ИзТории-Пророки. Цена чудес
Сериал проекта «Идеи без границ» культурного центра Бейт Ави Хай в Иерусалиме
Кдошим || Амос, 9:7–15
Гость выпуска: Игорь Вдовенко—кандидат искусствоведения, театровед, культуролог, старший научный сотрудник сектора актуальных проблем современной художественной культуры РИИИ.
Ури Гершович (У. Г.): Тема нашего сегодняшнего разговора — недельный раздел Кдошим, что можно перевести как «Святые», и хафтара — соответствующий фрагмент из последней главы пророка Амоса. У нас сегодня в гостях Игорь Вдовенко — культуролог, театровед. Игорь, здравствуйте.
Игорь Вдовенко (И.В.): Да, Ури, привет.
У.Г.: Я, как всегда, начну с изложения содержания. Дальше выберем тему, о которой мы будем говорить. Слово кдошим, которое переводится обычно как «святые», а на самом деле означает «отделенность», звучит в начале этого раздела: «И говорил Господь Моисею так: „Говори всей общине сынов Израилевых, скажи им: святы будьте (кдошим тихью), ибо свят Я (кадош ани), Господь, Бог ваш“».
С этой фразы начинается недельный раздел. Дальше следует изложение самых разных законов. И эти законы, если присмотреться, — своего рода смесь между тем, что было сказано в Декалоге, в десяти заповедях, и какими-то отдельными наставлениями о том, что нужно удаляться от идолопоклонства, быть добросердечным по отношению друг к другу, к бедным и так далее. И завершается недельный раздел такой же фразой: «Будьте же мне святы, ибо свят Я, Господь, и выделил вас из народов, чтобы быть вам моими».
А фрагмент из пророка Амоса начинается словами: «Не такие ли вы у меня сыны Израиля, как сыны Куша?» И вопрос этот можно понимать, конечно, по-разному: вы не такие, потому что вы отделены, или, наоборот, вы такие же, как они.
Поговорим о том, как связан этот фрагментик из пророка Амоса с недельной главой. Ну а в недельной главе, как я уже сказал, есть перечисление самых разных законов, в том числе совсем уж известный: «Люби ближнего своего, как самого себя» (ве-ахавта ле-рэаха камоха), про который рабби Акива говорил, что, в общем, в этом вся Тора, все остальное — комментарии к этому.
И.В.: Ури, а как соединяются, собственно говоря, эти куски из Пророков с недельными главами?
У.Г.: Хафтарот?
И.В.: Почему именно так они соединяются? Вообще, в какой момент появляется эта традиция? В какой момент она становится общепринятой?
У.Г.: Это любопытный вопрос, потому что мы на самом деле толком не знаем, когда появляется традиция чтения Пророков. Как это ни странно, первое свидетельство об этом находится в Новом Завете, когда Иисус, выходя к Торе, читает некий значимый отрывок, который говорит, в общем, о его пришествии. И спор исследователей в том и состоит, как появилась эта традиция. Некоторые предполагают, что когда-то сам выходящий к Торе, тот, кто последним выходит к Торе, мог выбрать любой фрагмент из пророческой литературы и прочитать его. Когда это появилось? Если мы находим свидетельства в Новом Завете, то по крайней мере в начале новой эры этот обычай уже существовал.
И.В.: Я не специалист по еврейской литературе и быту этого времени, но, насколько я для себя понимаю, в какой-то момент (мне кажется, что уже после начала нашей эры и, возможно, после разрушения Храма) в синагоге, где читался недельный отрывок Торы, есть открывающая птиха, то есть проповедь, в которой соотносится цитата из Писания с цитатой из Торы. Дальше идет, собственно говоря, чтение Торы и дальше — закрытие из Пророков. Таким образом возникает и утверждается некоторое единство текста.
У.Г.: Да, возникает некая круговая структура.
И.В.: Здесь самым любопытным моментом является то, что у нас хафтара остается, но я так понимаю, что птиха в современной литургической практике исчезает, а закрывающий отрывок в виде фиксированного текста остается в литургической практике. При этом какая связь?
У.Г.: Если говорить о связи между хафтарой и недельным разделом, то, как правило, эта связь определяется какой-то фразой, где просто почти буквально находится повторение. Есть фраза из Писания и фраза у пророка, и иногда эта связь выглядит чисто формальной. Но при ближайшем рассмотрении некоторые главы оказываются очень содержательно созвучны тем фрагментам, которые выбираются из пророческой литературы.
Наш случай запутанный. У нас в пророчестве Амоса нет ничего, что как-то перекликалось бы с недельной главой. Практически ничего нет. Но во-первых, как я уже сказал, начинается этот отрывок со слов: «Не таковы ли вы для меня, сыны Израилевы, как сыны Куша? Не вывел ли я Израиль из Египта, а филистимлян — из Кафтора, а арамейцев — из Кира?» И вот этот вопрос, который на самом деле можно понять и так и этак, поскольку наша глава как раз говорит о том, что народ Израиля отделенный, он отделен от народов, он другой. А Амос говорит: «А не такие же ли вы, как все?» То есть в каком-то смысле, может быть, такие же, как все. А в каком-то смысле, может быть, и наоборот: он напоминает, что не такие, как все.
И дальше есть еще один стих, который, возможно, связывает этот фрагмент из Амоса с нашей недельной главой. Речь идет о том, что Бог накажет народ Израиля так же, как и все другие народы, не будет различать между ними. Он их покарает, покарает их царство и так далее. Но завершает он, как обычно завершают пророки, тем, что народ будет возвращен. И вот это возвращение и то, что произойдет с народом, когда Бог сменит гнев на милость, описывается так: «И вот повелю я и встряхну дом Израиля, что среди других народов, как трясут решетом, так что ни камушка не упадет на землю». То есть некое просеивание. Тоже вопрос: что просеивается? нужны камушки или, наоборот, нужно то, что просеется? Но так или иначе, происходит вот это самое отделение. Это то, что связано, по-видимому, с понятием кадош — «отделенный», и в пророчестве Амоса как бы описывается технология этого отделения. Вот такая сложная связь с нашим недельным разделом.
И.В.: Есть несколько теорий происхождения хафтары. Есть такая теория, что отрывки из пророков начинают читать перед Маккавейским восстанием, когда чтение Торы подпадает под запрет государств, т.е. той части распавшейся империи Александра Македонского, которая, как всякая империя, хочет уравнять в правах все народы. Это вполне благие начинания — принести греческую культуру, образование, дать права.
У.Г.: Да.
И.В.: Более того, империя хочет защитить народы от местных обычаев, которые, с точки зрения высокой культуры, кажутся дикими. Запрещается читать Тору, и вместо Торы начинают читать отрывки из Пророков. Я не верю в эту гипотезу. Но, безусловно, есть две концепции. Согласно первой, главный конфликт состоит в желании ассимиляции и эллинизации, с одной стороны, и — сохранения самобытности, с другой. Это и приводит к Маккавейскому восстанию.
Согласно другой концепции, главный конфликт — это «саддукеи и фарисеи». Я являюсь ее сторонником. В Хасмонейском государстве саддукеи представляют собой некий правящий священнический класс, это полутеократическое государство, где религиозное служение и суд объединены. И хотя вообще это неправильно с точки зрения еврейской традиции, но в Хасмонейском государстве это устроено именно так.
У.Г.: Да, то есть двойной тип управления сменяется на одинарный.
И.В.: Да, и парадокс заключается в том, что это государство хочет выделиться из империи, но в процессе своего развития оно все больше и больше начинает склоняться к тому, чтобы эллинизироваться. И у саддукеев появляются противники прушим, фарисеи, даже само слово прушим — это «отделенные», это синоним кдошим, просто сказано по-другому.
И то, что мы сейчас называем еврейской традицией, раввинистическим иудаизмом или нормативным иудаизмом, это, собственно, традиция прушим. Для нее важна отделенность, нежелания сливаться и странное, виртуальное устройство сознания. Внутри этой традиции возникает история про то, что мы ждем Машиаха, воскресения из мертвых, олам ха-ба, то есть некая виртуальная реальность, в которую мы как бы переселяемся и начинаем в ней жить. Это отделенность, которая сохраняет еврейский народ на протяжении как минимум последних двух тысяч лет, связана с тем, что происходит переселение в эту, условно говоря, ментальную реальность, сформированную прушим именно в этот момент, в полемике с саддукеями.
Они поддерживают правящий дом Хасмонеев, а потом становятся сторонниками новой проэллинистической династии уже во времена Ирода Великого.
Это имперская эллинистическая концепция, которой противопоставляется вера в Машиаха из рода Давидова. И в это же время формируется корпус текстов из Пророков для чтения хафтары.
У всего этого есть, с одной стороны, политическая мотивация, с другой стороны, идеологическая, но самое главное — возникает ощущение (с которым дальше две тысячи лет и существует еврейский народ), что только в этой отделенности, которой и является святостью, возможно сохранить себя. Это любопытный момент, потому что у нас есть Второй храм, в нем приносятся жертвы, у нас есть царь Ирод, он как бы помазанник, а мы говорим, что мы ожидаем пришествия Машиаха.
И в нашей хафтаре на эту неделю мы видим совершенно потрясающую концентрацию всех мотивов, начиная с вопроса: не такой ли ты народ, как и все остальные? — заканчивая тем, что дом Давидов, который пал, будет восстановлен.
У.Г.: Да, там говорится о падающей сукке Давида.
И.В.: Да, все трещины в стенах будут заделаны, и он восстанет снова. Справедливое просеивание — это развитие центрального образа, возникающего у нас в хафтаре. Прекрасно, конечно, когда есть нормативный иудаизм, который существует в виде каких-то застывших форм, — мы можем быть уверены в этих формах и можем на них опереться и всегда в них найти какой-то смысл, который открывается неожиданно; но это и не очень хорошо, потому что нужно усилие для того, чтобы вдруг начать искать эти смыслы. Совершенно не факт, что ты это усилие предпримешь. Я когда обдумывал наш разговор, понял, что этот кусок из пророка не просто так читается, а в нем действительно перечисляются какие-то важные вещи.
У.Г.: Ну да, есть концептуальная связь.
И.В.: Да, это связано с сердцевиной иудаизма, с борьбой между традицией отдельности и растворения среди других народов. И то, что происходит в Израиле сейчас, я не в Израиле, но периодически до меня что-то доносится, что развивается очередной конфликт и война, и вроде в одном государстве, среди евреев и арабов.
У.Г.: Ты имеешь в виду внутренние конфликты, внутриизраильские, да?
И.В.: Да, внутриизраильские конфликты как иллюстрацию. Это ведь разговор о том, должен ли еврейский народ быть отделенным, или он должен каким-то образом с кем-то соединяться в каких-то единых порывах, с кем-то смешиваться, ассимилироваться в конце концов.
У.Г.: Быть таким же, как другие народы.
И.В.: Насколько я понимаю, в Израиле есть тенденция, причем среди очень симпатичных людей, левых, современно настроенных людей, противостоять всякому религиозному мракобесию.
У.Г.: Да, этой отделенности, кдошим, да.
У.Г.: Я хочу немножко суммировать для наших зрителей твою мысль, достаточно глубокую, по-моему. Ты говоришь, что сама фарисейская традиция чтения хафтары и выбора определенных фрагментов, является ничем иным, как утверждением отделенности. То есть цельность Писаний возникает благодаря традиции чтения хафтары, а еще больше благодаря птихте, о которой ты говорил. Но ведь начинается птихта всегда с дальнего стиха, дальний стих — это как раз стих из Пророков или Писаний. Это получается цикл. Я начинаю с Пророков и Писаний, перехожу, благодаря этому вступлению, зачину, который читается перед чтением Торы, к Торе, читаю Пятикнижие, Тору, а затем снова читаю хафтару и тем самым превращаю весь этот корпус в нечто единое. И вот это превращение в нечто единое, с точки зрения этой теории возникновения хафтары, является ничем иным, как борьбой за отделенность.
И.В.: Да. То есть надо понять, что единое — это не смешанное, это объединенное. Отдельность противостоит смешению, а смешение — это катастрофа. Я помню, что когда-то очень давно, когда мне было восемнадцать лет, на меня произвел большое впечатление мидраш про потоп. Капли дождя, которые при любом ливне падают не смешиваясь, а капли дождя в потопе смешались. И, собственно говоря, Бавель переводится как «в ней смешал». Он же разделил языки. Кажется, что нет, было это смешанное, а он разделил — ничего подобного, смешал. Поэтому появилось много этих огрызков или, можно сказать, много точек зрения на разные проблемы, среди которых нет ни одной верной.
У.Г.: Ну да. Но здесь есть очень любопытный момент. В этом перечислении самых разных законов, после того как рассказано «И возлюби ближнего, как самого себя», речь идет о довольно странном законе: «Уставы мои соблюдайте, скота вашего не своди с иной породой, поля твоего не засевай двумя родами семян, одежды смешанной не носи (килаим ве-шаатнез, то есть одежды, которая из шерсти и льна), да не будет она покрывать тебя». Вот такой странный закон.
Я, Игорь, предлагаю поговорить об этом. Я вкратце скажу, как понимается этот закон в разных комментаторских традициях. Мудрецы Талмуда говорят, что этот шаатнез, то есть смешение одежды из растительного происхождения и животного происхождения — это непонятный закон. Нечего искать смысла, это установление Бога, и следует просто его принять. Иосиф Флавий в «Иудейских древностях» говорит, что одежда священников была сделана как раз из такой смеси льна и шерсти.
Именно поэтому, чтобы отделить священников от простых людей, простым израильтянам запрещено носить эту одежду. Интересно, что в XIII веке ашкеназские мудрецы, которых называют «тосафисты» (баалей ха-тосафот), повторяют тот же самый принцип. Только говорят о том, что не одежда первосвященников была сделана из шерсти и льна, а парохет, то есть завеса Святая Святых, была сделана как раз из этой самой смеси. Хизкуни, ашкеназский комментатор XIII века, говорит так: «Одевающие шаатнез словно пользуются царским скипетром, ибо только священнические одежды могут быть сделаны из смеси льна и шерсти». А Маймонид дает совершенно другой смысл: «Так же, как обривать края головы и бороды запрещено, потому что так делают идолопоклонники, так же и шаатнез». Запрещено носить эту смешанную одежду в силу того, что так делают идолопоклонники. То есть, с точки зрения Маймонида, это закон, который отделяет народ Израиля от других народов.
Вот те смыслы, которые находят разные комментаторы в этом самом законе. Я прочитаю, и мы обсудим замечательный фрагментик из Талмуда (Брахот, 20а), который к этому закону имеет отношение. Там рав Паппа задает такой вопрос: «Чем отличались первые поколения, с которыми случались чудеса, от нас, с которыми чудеса не случаются?» И дальше перечисляются разные причины: может быть, мы учим не так? Нет, вроде бы у нас учение развито еще больше, чем в древние времена, мы учим и те трактаты, и другие, раньше учили только одни. И так далее и так далее. И Абайя на это им отвечает: «А дело в том, что те ранние мудрецы — они душу свою отдавали ради освящения имени Господа, а мы не отдаем душу ради освящения имени Господа». И приводит историю с неким равом Адой бар Ахавой. Он увидел на рынке самаритянку в красном чепце (карбальта) и подумал, что она из евреек. И что он сделал? Он сорвал с нее чепец. А когда оказалось, что она самаритянка, то наложили на него штраф в 400 зузов, это довольно большая сумма. И этот рав Ада бар Ахава спрашивает ее: «Как тебя зовут?» Она ему говорит: «Матун». На что Абайя говорит: «Матун, Матун, а 400 зузов ушли». Вот такая история. Игорь, я передаю слово тебе, откликнись на все эти истории, и с шаатнезом, и с фрагментом из Талмуда.
И.В.: Замечательная история. Странная вещь, ведь мы не знаем, почему он сорвал эту карбальту. Мы предполагаем, потому что мы даже не знаем, что это такое — карбальта. Мы предполагаем, что это нечто красного цвета, потому что гребень у петуха называется карбельт.
У.Г.: Да.
И.В.: Это нечто красного цвета, это, скорее всего, шаатнез, потому что шерсть плохо окрашивается. Для того чтобы шерсть хорошо окрашивалась, в разного рода храмовые одежды, которые должны быть красными, еще в Месопотамии добавлялся лен, потому что лен держит цвет. И таким образом мы делаем вывод, что карбальта — это шаатнез.
У.Г.: То есть смешение, то есть он увидел вот это самое смешение.
И.В.: Да, смешение. Итак, на двух уровнях происходит эта история. Первое — это то, что предъявляются претензии к женщине, которая на самом деле кутиянка, а он думает, что она еврейка. То есть он как бы объединяет, нельзя сказать, что «смешивает», но он объединяет, он предъявляет к кому-то те претензии, которые можно предъявлять только к евреям, потому что: «будьте святы, будьте отдельны».
У.Г.: И он за эту отдельность, собственно говоря, и выступает.
И.В.: Да. Есть вот эта отдельность и отделенность, и они очень синхронно здесь как бы выступают. И кажется, что это такая история: с одной стороны, это анекдот, а с другой стороны, этот анекдот ведь чему-то учит.
У.Г.: Ну, как все талмудические анекдоты, да.
И.В.: У нее такое имя — созвучно слову «терпение». Я ничего не путаю — матун, да?
У.Г.: Да, да, да, матун. Матун — это сдержанность, и получается, что ее зовут Матун. На вопрос, как ее зовут, она ему говорит: «Матун».
И.В.: И он говорит: ах, говорит, надо быть более сдержанным.
У.Г.: Конечно, да.
И.В.: Да, странно, что уважаемый человек так себя ведет. На рынке бросается на какую-то женщину. О чем этот анекдот?
У.Г.: Да, здесь я замечу, что перед этим рассказывается, что если человек понял прямо на рынке, что у него одежда шаатнез, то, несмотря на то что он находится в общественном месте, он должен немедленно с себя ее снять, то есть чуть ли не обнажиться. Это не соответствует, конечно, раввинистической галахе, потому что она отличается от того, что мы имеем в Талмуде. Талмудические истории — это не всегда про галаху. С точки зрения того закона, который будет прописан в Шульхан Арухе, конечно, рав Ада бар Ахава не имел права так поступать. Но нам же как раз эту историю и приводят, что он отдавал свою душу. А почему чудеса тогда случались? Потому что он поступил импульсивно (ну, наверное, неправильно, потом сам себя укорил), но отчаянно, то есть вот этот отчаянный жест — это и есть отдавать свою душу.
И.В.: Вот это «отдавать свою душу» — поэтому случаются чудеса, и мы вроде как знаем, что с Адой бар Ахавой как бы случались чудеса. Мое любимое — это чудо про винный погреб.
У.Г.: Да, я прочитаю этот фрагментик. Рассказывается в трактате «Таанит» (20б) следующее. Была в Нехардее шаткая стена, под которой никогда не проходили Рав и Шмуэль (это два аморая первого поколения). Они обходили эту стену. Она стояла на своем месте тринадцать лет, но была шаткой. И вот как-то раз там оказался рав Ада бар Ахава, и он прогуливался вместе с ними. Шмуэль говорит Раву: «Давай обойдем, как всегда». А Рав ему говорит: «Нет, на сей раз мы можем идти мимо стены, потому что с нами рав Ада бар Ахава, а его заслуги так велики, что стена точно не упадет». Это первая история. А вторая такая.
У рава Хуны было вино в ветхом доме. Он захотел вынести из дома это вино и привел туда рава Аду, вот этого рава Аду бар Ахаву. И занимал его беседой о законе, то, сё, пятое, десятое, пока не вынесли все вино. И когда вышел оттуда рав Ада бар Ахава, дом обрушился. То есть рав Хуна, заранее зная, что на рава Аду бар Ахаву дом не обрушится, он его специально привел и использовал его как определенное средство для того, чтобы успеть вынести все вино. И когда рав Ада бар Ахава это заметил, он вознегодовал и сказал, что, ну, разве вы не знаете высказывание рабби Яная: «Не должен человек находиться в опасном месте и говорить: совершат небеса ради меня чудо. Ведь могут и не совершить небеса ради него чудо. А если скажешь, что есть те, ради кого непременно совершат небеса чудо, то знай, что, совершая ради него чудо, ты убавляешь его заслуги». То есть рав Ада бар Ахава был недоволен, конечно, тем, что его использовали как инструмент для предотвращения катастрофы.
И.В.: Я в свое время подумал про «убавляешь его заслуги», что это то же самое, что коренная для антропологии ХХ века концепция маны, о которой говорил, в том числе, Леви-Стросс. У нас теперь в любой компьютерной игре есть маги, у которых есть мана. То есть как происходит магия, как происходят чудеса? Есть мана, изначально это жизненная сила в традиционных культурах американских индейцев, и ее можно использовать непосредственно для магического достижения цели. Вот мы тратим жизнь, например, на зарабатывание денег, а дальше мы берем деньги и уже на деньги что-то покупаем; но мы ее тратим, мы расходуем эту ману, а деньги — это концентрированная мана. А специальные люди, колдуны в этой культуре, о которой Леви-Стросс нам рассказывал, они могут использовать эту ману для прямого достижения цели. И когда рав Ада бар Ахава говорит: «Ну, чудо-то происходит, но убавляются же заслуги», я вдруг понял, что это очень похоже, и про слово «чудо». И мне в какой-то момент казалось, что этот вопрос: «А почему ради них происходили чудеса, а ради нас не происходят?» Ну, потому что мы не так хороши, как рав Ада бар Ахава. Но дальше стоило бы привести какой-то пример реального чуда, которое с ним произошло.
У.Г.: Ну да.
И.В.: Почему же здесь приводится пример? Ты знаешь, в свое время этот текст заставил меня очень сильно задуматься, и я не знаю: то, что я придумал, это вообще правда?
У.Г.: Расскажи, что ты придумал, потом посмотрим.
И.В.: Я вдруг подумал, что ведь чудо-то как бы произошло. Ведь смотри, в предыдущих местах для того, чтобы мы знали, что это чудо, должен быть кто-то, кто скажет: а вот это чудо. Ну, то есть стена не рухнула, потому что там рав Ада бар Ахава.
У.Г.: Дом тоже не рухнул, да.
И.В.: Это чудо — дом стоял, пока он там находился. А дальше рухнул. О чем здесь идет речь? Речь идет о том, что он прогуливался по рынку и увидел еврейку, одетую в карбальту. И он бросился, а ему сказали: это не еврейка. То есть почему он бросился? Он хотел, чтобы закон не был нарушен.
У.Г.: Да, он хотел предотвратить смешение, о котором мы говорили.
И.В.: Он хотел, чтобы закон не был нарушен, и ему сказали: он не нарушен. Но, как он справедливо до этого сам говорит: умаляется, за каждое чудо умаляется. То есть мы должны за все платить. Что бы ни происходило, мы будем это оплачивать чем-то — маной, умалением заслуг, деньгами, если они у нас есть. 400 зуз — это сколько на наши деньги?
У.Г.: Ну, это довольно большие деньги, 400 зуз — это большие деньги.
И.В.: Это приличные деньги (это, в общем-то, два больших стада), которые как бы он платит за то, что все нормально. Ну, то есть он хотел, чтобы было нормально, он готов был даже пожертвовать чем-то, и ему говорят: да, все нормально.
Для меня это открытие на тему того, что такое обычный ход вещей. То есть обычный ход вещей всегда кем-то оплачивается. Мы ходим и говорим: слушайте, это же нормально, но это «нормально» — оно уже кем-то оплачено. И тот, кто это оплатил, не должен говорить: «Ах, черт возьми, лучше бы это была еврейка, не зря бы я с нее сорвал». Он должен говорить: «Ну что ж, матун-матун, да».
У.Г.: Можно заострить твою мысль и сказать так, что чудо в том, что она, я бы даже сказал, превратилась в кутиянку.
И.В.: Да, конечно.
У.Г.: Она, может быть, была еврейка, но превратилась в кутиянку.
И.В.: Да. Есть анекдот на эту тему, он, может быть, более доходчивый, более понятный. К раввину прибегает какой-то человек, который у него учился когда-то в ешиве, а потом стал ученым. Он прибегает, говорит: «Послушай, вот ты рассказывал про чудеса, про то, что Моисей ударил жезлом, и Красное море расступилось — да ничего подобного! Я внимательно исследовал какие-то отношения Луны к Юпитеру, и увидел, что форма прилива в этот момент была такая, что просто из Красного моря вода как бы ушла, и евреи смогли его перейти. Где же здесь чудо?» На что тот ему отвечает: «Так а разве это не чудо, что Бог создал мир таким, что в тот момент, когда Моисей взмахнул жезлом, Юпитер подошел к Луне, и это не нарушило физических законов, но разве это не в десять раз чудеснее?»
У.Г.: Что все было так подстроено.
И.В.: Вот так и здесь. То, что это и была кутиянка, то, что это не еврейка, это в десять раз большее чудо — естественный ход событий, простой, простая реальность. Но надо помнить, что ты всегда платишь; за естественный, нормальный ход событий ты платишь, потому что ты оказываешься крайним.
У.Г.: Ну да. Интересно, что это возвращает нас к тому разговору, который мы вели до этого, она — кутиянка. Одна из теорий относительно хафтары связана как раз со спором фарисеев с самаритянами, которые не признавали вообще наличие пророческой литературы, а настаивали только на том, что есть Пятикнижие, и всё. Такой вариант тоже существует, и у нас, видишь, как получилось — закруглилась история.
И.В.: Да, как я сказал, есть три наиболее влиятельные теории, да?
У.Г.: Я напомнил теперь про третью, но все эти теории про кадош. Что такое кадош, что такое «отделенный»? Следует ли быть отделенным или следует смешиваться?
И.В.: Следует ли занимать чужое место? Потому что: кто такая кутиянка? Кто такие кутии? Во время одного из изгнаний, когда евреев переселили с их земли в очередное пленение, чтобы место не пустовало, туда переселили другой народ. Это вообще обыкновенная имперская история, нормальная, хорошая, правильная имперская история.
У.Г.: Ну да, как любая империя, смешивает, да.
И.В.: Да, любая империя так поступает, и поступает для блага своих же граждан. Конечно, у тех, кого переселяют, могут быть какие-то проблемы, но в целом — говорит сторонник имперского сознания — это делается для людей.
У.Г.: Ну, ты прав, здесь это постоянное противоречие или конфликт, напряжение между отделенностью и смешением; между тем, что нужно отделять зерна от плевел или не нужно. Нужно просеивать, как говорит пророк Амос о Боге, или не нужно ничего просеивать, как-то перемелется — мука будет, что называется.
И.В.: Нет, но здесь же ответ достаточно простой. Евреи до сих пор существуют, а Сасанидское государство, например, частью которого они были, уже две с половиной тысячи лет как исчезло.
У.Г.: Игорь, я в завершение нашего разговора хочу привести фрагментик тоже из трактата Кидушин, где есть замечательный спор относительно того, что определяет состояние отделенности. Там спорят тоже два аморая по поводу стиха. Перекликающегося с нашей недельной главой. Он взят из Второзакония.
Сыны вы Господу вашему, не делайте себе надрезов, плеши не делайте над глазами вашими по умершему (то, что Маймонид говорил, что и шаатнез об этом), ибо ты народ святой (кадош — «отделенный» я бы переводил; то есть ты народ отделенный) у Господа Бога твоего.
И аморай там говорит следующее:
Когда вы ведете себя как сыны (недаром в этом стихе говорится о сынах), то Тора называет вас сынами. Если же не ведете себя как сыны, то Тора не называет вас сынами.
А рабби Меир говорит: «Как бы ни вели вы себя, Тора называет вас сынами, ибо сказано…» — и дальше он приводит целый ряд цитат, где, даже когда народ Израиля ведет себя неправильно, Тора называет их сынами, и, стало быть, они являются отделенными в любом случае.
Я делаю мостик к нашему тексту из пророка Амоса, который начинается: «Не таковы ли вы для меня, сыны Израилевы, как сыны Куша?» То есть Он здесь тоже их называет сынами, но называет сынами и народ Куша. И сам этот вопрос — в нем уже есть напряжение. Ты отделенный народ или ты не отделенный? Ты такой же, как остальные, и тем не менее отделенный или нет?
Так связываются вот эти две темы, о которых мы говорили. Мы говорили, с одной стороны, о законе, о шаатнезе, о смешении, смешении двух вещей. Есть много разных законов, которые связаны с этой отдельностью, которая, действительно, имеет скользкую основу, потому что отделенность, как ты говорил, легко воспринять сегодня, как, например, современный национализм, то есть отделенность как превосходство, как избранность.
И.В.: Да.
У.Г.: Но, по-видимому, само понятие отделенности — оно не об этом. Отделенный — например, так же как бык отдельно и осел отдельно. Не потому, что бык лучше или хуже, их просто нужно разделить. Это же имеется в виду, когда говорится о просеивании.
