авраама — речь идет о поддержке народа Израиля, продолжателя дела Авраама. Вот, собственно говоря, содержание недельной главы и отрывка из Пророков.
А мы обратимся к теме, важной и для недельной главы, и для хафтары. Это тема пророчества как такового, или миссии пророка. Ну и, коль скоро ты поэт, то мы, наверно, поговорим о соотнесении миссии пророка и поэта.
У нас уже третья передача, а мы все еще не рассказали нашим зрителям о пророке Исайе. Не то чтобы мы знаем о нем очень много. В начале этой книги говорится о том, что он пророчествовал в дни четырех царей: Узияху, Йотама, Ахаза и Хизкияху. В русском переводе это Озия, Иоафам, Ахаз и Езекия. Это середина VIII века до н.э. и начало VII века до н.э., примерно этот период. Среди этих царей были праведные, были не очень праведные, Исайя говорил со всеми. Его высказывания по большей части считаются утешительными. В Талмуде, в трактате «Бава батра» дается объяснение порядку следования пророков в библейском каноне: Иеремия, Иезекииль, а потом Исайя. Иеремия — говорит Талмуд, — это обличающий пророк, и все его слова — о разрушении. Иезекииль начинает с разрушения, а заканчивает утешением. А Исайя — весь утешение (Вавилонский Талмуд, Бава батра, 14б).
Комментаторы говорят о том, что на самом деле это не совсем так, мы встречаем в пророчестве Исайи и обличительные слова тоже. Однако большая часть Книги Исайи — это утешительные слова, особенно во второй половине. Исследователи делят Книгу Исайи на две части и даже называют вторую часть «Второисайей». В библейских исследованиях считается, что не мог один пророк написать всю эту книгу, потому что в ней говорится о возвращении из Вавилонского плена, а это уже V век, Исайя не мог это себе представить. Хотя почему? Если он пророк — наверное, мог. Но исследователи говорят о том, что это Второисайя. Есть даже те, кто выделяет и третьего Исайю, и четвертого Исайю, как бы считая, что у этой книге несколько авторов.
Так вот, пророчество, которое является, с одной стороны, обличающим, а с другой — утешающим, это, наверно, то, что характерно для пророка Исайи. Какова тогда связь нашего фрагмента с Авраамом? Дело в том, что Авраама мы тоже можем расценивать как пророка. Бог к нему обращается: «Лех леха» («Иди»). И он идет. Про него и Сару сказано: «Души, которые они сделали в Харане». Что это значит? Есть комментарии, говорящие о том, что Авраам обращал мужчин в монотеизм, а Сара обращала женщин. (Авот де-рабби Натан, версия В, 26). Они шли, чтобы рассказать о едином Боге, Авраам несет в себе некий вызов.
Кроме того, эпизод с рассеченными животными действительно выглядит как пророчество. Бог в видении сообщает Аврааму о том, что его потомки будут порабощены египтянами, а затем выйдут из Египта. Здесь есть и довольно неприятное пророчество, и утешение.
А теперь, Андрей, перейдем к поэтам, что у них общего с пророками?
А.Р.: Дорогой Ури, к поэзии волей-неволей придется перейти, потому что поэты ведут свое происхождение от пророков, или поэты — это и есть пророки. Поэты слышат что-то и потом, как трансляторы, рассказывают. Безусловно, мы сталкивались с пророчествами русских поэтов и писателей, которые сбывались. И если говорить о литературе современной, мы все читали книгу Владимира Сорокина «День опричника».
У.Г.: Да.
А.Р.: И нам казалось в начале нулевых, что такого просто не может быть, а все сбылось. Множество пророчеств в известных стихотворениях мы слышали. Я не буду сейчас читать пушкинского «Пророка», а прочитаю Бродского. Эти стихи 1959-го года относятся, конечно, и к Исайе, и к Аврааму, но больше всего к Иакову-Израилю, к его видению лестницы.
Одиночество
Когда теряет равновесие
твое сознание усталое,
когда ступеньки этой лестницы
уходят из-под ног,
как палуба,
когда плюет на человечество
твое ночное одиночество, —
ты можешь
размышлять о вечности
и сомневаться в непорочности
идей, гипотез, восприятия
произведения искусства,
и — кстати — самого зачатия
Мадонной сына Иисуса.
Но лучше поклоняться данности
с глубокими ее могилами,
которые потом,
за давностью,
покажутся такими милыми.
Да.
Лучше поклоняться данности
с короткими ее дорогами,
которые потом
до странности
покажутся тебе
широкими,
покажутся большими,
пыльными,
усеянными компромиссами,
покажутся большими крыльями,
покажутся большими птицами.
Да. Лучше поклоняться данности
с убогими ее мерилами,
которые потом до крайности,
послужат для тебя перилами
(хотя и не особо чистыми),
удерживающими в равновесии
твои хромающие истины
на этой выщербленной лестнице.
У.Г.: Прекрасное стихотворение, но интересно, что оно находится скорее в оппозиции к нашему отрывку. Данности как раз поклоняться не стоит, данности поклоняются в нашем отрывке народы. А про Израиль, про миссию Израиля и, возможно, про Авраама тоже, хотя здесь говорится про Яакова, сказано так:
Как же ты говоришь, Яаков, и высказываешь, Израиль, такие слова: «Путь мой сокрыт от Господа, и дело мое забыто у Бога моего». (Имеется в виду: как же ты так говоришь, что ты не знаешь пути Божьего?) Разве ты не знаешь, разве ты не слышал, что вечный Господь Бог, сотворивший концы земли, не утомляется и не изнемогает? Разум Его неисследим. Он дает утомленному силу.
Бродский, чувствуется, утомлен в своем стихотворении.
А.Р.: Мне кажется, что Бродский здесь поддерживает Исайю. Для него данность — это все-таки яростный пророк.
У.Г.: Для него данность — это слово Бога?
А.Р.: Да.
У.Г.: Возможно, хотя он говорит о том, что все эти истины, вечность, размышления о вечности, непорочность идеи, гипотез и даже самого зачатия Иисуса — это все вроде бы как не данность. А что же тогда данность? Исайя говорит о том, что данность — это Божественная поддержка.
Утомляются юноши и ослабевают, и молодые люди падают, а надеющиеся на Господа обновятся в силе, поднимут крылья.
Здесь у нас прям перекличка есть Исайи и Бродского.
А.Р.: Да.
У.Г.:
Поднимут крылья, как орлы, потекут — не устанут, пойдут — не утомятся.
Эти слова о том, что «надеющиеся на Господа обновятся в силе», вошли в израильскую песенную традицию. Но здесь, действительно, не очень понятно. Если ты прав и данностью Бродский называет именно голос Бога, то тогда он говорит в унисон с Исайей. А если под данностью он разумеет нечто обыденное, так сказать, просто реальную жизнь вместо высоких идей, то тогда, наверное, здесь есть какая-то оппозиция.
А.Р.: Мне кажется, что как раз это первый случай.
У.Г.: Ну, возможно.
А.Р.: И упоминание лестницы здесь неспроста. Конечно, он всей душою хочет транслировать послание Исайи, но в ситуации 1959-го года и Ленинграда он указывает своим товарищам, что только с утешением придет и дорога, большая и широкая, и эта выщербленная лестница окажется именно путем к Богу, как и у Исайи.
У.Г.: Ну да, лестницей в небо. Понятно, да. Ну хорошо, мы нашли что-то общее между Бродским и Исайей.
А.Р.: Потому что дальше я бы и хотел вопрошать вас об этом утешении, Ури, потому что поэты — иногда, возможно, ради красного словца, а иногда потому, что они правда слышат какие-то слова, которые витают прямо в воздухе — выдают пророчества. И часто они сбываются, особенно страшные пророчества. И несмотря на всю прекрасность поэзии, хочется и утешения. И я уже их слышу от вас. Это хорошо, это мне нужно самому.
У.Г.: Ну да, это от Исайи, не от меня, что я могу?
А.Р.: И в этой связи я хотел бы продолжить наш разговор перекличкой еще двух великих поэтов — Александра Блока и Дмитрия Пригова. Я прочитаю сейчас стихотворение Дмитрия Пригова, но перед этим маленькая отсылка к Александру Блоку, к его пророческой поэме «Скифы», где он говорит о том, что Россия может снять свою европейскую маску и превратиться в азиатскую державу.
Мы широко по дебрям и лесам
Перед Европою пригожей
Расступимся! Мы обернемся к вам
Своею азиатской рожей!
— пророчествует Александр Блок. И уже Дмитрий Пригов (который, кстати, тоже московский концептуалист, как и Владимир Сорокин) в ответ на это стихотворение «Скифы» тоже пророчествует. Он пишет стихотворение «Куликово поле» в 1978 году.
Вот всех я по местам расставил
Вот этих справа я поставил
Вот этих слева я поставил
Всех прочих на потом оставил
Поляков на потом оставил
Французов на потом оставил
И немцев на потом оставил
Вот ангелов своих наставил
И сверху воронов поставил
И прочих птиц вверху поставил
А снизу поле предоставил
Для битвы поле предоставил
Его деревьями уставил
Дубами-елями уставил
Кустами кое-где обставил
Травою мягкой застелил
Букашкой мелкой населил
Пусть будет все, как я представил
Пусть все живут, как я заставил
Пусть все умрут, как я заставил
Так победят сегодня русские
Ведь неплохие парни русские
И девки неплохие русские
Они страдали много, русские
Терпели ужасы нерусские
Так победят сегодня русские
Что будет здесь, коль уж сейчас
Земля крошится уж сейчас
И небо пыльно уж сейчас
Породы рушатся подземные
И воды мечутся подземные
И твари мечутся подземные
И люди бегают наземные
Туда-сюда бегут приземные
И птицы поднялись надземные
Все птицы-вороны надземные
А все ж татары поприятней
И имена их поприятней
И голоса их поприятней
Да и повадка поприятней
Хоть русские и поопрятней
А все ж татары поприятней
Так пусть татары победят
Отсюда все мне будет видно
Татары, значит, победят
А впрочем — завтра будет видно
У.Г.: Здесь, в этом стихотворении, замечательно то, что лирический герой — Демиург. Он, собственно, расставляет все по местам, он все творит как раз примерно таким же образом, как Бог в нашем отрывке из пророка Исайи:
Умолкните передо мною острова, и народы да обновят свои силы. Пусть они приблизятся и скажут: «Станем вместе на суд». Кто воздвиг от востока мужа правды?
Муж правды, или цедек — там не сказано «муж», там сказано просто «справедливость», но намек здесь на Авраама как раз — Авраама, который пришел нести справедливость.
Кто воздвиг от востока мужа правды? Призвал его следовать за собой, предал ему народы и покорил царей.
Это Бог призвал Авраама и расставляет эти самые фигурки на доске, примерно так же, как лирический герой стихотворения Пригова.
Он обратил их мечом его в прах, луком его в солому, разносимую ветром. Он гонит их, идет спокойной дорогою, по которой никогда не ходил ногами своими. Кто сделал и совершил это? Тот, кто от начала вызывает роды. Я — Господь первый, и в последних — я тот же. Увидели острова и ужаснулись, концы земли затрепетали. Они сблизились и сошлись.
Здесь мы слышим опять же перекличку с стихотворением Пригова.
Так же, как «земля крошится, небо пыльно», эти породы сдвигаются. Точно так же у пророка Исайи действует Бог и говорит о том, что этот план, божественный план, который был намечен и который выполняется Авраамом, будет исполнен. В отличие от стихотворения Пригова, он не говорит, что «завтра будет видно». Вроде бы все понятно, что будет завтра.
А.Р.: Страшно-то будет, Ури, как страшно будет от этого. План этого стихотворения не сулит ничего хорошего.
У.Г.: Возможно, да. Возможно, он будет довольно грозным.
А.Р.: В чем утешение-то здесь? Как утешиться, когда он и поляков на потом оставил, и немцев на потом, и французов на потом оставил. Ужас какой-то, ужас.
У.Г.: Да.
А.Р.: Ужас. Страх. И страх в том, что, несмотря на 1978-й год и шутейность этого стихотворения, оно…
У.Г.: Да, сегодня оно звучит довольно жутко, это правда.
А.Р.: Оно совершенно воплотилось в жизнь.
У.Г.: Да.
А.Р.: И от этого хочется спросить: «Господи, а что, будет еще хуже?» Но это должен поэт ответить на этот вопрос.
У.Г.: Ну, наверно, да.
А.Р.: Или кто? Мы с вами говорили о том, возможно ли предотвратить пророчество? И бывали ли в Библии, в Пятикнижии, в Торе случаи, когда пророчество было предотвращено? Наверное, нет. Потому что пророчество божественное, его нельзя предотвратить.
У.Г.: Нет, нет, были такие случаи как раз. Давайте обратимся к стихотворению Ольги Седаковой, у которой как раз звучит эта мысль, по-моему, о том, что отвратить пророчество невозможно.
А.Р.: Ольга Седакова. Я прочитаю, как представитель поэтического кластера.
Легенда одиннадцатая
Ужин
Никогда, о Господи, мой Боже,
этот ветер, знающий, как мы,
эту вечно чующую кожу
я не выну из глубокой тьмы.
За столом сидели и молчали,
Время шло, куда глаза глядят,
Ведра деревянные стучали,
Далеко, в колодцах, плавал сад.
Кто-то начал говорить и кончил.
Остальные бросились к нему,
умоляя, чтобы он отсрочил
то, что с самого начала ночи
шло к нему по ближнему холму.
Но уже вошло и встало время.
Сердце билось, кажется, везде —
как ведро, упущенное всеми,
на огромной траурной воде.
Стихотворение отсылает сразу к двум стихам — и к «Матушка возьмет ведро, молча принесет воды» Николая Рубцова, и, конечно, к Пастернаку: «Гул затих, я вышел на подмостки». Стихотворение «Гамлет». И опять оно говорит о неотвратимости пророчества и о том, что все грустно и утешение где-то вдали.
У.Г.: Относительно того, были ли в Писании отмененные пророчества, — на самом деле были. И это как раз происходило с Исайей, не в нашем отрывке, правда, в другой главе. Довольно близкой к нашей. В 38-й главе Книги Исайи говорится следующее: в те дни смертельно заболел Хизкияху (Езекия), вот этот самый царь, который, был праведным царем. Но на определенном этапе он слишком возгордился, и еще он захотел стать священником. Естественно, он заболел. И пришел к нему пророк Исайя, и сказал ему так:
Так сказал Господь: «Сделай завещание дому твоему, ибо ты умрешь и не будешь жить».
В Талмуде этот эпизод осмысляется так, что на самом деле Бог решил помирить пророка Исайю с царем Хизкияху. В Талмуде рассказывается, что этот самый царь спрашивает: «А за что так?» Исайя отвечает: «За то, что ты не женился и не оставляешь потомства». А царь говорит: «Я не женился потому, что было дано мне увидеть в духе святом, что произойдут от меня недостойные сыновья».
Так на самом деле и случилось, то есть царь сам немножко пророк.
Ответил ему Исайя: «Что тебе до тайн Милосердного? То, что заповедано тебе, ты должен делать, а святой, благословен Он, угодное ему сотворит». Сказал ему: «Ну хорошо, теперь, когда ты меня научил поступать правильно, отдай за меня твою дочь». (Он просит дочь Исайи замуж.) «И, быть может, наши общие заслуги, мои и твои, приведут к тому, что произойдут от меня достойные сыновья». А тот ему на это говорит: «Уже вынесен тебе приговор свыше». А царь Хизкияху говорит: «Сын Амоца! (Это Исайя — сын Амоца.) Заверши пророчество свое и уходи. Так обучен я предком моим Давидом: когда острый меч приставлен к горлу человека, да не оставит он молитвы о милосердии».
То есть, даже когда есть пророчество о том, что все, тебе конец, можно молиться и просить о милосердии. Дальше говорится у Исайи:
И обратил Хизкияху лицо свое к стене, и молился Господу, и говорил: «Прошу, Господи! Вспомни, прошу, что я ходил пред Тобой верно и с полным сердцем, и угодное в твоих очах делал». И заплакал Хизкияху плачем большим. И было слово Господне к Ишайяху (к Исайе): «Пойди и скажи царю Хизкияху: так сказал Господь, Бог Давида, отца твоего: услышал я молитву твою, увидел я слезы твои, вот я прибавлю ко дням твоим 15 лет». И на 15 лет отсрочен этот самый приговор.
(Вавилонский Талмуд, Брахот, 10 а-б).
Вот библейская история в талмудической интерпретации. Она говорит о том, что даже такое смертельное пророчество может быть отсрочено, благодаря слезам и молитве.
А.Р.: Это прекрасно, очень важную вещь вы сказали. Я подумаю об этом, потому что очень страшно.
У.Г.: Андрей, ну, может, ты прочитаешь что-то из своего?
А.Р.: Хорошо, давайте я прочитаю стихотворение, и возможно, тоже найдется и на него какое-то утешение от вас, Ури.
Когда уйдешь со школьного двора
Под звуки нестареющего Хармса,
Тебя догонит тихое «Ура»,
Но это, друг, предчувствие, не хамство.
Так радуются тихо старички,
Они тебя вообще-то очень любят,
Они хотя бы помнят, что стишки
Кого-то обязательно погубят.
В них плачет Хармс, Введенский видит сны,
В них — два поэта, вестника печали,
Погибшие в начале той войны,
В начале этой снова зазвучали.
У.Г.: Прекрасное стихотворение, я вижу в нем размышление о судьбе поэта. Если я правильно понимаю, школьный двор — это не обязательно школа; школьный двор — это обычный мир с его привычными правилами поведения, а поэт с этого школьного двора, насколько я понимаю, уходит, и конечно, те, кто находятся в этом нормативном мире, говорят: «Ура, наконец-то этот фрик нас покинул». Но это не хамство, а определенное пророчество, потому что, наверно, они предвидят, что кончит он не очень хорошо. Так я слышу.
А.Р.: Дорогой Ури, перед самым началом войны России с Украиной в Санкт-Петербурге был случай, когда учительница читала ученикам стихи Хармса и Введенского. Руководство школы заявило, что этих поэтов нельзя читать, они — предатели. Их посадили за несколько дней до войны, Великой Отечественной. И сейчас они прозвучали, а через несколько дней началась война. Этот случай меня впечатлил, и я написал стихотворение по этому поводу.
У.Г.: Параллель, которая у меня возникает, тоже связана с Исайей и его судьбой. Я рассказал о том, когда он пророчествовал, но ничего не сказал о том, как он умер. Менассия (или Менаше), сын этого самого Хизкияху (Езекии), казнил, убил пророка Исайю. Возможно, здесь будет какое-то утешение, несмотря на всю драматичность. Эти события описываются в Талмуде и в христианском апокрифе, который называется «Вознесение Исайи». В Талмуде рассказывается следующее. Написано, что Менассия, сын царя Езекии, казнил, убил пророка Исайю. Как это случилось?
Сказал Рава: он судил его следующим образом. Он говорит: «Твое пророчество противоречит пророчеству Моисея». (То есть он говорит: «Ты отступил от генеральной линии партии». Такое обвинение ему предъявляют. А в чем, собственно говоря, противоречие?) Потому что Моисей говорил: «Не может человек увидеть Бога и остаться в живых», а ты, Исайя, говоришь: «Вот я видел Бога, который сидит на престоле славы».
Ну и приводится еще три примера противоречия между Исайей и Моисеем. И Менассия говорит: «Раз ты противоречишь Моисею, тебя следует казнить». Исайя на это отвечает следующее:
Я знаю, что царь не примет того, что я скажу ему. И, если скажу я ему в своё оправдание нечто, будет он гораздо больше виноват в моей смерти. Пойду-ка и спрячусь в кипарисе.
И он убегает и прячется в кипарисе, который работники царя пытаются спилить, а он не пилится. Но они находят место в кипарисе, которое соответствует устам пророка Исайи. Там им удается распилить, и пророк Исайя умирает. Так описывается в Талмуде его кончина. (Вавилонский Талмуд, Йевамот 49 б).
А вот в апокрифе, о котором я говорил, «Вознесение Исайи», есть часть, которая называется «Мученичество Исайи». Там история более подробная, и мне кажется, в ней как раз есть и элемент утешения, и она проливает свет на талмудическую версию. Наверное, у них был один и тот же источник. Там рассказывается следующее: был некий человек по имени Бааль-Хира, который обвинил Исайю и других пророков, что они пророчествуют против Иерусалима, против городов Иудеи. То есть, в общем, иностранные агенты. Они пророчествуют против нас. Ну, и как же он его обвинил? Обвинение было то же, что и в Талмуде: «Моисей говорит, что нельзя увидеть Бога, а Исайя говорит, что он видел Бога, — значит, он лжепророк».
Бааль-Хира донес об этом Манассии, которому слова Бааль-Хира были приятны чрезвычайно, и он послал схватить Исайю. И стал распиливать его деревянной пилой. И когда Исайю пилили, этот самый Бааль-Хира стоял и обвинял его, и говорил: «Ты лжепророк, давай признавайся. Скажи: я лгал во всем, что говорил. И скажи, что пути царя Манассии благие, правые». А на самом деле он как раз злодейский был царь, он вернул идолопоклонство, естественно, что Исайя его обвинял. И вот этот Бааль-Хира говорит: «Давай, скажи, что Манассия наш — замечательный царь». Но Исайя был поглощен видением Бога. И хотя его глаза были открыты, он не видел окружающих. И этот Бааль-Хира говорит Исайе: «Скажи, что я тебе сказал. Я обращу их сердце, я заставлю Манассию, и князей Иуды, и весь народ Иерусалима почитать тебя. Ты будешь уважаемым человеком. Скажи только, что ты врал, скажи, что Манассия — прекрасный царь». А Исайя ему на это отвечает:
Насколько я могу, я говорю: осужден и проклят ты, и все силы твои, и весь твой дом. И не сможешь ты забрать у меня ничего, кроме кожи тела моего, потому что я уже не здесь, ты надо мной не властен.
Дальше Манассия и этот Бааль-Хира стоят и смотрят на содеянное ими. И когда Исайю распиливали пополам, он не вскрикнул и не заплакал. Но его уста говорили Духом Святым, пока он не был распилен надвое. («Мученичество Исайи», часть апокрифа «Вознесение Исайи» (I-IV вв.), 3–4).
Не знаю, насколько эта драматическая картина утешает. Но видно, что сломить дух Исайи было невозможно, что Исайя в каком-то смысле уже оказался за пределами этого мира, и поэтому козни этого Бааль-Хиры и злодейства царя Манассии не слишком его трогали. Он пытался им противостоять, а нет — так нет. Вот такое неожиданное сопоставление с этим стихотворением я вижу.
А.Р.: Да. Когда расстреливали Лорку… Иосиф Бродский тоже любил эту историю, я ее привожу отчасти в связи с ним. Когда расстреливали Лорку и поставили его уже на казнь, он увидел, что начинается рассвет, и сказал: «Солнце встает». Тут его и расстреляли. Да, судьба Исайи очень похожа на судьбу настоящего поэта.
У.Г.: Есть ли среди современных поэтов те, кто предсказывает не только разрушение, но и утешение какое-то, то есть восстановление?
А.Р.: Ну, попробуем. Попробуем прочитать стихотворение Марии Степановой. С надеждой на это прочитаем его повнимательнее, может быть, там и есть какое-то восстановление.
Страсти по Матфею-2000
Хорал III на мотив «В лесу родилась елочка»
Пойдем на площадь пялиться,
Заламывая бровь.
Там Божий храм развалится
И выстроится вновь.
Там Божий храм развалится
И выстроится вновь.
Где Божий дом — там пыль столбом
Над грудой кирпичей.
Как будто Бог забыл свой дом,
Как будто дом — ничей.
Как будто Бог забыл свой дом,
Как будто дом — ничей.
Но все, что здесь размолото
В небесный порошок —
Взойдет и станет молодо —
Когда захочет Бог.
Взойдет и станет молодо —
Когда захочет Бог.
У.Г.: Да, Андрей, это стихотворение просто перекликается с огромным количеством пророчеств, потому что почти все библейские пророки говорят о разрушении Храма и о последующем восстановлении. О разрушении Первого Храма и восстановлении, о разрушении Второго Храма и будущем восстановлении Третьего.
Но есть прямо очень явная параллель — знаменитая история из Вавилонского талмуда (Трактат Маккот, 24б). Там рассказывается следующее. Однажды несколько мудрецов поднялись в Иерусалим, когда Иерусалим был уже распахан римлянами. И когда они достигли горы Скопус (Хар ха-цофим), то разорвали на себе одежды. Они увидели, что лисица выходит из Святая святых, и начали они плакать. А рабби Акива засмеялся. Они спросили его: «Почему ты смеешься?» А он им ответил: «А почему вы плачете?» Они ему сказали: «Ну как же, это же место, про которое написано, что любой чужак, который приблизится к нему, должен умереть. А теперь лисицы бегают по нему — и что, нам не плакать?» А он им говорит: «А я вот почему смеюсь. Написано у пророка Исайи, что он, говоря о своем пророчестве, призывает в свидетели двух священников — Урию хa-Кохена (священника времен Первого храма) и Захарию. Почему он объединил Урию и Захарию? Урия относится к Первому храму, а Захария — ко Второму. Так вот он специально это сделал. Почему? Потому что у Захарии в его пророчестве говорится об одном, а в пророчестве Михи, рассказывающем об Урии, говорится о другом. У Михи говорится: «Из-за вас Сион будет распахан, как поле». А Захария что говорит? «Еще будут сидеть старцы и старушки на улицах Иерусалима». То есть — все будет хорошо. И теперь рабби Акива говорит: «Коль скоро исполнилось первое пророчество — Иерусалим распахан, мы же видим, вот он распахан. Раз исполнилось первое пророчество, значит, должно исполниться и второе. Поэтому я смеюсь. Я смеюсь потому, что пророчество всегда состоит из двух частей. Разные пророки, но Исайя их объединяет. Один пророк говорит о разрушении, другой пророк говорит о восстановлении. Если разрушение свершилось, значит, и восстановление произойдет». Вот это вызывает смех рабби Акивы. И на это ему говорят его товарищи: «Ну, утешил ты нас, рабби Акива, утешил». Нихамтану — так это звучит на иврите.
В общем, действительно, этот фрагмент из трактата Маккот выглядит утешительным, несмотря на всю драматичность. Мы видим полную разруху, а рабби Акива — указание на то, что пророчество о восстановлении свершится.
Так что будем надеяться, что и Мария Степанова нас тоже примерно к этой же мысли и подводит. Ну, хорошо, Андрей, будем завершать наш разговор о соотнесении поэтических текстов с пророческими. Надеюсь, что эти параллели породили у наших зрителей какие-то мысли, размышления.
