Заметки рЫдактора: мода

В программе крупного pr-форума был заявлен финальный банкет и нетворкинг для участников. Что не так в этой фразе? Ах да, конечно же, должно быть «pr-ивент».

Громким стонам на тему порчи русского языка примерно столько же лет, сколько и тому русскому языку, который, собственно, и считается современным. «Но панталоны, фрак, жилет — всех этих слов на русском нет…» Помните? Тянется все примерно со времен Пушкина. Литературные критики уже тогда были уверены, что лучше носителей знают, как говорить, а как — не надо.
Как появилось пространство публичной дискуссии о языке — в газетах, в салонах, в литературных обществах, — так с тех пор примерно и спорят. «Хорошилище грядет из ристалища на позорища по гульбищу в мокроступах», — слышали? Шутке уже два века, а до сих пор цитируют. Неплохой был градус у полемики.

Спор случился не в чистом поле.

Первый русский словарь «модных слов» начал писать Фонвизин, правда, в сатирическом ключе. Называлось это «Словарь модного щегольского наречия».

Новиков, издатель этих заметок, иронизировал (и был в тренде) по поводу бесконечных галлицизмов. Модная молодежь того времени принималась «строить дворики» — faire la cour, не умела «ретироваться в свет». Дело было в 1770-х годах. До хорошилища — почти полвека.

За век до фонвизинского словаря во Франции отсмеялись над мольеровскими Précieuses ridicules («Смешные жеманницы»). Так выходила из моды прециозная литература барокко, с усмешкой и со скандалом: театр после премьеры снесли вместе со всеми декорациями. Хотя казалось бы, всего лишь обсмеяли моду высшего света на изящненькое.

Галантные романы, скандинавские кеннинги, куртуазные эвфемизмы… Сколько бы ни рассуждали пуристы любой страны и эпохи о том, что язык чахнет от засилья сленга или заимствований, язык этого не замечает, обкатывает новую порцию модных словечек. Подходящие остаются, ненужные забываются или переходят в разряд предметов для изучения и коллекционирования. В конце концов, как бы мы иначе ахали по поводу утраченной чистоты языка?

«Прежде сие словцо изъясняло знаки удивления, сожаления и ужаса, но щеголихи всех их лишили сего междометия, не приняв его употребление. В их наречии “ах” большею частью преследуется смехом, а иногда говорится в ироническом смысле, удивительный и ужасный “Ах” переменился в шуточное восклицание».

Выбор слов так же говорит об эпохе, как и выбор одежды или прически. Еще вчера вечером в чиносах и ло(у)ферах, накинув бомбер или тренч, все шли есть митболы или в лапшичную и делать там селфи. Полвека назад в ботинках на манке отправлялись порубать в столовку. «Мода живет в небе, на улице, мода — это идеи, то, как мы живем, что происходит». Это Коко Шанель и вроде бы по другому поводу. Или о том же?

Одетый по моде прошедших эпох вызовет недоумение, слишком дотошно следующий рекомендациям стилистов будет назван «жертвой моды». Стиль и элегантность — на шаг позади моды, но не слишком далеко. «Мода — это то, что вы носите, как вы представляете себя миру, особенно сегодня, когда контакты между людьми так быстры. Мода — язык мгновений». Это уже Прада и тоже вроде бы про одежду. Или нет?

Мода в коммуникациях ничуть не бледнее одежной. Другое дело, посмеяться над ее жертвами или заметить тех, кто носит вчерашнее, может только ценитель. Тот, кто чувствует стиль и остроту момента. Тот, кто владеет языком и стилем достаточно, чтобы свободно выбирать. Непростая, кстати, задача под давлением среды: отовсюду валятся приглашения на ивенты, а специалисты по «цифрологии», «бровистике» и бог знает каким еще удивительным вещам занимаются агрессивным нетворкингом, укрепляя личный бренд.

Спустя десяток лет после удивительного романа Робски, сплошь, кажется, написанного простыми предложениями, входит в силу мода на информационный стиль письма — такой easy russian специалистов по коммуникациями. Плодятся тексты о том, как писать лучше, тренинги о том, как писать доходчивее. Но великолепные произведения для коллекционеров перлов не переводятся. Что ж, значит здесь будет место для моей психотерапевтической редакторской прозы — куда-то же надо девать все то, что иногда так хочется сказать коллегам от лица рыдактора.