Великому британскому романисту Джону Фаулзу исполнилось бы сегодня 90 лет.
“Википедия” так определяет основные черты постмодернистской литературы: “фрагментарность, ирония, черный юмор”. Постмодерн нельзя рассматривать в отрыве от модерна. Если модернисты искали во всем смысл, то постмодерн путем игровых хитросплетений этого смысла старается избежать, и романы в этом стиле часто становятся пародией на поиск великих ответов на великие вопросы.
Вопрос о том, что же такое постмодернизм, невероятно сложен, и дискуссии о нем в культурных кулуарах не утихают до сих пор. Не буду вдаваться в теорию, но выхвачу один пример из бесконечного потока постмодернистских текстов — творчество одного из самых ярких представителей постмодернистской литературы, британского автора Джона Фаулза, в чьи книги я навечно влюбилась с первого взгляда.
Он родился 31 марта 1926 года в графстве Эссекс, Великобритания, в семье торговца сигарами. Закончил престижную школу, прошел подготовку к службе во флоте, оказался в Королевской морской пехоте, но спустя два года решил бросить военную карьеру. Фаулз поступил в Оксфорд, его специальность была связана с английский и немецким языками. После окончания университета стал преподавателем.
Первая книга была опубликована в 1963 году. Всего Фаулз написал 6 романов, сборник повестей и рассказов. Вроде бы не очень большое литературное наследие, как может показаться на первый взгляд, но по смыслу и символизму, а также влиянию на литературу ХХ века в целом, работы Фаулза можно по праву считать жемчужиной не только британской, но и мировой литературы.
Давайте чуть подробнее остановимся на некоторых из его романов!
“Коллекционер”: “маленький человек” на тропе зла
Фредерик Клегг — обычный человек, работающий клерком. Он сер и не заметен в толпе, он ничем не примечателен ни внешне, ни внутренне. Влачить бы ему свое унылое существование, как типичному чеховскому “маленькому человеку”, никогда не вылезая за пределы своей зоны комфорта, но нет… Клегг, как паук, затягивает в эту свою “зону отчуждения” все, что ему необходимо для удовлетворения своей тайной страсти — коллекционирования.
Он увлекся девушкой Мирандой, студенткой художественного училища, которая ему не ровня никаким образом — ни физически, ни ментально, ни духовно. Клегг долгое время наблюдает за ней на расстоянии, а потом решается похитить ее.
Собственно, повествование в “Коллекционере” выстраивается по канонам классического психологического триллера, где отношения жертвы и мучителя развиваются сообразно эволюции их мыслей и поступков.
Ему нужна я, мой вид, моя наружность, а вовсе не мои чувства, мысли, душа, даже не тело. Ничего, что есть во мне одушевленного, человеческого. Он — коллекционер. Коллекционерство — огромное мертвое нечто, заполняющее все его существо.
Видите ли, для меня мир не делится на то, что прилично и что неприлично. Для меня главное в жизни — красота. Я воспринимаю жизненные явления не как хорошие или плохие, а как прекрасные или уродливые. Понимаете, мне многое из того, что вы считаете хорошим, приличным, представляется уродливым, а многое такое, что вы считаете непристойным, мне кажется прекрасным.
Странноватый, глуповатый, неуклюжий Клегг верит, что, находясь в заточении у него дома, Миранда сможет полюбить его. Сработает ли извечная истина “насильно мил не будешь” вопреки стокгольмскому синдрому? Будет ли хэппи-энд у этой истории? Насколько сильна любовь к конкретному образу, человеку, к жизни? Где пределы у человеческих желаний и возможностей? Сюжет выстроен так, что главный герой (читай: антигерой) фактически проходит нравственные круги ада Раскольникова и Чудовища из “Красавицы и чудовища” (да, странное сочетание, но это постмодернизм, ему все дозволено!), при этом не испытывая особых мысленных и чувственных терзаний. Он — коллекционер. Его страсть — поймать и сделать своей вещью. Разве мучался он, убивая бабочек и консервируя их — уже мертвую — красоту навечно? А чем, по сути, человек от бабочки отличается? Тем, что подчинить его своей воле все же сложнее…
“Волхв”: вершина магического реализма
Когда-то Фаулз преподавал в гимназии на греческом острове Спеце, который послужил прообразом острова Фраксоса, где и происходят основные события романа “Волхв”.
Это — яркий пример истинно постмодернистского текста в духе Умберто Эко. Различных смыслов, аллюзий, метафор, отсылок к другим книгам и мифам так много, что порой голова идет кругом, но, разобравшись в этом круговороте, получаешь почти что оргазмическое наслаждение. Здесь вам и мотивы греческого мифа об Орфее, и “Бури” Шекспира, и экзистенциальная философия Юнга. Приправьте все это острым соусом неповторимого языка Фаулза, добавьте щепотку перчинки в виде сексуальных мотивов и размешайте большой ложкой, закрутив в невероятные сюжетные завихрения!
Основа романа, как признавался сам писатель, есть “своеобразное рагу о сути человеческого существования”. При этом Фаулз настаивал на том, что в “Волхве” не больше смысла, чем в пятнах Роршаха, а цель повествования одна — вызвать отклик у читателя.
Нет смысла пересказывать сюжет, ибо даже в достаточно подробном пересказе он все равно потеряет свою необычность и значимость. С чем бы сравнить эту книгу… возможно, чем-то похоже на произведения Габриэля Гарсиа Маркеса и Карлоса Руиса Сафона. Лично в моей душе “Волхв” оставил неизгладимое впечатление, я ее дочитывала так жадно, что больше ничем на свете в те моменты не хотелось заниматься!
“Принимая себя такими, каковы мы есть, мы лишаемся надежды стать теми, какими должны быть”
Вспоминаю нас в зале галереи Тейт. Алисон слегка прислонилась ко мне, держит за руку, наслаждаясь Ренуаром, как ребенок леденцом. И я вдруг чувствую : мы — одно тело, одна душа; если сейчас она исчезнет, от меня останется половина. Будь я не столь рассудочен и самодоволен, до меня дошло бы, что этот обморочный ужас — любовь. Я же принял его за желание. Отвез ее домой и раздел.
“Вот она, истина. Не в серпе и молоте. Не в звездах и полосах. Не в распятии. Не в солнце. Не в золоте. Не в инь и ян. В улыбке”
“Любовница французского лейтенанта”: литературное ток-шоу в викторианском антураже
Постмодернизм обожает играть с привычными литературными течениями и даже историческими эпохами. В его классическом понятии, викторианский роман полностью соответствует тому историческому периоду в истории и всем его культурным маркерам. Все во времена королевы Виктории подчинялось строгому моральному кодексу, а религиозность и сентиментализм сочетались с вопиющим социальным неравенством и ханжеством. Фаулз пишет под стать викторианским авторам (да, и его язык здесь так и пестрит фразами в стиле Томаса Харди и Джейн Остин!), но тонкой линией сквозь сюжет проходит какое-то странное чувство, что все-таки эта история не похожа ни на историю Тесс, ни на историю Джейн Эйр…
Лицо ее нельзя было назвать миловидным, как лицо Эрнестины. Не было оно и красивым — по эстетическим меркам и вкусам какой бы то ни было эпохи. Но это было лицо незабываемое, трагическое. Скорбь изливалась из него так же естественно, незамутненно и бесконечно, как вода из лесного родника. В нем не было ни фальши, ни лицемерия, ни истеричности, ни притворства, а главное — ни малейшего признака безумия. Безумие было в пустом море, в пустом горизонте, в этой беспричинной скорби, словно родник сам по себе был чем-то вполне естественным, а неестественным было лишь то, что он изливался в пустыне.
Трагизм героини, Сары Вудрафф, которую после недолгого романа бросил французский лейтенант, вполне понятен. Можно понять и двусмысленность устремлений героя, Чарльза Смитсона, которого тянет сразу к двум девушкам — к его невесте и к Саре. Однако перипетии сюжета закручиваются таким образом, что в итоге автор дает нам три финала на выбор — ведь никакой смысловой однозначности в постмодернистской литературе быть не может! А вам хотелось бы выбрать судьбу Тесс или Джейн? Судьбы Сары вы можете определить сами — маэстро Фаулз вам услужливо предлагает варианты!
Да, в какой-то мере “Любовница французского лейтенанта” вторит одному из постмодернистских принципов — смерти автора, культивирования идеи, что герои книг могут жить собственной жизнью, а читатель может тоже приложить “божественное усилие” для определения сюжетных поворотов. В любом случае, эта книга — интересный эксперимент с потрясающим языком, демонстрирующим все возможности прекрасного, глубокого английского языка, очень талантливо переведенным на наш могучий и великий русский!
Мы знаем, что мир — это организм, а не механизм. Мы знаем также, что мир, созданный по всем правилам искусства, должен быть независим от своего создателя; мир, сработанный по плану (то есть мир, который ясно показывает, что его сработали по плану), — это мертвый мир. Наши герои и события начинают жить только тогда, когда они перестают нам повиноваться.
Работы Джона Фаулза нужно не просто читать, в них нужно жить, погружаться, как в прохладное озеро, охраняемое раскидистыми деревьями в глуши леса, куда не так-то просто добраться. Его миры ощущаются всей полнотой страсти человеческого тела, фибрами души и потоками сознания… Прочтете эти произведения, и переходите к рассказам, философским размышлениям “Аристос”, “Дневникам” и “Кротовым норам”. Не быстро, порционно, с раздумьями — постмодернизмом не нужно перенасыщаться, но в умеренных количествах он — лекарство от суетных будней, клишированных мнений и кем-то (но точно не вами) заданных осей жизненных координат.
С днем рождения, о великий маэстро Фаулз!
