“Сцены из супружеской жизни”

год: 1973

жанр: психологическая драма

режиссёр, сценарист: Ингмар Бергман

страна: Швеция

в главных ролях: Лив Ульман, Эрланд Юзефсон

Пара состоит в браке уже 10 лет. Супруги хотят запечатлеть этот момент, и во время работы фотографа женщина пытается разговорить мужа и жену для того, чтобы кадр вышел удачным.

Так зритель узнаёт, что Марианна — юрист, специализирующийся на бракоразводных процессах. Юхан — профессор. Их союз выглядит воплощением идеальной интеллигентной семьи и даже подпадает под фрейдистскую концепцию об успешности 2-го брака: и Юхан, и Марианна нюхали пороху семейной жизни до того, как встретили друг друга. Более того — дружили до начала отношений.

Однако слышат ли друг друга воркующие партнёры? Миловидная стройная жена, окружающая мужа уютом и заботой, может и в какой-то мере обязана поступать не так, как хочет, а как правильно. Спокойствие и душевное равновесие мужчины превыше всего, и это заповедь многих семей, куда приходят ночевать мужья. Но делает ли одно это брак успешным?

Здесь можно и нужно предположить, что у пары проблемы в половой жизни. Да какие супруги с этим не сталкивались? Разводились с одним этим — ещё меньше.

Может быть, Марианна и Юхан не поделили друзей? Однако предположение будет неверным и здесь. Благо, здесь не встретить мифа о том, что друзья пары непременно и все связаны святым чувством между собой, да и за оргией тоже не по адресу.

С жиру, стало быть, бесятся и вовсе не любят друг друга? Редкая семья живёт с сознанием или даже представлением о том, что кто-то кого-то любит в одну сторону или даже не любит вовсе.

Финал нельзя назвать ни шокирующим, ни ожидаемым.

Не ударяясь в метафизические категории вроде любви и доверия, любой смертный явственно представляет надрыв расставания (на правах предполагаемого финала любых сформированных на бумажках отношений), и его нюансы.

Как то — ‘chemistry’ вопреки рассудку: перед непосредственно формальным, последним шагом можно не хотеть репродуктивного акта со своим партнёром год и 26 месяцев, но именно в момент, когда визави сжигает последний мост, воображение рисует/сознание пишет его желанным как никогда. Далее — страх перед мелочностью партнёра, который вмиг косплеит избалованного малыша в песочнице, чуть дело касается отношений собственности. И, конечно, следующее из них стремление погладить жизнерадостную от разрыва суку/больного ублюдка канцелярским ножом по сонной артерии.

Здесь нет музыки, как и морали. Трудно и вообразить, что всё от начала до конца могло развиваться по схожему сценарию. Но сцены из не самой неблагополучной, а стремящейся быть лучше обычной, семейной жизни здесь начертаны исключительно непретенциозно и взывают к сопереживанию. Чем и приводят к желанию понять действие-“вещь в себе”, которую зритель мог бы предпринять в своей семейной жизни, пока она не пошла ко дну.