Главный экспонат
Космический корабль, китайская комната, черный вигвам и другие истории наших наблюдателей о главном экспонате Екатеринбургского музея изобразительных искусств — Каслинском чугунном павильоне.
Мы собрали заметки и размышления участников проекта “Музей: включенное наблюдение”, связанные с центральным выставочным залом, и предлагаем вам первыми познакомиться с этим материалом.
“Когда заходишь в главный зал, Каслинский павильон, приятное ощущение большого пространства, два уровня, слева-справа симметричная геометрия. Смотрится красиво. В зале с павильоном находиться приятно”.
“Первый зал с павильоном — много пространства, воздуха. Ребенок задает вопросы о фигурах Каслинского литья, мама озвучивает названия работ. Хочется нажать кнопочку с нужно цифрой и услышать маленький интересный факт о фигуре, создателе или прототипе. Подушечки, чтобы посидеть — очень правильное решение. Рада их видеть и надеюсь, что в следующих залах тоже будут. Свежо, приятно”.
“Каслинский павильон. Изящно, ну что тут скажешь? Укрощенное огнем железо вдруг извилисто разветвилось узорами — чудно!”
“Мне никогда не надоест рассматривать Каслинский павильон. Я думаю, это своего рода визитная карточка нашего музея. Вместе со мной в большом зале съемочная группа, они готовятся к своей работе, обсуждая нюансы светового режима. Невольно обращаю внимание на свет. Я понимаю, что когда музей создавался, основной идеей было передать атмосферу улицы. Фонари, окна, балкон, растения… Сейчас это особенно для меня уютно, потому что на самом деле на улице идет дождь. Здесь хорошо, много воздуха и света, очень комфортно, хоть и немного прохладно. Интересно смотреть, что происходит в окнах других экспозиций. Непреодолимое желание попасть внутрь павильона. Наверное, потому что нельзя.<…> Очень нравится, как мой любимый бордовый цвет гармонично вписывается в оформление экспозиций. Красные шторы павильона впервые напомнили мне Твин Пикс. Стало немного жутко”.
“Ну здесь у всех одно желание, зайти и посмотреть что внутри. Может быть тайна, в этом и прелесть, что люди ходят и пытаются заглянуть туда. Здесь надо это как-то информативно дополнить, чтобы человек успокоился и получил удовольствие. Ведь главное что в музее? Чтобы человек это запомнил. Не просто поставил галочку, «да, я был в музее», а зафиксировал, что «я видел какие-то интересные вещи»”.
“Это основной зал, где представлена одна из ключевых коллекций музея — это каслинское литье. Кажется, островком незыблемости в музее, потому что, сколько я помню музей в ходе регулярных посещений еще с первого курса, здесь мало что меняется. Сложно отрефлексировать свои эмоции по этому поводу, мне бы хотелось, чтобы это пространство было более живым, поскольку оно самое большое, самое светлое и самое наполненное воздухом, то есть это качества пространства, которые эргономичны для человека, чтобы смысловое наполнение этого пространства тоже было более эргономичным, более живым, меняющимся, чтобы обновление вот этого музея сразу чувствовалось, когда ты только в музей приходишь. <…> Каслинский павильон здесь на своем месте, и я не думаю, что существуют какие-то другие варианты его репрезентации. В данном случае я говорю, конечно, про экспозицию в витринах по периметру этого зала”.
“Каждый раз приходишь и восхищаешься павильоном, несмотря на то, что много раз уже его видел, лично я всегда останавливаюсь и смотрю насколько тонкая работа, и пытаюсь угадать какие-то сказы или вот эти образы, которые использовали мастера. То, что сейчас он подсвечен — это очень хорошо”.
“Я люблю очень Каслинский павильон, он участвовал во всемирной выставке во Франции. Ощущение, что он был когда-то в Париже, через него проходили люди, а сейчас он стоит здесь, это возможность прикоснуться к тому событию, так же как и фотография”.
“У меня в классе висела картинка над доской с павильоном. Я не знала, что это такое. Я на уроках сидела и думала «вот как в этом доме живут?», хотелось понять, что это за дом. Он выглядел как жилой, я пыталась его заселить, он какой-то двухэтажный, видимо. И уже чуть позже, придя в музей, я поняла «боже, это он». Нам никто не говорил, что это такое, просто эта фотография висела над доской. Он чуть-чуть иначе выглядел, когда я маленькая была”.
“Когда я была младше, лет на десять, я этот зал всегда проходила мимо, потому что я его вообще не понимала. После 30 лет начала понимать, что это тоже один из видов искусства, как-то присматриваться к витринам, ко всем деталям, к самому Каслинскому павильону, узнавать что-то об этом всем. <…> Воспринимается больше не как выставочное пространство, а как актовый зал”.
“Это павильон. Я его увидел в первом классе, с дедушкой мы посещали все музеи, и я тут был. После этого я еще много раз ходил в музей во времена моей молодости. Давайте посмотрим, что-то изменилось или нет. Еще я был здесь где-то полгода назад, так что я в принципе все это, конечно, смотрел, но, по-моему, что-то должно было измениться, что-то реставрировали, меняли. Выглядит все хорошо, правда, нет подсветки. Меня всегда волнует, сколько весят эти экспонаты, полые они внутри или нет, мне всегда было интересно спросить кого-нибудь про это. Павильон этот я видел в виде ниточек на биеннале, там два знака, один, где орел когтит зайца, мне сказали, что они должны быть тут, давайте мы их поищем”.
“Я как историк воспринимаю. Меня никогда не трогало каслинское литье. Какая-то странная поделка, пока ты не начинаешь понимать, в чем ее история. Историческая подоплека, она очень интересная. Опять же, я был много раз в музее изо, это были еще какие-то детские экскурсионные маршруты, нас приводили со школой, показывали павильон, но на самом деле, я только два года назад понял в чем прелесть каслинского литья. И вот когда я понял, для меня это все раскрылось совершенно по-другому. Оказывается, все, что здесь показывается, на конец 19 века было совершеннейшая фантастика. Человек, который понимал, что такое чугун, он был ошарашен, ничего подобного нигде такого не делали. Каслинские мастера показывали то, что они умеют делать. Художественная отрасль демонстрировала техническое оснащение заводов. Вот, когда я это понял, мне стало интересно абсолютно все, что делал когда-то каслинский заводов, и то, что делали его наследники. <…> Музеи изобразительных искусств эти вещи всегда игнорируют, «смотрите какие прекрасные предметы». Но, мне нужно понять, что они прекрасные. Вся эта прекрасность, она в каких-то чудо-мелочах, о которых сами искусствоведы или историки, которые работают в таких музеях, они забывают проговаривать. <…> Получается музей для высоколобых. Я не догоняю до этого музея. У меня нет столько данных, чтобы понимать, в чем эта прелесть, чтобы видеть и наслаждаться, нужно иметь три чемодана знаний”.
“Раньше меня почему-то всегда раздражал этот зал с каслинским литьем, я никогда не любил все это смотреть. Почему-то. Это было раньше, сейчас я уже изменил свое мнение. Недавно, когда мы обсуждали со студентами походы в музей. «Когда вы в последний раз в музее были и в каком?» «Ну, вот были в ЕМИИ на меццо-тинто». «С чего как раз начинается музей?» И одна девушка: «стоит какая-то китайская комната». Я сначала опешил «никогда не помнил там китайской комнаты, господи, дак это каслинский павильон». Сейчас я смотрю, и действительно это можно принять за китайскую комнату, если совсем не знать ничего”.
“Для меня каслинский павильон не входил в область рутины никогда. Что для меня странно. Думаю, что он рутинизируется у всех, и становится «вот тут красное — черное пятно, сейчас мы его пройдет и там начнется экспозиция». Но у меня с детских лет всякий раз есть это «ого! Как это возможно?» И это тебя на некоторое время вышибает из дальнейшего плана посещения <…> Я бы павильон сравнил с космическим кораблем, что-то очень непонятное и что-то, что всегда завораживает”.
“Все здание горного госпиталя было реконструировано специально как витрина для каслинского павильона. История каслинского павильона меня очень впечатляет, я ее всегда рассказываю на экскурсиях. Здесь напротив такое окно, через которое можно увидеть павильон бесплатно, не заходя в музей. Мы это часто делаем с экскурсиями. Это такое превью-просмотр музея, часть людей потом после экскурсии идут сюда смотреть все это повнимательнее, особенно те, кто далек от Урала, им интересно литье”.
“Здесь атмосфера классического музея, я, находясь здесь, понимаю, где я. Как человек: со спины все похожи, а лицо у всех разное. Так вот это может быть лицо. Еще бы было лучше, если бы у человека был бы взгляд сверху. <…> На самом деле, если бы люди находились вон там, ну я понимаю, что борьба идет за какие-то выставочные плоскости. Человек в музее не должен быть каждую секунду нагружен встречей с новым произведением. Ему надо дать возможность передохнуть. Открытия пространства в музее, а не новых экспонатов, новых художников, их миров, а вот именно самого пространства и является таким отдыхом. Если человек в какой-то момент просто увидит место, где он только что был с другой точки, или, например, посмотрит на этот павильон с другого ракурса — это будет именно для него открытием места, а не открытием экспоната. <…> Такое ощущение, что архитекторами все так и было задумано, и если вернуться к этому замыслу, то было бы неплохо. <…> Сейчас пока это декорация, а могло бы быть произведением”.
