Медиа-художник, программист. Сооснователь студии «Kuflex» (Москва / Екатеринбург / Санкт-Петербург), руководитель цифровой лаборатории ЕАСИ (Екатеринбург).
На выставке «К чему снится свет?» представлены две работы: «Микрокосмос» (2017 г.) и «Кокон» (2017 г.), обе выполненные в соавторстве с Анастасией Крохалевой.
Евгений Кутергин (ЕК): Расскажи, чем ты вообще занимаешься? У тебя же техническое образование?
Денис Перевалов (ДП): Я по образованию абстрактный математик, который должен писать и доказывать теоремы. После окончания университета я начал заниматься прикладными работами, связанными с обработкой изображения, компьютерным зрением; стал соавтором нескольких патентов по робототехнике и 3D-графике. Несколько лет назад я заинтересовался связью технологий с искусством.
ЕК: Что тебя сподвигло к этому?
ДП: Я сидел в ресторане, там висели выключенные ТВ-панели. Я подумал: «Классно, чтобы я встал, а там бы что-то вспыхнуло». В то время я не знал, как это называется, не знал, что это медиа-искусство. Поначалу я не знал даже, где и что искать, какие конференции, какие выставки. Постепенно все нашлось. Потом обнаружил, что о системе openFrameworks, с помощью которой я пишу все работы, нет отдельных книжек. И так получилось, что мы написали уже две книжки, и сейчас сняли видеокурс по openFrameworks.
ЕК: Где это можно будет найти?
ДП: На Amazon.com и на сайте издательства Packt Publishing.
ЕК: Расскажи про свои первые творческие работы? С чего ты начинал?
ДП: Первая моя работа в медиа-искусстве — это простой интерактив с веб-камерами. Человек проходит мимо веб-камер, и там что-то вроде «жидкого зеркала» колеблется. Эта работа вызвала резонанс, и Игорь Татарников, с которым мы сейчас работаем, одним из первых поставил лайк этому видео. Мы познакомились, и сейчас у нас совместная студия «Kuflex» вместе с третьим основным участником — продюсером Ксенией Ляшенко. Сейчас я меньше занимаюсь наукой, больше именно артом. Студия, проекты, коллаборации — это все больше в стороне искусства.
ЕК: Проекты студии коммерческие?
ДП: У нас разные проекты. Часто получается, что проекты некоммерческие, и мы их делаем за свой счет. Но рано или поздно, они находят своего заказчика или большое пространство для выставки, что превращает проект в коммерческий. Особенно это касается зарубежья — за рубежом очень хорошо идут коммерческие проекты.
ЕК: Выходит, что идея проекта обычно исходит из какого-то собственного посыла, желания?
ДП: По-разному. На самом деле, идеи у нас копятся. А когда находится заказчик, и мы видим, что что-то стыкуется с его потребностями, мы воплощаем свои идеи с помощью внешней поддержки. Редко, но бывает, что мы сами за свой счет реализуем идею. Что значит «за свой счет»? Это не значит, что мы обязательно вкладываем деньги. Это значит, что мы тратим на свои проекты время, которое могли бы потратить на зарабатывание денег.
На первом «Бимере» [«Bring your own beamer» — выставка в Арт-галерее Ельцин Центра] мы как раз познакомились с Настей [Крохалевой]. И я подумал: «Ага, на проекторах, на медиа-арте не нужно останавливаться, стоит попробовать сделать интерактивные световые работы». Я предложил Насте сделать совместную работу — мы сделали «Кокон». Когда мы его делали, сразу предугадывали, что организаторы «Бимера» будут делать выставку интерактивных работ и нас пригласят к участию. Так оно и случилось. Прошло чуть меньше, чем полгода — и вы сделали эту выставку, а мы сделали «Кокон». Поэтому сразу же поставили его у вас.
ЕК: А как появилась идея дополнить «Микрокосмос»? Настя же изначально выставляла его без элемента интерактивности.
ДП: У меня есть такая страсть — дорабатывать работы художников. Часто художники делают какие-то штуки, может быть, классные концептуально, но мне чего-то в них не хватает. Например, в работе Насти мне хотелось какой-то интерактив. Я понимал, что выразительные способности инсталляции с точки зрения техники — это просто скорость вращения светофильтра и интенсивность света лампы. Я предложил как-то доработать под конкретный повод: мероприятие в нашем технопарке «Startup Tour 2017», куда приезжали люди со всей страны. Организатором выступило «Сколково», они попросили нас поставить какой-нибудь арт-объект. Они выделили нам огромное пространство, темную комнату, и мы показали «Микрокосмос». Люди шли через это восьмиметровое пространство, и при движении постепенно звук интенсифицировался. Это был фактически первый наш с Настей опыт. Но параллельно с этим мы уже делали «Кокон», это тоже был долгий процесс. И, к счастью, мы его успели завершить.
ЕК: Как формировалась идея «Кокона»? Кто был инициатором?
ДП: Идея чисто Настина. Как я уже говорил, у меня есть некая страсть дорабатывать идею художника. У нее была идея, и я уже вместе с ней решал, как эту идею можно воплотить. «Кокон» можно было решить, например, с помощью проекции сеток или с помощью светодиодов. Но нам удалось воплотить с помощью оптоволокна. Это был самый дорогостоящий вариант, но и самый эффектный. Наш первый опыт работы с оптоволокном.
ЕК: Над чем-то сейчас еще работаешь?
ДП: Да. На самом деле, вчера [17 июня] прошел перформанс, к которому мы очень долго готовились. Это был перформанс Екатерины Жариновой «Степень свободы» в Зале Свободы [в Ельцин Центре]. Там было девять летающих дронов, управляемых танцующим человеком. При этом перформер издавал звуки, которые захватывались микрофоном и в виде лупов воспроизводились гранулярно и спектрально. Мы этот перформанс будем дальше дорабатывать, улучшать технику захвата звуков и работу с дронами.
С Настей планируем несколько проектов, но об этом пока говорить не могу. С «Kuflex» у нас также идут проекты. Недавно открылась выставка «Kuflex #1» в галерее Медиа Арт Абрау [в Абрау-Дюрсо]. Тысяча квадратных метров, огромные инсталляции, десятки метров интерактивных коридоров и комнат. Эту выставку мы сейчас модернизируем, обновляем. Это работа на ближайший год, а может и больше. Кстати, именно благодаря этой выставке мы смогли воплотить «Кокон» — «Kuflex» нас поддержал оборудованием и материалами.
ЕК: Как я понимаю, для тебя произведения не конечны, а подразумевают все равно возможность какого-то дополнения, развития?
ДП: Да. Не сразу пришла такая мысль, но оказалось, что интереснее какую-то одну работу делать год–два. Она нарастает, причем не то, чтобы нарастает деталями, а становится более филигранной. Получается, что работы, которые делаются много лет, приглашают на выставки, некоммерческие или на коммерческие ивенты и так далее. «Прокачанные», как я их называю, работы оказываются более востребованы.
ЕК: А с «Коконом» и «Микрокосмосом» еще планируете дальше что-то развивать?
ДП: Да, планируем.
ЕК: Можешь рассказать про другие проекты? Может быть, значимые или поворотные, когда к тебе пришло осознание чего-либо.
ДП: На самом деле, до того, как заняться медиа-искусством, я работал композитором, писал музыку. Потом как-то я понял, что одной музыки может быть недостаточно.
ЕК: Сейчас с музыкой уже не работаешь?
ДП: Почему же? Как раз и в перформансе Екатерины Жариновой, и в перформансе с Таней Просто в УФ ГЦСИ-РОСИЗО, я выступал в качестве диджея. В работах с Настей я выступаю не только в роли технического исполнителя, но и в роли саунд дизайнера. Я говорю: «Свет у тебя отличный, давай добавим звук». К звуку я вернулся года три назад. Сначала я занимался только музыкой, потом чисто визуальными вещами, сейчас совмещаю и то, и другое, и делаю интерактивные свет и звук.
ЕК: Это очень интересно. В представленных на выставке работах тоже звук интерактивный?
ДП: Конечно. В «Микрокосмосе», например, идет синтез звука. Не просто включение сэмплов, а синтез. Это очень интересно, как человек своим положением в пространстве управляет параметрами синтеза. Это не сразу слышно, и только очень внимательный слушатель, кто может услышать изменяющиеся тона и тембры, может это заметить.
Также у нас есть проект, который мы ведем с 2013 года с поэтом Таня Просто — так называемая «Стихомашина». Это система, которая состоит из нескольких программ, которые управляются с пультов. Она захватывает звук человека-поэта или танцовщика и преобразует в набор лупов. Это не просто луп-машина или драм-машина — звуки здесь обрабатываются сложным образом. Например, осуществляется спектральное растягивание звука или грануляция. Это происходит вживую, в несколько каналов. Мы выступаем с поэтом Таней Просто в Петербурге и в Москве, вчера с Екатериной Жариновой выступали у нас в Екатеринбурге. Сейчас меня интересует, как сделать так, чтобы компьютер автоматически анализировал входной звук с микрофона или с нескольких микрофонов. Чтобы согласные, например, отправлял на гранулятор, а гласные — на спектр, чтобы спектр начинал растягиваться, и получались бы тональные звуки. А согласные бы превращались в перкуссионные звуки, и в итоге ритм выстраивался автоматически. Сейчас я делаю это вручную: записываю кусочек звука, вылавливаю в нем то, что отправить на грануляцию, а что в спектр. И эта ручная работа во время живого исполнения, которое может всего минут десять длиться, затягивает процесс.
Если говорить про технологии графики, последние два проекта на «Kuflex #1» сделаны уже не на openFrameworks, на котором мы вообще все делаем, а в связке с Unreal Engine. Это игровой движок, средство для создания игр. Мы давно хотели его опробовать, и в Абрау-Дюрсо у нас был повод реализовать два больших проекта [«Другой мир» и «Скорость цвета»], где графика рисуется с помощью Unreal Engine. Это уже совсем другой уровень графики: там и отражения, и рефракции, и реальные 3D-объекты, которые ведут себя сложным физическим образом. Тем не менее, управление этими объектами идет с openFrameworks: данные захватываются с кинекта, анализируются, преобразуются, и в Unreal Engine отправляются только управляющие сигналы. Сейчас мы занимаемся освоением Unreal Engine в контексте современного искусства.
ЕК: В чем для тебя значимость интерактивности в искусстве? Почему ты решил заняться интерактивными работами, предполагающими взаимодействие со зрителем?
ДП: Это связано с некой фрустрацией. Сейчас поясню, что это значит. В 2000 или в 1999 году я случайным образом купил книгу про вещи, в которых я совсем не разбираюсь. Это была книга Маньковской «Эстетика постмодернизма». Я ее прочитал. Сразу скажу, что в то время искусством совсем не занимался, с постмодернизмом был не знаком. В книге не было картинок, и интернета у меня не было, так что я только виртуально мог все это воображать. В книге в нескольких главах говорилось про виртуальную реальность и, что наиболее важно, про интерактивное искусство. В то время я ничего такого не видел. Я лет девять ходил и размышлял, что такое интерактивное искусство. В итоге была некая фрустрация, было ожидание увидеть, что же это на самом деле. Ожидание так выросло за эти годы, что мне сильно захотелось этим заниматься. Уже потом я выяснил, что люди с 70-х годов это делают, датчики ставят. Вот такой странный путь.
А вторая причина: в 2003 году тоже случайным образом я зашел на фестиваль «SYNC», который устраивает Татьяна Комарова в Консерватории. Там я увидел перформанс: это был Тотальный театр Вячеслава Колейчука. Девушка стояла на сцене, и на нее светили проекции в виде сетки. Она танцевала, и эта сетка двигалась синхронно с ней. Я заподозрил, что это было интерактивно. Много лет спустя узнал, что не было. Тем не менее, это сподвигло меня делать интерактивные перформансы, как, например, с Екатериной Жариновой: с проекциями, с водой, которую она переливает, с генерацией звука, с дронами.
ЕК: Спасибо тебе большое за ответы.
ДП: Я хотел бы еще сказать, что я с большим энтузиазмом участвую в мероприятиях Арт-галереи. Для меня эта площадка хороша тем, что здесь свободная атмосфера. Вы иногда приглашаете всех желающих, а даже если кого-то приглашаете специально, то все равно исходите из возможностей и пожеланий художника. Это дает новые возможности, новые знакомства, и для меня это очень важно.
ЕК: Тот же «Кокон» появился как раз благодаря Вашему с Настей знакомству на «Бимере».
ДП: Да-да, я в это верю. Знаешь, когда во что-то веришь, оно так и случается. Так что спасибо вам, организаторам.
30/06/2017
Фото — Стася
Выставка «К чему снится свет?» в Арт-галерее Ельцин Центра будет работать до 2 июля 2017 г.
