Византия Исаакия: возврат в Средневековье
Наша церковь, не изменившись за последние несколько столетий, борется за власть в чистом виде, за право решать человеческие судьбы путем давления и принуждения. И этим напоминает наше государство в его нынешней ипостаси. Может быть, поэтому они так хорошо понимают друг друга.
Религиовед Борис Фаликов на примере передачи Исаакиевского собора — о потере авторитета РПЦ и необходимости ее ухода из седой старины
На исходе новогодних каникул россиянам сообщили, что петербургский губернатор Георгий Полтавченко договорился с Патриархом Кириллом о передаче Исаакия в безвозмездное пользование РПЦ сроком на 49 лет. Вот так: взял и договорился. Но всем, кто мало-мальски знаком с вопросом, известно, что переговоры проходили непросто.
Вера верой, а денежки врозь
«Афонец» Полтавченко известен своей несгибаемой православной верой, но в 2015 году Патриарху отказал. Вера верой, а денежки врозь. И денежки немалые. В 2016 году доходы музея составили 466,8 миллионов рублей. Правда, и расходы на содержание большие — 219 миллионов. Все-таки памятник культуры мирового значения, одна реставрация чего стоит. Но в сухом остатке Исаакий — прибыльное дело, не только себя содержит, но и пополняет городской бюджет. Так что терзания губернатора понять можно, но верность родной церкви (это в лучшем случае) взяла свое.
Проблема передачи не только в деньгах, которых лишится городской бюджет (а церковь ждет еще и дотаций на содержание архитектурного шедевра). На мой взгляд, не менее важно, как происходил дележ собственности. А происходил он вполне себе в средневековом стиле — закулисных интриг и тайных сговоров. Ни дать, ни взять Византия. Но с тех пор много воды утекло, и в той же Европе отношения церкви, государства и общества решаются вполне гласно. Церковные деятели не вцепляются в глотки музейщикам, напротив, сотрудничают с ними. И возникающие проблемы снимаются в духе компромисса.
Например, в Великобритании на ниве сохранения культурно-религиозного наследия, взявшись за руки, работают верующие и неверующие. Атеисты вкладывают деньги (у кого они есть) и труд в восстановление старых запущенных церквей. Любовь к собственной истории объединяет людей с противоположным мировоззрением.
У нас церковь отталкивает «чужую» помощь, рассматривая музейщиков как соперников в борьбе за власть. И даже не принимая во внимание, что многие из них — люди верующие. Пока у Исаакия был статус музея, он выделял церкви время для проведения служб. Компромисс может срабатывать и у нас. Но РПЦ кажется унизительным выступать в роли просителя. Она сама желает владеть и повелевать, допуская экспертов по собственному усмотрению. Как показывает опыт последних лет, это не приводит ни к чему хорошему, памятники ветшают или реставрируется в духе à la russe. И непонятно, что хуже.
Вопросы бытия и келейные тайны
Наша церковь возвращается в жизнь общества, совершенно не изменившись за последние несколько столетий. Напротив, упиваясь своей приверженностью седой старине. Она борется не за власть над умами и сердцами, а за власть в чистом виде, за право решать человеческие судьбы путем давления и принуждения. И этим вполне напоминает наше государство в его нынешней ипостаси. Может быть поэтому они так хорошо понимают друг друга. И, как в случае Исаакия, решают свои дела келейно. Но общество-то изменилось. Даже поддаваясь пропагандистским манипуляциям, оно тешит себя иллюзией, что выбор остается за ним.
В погоне за властью, а собственность — один из важнейших атрибутов власти, — церковь совершенно не обращает внимания на общественные настроения. Ей кажется, что вернуть былое могущество можно банально хапнув как можно больше материальных благ. А там — все пойдет как в старые добрые времена. И народ будет уважать богатую и влиятельную церковь.
Это совершенно не так. Подъем антиклерикализма в стране в последние годы доказывает обратное. И напрасно РПЦ обвиняет в нем интеллигенцию, которая, мол, всегда занималась пустым критиканством. Достаточно послушать, что говорят люди на улице, когда перед их глазами рассекают на «Альфа Ромео» молодые попы с сытыми и пустыми лицами.
Западное общество разрывают «культурные войны» — конфликты по сущностным вопросам бытия: что важнее, свобода женщины или святость жизни, можно ли заниматься генной инженерией, чтобы улучшить человеческую природу наперекор Богу, следует ли уважать права людей с иной, чем рекомендуют священные книги, сексуальной ориентацией и т.д. Но в нашем обществе подобные споры между верующими и неверующими отступают на задний план. А на первый выходят проблемы социальной справедливости, что совершенно понятно при нынешнем разрыве между зажиточными немногими и обездоленными многими. От церкви ждут, что она заступится за тех, кто оказался за чертой бедности. Прибившись к властному и богатому меньшинству, РПЦ теряет остатки своего авторитета.
Именно в этом ключе надо рассматривать сейчас споры вокруг судьбы Исаакия. Губернатор жестом фокусника, достающего из цилиндра живого кролика, извлекает из государственных закромов огромный и знаменитый музей и отдает его церкви. Не спросив ни жителей подведомственного ему города, ни российскую публику, немалая часть которой, посещая Петербург, устремляется именно в Исаакий. А церковь отделывается общими словами, что она будет пускать туда не только православных в платочках и без шапок, но и прочих туристов. Хотелось бы знать, как она собирается это делать? Проблем наверняка возникнет немало.
И проблемы эти невозможно будет решить средневековым путем закулисных интриг и тайного дележа власти. Если церковь хочет вписаться в жизнь современного общества, она должна стать современной сама.
