Либертарианство и вэлфер: есть ли противоречия?

Есть распространенное мнение, будто либеральная (либертарианская) философия агрессивно отрицает любые формы обязательного социального страхования (вэлфера) — дескать, никаких вам государственных пособий, пенсий, сиротских выплат. Мол, кто работает — тот ест. Остальные в лучшем случае надеются на частные фонды и милостыню, в худшем — подыхают под забором Это дает повод для многочисленных обвинений в людоедстве. Казалось бы, иначе быть и не может, ведь защита “негативных прав” (свобод) может вести лишь к одному выводу формата “никто никому ничего не должен”. Однако напомню, что либертарианская теория — вовсе не религия, где есть золотые скрижали с раз и навсегда установленными предписаниями на все случаи жизни. Политическую теорию отличает от религии именно то, что она находится в перманентном процессе совершенствования (через дискуссию). Существует обоснование этичности и неизбежности вэлфера, которое не просто не противоречит либертарианским принципам, но выводится из них.

Общественный договор и зачем он нужен

Основа философии классического либерализма (ныне называемого либертарианством) — так называемый принцип самопринадлежности (это словарное определение либертарианства). Джон Локк в конце 17-го века сформулировал его так: “Хотя земли и все низшие существа принадлежат сообща всем людям, все же каждый человек обладает некоторой собственностью, заключающейся в его собственной личности, на которую никто, кроме него самого, не имеет никаких прав.”. Это право собственности на свою субъектность является отправной точкой, из которой Локк выводит моральность собственности на объекты: “Мы можем сказать, что труд его тела и работа его рук по самому строгому счету принадлежат ему. Что бы тогда человек ни извлекал из того состояния, в котором природа этот предмет создала и сохранила, он сочетает его со своим трудом и присоединяет к нему нечто принадлежащее лично ему и тем самым делает его своей собственностью”. Таким образом, “собственность на себя” предшествует собственности на все остальное.

По Локку посягательства на чужую жизнь, свободу или собственность является нарушением “естественного закона” и люди, живущие в “естественном состоянии”, вольны восстанавливать справедливость, наказывая за такие посягательства. Однако ситуация, когда каждый сам стоит на страже своих прав, порождает множество неудобств, ведь “гражданское правление является подходящим средством, избавляющим от неудобств естественного состояния, а неудобства эти, несомненно, должны быть огромными, когда люди оказываются судьями в своих собственных делах”. Во избежание неудобств люди добровольно вступают с другими людьми в общественный договор — так появляется общество. Естественно-правовая доктрина гласит, что свобода и собственность этичны, но для технического обеспечения неприкосновенности того и другого нужен общественный договор.

В реальности в “естественном состоянии” дела обстояли куда хуже, чем “наличие неудобств”. Согласно подсчетам археолога Лоуренса Кили, в межплеменных войнах палеолита в среднем гибло от 15% до 60% всей мужской популяции (женщины гибли реже, но при этом сами были трофеем за который велись доисторические войны) — он основывает свои выкладки, как на археологии, так и на наблюдениях за жизнью современных племен охотников-собирателей. Психолог Стивен Пинкер также любит приводит эти данные, рассказывая о том, как уровень насилия неизменно снижался с развитием цивилизации. Действительно: 30% гибнущих в войнах и современные доли процента — есть большая разница. Таким образом, к правдивому историческому описанию “естественного состояния” ближе всех оказался Томас Гоббс, который называл его “войной всех против всех” и писал, что жизнь большинства людей в этой первобытной анархии была “одинокой, бедной, неприятной, жестокой и короткой”.

Становление общества исторически происходило тоже скорее по Гоббсу — кто-то оказывался сильнее остальных и распространял свою власть, а среди людей формировался разумный консенсус о том, что даже мало чем ограниченная власть монарха все-таки лучше, чем постоянная война всех против всех. Собственность — не то, что дано людям по умолчанию в реальном мире. Где владеть вы сможете лишь тем, что способны защитить (или ваша небольшая группа). И если вы охраняете свое 24 часа в сутки — забудьте о любой продуктивной деятельности. Собственность в современном понимании — это когда вы можете владеть землей или капиталом на другом конце страны (а то и планеты) и сколь угодно долгое время. Для существования такого рода собственности социальный договор (консенсус) не просто желателен, а совершенно необходим — ведь люди должны признавать эту собственность, должны существовать независимые от вас механизмы ее поддержания и защиты.

Сокращая, можно просто сказать, что собственность — это порождение социального контракта. Есть контракт — есть собственность, нет контракта — нет собственности. Конкретные правила “справедливого” ее распределения имеют то же происхождение. Но здесь возникает вопрос: какими условиями должен обладать социальный контракт, чтобы люди захотели в него вступать? Ведь от социального контракта люди получаются не только бонусы, но и несут издержки — люди должны соблюдать правила и следовать принятым ограничениям. С позиции Гоббса годится любой контракт — ведь “естественное состояние” еще хуже. Тем не менее, условия какого-то контракта могут показаться нам более привлекательными, чем условия другого. А принцип самопринадлежности напоминает нам о важности добровольного выбора.

Вуаль неведения

Философ Джон Ролз в книге “Теория справедливости” предложил решение для определения справедливости условий социального договора — мысленный эксперимент “вуаль неведения”. Представьте, что вы не знаете ваше положение в обществе, которое станет результатом контракта, а потому поставьте себя в наименее выгодное положение. Ведь существует вероятность, что вы окажетесь именно на самом дне. Скрывать за вуалью неведения Ролз предлагал примерно все: материальное положение, пол, расу, национальность и даже способности. Например, вы можете оказаться как “одаренной личностью”, так и “лишенной талантов”. Ролз называл такой подход “справедливость как честность”. Честно договориться о правилах мы можем лишь находясь в неведении о наших личных выгодах. Иначе люди будут лоббировать те условия, которые служат их интересам. Следовательно, договориться об абстрактных правилах мы можем лишь из под “вуали”.

И что же кажется рациональным в под “вуали”? Очевидно, что общество допускающее рабство не кажется привлекательным — можно оказаться на месте раба. Общество, в котором базовых прав лишают людей с низким IQ тоже не подходит — вы заранее не знаете свой IQ. Да и вообще общество, где возможно неравенство не выглядит привлекательным… но есть важный нюанс. Если общество допускающее неравенство не оказывается для самых бедных лучше возможных альтернатив. Так капиталистическое общество допускает неравенство, но в жизнь бедняка при капитализме все равно будет лучше, богаче и счастливее, чем жизнь при социалистической уравниловке. Таким образом, капитализм удовлетворяет “принципу различия” Ролза, сопутствующее ему неравенство оказывается справедливым. Этот “принцип различия” на самом деле очень важен т.к. можно представить, что находясь под “вуалью” мы договоримся о дурных правилах, но единых для всех — к примеру, чтобы все были одинаково лишены собственности. Однако из опыта нам известно, что общество, где собственность есть, гораздо лучше способствует всеобщему благосостоянию, а потому “принцип различия” подсказывает такой выбор.

Понятно, что “вуаль неведения” может существовать лишь в виде мысленного эксперимента — проверить ее социологией никак не выйдет. Ведь реальные люди всегда подвержены предрассудкам. Об этом, например, свидетельствуют выборки посвященные известному мысленному эксперименту с вагонеткой — решение публики о том, переводить или не переводить стрелку (или скидывать ли на рельсы толстяка) меняется в зависимости от того, черные или белые фигурируют в задаче, богатые или бедные. В общем, “свои” или “чужие”. Понятно, что большинство современных нам обществ выросли не в результате первоначального добровольного контракта, а в череде сложной исторической эволюции. Поэтому направление мысли Ролза название “теорией гипотетического общественного договора”. Эксперимент с вуалью — лакмусовая бумажка, которую можно прикладывать к правилам действующих обществ, с целью получить ответ: “а могли бы такие общества быть следствием заключение добровольного соглашения?” Ключевым допущением Ролза является предположение о том, что люди а) достаточно рациональны б) склонны беспокоиться о будущем своем и своих детей в) ценят стабильность больше, чем риск. В целом эти допущения кажутся разумными для большинства людей (в пользу того, что люди предпочитают стабильность риску также говорит теория перспектив Канемана-Тверски).

Разумеется, есть некий процент людей, любящих играть в казино и вкладывать деньги в бинарные опционы. Возможно, им было бы интересно сыграть в лотерею, выбрав рабовладельческое общество. И было бы аморально принуждать их к участию в “правильном” социальном договоре. Но столь же аморально с их стороны пользоваться плодами такого социального договора, вроде безопасности, экономического изобилия и самого института собственности, но, при этом, не исполнять его обязательств по социальному страхованию. Это банальное поведение безбилетника, любящего пользоваться услугами, но не платить по счетам.

При чем же здесь вэлфер?

Давайте представим общество, в котором нет пенсий и обязательного социального страхования, пособий по безработице и выплат по болезни, где всякому, кто оказался в бедственном положении (неважно случайно ли или по собственной вине), никто не обязан помогать. Пройдут ли такие условия социального контракта проверку “вуалью”? Очевидно, что нет — ведь на месте умирающего под забором неудачника (или несчастной жертвы обстоятельств) легко можете оказаться вы сами. Следовательно, нет никакого резона выбирать социальный контракт с такими условиями. Куда более привлекательным окажется контракт, подразумевающий минимум социального страхования. И люди, будучи за “вуалью неведения”, предпочтут заключить такой контракт. Можно сколько угодно говорить о том, что частная благотворительность работает эффективнее государственной (это действительно так). Но это не решает главной проблемы: частная благотворительность носит добровольный характер, а социальный договор требует вэлфер в качестве обязательного условия.

Интересно, что это подтверждает не только теория, но и эмпирика — в мире сложно найти общества, в которых бы не действовали те или иные формы социального страхования. Просто до появления централизованного государства этим занимались другие институты, но страхование носило столь же обязательный характер. Церковь собирала десятину — содержала приюты и богадельни. Средства перераспределялись внутри крестьянских общин и ремесленный цехов. Большая семья, в конце концов, была тем же средством социального страхования. Объяснений тому можно придумать множество: например, эволюционное — общества, испытывавшие недостаток страхования, просто вымерли, а люди стремились туда, где условия совместной жизни, подразумевали страхование. В Новое время централизованное государство постепенно перехватило эту функцию у общественных организаций. Что, как это часто бывает, принесло и благо, и зло одновременно. Благо — небывалая до того мобильность и свобода людей, как следствие ослабления зависимости от семьи, цеха или общины; зло — приобретенный государством рычаг подкупа и шантажа.

Опасность вэлфера и способ ее преодоления

Никак нельзя утверждать, будто с нынешним социальным государством все порядке. Напротив, проблем огромное множество. Но все эти проблемы связаны не столько с самим фактом вэлфера, сколько с формой его реализации, подразумевающей систему дифференцированных выплат. Это означает, что разные группы населения могут претендовать на разные выплаты. Самое простое: безработным положены одни выплаты, сиротам другие, инвалидам третьи и так далее. Казалось бы, это разумно т.к. у разных людей разные нужды. Однако дифференциация открывает портал в ад — так социальные группы получают возможность вступать в соревнование за кусок общего пирога. Начавшись в 19-ом веке с обеспечения базовых нужд, за столетие с небольшим вэлфер разросся до гаргантиюанских масштабов. Теперь претендовать на свой кусок в перераспределении можно по любым поводам — например, в качестве “компенсации” за колониализм двухвековой давности. Существует также множество скрытых способов перераспределения — к примеру, протекционизм и субсидии “отечественному производителю” есть ничто иное, как формы вэлфера, выплачиваемого работникам только за то, что они “отечественные”.

Такой “соревновательный вэлфер” дает политикам универсальный инструмент подкупа и шантажа избирателей. Но каждый раз необходимо предложить зависимым социальным группам больше, чем раньше — а потому выплаты постоянно растут. Вместе с ними растут и операционные расходы — ведь требуются люди, которые будут организовывать процесс перераспределения, а над ним — люди, которые будут следить за их добросовестностью. Им всем необходимо платить зарплату, они тоже способны лоббировать свои интересы. В итоге и аппарат растет как снежный ком. Зачастую чиновники от социальной сферы намеренно вытесняют частную благотворительность, видя в ней конкурента. Общество приходит к огромным налогам, которые идут на содержание бюрократов и разных сомнительных “уязвимых групп” — что не только убивает всякую частную инициативу, но и вовсе ведет распаду единого пространство социального договора на множество фракций, сражающихся за свой кусок.

Философ Фридрих Хайек в книге “Право, законодательство и свобода” писал:

“В свободном обществе ничто не мешает правительству обеспечить всем защиту от суровых лишений в форме гарантированного минимума дохода или минимального уровня, ниже которого не следует опускаться. Можно исходить из того, что такая страховка от крайних страданий выгодна всем, или что она представляет собой моральный долг оказывать помощь — в рамках организованной

общности — тем, кто не в силах помогать себе сам. До тех пор, пока такой одинаковый минимальный доход будет предоставляться за пределами рынка каждому, кто по каким-либо причинам не может зарабатывать самостоятельно, это не должно приводить к ограничению свободы или к конфликту с принципом с верховенства права. Рассматриваемая проблема возникает лишь в том случае, когда величину вознаграждения за оказанные услуги начинает устанавливать власть, а указывающий направление индивидуальных усилий безличный механизм рынка отодвигается в сторону.”

Проблема возникает там, где величину и адресат помощи начинает определять власть — с этим связаны ВСЕ проблемы современного социального государства. Верховенство права по Хайеку — это “строгое предотвращение всякого принуждения, за исключением принуждения с целью насаждения общих абстрактных правил, равно применимых ко всем”. Проще говоря, проблему можно решить лишь одним способом — сделав вэлфер услугой универсальной, одинаковой для всех. Именно так работают базовые условия социального контракта, обеспечиваемые минимальным (правовым) государством. К примеру, безопасность: бедные и богатые, мужчины и женщины, больные и здоровые — все примерно в равной степени пользуются защитой, которую предоставляет полиция (если речь, конечно, идет не об обществе формально разделенном на сословия). Эта услуга в виде “общественного блага”, от пользования которой невозможно никого отлучить. Поэтому никто не говорит о “перераспределении на полицию” — ведь речь об общем вкладе в услугу, получаемую всеми. Тогда как перераспределение — это когда выигрывают одни и проигрывают другие.

Интересно, что либертарианский философ Роберт Нозик критиковал описанную выше теорию Ролза в т.ч.с той позиции, что его принципы справедливости программируют общество ориентированное на достижение конечного результата — улучшения положения “самых уязвимых”. Ориентация на конечный результат позволяет заниматься перераспределением и открывает возможность для битвы за статус “самого уязвимого”. Это не отменяет полезности “вуали неведения”, однако говорит о необходимости универсализации вытекающих из нее решений — так, чтобы они становились характеристикой самого социального процесса, а не конечного результата. То есть приобретали форму общего, а не группового блага.

Единственный способ сделать вэлфер универсальным — заменить всю действующую систему социальных выплат на базовый безусловный доход, единый для всех. Таким образом, вэлфер перестанет быть перераспределением и станет общественным благом. Это решит все проблемы сопряженные с нынешней системой. Исчезнет необходимость делиться на фракции и вступать противоборство за кусок общего пирога. Ведь все то, что получат бедные в виде чистого дохода, одновременно получат и богатые, только в форме налогового вычета. Лоббирование увеличения общего дохода становится не только бессмысленным, но и крайне сложным т.к. потребует координации десятков миллионов людей (эффект безбилетника здесь работает во благо). Политики лишатся излюбленного популистского рычага воздействия на избирателя (это оздоровит политику). В отличие от нынешней системы тысячи разных выплат, базовый доход не потребует большого бюрократического аппарата — его можно будет сократить в десятки раз. Базовый доход, будучи единым для всех, вносит минимум искажений в рыночные стимулы. Если сейчас чиновники от социальной сферы могут конфликтовать с частными благотворителями (ведь они “соревнуются” выполняя одну и ту же работу) — базовый доход лишен и этого недостатка.

***

Итак, подводя итог, напомню, что собственность (в качестве развитого института) возможна только в условиях социального договора ее обеспечивающего. Возможность вступления в такой договор происходит из принципа самопринадлежности, который лежит в основе либеральной (либертарианской) философии. При этом, разумный социальный договор, будет включать в себя вэлфер в качестве одного из базовых условий (“вуаль неведения”). Следовательно, там где есть социальный договор, где есть собственность, будет и вэлфер. Но только базовый доход обеспечивает подлинную справедливость этого вэлфера т.е. универсальность для всех участников договора. Таким образом, вэлфер в виде базового безусловного дохода, является следствием самопринадлежности — то есть не противоречит либертарианским принципам, а выводится из них.