Размышления над альтруизмом

Грани мысли
9 min readJul 21, 2017

--

Никто не может подвергнуть сомнению, что альтруизм сегодня выступает неким «лозунгом» современной этики. Стандартное толкование этого слова, являющегося производным от латинского «alteri» («другие люди», «некто иной»), включает в себя такие понятия, как «бескорыстная забота о других людях; антоним понятия «эгоизм». Как отмечает профессор религиоведения Рональд М. Грин, «Мы знаем, что скромность и бескорыстие есть сама суть высокой нравственности».1 С точки зрения Дж. Озинги, профессора политических наук в Университете Окленда, альтруизм есть «просто делать для других что-то, что обходится вам в копеечку; корыстолюбие же есть делать для себя что-то, что обходится другим в копеечку».2 Стало быть, в этой статье мы не будем входить в сложные дебаты касательно того, является ли «альтруизм» сам по себе логически состоятельным термином, ведь сама готовность отдавать во имя других есть некий показатель невозможности чистого альтруизма («альтруизм» как понятие должно нести смысл «другие люди» и вообще не нести смысловой нагрузки в плане «Эго» того человека, который совершает альтруистический акт). С точки зрения чистой логики ясно, что мы должны, дабы понять смысл чего-либо вообще, идентифицировать себя как «независимые деятели»; именно это и есть то, что отличает нас от животных, не способных отличать собственное «Эго» от окружающих предметов, и не способных, соответственно, использовать логику. Также мы не будем заниматься проблемой того, получает ли альтруист какое-либо внутреннее наслаждение и не подрывает ли он тем самым свое изначальное намерение «думать только о благе других» (эту идею всегда подчеркивал известный английский философ Томас Гоббс (1588–1679)). Для Гоббса, если вы, скажем, поможете попрошайке, вы сделайте это только ради того, чтобы избавить себя от нелицеприятного созерцания беды другого человека.3 Для того чтобы остановить подобного рода дебаты, будет достаточно придерживаться вышеупомянутого значения термина «альтруизма». Скорее, целью этой статьи будет пролить свет на исламское понимание альтруизма с той точки зрения, что любой альтруизм есть «творения добра на пользу другим и в убыток себе» а также выяснить, являются ли светское и религиозное понимания «альтруизма» взаимоисключающими.

Исламское решение проблемы альтруизма призывает людей видеть все отражением священного, божественного единства бытия. Нет никакой причины быть эгоистом, когда Божественное Присутствие настолько превалирует над существованием чего-либо еще, что любое заявление человека о том, что он, дескать, существует независимо от этой Божественной Реальности, не подлежит даже рассмотрению. С другой стороны, относительная степень существования все еще может быть приписана человеку в той мере, в какой существуют его обязанности перед сверхсуществом Бога. В этом плане главной такой обязанностью выступает его интеллектуальная и духовная любовь к подлинному истоку всего и вся и его готовность пожертвовать самой идеей его автономного существования во имя созерцания Божественного Единства вне рамок и ограничений своего собственного «Я» и во имя следования Его воле в каждое мгновение жизни. C другой стороны, с точки зрения исламского права, эти действия желательны, но не обязательны. Человек, выполняющий их, считается достигшим одной из самых важных духовных состояний исламского «Суфизма» — состояния «Исар» (ар. «предпочтение других (и прежде всего, Всевышнего Создателя) своим собственным желаниям»). Как об этом было красноречиво сказано исламской мистической поэтессой Раби’а аль-‘Адавия (ум. в 801):

О, мой Господь, если я поклоняюсь Тебе из-за страха перед Адом, то сожги меня в Аду! Если я поклоняюсь Тебе из-за страсти к Райским садам, то не дай мне войти в них. И если я поклоняюсь тебе ради Тебя Самого, то не лишай меня Твоей извечной красоты!4

Так что, с исламской точки зрения, кантовская этическая позиция становится едва ли не религиозным обязательством. Такие коранические стихи, как «Скажи: каждый поступает сообразно своему характеру и манерам, и твой Господь лучше знает, кто лучше с точки зрения пути, и кто есть хуже» (Св. Коран, 17:84); «Мы даровали детям адамовым честь и достоинство, и позволили им передвигаться по суше и по морю, и снабдили их прекрасными вещами и со всей очевидностью предпочли их многим другими созданиям» (Св. Коран, 17:70); «О, человечество, поистине, мы создали вас от мужчины и женщины, и сделали вас различными народами и племенами, чтоб познавали вы друг друга. Воистину, самый благородный среди вас есть тот, кто более праведен и благочестен» (Св. Коран, 49:19). Согласно этим аятам, каждый человек есть носитель божественного духа: «И вот когда Я человека сотворю и нечто из Моего духа вдохну в него, (о, мои ангелы!) падите ниц пред ним!» (Св. Коран, 15:29). То есть принимать каждого человека таким, какой он есть, и, в конечном итоге, любить его таким, какой он есть, есть то, что подразумевал немецкий философ под своим императивом «не делать из какого-либо человека средство для достижения некой более важной цели». То есть человек не может быть приведен к уровню некоего «средства» для достижения некой более довлеющей цели, ведь Сам Господь требует того, чтобы каждого человека уважали только потому, что последний есть обладатель человеческого, а значит, возвышенного духа.

Таким образом, эта форма гуманизма как своеобразной заботы о других людях, что так долго воспевалась философами Просвещения, находит свое выражение в исламском откровении с тем отличием, что там предстает в «теоцентричной» форме, т.е. всецело опираясь на Священное Писание, а не только на человеческий разум.5 И все же не каждый способен полностью отказаться от следования своему «Эго», и потому эта ступень религиозности, ступень альтруизма желательна для достижения, но не обязательна. В конце концов, полностью быть «альтруистичным» (как «думающем только о других») в прямом смысле этого слова просто невозможно — ведь, в любом случае, наши альтруистические эмоции произойдут от первоначального осознания нами самих себя как независимых от других и, следовательно, в какой-то мере эгоистичных или прагматически настроенных индивидуумов.7 Наше «Эго» есть первичная ступень нашего самоосознания, и потому без некой доли привязанности к нашему «Я» мы никогда не сможем осознать, что означает привязанность к благополучию других людей. Доброта окружающих по отношению к нам вполне может сделать нас «рабами» добродетелей, но происходит это только от того, что наше «Я» всегда влюблено в тех, кто совершает добро по отношению к нему. И все же, как отмечает известный исламский теолог аль-Газзали (1058–1111), те люди, эстетические и моральные склонности которых достигли высокого уровня развития, перестают любить себя и как бы «растворяются» в своей любви к абстрактным проявлениям красоты и доброты.6

Следуя за аятом «Те, которые выполняют данные им обещания и стращаться дня, зло которого распространится повсюду, те, кто кормит во имя Аллаха бедняков, сирот и пленников, говорят: «Мы кормим вас во имя Всевышнего Создателя; мы не хотим от вас ответа благодарности или признания» (Св. Коран, 76:7–9), мусульмане старались привести в жизнь идеал альтруизма в исламском мире в виде так называемых институтов «Вакф» — благотворительных фондов. Значение этого арабского понятие следующее: «закрепить что-либо за чем-либо», «предотвратить что-либо»; кроме того, это слово применяется в значении «навсегда зарегистрировать какое-либо имущество в качестве общественного достояния, предотвращая, таким образом, приобретение прав на пользование им другими лицами».7 Те случаи, когда доходы от «вакфа» были ограничены какой-либо семьей, были крайне редкими; скорее, «вакфы» предназначались для использования всеми нуждающимися. Примерно 75 % подобных фондов в Османском Государстве XVIII в. направляли значительные денежные средства для обслуживания людей, не имеющих к фонду никакого отношения; 18 % же из этих фондов представляли собой благотворительные фонды в строгом смысле слова. То есть «вакф» представлял собой попытку навсегда предотвратить пользование неким имуществом в личных целях; это имущество начинало считаться «имуществом Аллаха», и все доходы и прибыли от его содержания использовались в благотворительных целях или в целях улучшения общественной жизни.8 Мусульмане, финансирующие эти заведения, верили в то, что существование в этом бренном мире лишь временно, и что предназначать доходы для улучшения жизней других людей есть уникальный способ повысить свои шансы на достижение счастья в следующей, вечной жизни.9 По всему огромному пространству Исламского мира, начиная от Тихого Океана и заканчивая Атлантическим, бессчетные учреждения, игравшие незаменимую роль в социальной жизни людей, спонсировались и поддерживались посредством «вакфов»; интересно отметить, что некоторые из последних просуществовали более чем тысячу лет,10 предоставляя нуждающимся и лишенным такие первичные вещи, как еду, ночлег, образование, а также возводя такие важные сооружения, как кладбища, маяки, общественные бани, мосты, фонтаны, водопроводы, мечети и дороги — одним словом все, что привносит в общественную жизнь комфорт и спокойствие.11

Можно сказать, что религия не противопоставляет себя альтруизму. Исследования, проведенные европейскими организациями «European Value Systems Study Group» и «British Household Panel» показывают, что те люди, которые регулярно посещают церкви, в три раза более склонны к участию в добровольной службе во благо других людей чем те, кто не посещают церковь.12 Таким образом, любовь к людям может быть вызвана не только секулярной или гуманистической склонностью современной западной цивилизации к возвеличиванию людей и приданию им высшего онтологического статуса, но и также — и даже в первую очередь — присущим любой монотеистической религии императивом «любить людей как лучших творений Всевышнего». В действительности, любой подлинный монотеизм и гуманизм в этом плане будут совершенно солидарны с той оговоркой, что первая приходит к этой идеи, следуя за Откровением свыше, а другая — путем независимого от религиозного источника рационального мышления. Однако же, в отличие от философского гуманизма, который — будучи произведением школы философского критицизма, основанной родоначальником современного скептицизма Рене Декартом (1596–1650) — всегда подвержен бесконечным сомнениям в отношении своей собственной внутренней состоятельности и логичности, религии монотеизма, исходя из неизменных и самоочевидных в глазах своих последователей постулатов веры, обладает многовековыми социальными институтами и медитационными техниками, что способны предоставить человечеству подобного рода бесценное духовное и телесное воспитание — воспитание, которого человечеству всегда недостает. Как отмечают авторы книги «Альтруистичный вид» Эндрю Майкл Флешер и Даниэль Л. Уорзен,

Альтруизм не есть что-то дарованное людям изначально, равно как и не является чем-то недостижимым для людей. Скорее, это все время имеющаяся потенция, которую всегда можно активизировать. Будучи скорее вопросом тренировки, чем таланта, и, следовательно, результатом тяжелого труда, альтруизм связан с нашим моральным развитием.13

С другой стороны, нет ничего негативного в том, что люди, совершая альтруистический акт с точки зрения религиозной атмосферы, несут в себе толику эгоцентризма, ведь любой человек по-своему прагматичен. Намного важнее для нас быть настолько уверенными в правоте альтруистичного образа жизни, чтобы трансформировать это внутреннее желание помочь окружающим в конкретные физические действия. Судя по всему, именно эта оторванность воспетой современностью любви к людям от многовековых практик и духовных тренировок, именно эта ее основанность на философских спекуляциях и гипотезах и привела в итоге к знаменитому «Освенциму» — адскому концентрационному лагерю, возведенному не кем иным, как соотечественниками И. Канта, а также стала причиной трагедии в Хиросиме и Нагасаки — массовому убийству, учиненному последователями идеи английского утилитаризма о «всеобщем благополучии»; благополучии человечества, ценой которого могут стать жизни отдельных народов. С этой стороны, исламская перспектива на альтруизм учит нас следующему: если высочайшим началом всего и вся есть не человеческий интеллект, а Единый Бог теологов и всех верующих, то все наши действия будут принадлежать не нам, а Самому Всесильному Творцу. Мы как бы «погружены» и «растворены» в сиянии Единого и Всевышнего Божественного «Эго». Нашей целью в этом случае станет не препятствовать своим собственным «эго» проявлениям божественной милости и сострадания, демонстрирующим себя повсюду в этом мире, но, скорее, стереть, «растворить» последнее в море бытия Божественного. Действительно, религиозные альтруисты поведут себя несколько вразрез с кантовским идеалом — они все же будут использовать людей в качестве средства для достижения чего-то высшего и трансцендентного — довольства Всевышнего. Тут нужно отметить, что зачастую забывается, что трансцендентная суть этой цели вовсе не мешает нам проявлять альтруизм максимально возможной степени к другим людям в плане практического, материального сосуществования на нашей обшей планете. Религиозные альтруисты считают своей обязанностью помогать людям, облегчать их страдания, обращаться со всеми одинаково и не стремиться во что бы то ни стало «переделать» окружающих людей на свой лад. Все это не что иное, как идеалы И. Канта, которые он — не совсем успешно — пытался привить человечеству. С этой точки зрения, все делается во имя довольства Всевышнего и не ожидая каких-либо возможных мирских/материальных результатов. Как говорит Священный Коран, «Мы кормим вас ради довольства Всевышнего и не ищем иные цели. Нам не нужна ваша благодарность или награда» (Св. Коран, 76:9). Именно таким образом и решается проблема, существовавшая в подходе средневековой церкви к альтруизму, та самая проблема, что так занимала и занимает умы философов Просвещения и их последователей вплоть до сегодняшнего дня — а именно то, что религия есть просто инструмент, используемый религиозными институтами для управления массами, что она органически не принимает во внимание подлинные устремления большинства людей.

Сноска

1 Ronald M. Green, Religious Reason: The Rational and Moral basis of Religious belief (New York: Oxford University Press, 1979), p. 188

2 James R. Ozinga. Altruism. — London: Praeger, 1999, p. xvi

3 Altruism in World Religions, p. 50

4 Translated by Paul Losensky in Early Islamic Mysticism, ed. by Michael Sells (New York: Paulist Press, 1996), p. 169

5 Heon Choul Kim. Gülen’s Dialogic Sufism: A Constructional and Constructive Factor of Dialogue // Confrense materials. — Washington D.C., 2009. — P. 520–547

6 Mus­tafa Çağrıcı, Gazzali’ye Göre İslâm Ahlâkı, İs­tanbul 1982, s. 139–143

7 Akgündüz, Ahmet. 1996. “Islam Hukukunda ve Osmanlı Tatbikatında Vakıf Müessesesi.”, 2nd Ed. Istanbul: Osmanlı Araştırmaları Vakfı, p. 77

8 Bilmen, Ömer N. 1969. Istılahat-ı Fıkhıyye Kamusu. Vol. 4., p. 294.

9 Yediyıldız, Bahaeddin. 1996. Place of the Waqf in Turkish Cultural System. Translated by R Acun and M Oz. Istanbul: Second United Nations Conference on Human Settlements (Habitat II). http://www.history.hacettepe.edu.tr/archive/waqfkultur.html.

10 Çizakça, Murat. 2000. A History of Philanthropic Foundations: The Islamic World from the Seventh Century to the Present. Istanbul: Bogazici University Press.

11 Yalawae, Asming, and Izah M. Tahir. “The Role of Islamic Institution in Achieving Equality and Human Development: Waqf or Endowment.” Universiti Darul Iman Malaysia (UDM). http://www.capabilityapproach.com/pubs/Asming%20Yalawae,%20and%20Izah%20TahirWaqfAsmeng.pdf.

12 Robin Gill, Churchgoing and Christian Ethics (Cambridge: Cambridge University Press. 1999), p. 174–5.

13 The Altruistic Species: Scientific, Philosophical, and Religious Perspectives of Human Benevolence / by Andrew Michael Flescher and Daniel L. Worthen. — Philadelphia and London: Templeton Foundation Press, 2007, p. 239

А. Фролов, Грани мысли, 49-ый номер, стр. 13.

--

--

Грани мысли

Ежеквартальный научно-популярный и духовно-просветительский журнал