Александр Вертинский. История одного Пьеро.
У каждого человека существует свой источник вдохновения, эмоциональной подзарядки. Что же касается меня, то я получаю удовольствие, проникаясь эстетикой различных эпох. Сегодня пойдет речь об одном из известнейших музыкантов времен революционной России.
7 min readOct 6, 2017
Фигура Александра Вертинского открылась мне неожиданно и разом дала ответы на вопросы, остававшиеся открытыми со времен 9-го класса. В том юном возрасте я отводила превалирующее значение музыкальным вкусам как средству самовыражения. Своим бунтарским духом меня увлек русский рок. Однако был в почете не только бунт. Дело в том, что одной из самых восхваляемых групп была Агата Кристи. В душе подростка находил отклик мир, созданный стараниями братьев Самойловых (основатели Агаты Кристи). Со временем их творчество на арене моих интересов отошло на дальний план. Однако на 1-м курсе, отдавшись во власть ностальгии, я переслушивала забытые песни и обратила внимание на «Декаданс». Сильно хотелось найти что-то похожее по стилистике, но попытки были безуспешны до поры до времени.
Около года назад в группе вконтакте, посвященной винтажному стилю, было опубликовано стихотворение «Концерт Сарасате» (а именно текст песни) некоего А. Вертинского, неизвестного мне ранее к своему стыду и огорчению.
Ваш любовник скрипач, он седой и горбатый.
Он Вас дико ревнует, не любит и бьет.
Но когда он играет Концерт Сарасате,
Ваше сердце, как птица, летит и поет.
Он альфонс по призванью. Он знает секреты
И умеет из женщины сделать зеро…
Но когда затоскуют его флажолеты,
Он божественный принц, он влюбленный Пьеро!
Он Вас скомкал, сломал, обокрал, обезличил.
Femme de luxe он сумел превратить в femme de chambre.
И давно уж не моден, давно неприличен
Ваш кротовый жакет с легким запахом амбр.
И в усталом лице, и в манере держаться
Появилась в Вас и небрежность, и лень.
Разве можно так горько, так зло насмехаться?
Разве можно топтать каблуками сирень?..
И когда Вы, страдая от ласк хамоватых,
Тихо плачете где-то в углу, не дыша, —
Он играет для Вас свой Концерт Сарасате,
От которого кровью зальется душа!
Безобразной, ненужной, больной и брюхатой,
Ненавидя его, презирая себя,
Вы прощаете все за Концерт Сарасате,
Исступленно, безумно и больно любя!..
Это и стало отправной точкой. Недавно я прочитала книгу авторства Анатолия Макарова «Александр Вертинский. Портрет на фоне времени». Не могу не отдать должное её создателю, который пишет вкусно, изящно и легко.
Александр Николаевич Вертинский — русский, а позднее советский исполнитель авторской песни, поэт и актёр. Известен миру наигранной, почти пародийной певческой манерой в сочетании с декадентско-ироничной поэзией. В его образах виднеется надломленность, безграничная тоска, которые подаются зрителю со смехом. В своих песнях он служит серым и убогим, подмечая в их натуре мечтательную ранимость. Природе Вертинского свойственны статность, врожденный аристократизм, которые так нравились дамам.
Родился он в Киеве, в раннем возрасте потерял мать и отца. С детства в нем проявлялись харизма и артистичность. Позже перебрался в Москву, ведомый честолюбивыми замыслами. Начало карьеры в роли певца пришлось на 1915 год. Его дебют состоялся в Арцыбушевском театре миниатюр, где юный Вертинский предстал перед зрителем в образе Пьеро. Загримированный как мим, в черном балахоне с объемным воротом он пел печальные песенки собственного сочинения. Пьеро не обладал уникальным голосом, сильно картавил, из-за чего не был принят Станиславским в Московский художественный театр. Однако его начинание имело определенный успех.
По утверждению Вертинского, грим появился спонтанно во время показа концертов для раненых (в конце 1914 г. Вертинский работал санитаром на санитарном поезде) и был необходим на сцене исключительно из-за сильного чувства неуверенности и растерянности перед переполненным залом. Его Пьеро (согласно биографии Е. Р. Секачёвой) — «комичный страдалец, наивный и восторженный, вечно грезящий о чём-то, печальный шут, в котором сквозь комичную манеру видны истинное страдание и истинное благородство».
Позже появился образ «черного Пьеро»: мертвенно-белый грим на лице сменила маска-домино, на смену белому костюму Пьеро пришло чёрное одеяние с белым платком на шее. Новый Пьеро (как пишет Е. Р. Секачёва) стал «в своих песенках ироничнее и язвительнее прежнего, поскольку утратил наивные грезы юности, разглядел будничную простоту и безучастность окружающего мира».
Однако восхождение на российской эстраде звезды Вертинского прервалось трагическими событиями. В 1920 г. на пароходе «Великий князь Александр Михайлович», отплывавшем из Севастополя, артист покинул родные края. Как и большинство эмигрантов он надеялся, что разлука с Россией будет недолгой. Тогда его манил аромат никогда невиданных дальних стран.
Не буду подробно описывать странствия Александра Николаевича по свету, скажу только, что объездил он полмира. Продолжительное время пребывал в Париже, где был сосредоточен очаг русской эмиграции. Столицу Франции называют местом, в котором состоялся творческий расцвет Вертинского. Огромный успех пришёл к нему. В ту пору он приобрел большое количество влиятельных знакомств с Марлен Дитрих, Гретой Гарбо, Чарли Чаплином, принцом Уэльскими, Федором Шаляпиным, Анной Павловой и многочисленной русской знатью.
Годы стремительно пролетали. Кто-то примкнул к большевикам, ранее осуждаемым. Другие постепенно утрачивали веру в свое возвращение «блудных сынов». Вертинский в конце 30-х предпринимал неоднократные попытки вернуться, но безуспешно. Счастье улыбнулось артисту и его семье в момент, когда на родину обрушилось страшное испытание. В 1943 г. ему было позволено вернуться назад. В письме на имя Молотова Вертинский просил: «Двадцать лет я живу без Родины. Эмиграция — большое и тяжелое наказание. Но всякому наказанию есть предел. Даже бессрочную каторгу иногда сокращают за скромное поведение и раскаяние. Под конец эта каторга становится невыносимой. Жить в дали от Родины теперь, когда она обливается кровью, и быть бессильным ей помочь — самое ужасное. Советские патриоты жертвуют свой упорный сверхчеловеческий труд, свои жизни и свои последние сбережения. Я же прошу Вас, Вячеслав Михайлович, позволить мне пожертвовать свои силы, которых у меня еще достаточно, и если нужно, свою жизнь моей Родине.»
В своих воспоминаниях он выражал сожаление о необдуманном шаге, который дался так легко юному артисту, но впоследствии мог оказаться для него роковым. «Все пальмы, все восходы, все закаты мира, всю экзотику далёких стран, всё, что я видел, всё, чем восхищался, — я отдаю за один самый пасмурный, самый дождливый и заплаканный день у себя на родине!.. А к этому я согласен прибавить ещё весь мой успех, все восторги толпы, все аплодисменты, все цветы, все деньги, которые я там зарабатывал.»
«Сегодня метет мокрый снег. Я представляю себе собственную могилу на каком-нибудь местном кладбище. Ржавые венки из жести… Жидкая ограда… Ветер. На ленте будет написано “Незабвенному и т.д.” — а потом как у Чехова — от дождя и ветра частица “не” — стерлась и осталось “Забвенному Александру Николаевичу Вертинскому”… И Чехов удивительно тонко и горько говорит… Время стерло человеческую ложь. Да… Ну прощайте дорогой, скоро увидимся.»
После долгожданного возвращения домой Вертинский испытывал опустошение. Советские власти разрешили въезд артисту, обрекая его на безвестность. Его пластинок не выпускают, ни одна его песня не звучит в эфире, газеты и журналы о триумфальных концертах Вертинского хранят ледяное молчание. Выдающегося певца как бы не существует.
За год до смерти Вертинский обращается к замминистру культуры СССР: «Где-то там, наверху, всё еще делают вид, что я не вернулся, что меня нет в стране. Обо мне не пишут и не говорят ни слова, как будто меня нет в стране. Газетчики и журналисты говорят: «нет сигнала». Вероятно, его и не будет. А между тем я есть! И очень «есть»! Меня любит народ! (Простите мне эту смелость!) 13 лет на меня нельзя достать билета! В рудниках, на шахтах, где-то из-под земли вылезают черные, пропитаные углем люди ко мне приходят за кулисы, совсем простые рабочие жмут мне руку и говорят: «Спасибо, что Вы приехали!» Я заканчиваю уже третью тысячу концертов. Все это дает мне право думать, что мое творчество, пусть даже и не очень «советское», нужно кому-то и, может быть, необходимо? А мне уже шестьдесят восьмой год. Я на закате. Выражаясь языком музыкантов — я иду на коду. Сколько мне осталось жить? Не знаю, может три-четыре года. Может быть меньше. Не пора ли уже посчитаться с любовью народа ко мне, которая, собственно, и держит меня, как поплавок на поверхности и не дает утонуть? В декабре исполняется 40 лет моей театральной деятельности и никто этого не знает. Верьте мне, мне не нужно ничего. Я уже ко всему остыл и высоко равнодушен. Но странно и неприлично знать, что за границей обо мне пишут, знают и помнят больше, чем на моей родине. До сих пор за границей моих пластинок выпускают около миллиона в год. А здесь из-под полы всё ещё продают меня на базарах по блату. Мне горько всё это. Я собственно ничего у вас не прошу. Я просто рассказываю вам об этом, потому что вы интересуетесь исскуством и любите по-видимому его. Как стыдно ходить и просить и напоминать о себе. А годы идут. Сейчас я ещё мастер, я ещё могу. Но скоро я брошу всё и уйду из театральной жизни. И будет поздно. И у меня останется горький осадок. Меня любил народ и не заметили его правители.»
Прошло время, немилость власти сменилась её расположением.
Александра Вертинского называют первым бардом и последним поэтом серебряного века. Его искусство служило источником вдохновения последующих поколений. И остается служить чьей-то музе по сей день.
