ИзТории. Штаны от греха
Сериал проекта «Идеи без границ» культурного центра Бейт Ави Хай в Иерусалиме
Глава Ваякхель-Пекудей (Исход, 35:1–40:38)
Гость выпуска: Анна Пожидаева — кандидат искусствоведения, специалист в области раннехристианского искусства, искусства западноевропейского Средневековья, западнохристианской иконографии, мифологических сюжетов в изобразительном искусстве. Автор книги “Сотворение мира в иконографии средневекового Запада” (НЛО, 2021). Переводчик, автор учебно-методических пособий по средневековому искусству и истории живописи. Доцент Школы исторических наук НИУ ВШЭ.
Ури Гершович (У. Г.): Сегодня мы поговорим о сдвоенных главах — Ваякхель и Пекудей. Название первого раздела переводится как «И собрал»; имеется в виду «И собрал Моисей весь народ». А второй раздел называется Пекудей, то есть «Счета» — счета скинии. Дело в том, что иногда недельные главы бывают сдвоенными. Они рассчитаны на високосный год, поэтому, когда год не високосный, некоторые недельные главы сдваиваются. Сегодня как раз такой случай.
Сегодня у нас в гостях искусствовед Анна Пожидаева. Аня, здравствуйте.
Анна Пожидаева (А. П.): Здравствуйте, Ури.
У. Г.: Где вы находитесь?
А. П.: Я нахожусь в Итальянском дворике Музея изобразительных искусств имени Пушкина перед копией врат Фрейбергской церкви Богоматери.
Мы выбрали этот памятник, потому что в нём присутствует актуальный для сегодняшней темы персонаж. Это первосвященник Аарон в своём облачении, с двумя предметами, которые указывают на его служение. А
Сегодня мы будем говорить об истории, связанной с выбором его одежд, и в целом — с изображением первосвященника в европейском искусстве, и не только в европейском.
У. Г.: Я, как всегда, начну с изложения содержания. Моисей собирает народ и заповедует народу соблюдать шабат и приносить пожертвования на скинию. Выше в Писании рассказывалось, как Бог сообщает Моисею все подробности построения скинии, а теперь начинается её создание. Мастером назначается Бецалель (в синодальном переводе — Веселеил), который будет руководить всеми работами по созданию скинии. И в том числе описывается создание священнических одежд. На этом моменте мы остановимся.
Завершаются эти две главы тем, что Моисей устанавливает скинию первого дня первого месяца, и её наполняет облако славы. Возможно, об этом сюжете мы тоже поговорим.
Итак, священнические одежды. Масса деталей, подробнейшее описание того, как их создавать, как крепить на теле священника и первосвященника. Я не буду зачитывать полное описание, а скажу лишь, что, согласно одному из трактатов Мишны (Йома), первосвященник имел восемь предметов одежды, а обычный священник имел четыре предмета. Перечислю эти восемь предметов, из которых четыре носили обычные священники. Это хитон (на иврите — кутонет), нижнее платье (михнасаим, что можно было бы перевести как «штаны»), пояс (авнет), кидар (головной убор, на иврите — мицнефет), наперсник (хошен), эфод (в синодальном переводе так и остаётся эфодом), риза (меиль) и диадема на голову («золотой цветок» — циц захав).
Если обратиться к еврейским источникам, комментирующим одежды первосвященника или обычного священника, то здесь есть целый ряд мотивов, которые я попробую вкратце перечислить.
Во-первых, подчёркивается необычайная красота этих священнических одежд. В Вавилонском Талмуде даже есть рассказ об одном нееврее, который проходил мимо Храма, услышал описание одежд первосвященника и, поразившись этой красотой, решил немедленно принять иудаизм и стать первосвященником, чтобы облачиться в эти одежды. А в трактате Йома Вавилонского Талмуда рассказывается, как Александр Македонский видел во сне того, кто ведёт его к завоеваниям. А когда он встретился с первосвященником Шимоном, Шимоном-праведником, то преклонил перед ним колени, и вся его свита чрезвычайно удивилась. А он им рассказал, что именно этого человека он видел во сне ведущим его к победам. Рабби Моше бен Нахман (Рамбан) говорит, что священнические одежды были подобны одеждам, которые во времена Писания носили цари. Хитон был подобен тому одеянию, что надевали девственницы царского рода. Более поздний комментатор, хасидский автор рабби Йехуда Арье Лейб Альтер, говорит, что эти одеяния были подобны одеяниям ангела, то есть первосвященник выглядел в них подобным ангелу.
Есть мотив, согласно которому священнические одежды являются своего рода искуплением. В трактате Звахим Вавилонского Талмуда написано, что рабби Эйнини бар Сасон говорит: «Почему раздел о жертвоприношениях соседствует с разделом о священнических одеждах? Чтобы научить тебя: как жертвы искупают, так и священнические одежды искупают». Например, хитон искупает грех кровопролития. Далее приводятся цитаты, где братья окунают хитон Иосифа в кровь животного, чтобы рассказать отцу, что Йосефа растерзал дикий зверь. Нижнее платье искупает грех прелюбодеяния, кидар искупает грех грубости духа или душевной чёрствости, пояс искупает греховные мысли, наперсник искупает грех судей (он даже так называется — хошен мишпат, «наперсник судьи»). Эфод искупает грех идолопоклонства, меиль (риза) искупает грех злословия, и, наконец, золотой венец первосвященника искупает грех наглости. Это связано с тем, что на иврите наглость связана со словом мецах — лоб, а поскольку венец крепится на лбу, то искупает наглость.
Есть ещё один интересный мотив — о том, что священнические одежды имеют свойство исправлять человека. Средневековый автор рабби Ицхак Абарбанель пишет, что хитон говорит о совершенстве действий человека, а нижнее платье указывает на необходимость избавления от излишеств. Пояс даёт силу в борьбе со злыми мыслями. Кидар помогает человеку укрепиться в вере и в правильных качествах. Затем Абарбанель добавляет, что одежды первосвященника связаны с укреплением основ веры. Эфод свидетельствует о единственности народа Израиля и о том, что человечество представляет собой единый организм, который должен обратиться к Богу. Риза напоминает о божественном провидении. Наперсник указывает на то, что существует пророчество. Это связано с тем, что на наперснике крепится урим ве-тумим, то есть прибор, с помощью которого можно обращаться к Всевышнему. И, наконец, циц (золотой венец) делает пророчество ясным.
В данной связи приведу слова рабби Йехуды-Арье-Лейба Альтера: тело человека — не что иное, как одежда души. Поэтому одежды первосвященника, похожие на телесное облачение, являются не чем иным, как исправлением различных частей тела.
Сейчас я передам слово Ане с вопросом о том, как изображались детали священнических одежд в истории живописи.
А. П.: Спасибо, Ури. Давайте сначала посмотрим на памятник, который присутствует здесь. Мы видим, что на Фрейбергских вратах Аарон имеет в руках два предмета, связанных с его служением. Это сосуд с манной, который будет храниться в Ковчеге в память о чудесном насыщении в пустыне, и проросший жезл его избрания, который в данном случае имеет серьёзную символику, связываемую с Новым Заветом. Но в его одеждах почти ничего не напоминает о перечислении из книги Исхода, которое мы сейчас слышали. Только, может быть, остроконечная шапочка и повязка как-то связаны с тем самым кидаром. Попробуем посмотреть, как готическая традиция (а перед нами памятник периода перехода к ранней немецкой готике, 20–30-х годов XIII века) пришла к такому состоянию.
Первыми известными нам изображениями первосвященника Аарона в облачении, возникшими в еврейской среде, принято считать часть декора синагоги в маленьком селении под названием Дура-Европос — на парфянской границе Римской империи. Его ещё называют «парфянскими Помпеями», потому что сохранность объектов середины III века н. э. и, в частности, фресок синагоги обусловлена тем, что селение было засыпано песчаной бурей.
Мы видим, что Аарон изображён в синем хитоне, под которым — так называемый нижний «стяжной хитон» белого цвета. Но вместо эфода на нём плащ с капюшоном, а вместо двух камней, которыми должен крепиться эфод, и на которых вырезаны имена двенадцати колен Израиля, у него посреди груди большая брошь — фибула. А наперсника — того самого нагрудника, который должен быть украшен двенадцатью камнями с именами двенадцати колен Израиля — просто не видно.
Попробуем выяснить, с чем же связаны разночтения с текстом, выявляемые даже в еврейской художественной традиции, происходящей из эллинизированной еврейской среды. В этом нам поможет ещё один памятник, существенно более поздний — даже не памятник, а группа памятников — это рукописи из Византии, написанные по-гречески. Они представляют собой так называемое Восьмикнижие (Октатевх), первые восемь книг Ветхого Завета. Декорировались они между XI и XII веком. Миниатюра средневизантийского периода, по мнению большинства исследователей, восходит к еврейской художественной традиции, известной нам крайне скупо. И здесь, в иллюстрации к соответствующей главе книги Исхода, мы видим четыре кадра с изображением одежд Аарона.
Это и синий хитон, и шапка-кидар, и головная повязка, которая крепит циц — золотую пластину. Нас прежде всего будет интересовать середина корпуса и эфод. Эфод здесь снова изображён как плащ, который накидывается на плечи; на нём отчётливо видны две трапеции, по всей видимости, представляющие собой камни с именами колен Израиля.
Но почему же предмет, который мы видим, настолько отличается от описания? Он не держится на цепочках, не напоминает длинный передник, то есть не похож на очень подробное описание из книги Исхода. Как свидетельствует великий искусствовед, занимавшийся этими рукописями, Курт Вайцман, речь идёт о неточном греческом переводе. Эфод в Септуагинте переводится как «эпомес». Понятие «эпомес» первоначально означало скрещённые на груди перевязанные концы пеплоса, и затем постепенно стало означать верхний плащ. Собственно, этот верхний плащ мы видим в качестве одеяния на фресках синагоги Дура-Европос, и в рукописи Октатевха.
Интересно, что в этой миниатюре Октатевха практически не видно наперсника — очень важного предмета, который будет играть в мировой художественной традиции почти главную роль. Как сказал Ури, это не просто нагрудник, украшенный двенадцатью камнями; в нём находится урим ве-тумим — таинственный предмет, который позволяет непосредственно контактировать со Всевышним.
Попробуем теперь посмотреть, как изображаются в мировом искусстве одежды Аарона и других первосвященников Израиля. Это будут самые разные сцены, в которых может фигурировать первосвященник, — ветхозаветные, новозаветные, апокрифические.
Вот перед нами североитальянская фреска, сделанная, по всей видимости, греческой рукой, как считает большинство исследователей, в конце VIII века. Эта фреска находится в оратории св. Марии в Кастельсеприо вблизи Милана.
На ней изображён апокрифический сюжет, где первосвященник предлагает Марии «воды обличения» — это испытание связано с гипотетическим нарушением целомудрия. И мы видим этого первосвященника с повязкой на голове, без головного убора, только с золотой пластиной.
У. Г.: Напоминает тфилин.
А. П.: По всей видимости, да. А на плечах его — всё тот же плащ с наплечными украшениями, напоминающими о тех двух камнях, на которые крепился эфод. Этот плащ останется в одеждах Аарона и его изображениях, которые будут уже стабильно присутствовать в монументальных памятниках декора византийских и древнерусских церквей.
Вот перед нами София Киевская, монастырь Дафни, и неплохо сохранившийся комплекс фресок в псковском Мирожском монастыре. И в том, и в другом, и в третьем случае Аарон изображён на внутренней арке алтаря, так называемой «виме».
Аарон в тёмной одежде, с плащом и в странном головном уборе, превращающемся в мирожских фресках в маленькую золотую коробочку на голове. По всей видимости, как Ури сказал, это отсылка к тфилину.
А если посмотреть на западную традицию, то к середине XIII века выделяются два способа изображения Аарона и священнических одежд. Первый из них мы видим на Фрейбергских вратах — это хитон, накинутый сверху плащ и высокий головной убор с повязкой, без подробностей. При изготовлении Фрейбергских врат гораздо детальнее проработаны гомор манны и проросший жезл. Но в тех ситуациях, когда интереса к предметам одежды избежать невозможно, Аарон изображается в полном облачении, и мы видим практически все предметы, причём огромное внимание уделяется наперснику. В качестве примера можно привести «морализованную Библию», которая делалась для Людовика IX, а ныне хранится в Вене (кратко поясню: она содержит пары миниатюр, предназначенные для благочестивого чтения, где один медальон непосредственно иллюстрирует Писание, а другой представляет собой комментарий).
В соседнем кадре возникает замечательная параллель тому значению одежд первосвященника, о котором сейчас говорил Ури в своём комментарии.
Здесь четыре цвета, из которых ткутся одежды; они уподобляются четырём добродетелям — девственности, святости, покаянию и мученичеству. Но на протяжении почти двухсот последующих лет одежды первосвященника исчерпываются подобием тфилина, плащом и нижним хитоном. Мы это видим в знаменитом цикле фресок Джотто в падуанской Капелле дель Арена, в сцене гадания по посохам.
Первосвященник стоит за алтарём, имеющим традиционно христианский облик, и отличается от христианского священника только загадочным предметом на голове.
Есть ещё одно направление — когда Аарон и другие еврейские первосвященники изображаются в одеждах, сходных с современными автору одеждами еврейского населения. В одной из рукописей XIII века, вышедших из еврейской среды, изображён Аарон, наполняющий маслом светильник.
Мы видим на нём нейтральную одежду и красную шапочку на голове, наподобие юденхута.
Тот же сюжет мы встретим в алтаре Клостернойбургского монастыря. Этот замечательный эмалевый предмет некогда был украшением кафедры конца XII века.
Посмотрим кадры, связанные с установлением Пасхи. Изображён еврей, который приготавливает во время новолуния агнца. И у него на голове настоящая остроконечная шляпа, которая должна была быть красного цвета, но в эмали она золотая.
Соседний компартимент — Аарон у Ковчега, который убирает в него те же важные предметы, которые мы видели на Фрейбергских вратах, сосуд с манной и зацветший посох. Он изображён в длинной накидке, на которой видны полосы. По-видимому, это тоже маркёр, опознавательный знак еврея вообще. Это талит — молитвенное покрывало. Вне богослужебной ситуации в Европе XII — XV веков первосвященник будет изображаться в талите. Например, у Дуччо подобным образом изображены Каиафа и Анна, допрашивающие Иисуса.
В ряде ситуаций, когда первосвященник изображён внутри храма, его одежды будут несколько адаптированы к священническим одеждам (вспомним Джотто). Когда первосвященник изгоняет Иоакима, не приняв его жертву, на нём надето нечто вроде далматики, которую можно считать подобием верхнего хитона.
Перелом этой ситуации приходится на период около 1500 года, и не случайно он совершается в Венеции, с её двумя большими еврейскими гетто, с очень тесным сосуществованием христианского и еврейского населения. И начнём мы с полотна Карпаччо «Обручение Марии», которое помещено в интерьер синагоги, уже почти не похожий на христианский храм.
И вот тут одежды священника перечислены как по справочнику. Интересная деталь: золотая пластина (циц) делается как бы двурогой и надевается сверху на кидар. А первой картиной, которая повсеместно считается очень достоверным и детальным воспроизведением в живописи одежд Аарона, является Тициановское «Введение Богоматери во храм» из венецианской Галереи Академии.
Изображено, как первосвященник, стоящий на вершине лестницы, по которой поднимается маленькая Мария, разворачивается к нам лицом и демонстрирует все эти предметы, в том числе наперсник на груди. Подобную документальность мы будем в Венеции видеть вплоть до скульптуры середины XVIII века в нише венецианской церкви Джезуати.
Замечательно, что в XIX веке документальность будет поддерживаться в иллюстрациях к Писанию, уже выходящих за пределы церковного ведения. В первую очередь это иллюстрации Уильяма Блейка к Новому Завету, где ангел является Захарии, чтобы поразить его немотой.
Захария на ту пору исполняет функции первосвященника и предстаёт зрителю во всём облачении, включая перемежающиеся на подоле золотые колокольчики и гранатовые яблоки из драгоценной шерсти.
Если бы мы могли подробнее присмотреться к библейским эскизам Александра Иванова, если бы он развернул своего Захарию чуть более анфас к зрителю, мы бы увидели то же самое.
Как известно, Иванов, работая над библейскими эскизами, выписал себе целую библиотеку по археологии Святой земли и по истории костюма.
Николай Николаевич Ге в поздней работе, которая называется «Суд Синедриона. „Повинен смерти“», показывает процессию с первосвященниками и музыкантами храма тоже в документальном духе.
Если приглядеться, первосвященник здесь одет во всё положенное, но на нём ещё и молитвенное покрывало.
И последнее. В 21 главе Апокалипсиса, в описании небесного Иерусалима мы читаем, что основание города украшено теми же двенадцатью драгоценными камнями, которыми некогда был украшен нагрудник Аарона. Но не всегда это можно видеть в изображениях. Есть группа памятников, которые создавались на протяжении X — XI веков, прежде всего, на Пиренейском полуострове. Это списки комментариев Беата из Лиебаны на Апокалипсис, известные как «беатусы». Например, в «беатусе Факундуса» мы видим двенадцать ангелов, сторожащих ворота, а над ними — поименованные драгоценные камни.
Похожая картина — в сделанном за Пиренеями, но в непосредственной близости к ним, «беатусе Сен-Севера».
На этих работах, которые уже почти не связаны с художественной традицией изображения первосвященника, мне и хотелось бы закончить. Получается, что тот абстрактный предмет, который имел значение для книги Исхода, засиял новым светом и вдохновил создателей апокалиптического иллюстративного ряда.
У. Г.: Он засиял этим светом совершенно не случайно. Потому что было двенадцать колен Израиля, а затем — двенадцать апостолов. Я хотел сказать о символическом осмыслении священнических одежд и скинии в целом — это характерно и для еврейских комментаторов. И когда речь заходит о священнических одеждах, возникает ещё один мотив, который мы называем мистическим, или символическим. Например, в сборнике Ваикра раба говорится: «Почему первосвященник одевается в восемь одежд? Это сопоставимо с обрезанием, которое делается на восьмой день». Дело в том, что восьмёрка является символом сверхполноты, символом будущего мира, и на это указывают восемь священнических одежд. А четыре — это пространственная полнота. Таким образом, восемь — это темпоральная полнота, четыре — пространственная, а восемь и четыре в сумме дают двенадцать. Число двенадцать в этом смысле является той самой полнотой, которая, по понятным соображениям, имеет эсхатологическое значение.
Приведу ещё комментарий рабейну Бахьи бен Ашера, комментатора второй половины XIII — начала XIV века, который говорит: «Знай и пойми, что соответствуют семи небесам семь элементов одежды первосвященника, а циц оказывается тем, что связывает, он намекает на то, что находится над этими семью небесами». То есть на Бога.
Циц, этот золотой венчик, действительно, похож иногда на тфилин. И на картинках, которые мы видели, не всегда поймёшь, что изображено — венчик или тфилин.
Уже упомянутый мною Ицхак Абарбанель говорит, что все эти предметы одежды указывают не на высший небесный мир, а на подлунный мир — но подлунный мир является, в каком-то смысле, образом космоса. Не буду сейчас подробно говорить о том, какие параллели он проводит для каждого элемента одежды. Основная мысль его заключается в том, что эти элементы все вместе, как и подлунный мир, представляют собой единый организм, который соответствует модели небесного мира.
Аня, мне кажется, что мы сумели рассмотреть и обсудить эту тему. Было интересно увидеть, каким образом происходит трансформация изображения одежд в европейской традиции, и понять, какие еврейские корни лежат в основе. Мы вспомнили еврейские комментарии, так или иначе перекликающиеся с мотивами, которые мы встречаем в живописной традиции. Спасибо вам за интересный содержательный разговор.
А. П.: Спасибо, Ури, было очень интересно. Действительно, существует множество параллельно идущих мыслей, которые время от времени фиксируются в образах. И замечательно, что последние картинки, эти беатусы, созданы в Испании XI века — в том мире, в котором христианская и еврейская среда находились в непосредственном контакте. Спасибо за разговор.
