“Все эти бессонные ночи”: кино для своих

Почему эксперимент Марчака останется в круге его героев

Есть один незамысловатый секрет. Он лежит на поверхности и работает безотказно. Аудитория принимает все то, что ей близко. На ура – если узнает себя. Клеймит и чертыхается – если продукт безжалостно топчет ее мировоззренческую основу. Но главное – равнодушной не остается.

7 октября в “Авроре” в рамках BeatFest прошли дополнительные показы “Всех этих бессонных ночей” — фильма, организаторами окрещенного ни много ни мало сенсацией, в первую очередь, за экспериментальную коллаборацию документального и игрового кино.

«Все эти бессонные ночи» – рассказ о молодости без купюр, как она есть. На размышления о ней, целях и ценностях, поисках себя и экспериментах над собой Михаила Марчака, к слову выпускника калифорнийского киноинститута и автора роликов Radiohead, вдохновил подъем андеграундно-тусовочной жизни Варшавы.

Главный герой Криштоф делит комнату вместе со своим другом Михалом. Оба они студенты, учатся на чем-то, связанном с искусством. Это, впрочем, неважно. Учеба остается за кадром, а слово «ночь» в названии ленты фигурирует неслучайно: в камере – непрекращающиеся вечеринки, прожигание жизни, как говорится – секс, наркотики, только вместо рок-н-ролла модный нынче электронный звук.

Криштоф и Михал играют самих себя. В этом вся фишка. Марчак пригласил в проект друзей и просто попросил их жить своей жизнью: в сценарии прописаны лишь некоторые диалоги. Верится в это с трудом. Основной конфликт ленты завязан на любовном треугольнике, тут либо Марчаку повезло, и этот треугольник действительно сложился сам, либо режиссер-таки темнит. И последнее кажется более вероятным: уж слишком значимым становится треугольник для ленты, практически лишенной сюжета и его развития в классическом понимании.

Именно этот треугольник разведет героев в разные стороны, а для Криштофа и вовсе задаст траекторию пути во взрослую жизнь: Ева (собственно, яблоко раздора) научит его танцевать, и в дальнейшем (по словам Марчака, в кадре этого нет) он обоснует свое танцевальное арт-пространство в Варшаве.

Словом, именно любовный треугольник дает зрителю хоть какую-то пищу для размышления на фоне довольно тягучих кадров о вечеринках, ставших для героев повседневностью, их эмоциях, поисках себя, блужданиях в тумане — надо сказать, очевидных и естественных для 20-летних. Но если треугольник — дело случая, остается большой загадкой, чего ради Марчак вообще задумал снимать ленту.

Один из зрителей, впрочем, такой вопрос режиссеру и задал, когда тот после показа неожиданно появился в зале. Марчак сказал, что идеи менялись по ходу съемок, а вообще зритель сам для себя должен все понять, в этом и есть прелесть кино — не должно оно все разжевывать.

С этим, конечно, не поспоришь: нравоучения в лоб – это, говоря мягко, не классно. Но и предаваться другой крайности, пожалуй, все-таки не стоит.

В фильме есть такая сцена. Герои еще живут вместе, одним летним утром после очередной вечеринки они возвращаются домой. Криштоф сидит на плечах у Михала. Михал говорит ему: загляни к соседям, никогда не знал, как они живут. Криштоф заглядывает и говорит: “Какие-то люди, пох*, как их зовут”.

«Все эти бессонные ночи» — это тоже такое окно, возможность заглянуть в чужую жизнь из праздного любопытства. Заглянуть – и остаться равнодушным, если ты сам от мира героев (читай – золотой молодежи) очень и очень далек. Заглянуть — и, возможно, предаться ностальгии, если ты сам некогда бродил (или все еще бродишь) по тем же тусовкам, что показаны на экране.

По не очень лестному отзыву про меня, видимо, все понятно.