Про суицидальность. Личный опыт.

Inna Gentle
6 min readSep 27, 2019

--

Важно: без врача и фармакологии этот текст не состоялся бы.

Это — текст про суицидальность, моё переосмысление жизни, перестройку. От ежедневного представления собственного трупа до сегодняшнего относительно безмятежного дня пройден огромный нелинейный путь. Этот опыт далеко не идеален, и я не могу назвать его абсолютно успешным. Но это личная история в котрой, возможно, что-то кому-то отзовётся.

Введение

Я сейчас редко смотрю вперёд и всё чаще оглядываюсь назад. Весь мой путь за два года — в текстах. Рассказывая другим, я прежде всего объясняла себе, как так вышло. Оказалось, что жизнь — сбивчивый текст длиной в несколько тысяч знаков. Я никогда не планировала столько писать про себя, но вот список: первый текст для канала Кати Новиковой про жизнь без диагноза, про детскую депрессию для Elle Girl, текст про созависимость, про анорексию, изучение антидепрессантов, про выводы на выходе в ремиссию.

Вот там — анорексия. Вот тут — тревога. В левом углу — остатки созависимости. На полу валяются остатки прошлых представлений о себе. “Добро пожаловать, теперь составляй из этого картинку”, — как бы говорило мне мироздание. Я составляла из боли уроки, изложенные словами. Это работало лучше интуитивных защитных механизмов, будто слова снимают заклятье тьмы. Вышло слишком много много печатных знаков для очень маленькой меня. Мне нужно было проговорить, прописать, осмыслить, структурировать не только для читаемости текстов — для себя самой. Что осталось после всех этих рассказанных историй? Только разбитая я.

Суицидальность — огромное вязкое всепоглощающее удушающее месиво. Этот зверь смотрит на тебя из каждого угла любого помещения вне зависимости от того, один ты или в компании друзей. Суицидальность провоцирует сжигающий изолирующий стыд и строит стену непонимания с двух концов. Рано или поздно эти стены образуют огромный колодец.

Я искренне не понимала, как люди могут хотеть жить. А люди в свою очередь отстранялись от меня, ведь грусть — это чума, и на бесплатное эмоциональное обслуживание никто не записывался. Никто не обязан был меня поддерживать. Я не держу зла.

Несколько лет назад моя жизнь разрушилась. Я провалилась в карьерном плане с невероятным грохотом, который до сих пор вызывает во мне стыд. К тому же я получила вполне конкретную травму спины и лишилась мощной психологической поддержки в виде спорта. На тот момент тело было частью моей идентификации — огромная ошибка, кстати. Это было дно. Бесконечное глухое черное от тины дно, на которое я летела с самого раннего детства.

Суицидальность — это тишина, пробирающая до костей. Вся жизнь погружается в вязкую тишину, воздух перестает существовать. Недавно я обнаружила, что с самого темного дня в жизни прошли 1073 дня. Это были очень длинные 1073 дня.

Базовое про суицидальные мысли.

Несмотря на вязкость и необъятность ощущения суицидальности, нужно признать следующее:

  • суицидальность похожа на комок, состоящий из разнонаправленных негативных ощущений. Это бесконечный глухой кокон. Людям “внутри” кокона я могу сказать одно: мысли не являются чем-то врожденным. Суицидальность — это мысли, и как от любой мысли, от неё можно отстраниться. Мысль — это нечто мимолетное, и их страшная суть — не повод для зацикленности на ней. Суицидальность усиливается страхом перед суицидальностью. Да, со временем она превращается в паттерн, но каждый паттерн состоит из отдельных частей. Берите контроль над контролируемым, а с остальным идите к врачу. Дробите на части.
  • Дальше можно дедуктивно разворачивать цепочку. Я вновь испытываю суицидальность. Из-за чего это? Есть ли у этого триггеры: общение с конкретными людьми, чувство беспомощности, тревожность, ощущение нелюбимости, отверженности, непризнанности? Есть ли у суицидальности симптомы-предвестники или симптомы-сателлиты: спутанность мыслей, перепады настроения, повышенная апатия, раздражительность, ощущение жгучей или вязкой пустоты внутри? Дело не в том, как это менять — это индивидуальная история, которая решается совместно с врачом.Но построение общей мысленной картины позволяет перестать слепнуть в этом аду. У чёрного есть оттенки. Глаза должны освоиться в темноте и различать общие очертания проблемы.
  • Для этой крупной миссии стоит научиться распознавать свои эмоции, как можно точнее — с этим помогает когнитивно-поведенческая терапия или хотя бы ведение дневника.
  • Никто не хочет умирать. Люди хотят прекратить страдание. Просто иногда страдание кажется настолько безграничным, что пожирает всю жизнь. Главная задача — локализовать причины.
  • Мысли экзистенциалистов о том, что суицид — отложенная вероятность выхода из бессмысленной изматывающей игры, звучат красиво. Иногда они являются неплохим способом найти силы для жизни. Но отказаться от реальной жизни с проживанием всех эмоций в долгосрочной перспективе невозможно. “Отложенный суицид” глушит эмоции: это не всегда плохо, но слишком невыносимо для жизненной стратегии.

Личный опыт.

Я заметила, что суицидальность глобально может быть разделена на “я слишком плох для этого мира” / “мир слишком плох для меня”. Совсем недавно я поняла, что это не два крайних полюса.

До 21 года я считала себя страшной, бездарной, неспособной ни на что без ежечасного труда. С детства мне казалось, что заслужить любовь и уважение можно только работой. Более того, с этой установкой я жила первые 6 месяцев терапии: я считала, что у меня низкая самооценка. Я должна ценить себя больше. Но во время одного из сеансов прояснилось — я относилась к себе так, как относилась к другим. Моё отношение к окружающим состояло из адского месива, где каждый был лучше меня, но я не понимала, как можно столько времени тратить на закапывание своего “потенциала”. То есть я проецировала свой невроз на других, но это было как-то стыдно признать. Стыд блокировал это осознание.

Помимо этого, я считала, что мне виднее, как проходит моя депрессия. Этакая уникальность случая. Это заблуждение, вызванное и изоляцией, и нежеланием подпускать к себе. Также меня преследовала мысль “если я тебе нравлюсь, то с тобой что-то не так”, что тоже говорило о проблемах с эго. Почему я решаю за других, как им себя вести и что видеть? Почему я считаю, что мне лучше виднее?

Как итог — я вроде хуже всех, но все остальные тоже не очень.

Меня спасло безоценочное суждение.

Как человек относится к другим, так он и относится к себе: если внутри нет любви к себе, невозможно любить других, не впадая в зависимость от их поощрения. Если нет тепла к окружающим, невозможно любить себя и не ощущать себя одиноким на долгом промежутке времени.

Если измерять других по неведомым стандартам, то эти максимально конченые требования перейдут на самого носителя.

“Как можно писать такие отвратительные тексты”, “зачем жить в этом городе”, “как ему_ей не стыдно”, “я бы не стал_а такое надевать”, “как можно так петь / есть / заниматься сексом / строить личную жизнь”, “какую херню он несет” — всё это травит прежде всего самого себя.

Не на каждое событие должно быть мнение. Это не делает тебя неинтересным человеком. Отсутствие оценки в отношении себя дало мне воздуха. Я впервые поняла, что такое — желание жить. Кстати, было страшно испугаться смерти (потом я вновь перестала, но уже более осознанно). Очень необычный опыт — ощутить, чего люди боятся.

Кстати, в установке “работать без отдыха” тоже было много эго и желания быть любимым всеми.

В итоге жизнь становилась постоянной борьбой бесконечного эго и конечности собственных сил, ресурсов, возможностей.

Ощущение значимости и стремление быть замеченным требует экспансии, но психика и тело не готовы предоставить неограниченные пространства.

Это желание нравиться всем и себе, питать ощущение значимости можно через что-то измеримое, то есть цифры — деньги, срок отношений, трудовой опыт, медиаохваты. Ощущение, что я не добираю в цифрах отдавали беспомощностью.

Беспомощность лишала ресурсов. Отсутствие ресурсов и невозможность их пополнить из-за дикой тревоги и апатии ведут к суицидальности.

Знаете, это достаточно трагикомичная ситуация для существа, жизнь которого длится в среднем 60–70 лет.

Про ожидания.

А ещё меня давила песня о нераскрытом потенциале. Это уже потом я перестала верить в это понятие — есть то, что есть. Любые гипотезы остаются далеки от реальности, и уж точно не должны давить.

Но даже если отбросить мои оккультные суждения, бесспорно одно: любой несовершенный человек лучше мертвого человека. Несовершенства — это точки для роста. А если убрать невероятные стандарты победителя, то “работа над ошибками” — невероятно противное, но интересное занятие.

Вся эта совокупность делала жизнь невыносимой. Последние два года я старалась разгребать эти завалы. Примерно 70% времени у меня опускались руки, но достигнутое в оставшиеся 30% — моя гордость.

Делать себе интересно — также хороший способ бежать от суицидальности после достижения ремиссии. Не хорошо, не по лекалам общественности, а просто интересно. В мире только дети максимально искренни с собой, а главный мотиватор ребенка — процесс. Единственная годная долгосрочная мотивация для жизни — жизнь. Не мама, не родные, не чувство вины.

Другое дело, что при обострениях заболеваний это невозможно. И без таблеток я бы не вывезла никакую интроспекцию.

Итого.

Если бы 1073 дня назад мне показали мою жизнь сейчас, я бы не поверила. У меня по-прежнему есть проблемы, но это всё того стоило. Суицидальность оказалась огромной задолженностью Вселенной, где процент — способность ценить. Последние четыре месяца были невероятно сложными, но впервые благодарна за каждый день, какими бы страшными и несовершенными они ни были.

--

--