«Молодой папа»: конец постмодерна

Anton Sheinfeld
5 min readFeb 9, 2018

--

Александр Генис однажды заметил, что сериалы берут на себя ту самую роль, что в прошлом веке доставалась толстому роману. Это закономерно: сущность постмодернизма как раз в том, что массовое искусство интенсивно осваивает инструментарий искусства высокого — и наоборот. Точно так же, как устаревший и уступивший место кинематографу роман сделался неким культурным эталоном тогда, устаревшее и уступившее место социальным сетям телевидение эволюционировало (не без помощи того же интернета) в ультимативную форму сериала сегодня.

И уж насколько урожайным на высокохудожественные сериалы выдался прошедший год, в горящей как жар череде Stranger Things, West World и Дирка Джентли именно Молодой Папа оказался эталонным до неприличия.

Это уже не просто сериал выдающийся, играющий на поле титанов кинематографа — в смысле и качества, и бюджета, и таланта. Таких сериалов, радующих глаз и тешащих интеллектуально-эстетические центры головного мозга, накопилось изрядно. Чтобы их пересчитать, возможно придётся задействовать пальцы обеих рук. Молодой папа идёт намного дальше. Он вторгается на территорию чистого искусства и успешно вальсирует с теми изобразительными категориями, на какие раньше никому в индустрии не приходило в голову замахнуться. Точнее, приходило, но исключительно в форме постмодернистской пародии, симулякра или реверанса-пасхалки. Молодой же папа изобретает Ренессанс заново.

Режиссёр Паоло Соррентино мастерписит по живому, как великие. Каждая сцена, начиная с самой первой, где святейший отец вылезает из-под громадной кучи младенцев на ночную площадь Сан-Марко в Венеции, благородно вопит от рвущейся наружу художественной мощи. И заставляет вопить вместе с собой — от восторга. Каждый кадр здесь бесконечно питателен как для глаза, так и для аналитического ума: он заключает в себе множество слоёв, символов и аллегорий, иногда — прямолинейно библейских, иногда — очень ироничных, и распознать их сразу все иногда не удаётся. По крайней мере, по завершении каждой серии, всё сильнее во мне росла нужда тут же пересмотреть, чтобы ничего не пропустить.

Позы, ракурсы, свет, реплики — всё исполнено настолько точно и выразительно, что задумываешься как минимум о Феллини. Что и не удивительно, Соррентино просто не мог не впитать приёмы соотечественника и не применить их с таким тщанием. Но ведь совершенно явственно здесь улыбаются и Тарковский, и Эйзенштейн, и даже Дэвид Линч. Вот на утопающей в солнце лужайке безмятежные монахини играют в футбол. У одной из них нет руки. Точным ударом она отправляет мяч в ворота. Вот человечек со стигматами, он пришёл на мещанскую телепередачу рассказать, что Богородица явилась к нему в виде овцы. Между ним и ведущей на клеёнчатой скатерти — недорезанная колбаска. А вот в золочёном кабинете Папы Римского — огромный неоновый глобус.

Лишний раз я укрепился во мнении, довольно очевидном: залог успеха фильма — режиссёр и сценарист, а вовсе не актёры. Никогда не актёры. Самые гениальные звёзды не в состоянии спасти бездарное видение, и наоборот — безызвестные тёмные лошадки расцветают, если полотно талантливо выстроено. Джуд Лоу никогда не казался мне выдающимся артистом, да и слащавая его фактура симпатии не провоцировала. А вот на тебе: оказалось, всё дело в точно подобранной роли, в том, что человек должен играть. И вот он играет, и сияет, и мерцает гранями.

Дополнительная непреходящая ценность Молодого папы в настоящеей Италии. Рим, Ватикан, Венецию показывают, много показывают, туда сразу же хочется вернуться. Редкое и ни с чем не сравнимое удовольствие — когда анутраж и наполнение достойны друг друга. А эти голубые светящиеся вертолётики на площади Святого Петра, взмывающие из рогатки в ночи, выжимают слезу совершенно безжалостным образом.

Кино построено по канонам своего формата; начиная с третьей серии здесь даже появляется регулярный опенинг, столь же прекрасный и не вызывающий желание перемотать; однако при этом Молодой папа избавлен от большинства сериальных проклятий. Доктор Хаус обрёл бы заоблачное величие, если бы завершился четвёртым сезоном. Искусственно растянутый вдвое, он остаётся просто великим — и то исключительно благодаря незаурядности первой своей половины. Здесь такого нет (и хочется верить, что не будет). Десять серий — и в них рассказана цельная история, с началом и концом. Как в хорошей живописи, каждый эпизод работает на общий конструкт, но каждым же можно любоваться в отдельности.

Я не уверен, что остался в полнейшем восхищении от финала Молодого папы. Возможно, я так размечтался в ходе действа, что ждал непредсказуемого катарсиса, который и не был нужен. В сущности, развязка соответствует главному посылу кино — о взрослении — довольно точно.

Но по большому счёту всё это не очень важно. Главная заслуга Соррентино в том, что своим фильмом он объявил эпоху постмодерна почившей. Время симулякров, гомеопатии и вегетарианства подходит к концу. Пустотелость и отсутствие новых смыслов люди — по крайней мере, художники — начинают, похоже, преодолевать. Молодой папа — это потому принципиально другой, более высокий уровень сериального мифотворчества, что он самоценен, и ему есть, что сказать. Сочное питательное мясо для тех интеллектуально-эстетических центров, о которых я упоминал вначале.

При этом он вовсе не перечёркивает опыт предыдущей эпохи. Отнюдь, Молодой папа бережно впитал в себя все достижения постмодернизма — карнавал, беспощадную иронию, гротеск. Но вместо того, чтобы с их помощью продолжать переливать из пустого в порожнее (как всегда переливает постмодернист, пусть даже любопытный и таинственный, вроде Пелевина), он применяет их для донесения смысла. Последний раз созданием и донесением смыслов занимался тот самый классический роман.

Разумеется, подобный «неомодернизм» появился не сегодня. Его призрак витает в воздухе последние лет пять, а то и десять, потребность в чём-то настоящем и живом назрела настолько, что иногда ощущаешь ноздрёй. Но вот таких чётких и видимых примеров пока ещё очень мало. И здорово, что появляться они начинают посреди искусства массового, самой главной, казалось бы, цитадели вторичности и пристанища симулякров. Наверное, так и должно быть. Вальс тоже когда-то считался неприличным танцем. Теперь мы кипятим под него воду.

Обязательно посмотрите Молодого папу, если ещё не. Даже если чужды эскюству и не ходите в музэи. Просто чтобы не опоздать на паровоз современности.

--

--