«Июльский дождь», Марлен Хуциев, 1966 г.

Советский кинематограф мне, скорее, незнаком, чем неинтересен. Кадр из «Июльского дождя» я увидела в инстаграме случайного мальчика и не могла поверить, что это отечественный фильм. Красивые актеры, выразительные позы и при этом отсутствие чего-то неуловимого, но атмосферного, что безошибочно ставит штамп «сделано в СССР». Отсутсвие единого посыла, логичного вывода и, по сути, сюжета. Картина – настроенческая зарисовка: длинные сцены с аудиорядом от Баха и Синатры до прыгающих волн радио, редкие, но точные диалоги, подсознательный поиск себя в декорациях обыденности.

Хочу, чтобы все было настоящее, понимаешь? Чтобы можно было, ну, умереть. Чтобы сделать что-то большое, выше своей судьбы. Мне надоел этот всеобщий треп, когда слова ничего не значат!

Красивая девушка попадает под дождь, случайный прохожий отдает ей куртку, а она диктует ему номер, чтобы потом можно было созвониться и вернуть вещь. У девушки, вроде как, есть друг, и испорченный зритель успевает за секунду понять, что будет дальше: долгие телефонные разговоры, смены приоритетов, трезвый взгляд на того, кто рядом и, конечно, банальнейший хеппи-энд. Но, какое счастье, что фильм шестидесятых годов и без этих пошлых штампов, хотя и звонки, и расставания – все на месте. Но приводит к другим выводам. И финальные кадры – лица эпохи, то, что всегда поражает своей инаковостью (такое слово вообще есть?), резким контрастом с отражением в зеркале и уж тем более на видоискателе фронтальной камеры. То, что заставляет глубже всматриваться в себя в надежде отыскать что-то стоящее.