‘—Нас только двое. Разве это достаточно? — В качестве публики — плачевно. В качестве ценителей—идеально.’ — Tом Стоппард, Розенкранц и Гильденстерн мертвы
Вот засада. Раньше я писала другу письма, а теперь пишу главы, которые при этом явно не главы, а так. И вот уже второе такое и не-письмо и не-глава, и хочется пошутить что-нибудь на тему ‘одна неглава — хорошо, а две неглавы — лучше.’ Что в нашем случае незакрытого гештальта книги уже само по себе и хорошо, и лучше чем ничего. И тут же хочется пошутить что-нибудь на тему гештальта и книги. Типа ‘в то время, как вы открываете книгу, мы закрываем гештальты’ — ну то есть это такое обращение авторов (т.е. нас) к читателям. (т.е. пока тоже к нам). Тфу ты, и опять хочется пошутить на тему. На какую-нибудь самую главную нашу тему, вроде любви и денег, на которые мы обычно и шутим, несмотря на их нешуточность. И, черт, если я сейчас еще пошучу на тему неглавы о главном, то наверное уже наступит перебор шуток и, видимо, пора переходить на серьезное повествование о полном фуфле.
С этим в мире нет никаких проблем. Весь мир только и говорит о нем с серьезной миной: ‘Объявлены 10 лучших роботов прошлого года!’ — говорит мэйл.ру первой десяткой своего новостного шит-парада. ‘Путин!?’ — говорит Андрон, креативный директор BBDO, встреченный мной случайно в тутошних пальмовых аллеях. Я полюбила его в первый же вечер знакомства, сразу распознав в нем человека, способного легко поддержать разновидность дискурса, который до этого удавалось поддерживать только Морозову и тебе:
—А почему ты не хочешь работать в рекламе? Это же бывает прикольно. — спрашивает Андрон.
—Да как-то утомило плодить фейк и кормить мир абстракциями.
—Нуууу… как говорит наш гуру N., есть цели, на которые направлены действия. А есть намерения, с которыми осуществляется действие. Это не одно и то же.
—Ну и скажи мне, какое намерение у твоей прекрасной компании?
—В смысле?
—Ну сформулируй мне одним конкретным предложением. Ну вот миссия. Есть у вашего агентства миссия?
—Нууу… есть намерение делать то, что мы делаем, лучше.
—Это какая-то абстракция. Давай конкретику. Лучше, чем кто?
—Ну как ‘лучше, чем кто’?
—Ну я не знаю. Лучше, чем вот 2 блондинки во рту в рекламе Орбита? Или лучше самих себя? Конкретику!
—Аааа. Ну лучше блондинок, это да. И лучше самих себя. Что ты к словам цепляешься!
—А что ты меня абстракциями кормишь!
У Андрона к тому же прекрасная жена, с которой они дружат еще со школы, и за которую я его дополнительно сразу зауважала — редкий случай, когда женщина компактная и тихая, но умная, стильная, и вообще ни разу Не Мышь.
—У нас есть такая в офисе игрушка, мы с ребятами любим пострелять — полная иллюзия реальности, ‘Вторая мировая война’ называется. Так там, когда мины взрываются в наушниках — в ушах звенит!!
—Оооооо. А еще крупное международное агентство.
— Ну нет, мы после работы!
—Ага. А жене говоришь ‘Mилая, я задержусь, у меня тут стоооолько работы!’
—Ага, так и говорит,— свидетельствует жена, — а на заднем фоне стрельба и голос у него отсутствующий ‘да…да…занят, да…оооочень много работы!’
—Помню, когда в агентстве работала, у нас такое постоянно было: ‘Кому-нибудь нужен этот компьютер? — Нет, садись. — О, класс, тогда я тут немного в Квейке поработаю.’
—Квейк говно! Вот ‘Вторая Мировая Война’! Ты представляешь, есть реальный полигон, где все эти тусуются… военные структуры… а там! — восхищенно рассказывал Андрон, — оружие, ну всякое! Ну какое только можешь себе представить, какое только существует!
—Нейронная бомба? — исподтишка сказала я.
—Неее, ну стрелковое только. И тыща восемьсот какого-то года, и сверхразработки, и короче, такое оружие, которым мы стреляли во ‘Второй Мировой Войне’! Прикинь!
—Дааааа. Я тут вчера как раз смотрела Футураму, там Фрай спасал землю от нашествия космических уродцев. И всех победил, потому что в свое время много часов вместо учебы проводил в игрушках. Все думали, что он дебил, а он потом землю спас, потому что там такое же оружие было как в игре.
—Воооот! — очень радуется этому моему сообщению Андрон. — Ну и короче, там можно стрелять и стрелять, и всякие дальнобойные винтовки, которые на 2 км бьют…
—А по чему стреляете? Ну в смысле, цель есть? Или только намерение? Типа стать лучше других. — съязвила я. — Извините за такой глобальный мировоззренческий вопрос.
—В смысле? Ну да. Намерение такое есть. Стать лучше… Ну и вопросы ты задаешь, почему стреляем…
—Ну да. Ты говоришь на 2 километра бьет. А цели есть?
—Аааа! ‘По чему’! По мишеням! Конечно, есть цели! Всякие там цели, движутся, встают! — Андрон сделал характерный вставательный жест рукой.
—Ну конечно. Цели имеют такое свойство — вставать перед тобой. Т.е. мишени-цели автоматизированные?
—Ну да! Как говорит наш гуру N. — а он очень крутой чел, очень! Он может влегкую взъебать сразу 20 человек, отвратительно себя при этом ведет, да, но мозги на место вправляет. И тренинги у него стоят ооочень неслабо! — Так вот, как он говорит, ‘цели должны быть, это развивает и выводит за рамки.’
—Ага, у меня тоже есть такой гуру, который как и твой N. может за большие деньги взъебать 20 человек подряд, так он говорит ‘Цель должна быть большая, чтобы не промахнуться’. — цитирую я ББ.
—Дааааа… — задумывается на секунду Андрон. — И в общем, ты попадаешь, а они в клочья!
—О. Меня тут озарение посетило. Это закон жизни: как только ты достигаешь цели, она в клочья. Ее больше нет. Вот ты 5 лет дожидаешься, скажем, мужика, потом бах, достигаешь цели, а она в клочья. И уже не надо. И нет того, к чему ты стремился. Ты паришься, страдаешь. А это ж естественный порядок вещей.
—Ооооо… — установилось задумчивое молчание, прерываемое нервным ржанием.
—Ты только не вздумай имя N. упоминать всуе. И вообще на эту тему. Чтоб в блогах там появилось или в форумах на Составе. А то прилетит самонаводящаяся ракета за тобой прям сюда!
—Ооо. Ни за что!!! — пообещала я.
—А еще вот один чувак у нас был… он, короче… ну такая, знаешь, есть трава, вид шалфея, ДМТ, покуришь и такое начинается… Другая реальность? — сказал Андрон.
— Вид шалфея — какая-нибудь беладонна? — сказала я глумливо.
— Ну типа. — пропустил Андрон замечание мимо ушей. — Так вот, он покурил одну затяжку и после этого ушел в параллельный мир. И у него там, значит, другая женщина, жена, ребенок, карьера, все — не вернулся, остался там. Прожил целую жизнь, состарился и умер. А когда умер, очнулся и оказалось — вот он, сидит на стуле, сделал затяжку 5 минут назад…
—Дааааа…
— Нет, ну ты веришь в параллельные множественные миры?!
— Ну конечно верю! Я так всегда и говорю ‘разные формы жизни’.
—Ну да, да! И вот они же все, разные сущности — есть духи, и полудухи, есть феи, есть эльфы… и все-все они в разных параллелях, но все здесь. Можно их увидеть даже все вместе. Из разных срезов. Ты веришь?
—Конечно! Бубен нижнего мира! У Пелевина читала.
—Да! Бубен нижнего мира! Как Пелевина зовут?
—Виктор.
—Интересно, а сам Витек попал в цель? — задумчиво сказал Андрон.
—В смысле, разорвало ли ее в клочья?
—Короче… Все срезы реальности, не знаю сколько их точно, но наш гуру N. говорит, считается, что 19 срезов, — они все доступны. В принципе, это даже не вопрос параллельности или веры в другие миры. Это вопрос физических расстояний между ними.
—Аааааа. Ооооо.
—Знаешь, что тебе нужно, чтоб достичь параллельной реальности?
—Грибов!? — радостно догадалась я.
—Да грибы — это отстой!
—Слава богу. Ну тогда что же? ЛСД?!
—Неееет! Тебе нужен хаааааарррооший космический корабль!..
—Оооо! — у меня случается истерика, — а вот вчера в Футураме чуваки как раз строили космический корабль! Чтоб летать на край вселенной!
— …и не каком-нибудь там автомобильном масле, а на хорошем топливе!
Креативные люди — это такая радость. (польщу себе, что радость у нас с Андроном взаимная.) Мы теперь регулярно вместе ужинаем и гоним веселое гонево.
Еще мы с Андроном составляем каталог московской флоры и фауны, решаем внести туда Церетели.
—Я тут недавно читала у Гибсона в книжке ‘Распознавание Образов’ про девушку тренд-шпиона, она обнаруживает новые тренды и ставит диагнозы брендам, потому что у нее физиологическая аллергия на убогие торговые марки, и на дисгармоничные и ущербные вещи. Так вот там была шутка: ‘Памятник Петру Первому работы Зураба Церетели охраняется милицией от воинствующих эстетов’, хехе.
—Чего вы пристали к Церетели? Не такой уж он и страшный, этот Петр. — (кто-то)
—Да, у него есть одна вообще прекрасная, прекрасная работа! — подхватывает Андрон. — В музее. Он же себе на юбилей выбил музей. Обязательно туда сходите!
— Ага, — говорю, — музей он себе потому и выбил, что куда еще это все ставить, везде же воинствующие эстеты.
—Там, короче, есть один памятник, кажется, он его делал на день рождения Лужкову, не помню. Короче, такой огромный Лужков. В порыве, с теннисной ракеткой в руке. А задняя нога у него опирается на футбольный мяч. Ну Церетели не знал точно, что Лужков больше любит — футбол или теннис, поэтому изобразил и то, и другое. И Лужок там так реалистично вылеплен, такой значит накачанный, с голым торсом, кубики пресса, соски так подробно… Ну класс! А сзади, я обхожу скульптуру, и никак не могу понять, что такое — у него на шее воротничок от тенниски! Ну прекрасная же скульптура!
— Хахаха! Круто! (все)
— Да это даже уже не смешно про Церетели. А ангелы, проколотые булавкой в Парке Победы? Это что вообще?
— Я вот, кстати, только недавно понял концепцию творчества Церетели. — сказал Андрон очень серьезно. — Если вы заметили, у него все строится вокруг шампура. В парке Победы ангелы на шампурах, и Петр Первый если присмотреться — так это баклажаны, помидоры и корабли на шампурах. Все что он строит, это же шашлык!!
Между хиханьками и хаханьками Андрон открыл мне глаза еще на одну идею:
— Ты знаешь, что желтый и черный — традиционные цвета, сигнализирующие об опасности? Везде в животном и человеческом мире — знак химической опасности, расцветка пчел, ос, леопардов…
—Да, — говорю, — знаю, знаю. Но почему же, разрабатывая желто-полосатую концепцию для Билайна, вы выбрали цвета опасности?
—Ну во-первых, это не мы разрабатывали, а буржуйское агентство. А во-вторых, когда на презентации им задали этот же вопрос, они супер-элегантно выкрутились, ответив
‘потому что человек никогда не влюбляется в безопасные вещи.’
И правда супер-элегантно. Это же многое объясняет, правда?
Они так скрашивают мою жизнь, что с ними я вынуждена подумать: нужно взять себя в руки и уйти. Потому что или ты живешь, или пишешь о жизни. А я так много живу, не записывая и тут же забывая, что пора уже пойти немного не пожить, но записать. То, как хорошо мне с ними, например, живется. А то еще забуду. Будет жаль. И вот я иду и записываю все это, а еще последнюю историю, которая лежит скраю моей оперативной памяти. >>>