Двери 520. Отрывки из романа

***

В последние дни на улице, не прекращаясь на ни минуту, идёт серый дождь. В нём есть что-то безусловно разрушительное, он будто смывает с меня остатки какой-то налипшей грязи, обнажая давно спрятанную под ней сущность, и, в то же время, пугает. Я чувствую, что эти бесконечные и беспросветные дождливые дни запустили во мне какую-то ещё не ведомую мне самой химическую реакцию и теперь, даже когда запасы воды в тяжёлых, тёмных тучах окончательно иссякнут, всё уже не будет как прежде. Начнётся новая история.

Я пью всё больше горького, перезаваренного зеленого чая. Пью до тех пор, пока он не начинает пронизывать моё тело легким покалыванием, отдаваясь где-то в животе и груди нарастающим теплом бессмысленной энергии.

Чем дольше я смотрю, как стекают по стеклу капли, тем больше мне хочется просто замереть на месте, словно цветок в горшке, и ни о чем не думать, ничего не хотеть. Это похоже на сон наяву. Правда, сейчас я уже с большим трудом различаю эти состояния, так что подобное словосочетание, вполне возможно, совсем лишено смысла и я просто продолжаю засорять своё сознание пустыми словами просто потому, что боюсь взглянуть в лицо реальности.

По сути, все эти долгие годы я жила, словно заведенная на пружину игрушка. Может быть, поэтому сейчас я просто сижу здесь, словно окаменевшее изваяние с чашкой чая. Может быть, я не двигаюсь, потому что работает какой-то космический закон сохранения энергии и сейчас я должна отдыхать за все те годы, что так быстро и бессмысленно носилась. А может быть, я не могу ничего делать просто потому, что не знаю как. Прошлый тип движения для меня уже недостижим, ведь я не представляю, ради чего стоит вновь закрутить завод пружины.

Мне бы хотелось думать, что я — гусеница, которая замерла где-то в уютном месте, под самым жирным листиком, и не понимает, зачем ей ползти куда-то дальше, а тем временем из под покрытой мягкими волосками зелёной шкуры уже выделяется слизь, которой предстоит затвердеть в кокон.

Неважно. Всё это словесный и образный мусор. На деле, единственное, что существует здесь и сейчас — осознание того, что я просто сижу, спрятав тело в пропылившейся плоти старого кресла. Существуют стекающие по стеклу капли. Они занимают собой почти всё пространство моего сознания. Говорят, что вода — это источник всей жизни. Наверное, это действительно так. Однако сейчас мне кажется, что вода воплощает собой концепцию забытого времени.

Сколько лет моей жизни остались за рамкой сознания? Если честно, мне даже страшно об этом думать, но такой привычный и почти незаметный механизм вытеснения почему-то не срабатывает. Может быть, он тоже питался от той пружины? В какой-то момент ты вдруг с ужасом понимаешь, что никакого прошлого и никакого будущего не существует. Они выдумка, живущая в сознании.

Будущего нет, потому что оно ещё не случилось, прошлое же существует только в туманных и искаженных воспоминаниях. Да и воспоминания эти принадлежат не мне, а какому-то другому существу, с которым у меня нет почти ничего общего. Как бы это описать? Мы всего лишь находились в одной струе.

Хотя, наверное, где-то в глубине моего мозга всё же находится скрытый от всех и даже от меня видеорегистратор, хранящий всё, что видели мои глаза. Он способен бесстрастно воспроизвести заново слипшиеся моменты, которые остались в подвластных осознанному “я” областях сознания только как тени смутных образов.

***

Водитель гонит изо всех сил, я слышу, как натужно поскрипывает металл этой нелепой железной кибитки, в которую я заключена. За окном быстро сменяют друг друга пейзажи окраины.

Я вдруг ощущаю всеобъемлющее чувство, наполняющее мою грудь. Оно горит фиолетовым пожаром, я прислушиваюсь и понимаю — это вдохновение. Мне хочется выразить неожиданно нахлынувшее на меня ощущение жизни в искусстве. Передать в рисунке захлестнувшую меня в последние дни мешанину чувств. Пусть это будет что-то загадочное, неоформленное до конца. Мне не нравится искусство, содержащее в себе полностью завершённые образы. Оно похоже на гербарий из засохших растений. Авторы отрывают их от корней и складывают в причудливые, но мертвенные узоры, лишённые жизни. Мне же хочется прикоснуться к той загадочной, непостоянной, неоформленной субстанции, которая порождает всё вокруг и нас самих, тому магическому первородному состоянию из которого все мы пришли в этот мир и в которое мы уйдём. Оно как солнце проявляет всё вокруг, а мы — лишь бледные тени, спрятавшиеся от него за стеной рассеянной концентрации, заснувшие и вялые.

Мне хочется, чтобы рисунок стал каркасом, вместилищем для этой неподконтрольной мне первородной силы, живущей в наших умах. Конечно, я не буду Творцом, но роль Посредника ничуть не менее внушительная. Только Посредник способен помочь воспринимающему прикоснуться к первородному свету, проникающему сквозь искусство. Ведь настоящее искусство нужно только для этого — для того, чтобы позволить человеку хотя бы на секунду вырваться из сонного паралича своего обыденного оцепенения и хотя бы на мгновение нащупать тот позабытый мир, из которого он пришёл. Ведь все мы так стремимся туда, так тоскуем по нему. Вот почему мы раз за разом смотрим кино и читаем книги, надеясь что они заденут эти полузабытые струны в наших душах, вот почему мы исступлённо занимаемся любовью с тремя партнёрами сразу, вот почему мы навзрыд рыдаем после трёхчасовой медитации на Белую Тару и с замиранием сердца отправляем в рот марки с разноцветными рисунками. Мы хотим прикоснуться. Нам так одиноко. Я обязательно буду рисовать. Неважно, что я никогда этому не училась.

***

Яркие вывески зачаровывали меня, переливаясь. Почти у каждой из них я останавливалась, чтобы полюбоваться. Стеклянная граница между мной и реальностью пала, растворилась. Я поняла, что мой спутник специально решил привести меня сюда, потому что я, сама того не зная, попросила этого. Я снова почувствовала благодарность. Нет, всё не случайно.

А потом пошел летний дождь. Дождь, который я ненавижу, потому что боюсь. Но сейчас он казался мне самым прекрасным из всего, что я когда-либо видела в жизни. Я словно бы оказалась в кристаллическом мире, пронизанном высшей гармонией. Почему, почему я никогда не видела этого раньше? Эта невероятная красота мира — даже самого обычного дождя. В нём нет никаких чёрных рук, это чистота кристаллов и я сама её часть. И пусть чернота между светом витрин и фонарей пугает меня, но капли дождя в свете неоновой рекламы красивее всех картин, что я когда-либо видела.

- Как красиво, — говорю я своему спутнику.

- Да, — отвечает он. И я чувствую, что он понимает. Теперь уже можно ни о чем не говорить, а просто смотреть. И мы идем вперёд.

Изменился не только мир вокруг меня. Я почувствовала, как преображаются границы моей личности. Внутри меня — светлый огонёк, моя душа. Она существует, я чувствую, а значит, я всё-таки не биоробот. Вокруг этого светлого огонька и строилось всё мое сознание, на него налипал жизненный опыт, мысли, знания, воспоминания. Это всё простая труха, как я могла запутаться в ней, забыть об этой горящей лампочке?

Моё сознание расширялось, выходило за пределы головы — я была шаром, сгустком, плывущим вперёд по улице и гудящим от разрывающей его энергии. Мир — как бесконечность, составленная из ярких, переливающихся кристаллических лучей. А я — призрак, закутанный в доспехи. Испуганный своим несовершенством, но зачарованный красотой мира дух, заключенный в плоть.

- На самом деле люди — это всего лишь взгляд, подвешенный во тьме. Мы все формулируем себя только пока кто-то на нас смотрит и делаем вид, будто не знаем, что другие поступают точно так же, — говорит мне Кирилл.

Я киваю и соглашаюсь:

- Да, бывает и так. Не стоит быть полностью категоричным, но это часть реальности.

Мы продолжаем идти по улице, а я всё не могу оторвать восторженных глаз от бесконечности огней, составляющей ночной город. Я ощущаю неожиданное единение со всем окружающим. Чувствую близость к каждому человеку.

Мы все здесь — всего лишь яркие искорки, горящие посредине бесконечной вселенской черноты. Мы — спутники. Мы, люди, едем по бесконечной дороге в пустоте, на которой редко встретишь кого-то. И в каждой машине — друг, ещё одна искра. Мы спутники на дороге. Какой красивый ответ.

***

Я думаю, что в течение этих одинаковых, словно клонированных выходных какая-то глубокая, скрытая часть меня уже знала, что это не продлится вечно. Это неосознанное предчувствие отдавалось горечью на дне вечерней чашки чая. Скальные породы моего сознания уже копили в себе напряжение, чтобы разразиться трещиной, отделившей в итоге меня сейчас от меня тогдашней.

Может быть, именно эта горечь неосознанного предвкушения заставляла меня видеть во сне дверь. Раз за разом тот сон практически не менялся. Я стояла обнаженная на холодном кафеле прихожей. Передо мной была дверь. Во сне она казалась неправдоподобно большой, от неё исходила какая-то особенная, еле ощутимая, но очень пугающая вибрация. Дверь медленно и как-то неестественно, словно в другом измерении, открывалась и закрывалась. Я стояла обездвиженная и наблюдала за этим. Так проходило несколько минут. Затем, наконец, дверь с гулким стоном захлопывалась, обдавая моё лицо потоком холодного воздуха.

Моё тело немело, превращалось в живую тюрьму из закостеневшей плоти. Дверь начинала медленно покрываться сетью вязкой паутины. Она зарастала так, что я уже не видела обивку, только бесконечную липкую массу. Паутина ложилась на лицо, её становилось все больше и больше, я чувствовала, что не могу дышать. Дверь вновь начинала открываться и закрываться и в проёме я видела бесконечную массу паутины, которая втекала в квартиру, чтобы затопить всё, замуровать и растворить меня. Слова, которые я пыталась говорить, настолько мучительно замедлялись, что тонули сами в себе, словно черная дыра.

Я просыпалась всегда в самый мучительный момент, глотая ртом воздух. Несколько секунд после пробуждения я лежала в кровати и дышала. Ночные образы очень быстро блёкли и забывались, но оставляли после себя смутное невротическое жужжание где-то в глубине живота. Обычно пяти минут хватало на то, чтобы полностью забыть сон, но это мерзкое, чуть ощутимое чувство, преследовало меня иногда до самого обеда.

Я старалась не думать о двери даже в те минуты, когда толкала её, вытесняла из своего сознания в какие-то затхлые глубины всё связанное с ней беспокойство. Была одна странность — когда цепочка защёлкнута, дверь всегда открывалась без малейших проблем и я могла выглянуть наружу. Толкаться приходилось только для того, чтобы открыть дверь полностью. Но я не думала и об этом — я потрясающе хорошо умела ускользать от реальности.

Если вдуматься, это по-настоящему волшебное умение. Я всё делала автоматически, а после просто вычеркивала произведенные действия из поля внимания, отдаваясь во власть пружине, щелчки которой растворялись в музыке, которую наушники надежно перегоняли из телефона в мозг.

Но каждый вечер, когда я закрывала глаза, чёрные точки, живущие за веками, начинали складываться в узор обивки на двери.

***

Я встаю с коленок в полный рост и делаю глубокий вдох, впуская в свои сжатые от напряжения легкие поток холодного воздуха. Это даже не остров — просто клочок земли в несколько метров шириной. Травы под ногами нет — только глина и корни. И большой каменный колодец.

Зачем он нужен на крохотном островке посередине озера? Это пугающе бессмысленно. Я подхожу к колодцу, не решаясь заглянуть внутрь. Воздух пронизывает странный электрический запах. Моё сердце испуганно бьётся.

Я делаю ещё несколько вдохов и заглядываю. Внутри — только вязкая, упругая почти одухотворенная темнота. Наверное, именно такой темнотой была окутана Вселенная до того, как прогремел Большой взрыв. Я чувствую, что она словно бы слегка вибрирует, отдаётся внутри моей груди.

Мне страшно находится рядом с колодцем. Нужно уходить. Мне вдруг начинается казаться, что остров готов меня съесть, что ноги сейчас начнут увязать в глине. Нужно уходить отсюда, нужно найти другой берег.

Я подхожу к краю и делаю шаг в воду. Всё тело захватывает чернота и холод. Вода ослепляет, попадает в нос и рот. Я уже не знаю, где верх, а где низ. Под руку попадается какой-то корень. Я хватаюсь за него и пытаюсь выбраться, но меня словно бы тянет вниз что-то невидимое. Ноги не слушаются. Легкие скорчились в огне от невозможности вдохнуть. Страх вытесняет все образы из головы, растворяет мою личность. Я вкладываю всю силу в руки. Вперед. Давайте!

Я подтягиваюсь на сухом корне, жадно цепляюсь за вязкую грязь глины и вываливаюсь обратно на сушу. Земля пульсирует, словно живое существо, я чувствую это щекой. Неважно. Я кашляю и дышу.

Идти мне некуда. Неужели это конечный пункт пути? Всё тело дрожит от холода. Я такая слабая. Мне хочется лежать и больше не вставать. Просто лежать и смотреть на звезды, чувствовать, как земля пульсирует в унисон с сердцем. Ко мне подступает темнота. Хочется сдаться и погрузится в неё, но я трясу головой, сплёвываю набравшуюся во рту вязкую слюну и заставляю себя встать. В глазах бегают мушки, голова наполнена тонким звоном на грани слышимости.

Похоже, это конец дороги. Идти мне больше некуда. Я подхожу к колодцу и наклоняю голову в темноту. Разглядеть бы хоть что-нибудь там, внизу. Бесполезно.

Другого пути нет. Я сажусь на бортик колодца, уцепившись руками за поросший плесенью камень. Я в последний раз смотрю на бесконечную пелену звезд и покрытое рябью отражение луны. Делаю несколько глубоких вдохов. Полная тишина вокруг — в этом мире нет звуков. Это ещё страшнее, чем темнота. Я выдыхаю и спрыгиваю вниз.

***

Да это же сон! Я сплю. Прямо сейчас я лежу в кровати вместе с Кириллом, а моё сознание вернуло меня сюда. Я сплю! Нужно проверить… Я поднимаю глаза и смотрю на маленькое зимнее солнце. Оно не слепит меня — я могу смотреть на него сколько мне захочется. Значит правда. Сон.

И что мне теперь делать с этим открытием? Я возвращаюсь в магазин и покупаю пачку сигарет. Раз уж это сон, то курить — можно, вреда не будет. Возвращаюсь на улицу и пристально оглядываюсь вокруг. Ничего не поменялось. Открываю сигареты и нюхаю их. Пахнут чем-то неуловимо сладковатым. Засовываю руку в карман — пусть там будет зажигалка. Срабатывает. Мой сон — мои правила.

Поджигаю сигарету, вдыхаю. И вдруг мир становится чётким и реальным, словно бы кто-то подкрутил настройки резкости. Боже мой, как так? Если бывают такие реальные сны, то как же можно доверять реальности? Я ошеломленно смотрю на окружающее меня пространство. До этого я даже не осознавала, что оно было помутненным, это казалось мне нормальным. Может быть и в реальности всё так же?

Ладно, пойдем куда-нибудь. Нужно узнать, зачем я здесь. Продолжая затягиваться сигаретой, я иду по дорожке вперед, рассматривая окружающие меня здания. Нигде нет ни одного человека, ни в одном из окон нет движения. Неужели я здесь совсем одна? Хотя нет, есть ещё девушка за прилавком.

Словно в ответ на мои мысли за спиной непонятно откуда возникает компания школьников. Я ощущаю спиной их недобрый взгляд. Они начинают что-то кричать мне, я не разбираю слов, но чувствую, что это что-то обидное. Они обзываются. Ну уж нет — в моем собственном сне нельзя меня оскорблять.

Я поднимаюсь над землей и на бреющем полете ударяю ногой в грудь самого громкого школьника. Он, словно надувной мячик начинает отскакивать от земли. Остальные школьники разбегаются. Ах, какая я храбрая, какая я молодец — использую свои сны для того, чтобы безнаказанно бить малолетних!

Я взлетаю повыше и оказываюсь над домами. Теперь все окрестные дворы передо мной как на ладони. На высоте ветер дует сильнее, бросает в лицо снег. Но мне не холодно.

Осматриваюсь вокруг — вот же он, тот самый детский сад, в который я ходила в детстве. Я быстро пикирую к крохотному типовому одноэтажному зданию, окруженному выкрашенной в зеленый оградкой. Приземляюсь в чистом маленьком дворике, наполненном покосившимися качельками, деревянными фигурками и скамеечками. Да, я помню это место. Надо же, совсем ничего тут не изменилось. Хотя что вообще могло поменяться, раз это всего лишь воспоминание в моей голове?

Я поднимаюсь по крылечку из пяти ступенек и подхожу к большой железной двери. Дергаю — открыто. Захожу внутрь. Здесь холодно и сумрачно, пол покрыт льдом. Под ним видны вмурованные в замерзшую воду детские ботиночки. Я прохожу по узкому коридорчику и попадаю в просторное помещение, по всей видимости, актовый зал. Перед низенькой деревянной сценой стоят в несколько рядов стулья, сбоку примостилось слегка облезлое пианино. Всё припорошено снегом.

Я помню, как я здесь пела. Мама сидела в первом ряду, улыбалась и хлопала, воспитательница играла на этом пианино. Что же это была за песня? Не помню. Интересно, зачем я снова здесь?

Я поднимаюсь на сцену и выпрямляю спину, представляя, что на меня смотрят зрители. Я знаю, что, если захочу, то смогу усилием воли наполнить эти стулья публикой. Но я не хочу вмешиваться. Моё подсознание, похоже, мудрее меня… Осталось только расшифровать его загадку.

Я достаю из пачки еще одну сигарету и закуриваю, глядя на покрывающие стены разводы льда. Может быть, вот так вот я заморозила своё детство? И теперь я хожу с ледышкой в сердце как в сказке про Снежную королеву? Или это слишком буквальное прочтение метафоры? Не знаю.

Я слышу смутный скрежет. Что это? Он доносится откуда-то снизу, нарастая в вибрации. Я вдруг ощущаю острое чувство опасности и спрыгиваю со сцены в зрительный зал. Через секунду деревянный помост разлетается в дребезги, а из дыры в полу вылезает гигантская бесформенная фигура — нечто среднее между огромной лысой обезьяной и бесформенным слизнем. У него нет лица и глаз, расплывающуюся тушу пронизывают бесформенные узоры из надувшихся синих вен.

Монстр поворачивает ко мне свою голову и она разрывается пополам — это раскрывается гигантская пасть, утыканная в два ряда кольями клыков. Нужно бежать отсюда.

Я отбрасываю сигарету и изо всех сил несусь к двери в коридор. Она заклинила и не открывается. Чёрт. Монстр медленно, словно под толщей воды, ползёт ко мне. Я чувствую ужас, мне хочется визжать.

Нет! Это всего лишь сон! Я тянусь за спину и достаю оттуда большой меч, сверкающий голубоватым светом.

- Не подходи ко мне!

Но монстр не воспринимает моих криков, он продолжает приближаться. По бесформенному телу бегают бугорки, они складываются в некое подобие человеческого лица — нос, уши, надбровные дуги. Не хватает только глаз. Выглядит это ужасно.

Я подпрыгиваю и зависаю в воздухе. Ну же, со школьником же получилось! Я выставляю меч перед собой, отталкиваюсь ногами от потолка и направляю свое тело в сторону монстра. Меч без труда вонзается в мягкую плоть и прошивает её насквозь. Я падаю на пол и больно ударяюсь спиной о железный стул.

Монстр издает отвратительно-тонкий визг на самой грани слышимости, из рассечённой плоти хлещет вязкая слизь. Через мгновение рана затягивается, как будто её не было, а тварь обращает ко мне своё уже оформившееся до конца лицо с мелкими чёрными точками фасеточных глаз.

Чудовище снова раскрывает гигантскую пасть и выплевывает в меня комок чёрной слизи. Я в ужасе отскакиваю в сторону, выпустив из рук меч. Монстр протяжно воет — на этот раз пронзительным гулом, от которого у меня закладывает уши. Бугры под его кожей вновь начинают ходить ходуном и черты лица преображаются — теперь это мой нос, мои губы, мои щёки. Только глаза всё те же, фасеточные, чёрные, без малейшего намека на зрачки.

Чёрт, чёрт… В уголке стоит красная канистра. Почему-то я уверена, что в ней бензин. Откуда он тут может быть? Неважно. Я делаю кувырок и оказываюсь около неё. Я уворачиваюсь от очередного комка слизи и обрушиваю на медлительного монстра поток маслянистой жидкости. Отскакиваю назад, достаю из пачки сигарету и прикуриваю её. Ну держись.

Я взлетаю в воздух и зависаю над головой монстра. Главное не промахнуться. Я затягиваюсь посильнее, разжигая на полную тлеющий огонёк на кончике сигареты. Почему-то сейчас он кажется мне похожим на вавилонскую башню. Неважно. Я крепко сжимаю тлеющую палочку пальцами, выпускаю из лёгких клуб едкого дыма и бросаю сигарету вниз. Лишь бы попасть…

Монстр вспыхивает, вновь издавая отвратительный ультразвуковой вопль. Он корчится в конвульсиях — я вижу, как его зловонная плоть плавится. Моё собственное лицо, скопированное чудовищем, искажено в гримассе чудовищной боли.

Огонь перекидывается на пол и стены. Через мгновение колыхает уже всё вокруг. Нужно убегать. Я приземляюсь и несусь к двери, не обращая внимания на корчащегося в последних муках монстра. Дверь по-прежнему не открывается. Огонь подступает со всех сторон, мне нечем дышать. Похоже, я угробила вместе с ним и саму себя. Ну нет, я так просто не сдамся!

Я взлетаю и изо всех сил тараню потолок. Я сильная — я повелитель всего здесь! Грязный кирпич разлетается во все стороны с отвратительным хрустом. Я вылетаю из пробитой в потолке дыры. Детский сад под моими ногами полыхает, выбрасывая в небо столб чёрного дыма. Я лечу на восток над заснеженными улицами.

***

Иногда мне кажется, что грибы определенно откуда-то с другой планеты. Даже если бы мне срочно нужно было вырасти, я бы не стала кусать шляпку незнакомого гриба, определенно. Может быть, в этом моя проблема? Я если вспомнить про псилоцибиновую и мухоморную братию, то тут вообще атас — неужели людям не страшно сливать своё сознание с сознанием гриба? Кто же знает, что у него на уме. Как говорится, сначала мы по лесу за грибами охотились, а потом они за нами. Под эти ботанически-психоделического толка мысли я шагала по развороченной грунтовой дорожке, наслаждаясь окружающим меня загородным великолепием.

Я подумала, что нахожусь будто бы в середине выцветшей сказки — меня снесло непонятным ураганом из квартиры, а теперь я иду непонятно куда, чтобы найти дорогу назад или чтобы радостно её потерять. Дорога моя, правда, не из жёлтого кирпича, а из подсохшей грязи, да и спутников на пути нет, а состояние таково, что одновременно нужна и смелость, и мудрость, и сердце, и все остальные качества.

Но как же здесь красиво! На то, как солнечный свет проходит через листья, можно смотреть бесконечно. Ты словно бы переносишься в волшебную страну. Какую например? Хмм… Пускай теперь будет Нарния. Лес такой волшебный, что дриадам бы понравился.

Мне хочется почувствовать глубокое слияние с лесом, запустить в него корни и узнать, о чём же общаются друг с другом деревья в этом импровизированном интернете. Может быть, мне посидеть под дубом дней сорок девять, сложив ноги как индийские йоги? Глядишь, третий глаз где-нибудь да раскроется. Главное, чтобы не пошел дождь, тогда моя концентрация, определённо, нарушится…

***

Через несколько секунд я почувствовала, что вместе со рвотой из меня словно бы выходит скопившаяся за долгие годы грязь, оставляя после себя умопомрачительное чувство свободного пространства и света. Впервые в жизни я практически наслаждалась ужасающим процессом насильного опорожнения желудка. Наконец, жидкость внутри меня закончилась. Тело сделало ещё несколько порожних спазмов, но изо рта вырвалась только кислая отрыжка с отвратительным привкусом.

Я откинулась к стене и глубоко вздохнула. Каким-то странным, почти не осознаваемым ощущением в груди я почувствовала прикосновение шамана. Это было похоже на чувство чужого взгляда на затылке, только куда более приятное и умиротворяющее.

Через мгновение я ощутила как меня засасывает, вытягивает из тела какая-то невидимая сила. Я колеблюсь, поддаваться ли ей. Но отголоски страха быстро скрываются в тёмных углах — они такие смешные и глупые, мне не хочется больше связываться с ними. И вот я уже лечу вверх как свободная душа, проходя сквозь бесчисленные небесные храмы. В них есть что-то индийское. Я ощущаю, как рядом со мной проносятся души, чувствую отголоски несказанных слов, чьё-то внимание.

Мне хочется подняться выше. Я прохожу сквозь покрытые золотом ворота. Весь мир будто бы объединен воедино одной большой белой сетью. И я вижу что я — всего лишь ячейка в бесконечной кристаллической решетке.

Выше, мне хочется выше! Я ощущаю присутствие шамана рядом с собой. Ну же, помоги мне! Я поднимаюсь и поднимаюсь. Каждый следующий небесный храм прекраснее и совершеннее предыдущего. Теперь в сравнении с ними я сама кажусь себе всё более грязной и уродливой. Стыдно… Мне так невероятно стыдно. Я — неуклюжее и слабое создание, которое не имеет права находиться здесь, в этом прекрасном месте. Но я напрягаюсь из последних сил и прикладываю всю оставшуюся у меня волю для того, чтобы пробиться сквозь невидимую стену вверх, туда, к абсолютному знанию. Ну же, ну же — мне нужно знать, я хочу спастись!

Но чем больше усилий я прикладываю, тем прочнее становится невидимая преграда и мощнее разгорается чувство стыда за собственное несовершенство. Я чувствую, как пространство небесных храмов начинает дрожать и, наконец, разверзается у моих ног. Я падаю в бесконечную пустоту, объятая невероятным, пронизывающим всё моё сознание до самого основания страхом. Нет, нет, нет!

Где я? Что это? Похоже, что я внутри своего тела. Я прохожу сквозь органы и ткани, ныряю вглубь, чтобы услышать звон и вибрации отдельных клеток и выныриваю обратно. Боже мой, каждая клетка, каждый орган моего тела обладает сознанием. И все они одновременно шепчут мне что-то. Этот шёпот я и воспринимаю в обычной жизни как сигналы органов чувств. Я и не знала, что всё так…

Я спускаюсь ниже сквозь своё тело. Болезнь. Мой хронический цистит. Он звучит словно сбившаяся нота в этом чудесном ансамбле. Ну же, ну же. Всё будет хорошо. Теперь я замечаю тебя. Прости, что так долго не обращала внимания, мне хотелось забыть о боли. Я знаю, как ты хотел моего тепла. Прости меня. Просто возьми энергии, чтобы стать здоровым.

Я собираю в своём сознании тёплый луч и направляю его в пропитанное щемящей болью место. Всё будет хорошо! Всё будет! Мне вдруг становится интересно, откуда же идёт эта энергия, которую я с такой лёгкостью направляю в больное место? Я цепляюсь за столб света, словно бы за канат, и спускаюсь по нему вниз. Я хочу знать. Где этот источник силы, питающий всё во мне? Почему он оставлял меня так надолго, что я делала не так?

Я вижу огромное и величественное дерево жизни, от которого расходятся во все стороны тысячи тысяч веток-лучей. Вокруг него витают души и тени. Я чувствую, что нахожусь на самом глубоком уровне реальности, зачарованная… чем? галлюцинацией? божественным откровением? Мне хочется подлететь к дереву ближе, но я осознаю, что ещё совсем не готова здесь находиться — идти сюда значит навсегда уйти оттуда, откуда я пришла.

Реальность словно бы накреняется или переворачивается и я оказываюсь стоящей на серой асфальтовой дорожке посреди пустого парка. Осень. Деревья шелестят своими жёлто-красными листьями. Небо — уютно-серое, не давящее, а словно бы обнимающее. Оно капает на мои щеки чуть ощутимыми каплями мороси. Я иду вперед, забыв о том, как сюда попала. Я просто шагаю по узкой дорожке, ощущая, как моё дыхание сливается с шелестом листьев и чуть заметным шумом дождя. Времени словно не существует.

Деревья расступаются передо мной и я оказываюсь на залитом потрескавшимся бетоном заднем дворе своей старой школы. Здесь пахнет чем-то неуловимо знакомым. У меня такое чувство, будто всё это уже происходило со мной раньше.

Спиной ко мне стоят люди. Их фигуры так точно очерчены в этом сером свете, словно бы кто-то обвёл контуры маркером. Я узнаю их. Мама, отец, сестра, дядя. Похоже, что у нас семейное собрание.

Неестественно медленно, будто бы они находятся в другом измерении, фигуры поворачиваются ко мне. Боже мой! Их лица! Лицо. Одно на всех — у каждого одинаковое. На меня смотрит бог Шива. Откуда я вообще знаю, как он выглядит? При чём здесь он?

Я чувствую, как Шива завладевает мной. Он — это я. Я уже не могу управлять своим телом, не могу даже пошевелить пальцем. Но теперь мне уже не страшно. Я чувствую, что Шива просто играет со мной в какую-то одному ему известную игру.

Я на секунду выныриваю наружу и понимаю, что катаюсь по полу мансарды, крича что-то непослушными губами. Пол кажется мне глубокой, смертельной и живой землёй. Я сливаюсь с ней, врастаю в неё.

Я в темноте. В глубокой тьме, которую пронзает боль. Это я рождаюсь из тела своей матери. Как страшно и больно! Мне нечем дышать. А вот я — маленькая девочка, ещё не знающая слов. Ну надо же, а я ведь чувствовала тогда прикосновения душ, видела иной мир, он отражался в орнаменте обоев, запутывался в переплетениям ковра на дальней стене. Я просто забыла. Забыла. Я сама старалась его не замечать, когда он приходил ко мне. Особенно в те моменты, когда я засыпала. Он слишком пугал меня.

На мои плечи ложатся гигантские руки Шивы. Весь мой мир заполняется его лицом с гигантскими бездонными глазами без зрачков. Шива обхватывает меня и прижимается своим обжигающе горячим телом. Его нос утыкается в мой, а я вижу только эти глаза, которые поглощают меня без остатка.

***

***

Я наливаю себе первую чашку чая и встаю у подоконника. Солнце только-только выглянуло наружу и освещает дома красноватыми лучами. Этот свет такой сильный, что меняет всё вокруг, преображает настроение целого мира. Под таким мягким утренним солнцем, наверное, очень хорошо идти где-то по большому лугу, пробираясь через мокрую от росы высокую траву. Под таким светом становится явным, как же неестественно всё, что мы создаем. Человечество заковало себя в бесконечное количество паутин и сидит в них, словно в большом коконе. Без любой паутины нам неуютно и страшно.

Фонари погасли, да они уже и не были нужны. Фонари сильны только ночью, ведь без плотной паутины электрических столбов, окутывающих улицы сетью холодного света, нам страшно выходить наружу. Кварталы домов прорезаны паутиной дорог, над которыми вьются бесконечные провода. Воздух пропитан сотовой сетью, несущей куда-то чьи-то слова вперемешку с пакетами интернет-трафика. Земля пронизана бесконечными переплетениями канализационных труб и туннелей метро, над ней пролегают авиамаршруты, еще выше — спутники, транслирующие телесериалы и GPS-сигналы. Из этой клетки не вырваться, даже если уехать далеко-далеко, в какую-нибудь Антарктиду.

Вообще, если смотреть на землю по спутниковым картам, города напоминают какое-то кожное заболевание. Серые, неряшливые круги похожи на лишай или какой-нибудь разросшийся грибок. Да так оно, по сути, и есть. Во вселенной столько разных вещей, которые повторяются по схожему принципу, но в разных масштабах. Те же электроны крутятся в атомах совсем как планеты в солнечной системе. А, скорее всего, земля — это тоже просто электрон в чем-то, существующем в ином измерении размеров. Болезнетворные бактерии и грибки делают то же самое, что и люди. Они не хотят вызывать болезнь, а просто обустраивают поверхность кожи для своей жизни. Остается надеяться, что космический врач не пропишет Земле антибиотики.