«У Нанди было 66 женщин»

Писательница Линор Горалик обсуждает с подростками рассказ израильского писателя Этгара Керета «Поднять планку!» в собственном переводе

Проект «Идеи без границ» культурного центра Бейт Ави Хай (Иерусалим)

Линор Горалик (Л. Г.): Кому показалось, что рассказ необычный или странный, или не похож на то, что вы читали раньше? Окей. Довольно многим. Он действительно не такой, как большинство рассказов, с которыми вы раньше знакомились. Я говорила, что мы будем разбирать взрослые рассказы Керета. Это совсем взрослый рассказ. Хочу вас спросить — что делает его взрослым? Я думаю, интуитивно вы все чувствуете, что это не детская литература. Как вам кажется, чем этот рассказ отличается от детских рассказов? Почему он взрослый?

Давайте, пожалуйста, Лика.

Лика Мотыхляева: Этот рассказ взрослый, потому что над ним надо думать. Обычно в детских рассказах всё понятно, красиво описывается, легко. А над этим надо серьёзно задуматься, прийти к какому-то выводу, выявить смысл.

Л. Г.: Да, первое, что отличает его от детских рассказов — то, что в нём ничего не разжёвывается. То, что сказала Лика — надо выявить смысл. Потому что в детских книжках и в детских рассказах обязательно объясняется в конце — кто хороший, кто плохой, какой вывод надо сделать, какова мораль, что хотел сказать автор. Но здесь этого нет. Это первый признак.

Давайте ещё, пожалуйста, Эмилия. Чем это ещё отличается от обычных детских рассказов?

Эмилия Менде: Ещё в конце большинства детских рассказов либо всё сказочно хорошо, либо плохие получают по заслугам. А здесь в конце мы, наоборот, видим главного героя, который несчастен. Вроде бы всё есть, но он несчастлив, вот что я заметила.

Л. Г.: Да, очень крутое наблюдение, супер. Пожалуйста, Ада.

Ада Иванова: Ещё в детских рассказах есть чёткое противостояние добра и зла. Конечно, есть хорошие рассказы, где этого нет, но в большинстве случаев это имеется, хотя бы в маленькой степени. А здесь просто рассказывается про одного конкретного героя и нет вообще никакого противостояния. Это тоже нетипично для детских рассказов, и он ощущается как взрослый.

Л. Г.: Я ещё хочу, чтобы мы обратили сейчас внимание на крутую штуку, которую Ада сказала. Ада только что сказала нам: «Есть хорошие книги, в которых нет противостояния добра и зла». Мне тоже всегда кажется, что по-настоящему хорошие книги сделаны так, что в них нет однозначно хороших и однозначно плохих героев. Очень хочу, чтобы мы обратили на это внимание.

Пожалуйста, Марк.

Марк Гаммал: Обычно в детских книжках и рассказах — какой-нибудь волшебный мир, и всё идёт не как в реальной жизни. А в этом рассказе описание — полностью как в реальной жизни, ничем не отличается от обычной жизни, которой живёт человек. Просто спортсмен, который прыгнул.

Л. Г.: Всё очень по-честному. Я даже хочу сказать, что это всё супер по-честному. Например, в детских книжках обычно не упоминают, что человек может пописать в душе, а здесь упоминают. Это то, о чём обычно с детьми не говорят.

Давайте, пожалуйста, Саша.

Саша: Я хотела сказать, что это отличается от детского рассказа, потому что тут упоминаются деньги, реклама, слёзы, ком в горле. А вряд ли маленький ребёнок сможет понять, что такое ком в горле.

Л. Г.: Очень круто. Вы упомянули деньги, и это очень важно. Есть такой философ, Эрих Фромм, который говорил, что три темы отделяют ребёнка от взрослого — деньги, секс и смерть. Здесь упоминаются две из них — деньги и секс. Когда говорится о женщинах, с которыми имел дело этот спортсмен, подразумевается секс. Здесь говорится про две взрослых темы из трёх, это довольно серьёзно.

Я хочу рассказать вам ещё про одну вещь, которая редко встречается в детской литературе. Это очень короткий рассказ, совсем-совсем короткий. Жанр этот так и называется — «очень короткая проза». Мало кто из авторов так пишет, но Этгар Керет — не единственный. Считается, что когда писатель пишет очень короткую прозу, он заставляет читателя проделать огромную работу. Чем качественнее литература, тем больше работы читатель и писатель проделывают вместе, тем больше писатель рассчитывает на то, что читатель — не дурак. Хорошую литературу от плохой отличает то, что писатель не считает читателя дебилом, он считает, что читатель сам может подумать и додумать, что писатель имел в виду, сам может проделать эту важную работу. И в очень короткой прозе на долю читателя такой работы приходится довольно много.

Мы сейчас будем разбирать этот рассказ и увидим, сколько работы писатель оставил сделать нам. Это всё равно что разгадывать загадку или играть в сложную игру. Писатель чего-то недоговаривает, не разжёвывает нам свою мысль — значит, он полагается на то, что мы умные люди и проделаем эту работу сами. Мы сейчас вместе попробуем её проделать. Смотрите. Вот самый прикольный вопрос, которым здесь можно задаться. Нам говорила Саша, и правильно говорила, что у Нанди слёзы на глазах и ком в горле, и мне хочется вас спросить: а нам разве в какой-то момент объясняют, почему у него слёзы на глазах и ком в горле? Сашечка правильно сказала, что он уже богатый человек, успешный спортсмен, и он только что поставил рекорд. Почему он плачет, лежит на полу и не хочет отвечать на звонок с рекламным предложением, почему всё так плохо?

Илья, пожалуйста.

Илья Юрченко: Не знаю. Не у всех, конечно, так бывает, лично у меня не было — хотя нет, сколько-то раз было. Но бывают ситуации, когда ты совершил большое достижение — выполнил какой-то план, получил заслуженную награду за хорошую работу. Бывает такое, что вспоминаешь, как ты к этой работе стремился, как это всё было, и плачешь от радости. У него могло такое быть, потому что он долго, наверное, трудился, если смог побить рекорд. Он может плакать либо от радости, либо он плачет, когда вспоминает, как он надеялся, как ему было прикольно думать, что он побьёт рекорд. А сейчас это закончилось, и что дальше делать? Жить себе спокойной жизнью, мне кажется, ему уже не понравится — он поймал темп подготовки и всё такое. Если вы меня поняли, то спасибо.

Л. Г.: Ужасно крутая версия, об этом я не думала вообще. Если я правильно поняла Илью, он говорит о том, что когда человек добился чего-то большого, может оказаться, что ему горько и тяжело, потому что теперь нужно добиваться чего-то следующего.

Илья Юрченко: Да-да-да.

Л. Г.: Что нельзя остановиться, что перед собой надо ставить какие-то следующие задачи. Это версия очень сильная и интересная.

Давайте послушаем Федю. Федя, вы с нами? Вы подняли руку.

Федя Богуславский: Во-первых, я согласен с Ильёй. Возможно, ему уже давно не хочется прыгать и заниматься всем этим. Но при этом, когда ты успешный спортсмен — очень сложно уйти из спорта.

Л. Г.: Я согласна. Я провела много-много-много лет, всё детство и часть юности в профессиональном спорте. Должна сказать, что профессиональный спорт — это очень жёсткая среда. Даже когда ты многого добиваешься, у тебя позади очень тяжёлый и часто довольно уродливый путь, и твои победы далеко не всегда приносят тебе радость, а уйти из этого очень тяжело. Так что тебе может быть очень невесело, даже когда ты чего-то достигаешь.

Фёдор Скворцов, пожалуйста.

Фёдор Скворцов: Мне кажется, возможно, когда ты такого добиваешься, то понимаешь, что ты многого добился, но это не делает тебя счастливым. Столько достижений, но это не то, чего ты хотел; а ты уже не можешь начать жизнь заново, потому что проделал огромный путь. Немножко про это уже сказал Федя до меня.

Л. Г.: Когда этот огромный путь проходят профессиональные спортсмены, они обычно занимаются спортом с трёх-четырёх лет, и зачастую ничего другого не умеют. Это единственное, чем они занимались всю жизнь, и ужасно тяжело начать что-то заново. У тебя есть чувство, что ты больше ни на что не годишься. Это очень трудно и может вызывать у человека чувство отчаяния.

Чья-то реплика: Как футболисты.

Л. Г.: Как футболисты, как гимнасты. Это нередко очень тяжёлая история.

Почему ещё этот человек мог плакать? Лика, пожалуйста.

Лика Мотыхляева: Потому что эта высота, этот рекорд, скорее всего, был смыслом его жизни. Возможно, он понимал, что если он эту высоту преодолел с трудом, то дальше он уже вряд ли что-то сможет сделать. И в жизни он уже добился многого, и ему больше ничего не надо. Он уже сделал, как ему кажется, всё, что он мог сделать, и дальнейшего смысла он не видит.

Л. Г.: Очень круто. Давайте попробуем, у кого ещё есть версии. Саша, пожалуйста.

Саша: У меня есть несколько версий. Либо, так как он спортсмен, он очень сильно устаёт. И из-за того, что он старался побить этот рекорд, ему стало и физически, и морально плохо.

Л. Г.: Это очень может быть.

Саша: Либо, как сказала Лика, он уже добился всего и не знает, что ему делать.

Л. Г.: Это тоже очень может быть.

Саша: Богатство, слава… Он не знает, что ему делать. Либо — по-моему, никто такую версию не говорил — ему не для кого жить. Может быть, у него не осталось родных.

Л. Г.: Про это мы ещё поговорим. Это очень сильная версия.

Марк, пожалуйста.

Марк Гаммал: Я со всеми согласен, но мы же не знаем, какой путь он прошёл до этого момента. Может быть, для того чтобы поставить этот рекорд, он потерял многое, и поэтому вспоминал об этом, когда сидел в душе. О том, что он потерял, а мог сохранить, если бы не зашёл так далеко.

Л. Г.: Очень здорово. Я хочу теперь, чтобы Ада, а потом Ева с нами поговорили. Давайте, Ада.

Ада Иванова: Мне кажется, я несколько обобщу то, о чём все говорили. Сначала для него каждая тренировка, каждое повышение планки на 10 сантиметров — это был повод порадоваться. Соответственно, он очень резко и быстро шёл вверх. А потом ему становилось всё сложнее и сложнее добиваться следующих десяти сантиметров, потому что он вышел на плато. И по ощущениям, рост вроде и есть, но настолько мизерный, что кажется, будто ты достиг уже потолка, к нему приклеился, и тебе просто уже некуда деваться.

Л. Г.: То, что говорит сейчас Ада, очень актуально для профессионального спорта, особенно для так называемого «спорта больших достижений». В профессиональном спорте зачастую каждый следующий рекорд — это рекорд с крошечной разницей; счёт идёт уже не на 10 сантиметров, а на сантиметр, на полсантиметра, на два сантиметра. И ради каких-то очень маленьких результатов ты можешь работать годами. Ада тут совершенно права — никогда не знаешь, сможешь ли ты побить собственный рекорд, и сколько сил придётся на это потратить.

Ева, пожалуйста.

Ева Ротшильд: Все говорили про спорт, и это всё, конечно, правда. Но я подумала: а что если дело не только в спорте? Нам не так уж много о нём рассказали. Возможно, у него есть какие-то другие проблемы, личные. Нам сказали, что он богат, что у него всё хорошо, но мы это видим только снаружи и не знаем, что происходит внутри; возможно, у него какие-то свои личные — ментальные, не ментальные — проблемы. Может быть, он расстроен, что никто этого не замечает, все замечают только, что он хороший спортсмен, он богат, у него идеальная (в кавычках) жизнь, тогда как на самом деле это не так. Вот.

Л. Г.: Это офигенно. То, что Ева сейчас говорит, мне страшно нравится, потому что у меня была ровно такая же версия. Когда мы читаем очень короткую прозу, важно помнить, что нам могли много чего не рассказать о герое. Мы можем многого не знать о герое и всегда можем предположить, что за кадром, за пределами рассказа остались важные подробности. Мы ведь не знаем, кто такой Нанди, кроме того, что он спортсмен; не знаем, что происходит с ним. Может оказаться, что у него, действительно, как говорит Ева, есть личные проблемы. Например, он потерял друга, или что-то произошло в его любовной жизни, или он заболел. Может быть, у него просто депрессия. И тут мне хочется задать вопрос: когда Нанди прыгает, у него уже стоит ком в горле, и мы видим удивительную вещь — несмотря на то, что с ним что-то происходит, он совершает прыжок, и это прекрасный прыжок. Этот прыжок приносит ему рекорд. И на меня это производит огромное впечатление — как на читателя и как на бывшего спортсмена.

Смотрите, происходит следующая вещь. Он ставит рекорд, несмотря на то, что он уже плачет в этот момент. Как ему это удаётся? Какие качества помогают ему это сделать?

Давайте, Ада.

Ада Иванова: Ну, во-первых, это годы тренировок, настойчивость, умение довести дело до конца, усидчивость. Ещё это вера в себя, потому что иначе ты сам будешь занижать свои результаты.

Л. Г.: Согласна. Саша, давайте вы. Что ещё могло ему помочь?

Саша: Ему могло помочь то, что он стремился к этому очень долго, понимал, как это для него важно. Что он потеряет всё, если не сделает этого.

Л. Г.: Это правда.

Саша: И ещё по предыдущему вопросу — почему он всё-таки плакал. У меня появилась интересная версия: может быть, из-за конкуренции он потерял друзей — все начали его ненавидеть, потому что он стал преградой к их достижениям.

Л. Г.: Интересная мысль, очень может быть. Сейчас я спрошу про это, но у меня есть один вопрос для вас с подвохом. Я хочу послушать Лику и Илью.

Лика, что ещё могло помочь ему прыгнуть, несмотря на слёзы?

Лика Мотыхляева: Иногда на эмоциях люди делают всё лучше, и эти эмоции не обязательно должны быть положительными. Иногда ты просто хочешь их выплеснуть, и выплёскиваешь их в энергию, в нужное русло. И это даже не самоуверенность, а…

Л. Г.: Уверенность в себе.

Лика Мотыхляева: Не то чтобы уверенность в себе, а просто ничто не может тебя сломить, и ты идёшь к цели, несмотря ни на что. Даже если ты не уверен в себе, ты просто идёшь, у тебя есть цель, есть задача, и ты её добьёшься, вне зависимости от всего окружающего.

Л. Г.: Понимаю очень. Илья, пожалуйста.

Илья Юрченко: У меня идея — почему слёзы. Потому что даже если ты расстроишься, допустим, ты много времени готовишься к какому-то соревнованию. Если у тебя появится сильное нежелание выступать на соревнованиях, всё равно надо это сделать, потому что не захочется шесть лет жизни, допустим, обессмыслить, в ноль свести.

Л. Г.: О! Очень здорово, что вы об этом упомянули. Мне этого в нашем разговоре очень не хватало. Смотрите, я хотела вас спросить: как вы думаете, это его первые соревнования?

Илья Юрченко: Я думаю, нет.

Все дети мотают головами.

Л. Г.: Нет, конечно, нет. Он привык к тому, что называется «публичным присутствием», привык быть на людях, привык выступать. И я думаю, что для такого человека, привыкшего выступать, выйти на публику, приготовиться прыгать, и сломаться, уйти у всех на глазах — это невыносимо. Ты вышел — значит, ты должен прыгать; эта привычка очень сильна, она тоже помогает собраться и сделать что должен. Мне знакомо это ощущение. И я знаю многих профессиональных спортсменов — не только спортсменов, а вообще людей, привыкших к выступлениям. В такой момент у тебя находятся силы собраться. Это тоже могло помочь ему взять и прыгнуть.

Вот что я хотела ещё показать. Мы вытаскиваем из рассказа то, как эту работу мог делать писатель. Керет мог написать: Нанди привык, что когда он выступает публично, надо взять себя в руки и прыгнуть, поэтому он собрался и прыгнул. Но он верит, что мы умные люди и эту работу проделываем у себя в голове. И просчитываем не одну версию, а много, работаем вместе с ним. Читатель и писатель, как в танце, двигаются вместе. И мы убеждаемся сейчас, что мы его не подвели, что мы можем эту работу проделать и что нам это интересно. Я хочу показать, как он оставляет нам пространство для этого танца.

Нанди лежит в душе в позе эмбриона. Что значит «в позе эмбриона», кто понимает?

Лика, давайте.

Лика Мотыхляева: Поза эмбриона… Эмбрион — это зародыш ребёнка. В позе неродившегося ребёнка он лежит.

Л. Г.: Это какая поза? Кто может… Александр, давайте.

Александр Горбачёв: Скрючившись, вжавшись в себя.

Л. Г.: Да, такая поза — клубочком.

Саша: Колени согнуты и руки.

Л. Г.: Вот так, клубочком.

Давайте, пожалуйста, Эмилия подняла руку.

Эмилия Менде: Возможно, я неправильно поняла, но вы спросили, почему он так лёг.

Л. Г.: Хороший вопрос: почему он так лежит? Давайте. Почему он лежит в позе эмбриона?

Эмилия Менде: Поза эмбриона означает желание защититься от чего-то, чтобы кто-то защитил, как ребёнка.

Л. Г.: Да, люди ложатся в позу эмбриона, когда им больно, когда у них горе или когда что-то тяжёлое происходит. И мы лежим в позе эмбриона, потому что наш мозг помнит, что это была самая защищённая ситуация в нашей жизни — снаружи была мама, мы были в безопасности. Это было время, когда всё было более или менее хорошо. И мы возвращаемся в эту позу, когда нам опять хочется, чтобы нас защитили, как правильно сказала Эмилия, и чтобы опять всё было хорошо.

Нанди лежит в позе эмбриона. Когда автор пишет, что кто-то лежит или сидит в какой-то позе, всегда можно поставить эксперимент. Чтобы понять, что чувствует персонаж, принявший какую-то позу, можно принять такую же позу, и будешь чувствовать то же, что чувствовал персонаж. Ровно это сейчас делает Саша, и я думаю, она лучше всех ощутила, что чувствовал Нанди. Это очень помогает.

Что автор здесь делает? Он говорит, что Нанди не просто лежал в душе в этой позе — он лежал на полу и плакал. И какой-нибудь литературный критик мог бы сказать, что это слабое место в рассказе. Почему? Потому что автор, который пишет: «Персонаж лежит в душе на полу и плачет», уподобляется множеству сочинителей. Слишком многие авторы писали, что персонаж лежит в душе на полу и плачет, слишком просто вызвать сочувствие таким способом. Это называется «банальность». Банальность — это когда ты делаешь то, что делают слишком часто. Но в этом есть и плюс — читателю легко себе это представить. Каждый из нас может представить себе, как человеку больно и плохо, если у него есть желание лечь в душе на пол и расплакаться. В этом смысле нам легко понять Нанди и посочувствовать ему.

В этот момент, как мы помним, у Нанди не звонит телефон, а пикает автоответчик, и он слышит сообщение от компании, которая производит кукурузные хлопья и предлагает ему сняться в рекламе за 90 тысяч долларов. Нанди этой суммой совершенно не интересуется, и автор нам объясняет, почему — потому что у него уже есть двухкомнатная квартира в центре Берлина. Но 90 тысяч долларов — это большие деньги. Не в центре Берлина, по-моему, а в центре Цюриха, да? Какого-то большого европейского города, я уже не помню какого… в центре Бонна. И становится понятно, что Нанди эти деньги не интересуют. Но это большие деньги. Как вам кажется, бывают ли деньги лишними? Бывает такое, что человек слишком богат?

Давайте, пожалуйста, Марк.

Марк Гаммал: Я думаю, что бывают. Есть же какие-то зажиточные люди, которые тратят деньги на всё что попало. Увидят какую-нибудь безделушку красивую, и пусть она стоит хоть десять миллионов долларов, они её всё равно возьмут. Потому что у них есть эти лишние деньги, которые им не на что потратить.

Л. Г.: Федя, что думаете вы? Федя Богуславский.

Федя Богуславский: Я думаю, что лишние деньги бывают. Когда слишком много денег у человека, он уже не может их потратить на себя. Потому что когда у тебя долгое время очень много денег, то у тебя уже нет вещей, которые тебе сильно нужны, которые ты сильно хочешь. Можно при этом стараться давать их на благотворительность, но это тоже трудно распределить.

Л. Г.: Понимаю. Фёдор Скворцов.

Фёдор Скворцов: Мне кажется, здесь дело не в лишних деньгах, а просто иногда от денег может быть тошно, в каком-то смысле. Их, наверно, есть на что потратить, но их настолько много, что тебе уже мерзко оттого, что они есть.

Л. Г.: Вот, мне кажется, именно это происходит с Нанди. Ему тошно. Мне очень нравится слово «тошно». Когда я читала этот рассказ в первый раз, у меня возникла версия, что его перестали радовать деньги. У него не возникало радости, оттого что его зовут сниматься в рекламе, и он может зарабатывать такие суммы. Моя версия состояла в том, что у него депрессия и ему тошно примерно от всего — от своих рекордов, от своей квартиры, от всего остального.

И тут я хочу задать вам, как я уже говорила, вопрос с подвохом. Смотрите. Человек поставил рекорд. Человек сделал прекрасный прыжок. Как вы думаете, что бы вы делали, если бы вы поставили рекорд? Что бы вы делали через час после этого?

Давайте начнём с Ильи Юрченко.

Илья Юрченко: Именно через час после того, как поставил рекорд, да? Смотря какой рекорд.

Л. Г.: Вот вы прыгнули с шестом, вы — спортсмен, вы поставили, например, мировой рекорд.

Илья Юрченко: Лично я бы, наверное, отдыхал. Нет, не отдыхал, начал бы дальше развиваться.

Л. Г.: В тот же день. Что бы вы делали в тот же день?

Илья Юрченко: В тот же день я бы отдохнул, поспал бы, потому что он же, наверное, тренировался долго. Я бы как-нибудь откис от этого, если так можно сказать. А потом бы начал дальше развиваться, через недельку.

Л. Г.: Окей. Ева.

Ева Ротшильд: Думаю, сначала я бы радовалась: вау, клёво! И через час-два — это зависит от того, как долго я бы радовалась — можно пойти купить еды и, не знаю, погордиться собой, ей-ей! А через час-два я бы, наверно, уже устала, пошла бы домой спать, думать.

Но это зависит от ситуации, потому что если бы у меня были какие-то сложные личные проблемы, то я бы, наверное, опять углубилась в них через час, я начала бы думать слишком много, и всё было бы таким туманным.

Л. Г.: Окей, супер. Саша, пожалуйста.

Саша: Я думаю, что сразу после соревнований я бы легла спать, а потом через час я бы пошла тусить с друзьями и моими родными. Купила бы вкусняшек, отдохнула бы.

Л. Г.: Вот… Скажите мне, пожалуйста, давайте я ещё послушаю…

Саша: Можно ещё, пожалуйста?

Л. Г.: Да, давай, Саша.

Саша: Это уже было давно, но вы спрашивали, почему он сидел в позе эмбриона. Мне кажется, он хотел погрузиться в себя, в свою личность, не быть каким-то спортсменом, а быть собой, быть тем, кто он в душе́ — одиноким, я думаю.

Л. Г.: Это ужасно интересно, потому что связано с вашим ответом про «побыть с друзьями». Вот к чему я веду — хочу обратить ваше внимание на важную штуку. Человек только что поставил рекорд, но он не просто лежит в ду́ше и плачет, он — один. Он не отмечает это событие с друзьями, как сказала Саша. У меня первая мысль тоже была, что, наверное, после такого дня человеку хочется быть с близкими. Заметьте, из текста видно, что он живёт один, что он не пошёл отмечать с друзьями, что он страшно одинок, судя по всему. Может быть, он расстался с кем-то, или поссорился, или просто был один, или у него в принципе никого нет. Он очень одинокий человек, похоже. И это одиночество само по себе — повод поплакать в такой день.

И ещё, обратите внимание: в рассказе написано, что у него было шестьдесят шесть женщин. Во-первых, это перекликается с тем, что он прыгнул на высоту шесть шестьдесят. Это называется «рифма» в рассказе, такое не обязательно делать, но это очень красиво и мне понравилось. И второе, что я хотела заметить: у него 66 женщин, но в такой важный день он один. И это многое говорит о герое. Он, видимо, не умеет сохранять отношения; умеет их заводить, но не умеет сохранять, и это очень грустная история.

Вот что я хочу спросить. Как вам кажется, можно ли ему чем-то помочь? Что должно произойти в его жизни, чтобы что-то изменилось, чтобы он не плакал в следующий раз? Поможет ли ему, например, «поднять планку»? Станет ли ему лучше, если он поставит ещё один рекорд? Вообще, может ли что-нибудь в его жизни стать лучше?

Давайте, например, Ева.

Ева Ротшильд: Мы знаем, что у него что-то не так в жизни, это подразумевается. Я снова возвращаюсь к своей версии, что у него какие-то личные проблемы. К тому же мы поняли, что он довольно одинокий человек. Что может помочь? Отдохнуть, пойти к психологу. Если человек плачет в ду́ше и всё так плохо, то ему надо как-то помочь. Может помочь психолог, возможно, стоит немножко отдохнуть от спорта, ненадолго, на несколько дней. Что-нибудь другое сделать — просто посидеть, отдохнуть, сходить на море. Попробовать что-то сделать по-другому. Подумать, что его успокаивает, какие у него есть хобби более спокойные — почитать книжку или погуглить что-то. Или просто попытаться с кем-то поговорить. Не обязательно с другом; если у него нет друзей и близких, он может поговорить сам с собой, или взять тетрадку, записать это всё в тетрадку и как-то попытаться себе помочь. Но всё зависит от него самого, потому что сначала человек должен сам себе помочь. Другие могут пытаться тебе помочь, но если ты не хочешь себе помогать, то обычно это не очень хорошо работает.

Л. Г.: Я абсолютно согласна. Давайте ещё, Фёдор Скворцов.

Фёдор Скворцов: Я хотел сказать, что всё это хорошо, но с другой стороны, если ты большой спортсмен, то от тебя много требуют, и взять отгул на целую неделю очень сложно; сомневаюсь, что это вообще возможно. Либо надо полностью отказаться от своей карьеры, но что ты тогда будешь делать? Это очень сложно психологически, и материально тоже.

Л. Г.: Это правда, это ужасно тяжело, профессиональный спорт — это мясорубка.

Давайте, пожалуйста, Лика.

Лика Мотыхляева: Мне кажется, ему надо встретить человека, с которым он мог бы делиться всем. Это может быть девушка, а может быть просто хороший надёжный друг, который будет его поддерживать, к которому можно прийти после соревнований и отметить своё достижение, свой рекорд. И я согласна с Евой — ему надо просто отвлечься от всего — от проблем, от спорта, от прошлой жизни. Просто куда-нибудь уехать и спокойно отдохнуть.

Л. Г.: Хочется надеяться, что у него есть такая возможность.

Эмилия, пожалуйста.

Эмилия Менде: Я увидела, что у него было 66 женщин. Он и там рекорд побил, явно он гонится за рекордами постоянно. Это не норма для обычного человека — и иметь столько женщин, и прыгать в высоту так высоко. Это, конечно, не плохо, но я хотела сказать, что он явно гонится за рекордами. Скорее всего, ему нужно перестать куда-то мчаться и перевести жизнь в более спокойный темп. Это очень сложно после карьеры спортсмена, потому что в спорте много конкуренции, и тебя вынуждают гнаться за рекордами. И я абсолютно согласна, что ему нужен человек, с которым ему будет приятно проводить время. Человек, которому он доверяет. Надо, правда, к психологу направлять.

Л. Г.: Да. Давайте, Ада.

Ада Иванова: Вы говорили, что создаётся впечатление, будто у этого человека депрессия. А ведь когда у людей депрессия, они часто вообще не хотят жить. Они не видят смысла в своей жизни, не видят смысла в собственном существовании. Главному герою надо найти такого человека, ради которого он сможет жить, даже если он не сможет с ним делиться всем, не сможет с ним часто проводить время. Как сказала Эмилия, он определённо за чем-то гонится, живёт будущим. Но ему нужно начать замечать настоящее — что он прямо сейчас побил рекорд, а не что у него появился новый рекорд, который он должен снова побить.

Л. Г.: Это кажется мне очень важным. Я говорила, что профессиональный спорт — это мясорубка. Так вот он находится в такой мясорубке, где немедленно обесценивается всё, чего ты уже добился. В тот момент, когда ты ставишь рекорд, ты должен начинать гнаться за следующим рекордом. И мне кажется, что очень важно уметь останавливаться и хвалить себя за то, что ты сделал сейчас. Это очень ценное и важное умение.

Саша, пожалуйста.

Саша: Мне кажется, ему стоит завести новых друзей, которые будут его любить не за то, что он спортсмен, а потому что он такой человек. Не потому, что он достиг каких-то высот. Надо отвлечься от спорта, ведь ему не нужно зарабатывать на хлеб. Он богат и может завести себе друзей, у него всё станет хорошо, он будет с ними общаться. Будет с ними встречаться, тусить, и ему будет ради кого жить.

Л. Г.: Я понимаю, о чём вы говорите. Надеюсь, что у человека в его ситуации есть такая возможность.

Давайте, пожалуйста, Марк.

Марк Гаммал: Вы сказали, что ему надо повышать планку. Мне кажется, что если он останется в большом спорте, то ему, наоборот, станет хуже, потому что там надо всё время гнаться. Ему лучше просто уехать куда-нибудь и начать жизнь с чистого листа. Всё забыть, найти себе новую работу, которая будет спокойнее, будет ему нравиться. И продолжать жить, а не зацикливаться на этом спорте.

Л. Г.: Спасибо огромное. Мне тоже хочется надеяться, что человек в его ситуации может сделать шаг в сторону и выйти из этой мясорубки, начать жить заново.

Давайте, Сашечка, последнюю реплику.

Саша: У меня появилась ещё версия. Если он всё-таки не сможет завести друзей, потому что они не смогут ценить его как обычного человека, то отличный вариант — путешествовать, отвлечься от этого.

Л. Г.: Понимаю, понимаю. Хорошо, друзья. Хочу сказать вам напоследок, что моё настроение очень улучшилось от разговора с вами, мне с вами было очень-очень хорошо, вы рассказали мне много такого, о чём я сама совершенно не думала. Спасибо вам огромное. Отдельное спасибо Эмилии за то, что она показала нам абсолютно прекрасную собачку. Жалею, что мой Бублик не пришёл к нам показаться, но я надеюсь, что ещё придёт.

Мы с вами встречаемся через неделю, и будем читать рассказ «Король парикмахеров». Вернее, я надеюсь, что вы прочтёте его заранее, и мы с вами будем про него говорить. Вы классные, и я очень хочу с вами разговаривать ещё.

Спасибо вам огромное. Счастливо, друзья.

Все: Спасибо. Хорошего вечера. До свидания.

Слушать, как Линор Горалик читает все 10 рассказов Этгара Керета в собственном переводе

Читать разборы всех 10 рассказов Этгара Керета из сериала «Читка»