Precious Bodily Fluids
Посвящяется всем детям Зимбабве
Потные от секса и смеха мы лежали, обнявшись и вдыхая запахи друг друга.
Все совпадения с реальными людьми были вымышлены и параллели натянуты, это могло бы произойти и с вами, а произошло с нами, go figure.
Причина смеха была в основном в Гитлере, политическом устройстве и воде, а для секса причины не нужны: раз мы добурились аж до воды, дальше терять было нечего.
Я доставал из головы и разворачивал в воздухе архетипы, на этот раз — жизненных соков, precious bodily fluids.
Говорили про объем и жадность. Ну и Гитлера, куда же без него.
У меня, говорю, всего литр воды, едва свожу концы с концами.
Поля не паханные, земля не орошенная, дождей не допросишься, весь стратегический запас страны — литр воды.
Страна, кстати… тут мы “отвлеклись на политику”, как часто делали с моим психоаналитиком. Я совершенно не знаю его политические взгляды, но знаю, что он любил политические метафоры, это и называлось “отвлеклись на политику”.
“Представьте два государства”, — говорил он, когда надо было примирить две мои субличности и разобрать конфликты Внутренней Политики и разной прочей дипломатии.
Метафоры пришлись мне по вкусу, в качестве ответного жеста я принес ему пару цитат из Библии, главным образом выставляя себя в образе Иисуса, но он не оценил. Наверное, не распознал иронии.
Зато был в восторге от шутки про логистику и секс. (Похоже, любое предложение, в котором есть “логистика” и “секс” можно обернуть в шутку, попробуйте!), и вообще — от моих речевых конструкций.
Как-то раз в детстве я сел, собрал и подсчитал оставшееся количество картона, клея, цветных бумажек и пластилина, вынес вердикт, что запасы кончаются и теперь в нашей республике все только по карточкам. А то вдруг захочется рукоделить, а материалов-то и нет.
Наша республика была маленькой гордой страной, не унижающейся перед другими странами из-за какого-то картона, клея и цветных бумажек. Иными словами, на родителей рассчитывать не приходилось.
“Уже тогда”.
Тут же я снова лежал с литром воды в кармане и объяснял свое политическое устройство. “У меня внутри — маленькая фашисткая республика во главе с бессменым Фюрером”.
И литр воды.
На дождь рассчитывать нельзя: дождь — прихоть богов, а богов нет.
Есть только фюрер, но ему литр воды тоже не поможет, к тому же Фюрер — существо, простите, духовное, чем выгодно отличается от членов компартии (поэтому у меня и не коммунизм), жрущим красную икру, когда в стране голод.
Красной икры тоже, впрочем, нет.
— Так что, что с литром воды?
— Да ничего. Стоит литр воды под стеклянным колпаком. Ни на что не хватает, а расходовать страшно. Фюрер запретил! Во-первых, всего литр. На всех не хватит. “Даже Фюрер не пьет”. Во-вторых, вдруг Черный День. Ну, война, немцы.
— И что?
— Ну как что? Начинается война, а у нас аж целый литр воды в запасе!!!
На этом месте мы долго смеялись.
И обменивались жидкостями.
Фюрера, конечно, так и не нашли. Кабинет — да. Памятники — сколько угодно. Заветы, “его борьбу”, стилистику — пожалуйста.
Поговаривали, что он просто мужественно, на благо республики, засох в точку и развеялся по ветру.
Горевали недолго, постепенно худо-бедно установили анархию. Нет-нет, но объявляется новый Фюрер, при ближайшем рассмотрении оказывающийся самозванцем (но не самовыдвиженцем).
Водой напоили всех.
И даже еще осталось.
(Хотя это и сказки).
Они же говорят Ему: у нас здесь только пять хлебов и две рыбы.
Он сказал: принесите их Мне сюда.
И велел народу возлечь на траву и, взяв пять хлебов и две рыбы, воззрел на небо, благословил и, преломив, дал хлебы ученикам, а ученики народу.
И ели все и насытились; и набрали оставшихся кусков двенадцать коробов полных;а евших было около пяти тысяч человек, кроме женщин и детей.
