Мифологизация повседневности в “Убийстве священного оленя”
Кардиохирург Стивен из-за чувства вины сближается с подростком Мартином. Несколько лет назад во время операции Стивен неумышленно убил отца Мартина, потому что был пьян. Однажды Мартин заявляет, что Стивен смоет с себя кровь убив одного из членов своей семьи — жену, дочь или сына. Иначе они все умрут под действием проклятья.
Хоррор-фильмы про загробную месть обычно не претендуют на реалистичность. Сверхъестественные силы в них материализуются в виде злых духов, маньяков и т.д., и главные герои, “нормальные” люди, борются за выживание в неожиданных для них сказочных обстоятельствах.
В “Убийстве священного оленя” сверхъестественное потихоньку проникает в повседневность. Мартин всего лишь описывает, как дети Стивена будут парализованы, а потом станут отказываться от любой пищи. Все так и происходит, с точностью до буквы. Чем ближе к развязке, тем страннее события, но настоящая фантастика происходит у героев в головах. Старшая дочь, Ким, с аргументами, достойными древнегреческого театра, убеждает отца убить именно ее: родители — это хозяева и отнимать жизнь должен тот, кто ее дал. Анна, жена, предлагает в качестве жертвы их младшего, Боба, потому что “мы еще нарожаем”. В логике им не откажешь, но как в этой отталкивающей логике разобраться?
Критика в целом затрудняется объяснить иррациональность фильма. Некоторые рецензии простодушно называют его осовремененной трагедией Еврипида “Ифигения в Авлиде”. Царь Агамемнон на охоте случайно убил священную лань Артемиды (отсюда название). Когда грекам перед Троянской войной понадобилось благословение богини, Агамемнону пришлось принести ей в жертву собственную дочь. Однако “Ифигения” — это довольно традиционная риторическая драма о чувствах и долге, и у нее мало общего с кошмарным саспенсом “Оленя”.
Другие говорят, что фильм на самом деле про социальное неравенство, про то, как богатая Америка задолжала бедной. Стивен и его жена действительно входят в число лучших врачей страны, и их клиника внутри и снаружи выглядит фундаментально, как царский дворец. Мартин в гостях замечает, что живет “не в таком хорошем районе и не в таком хорошем доме”. Но все же конфликт у них не из-за денег или власти. Мартин не испытывает классовой ненависти, а совсем наоборот: именно статусность Стивена позволяет подростку видеть в нем фигуру отца. Однажды тинейджер просит его раздеться и показать густые волосы под мышками — символ маскулинности. В конце концов, давая хирургу право самому выбирать, кто в его семье умрет, Мартин подчеркивает его патриархальную власть.
Не воспринимать неадекватность персонажей всерьез или видеть в ней только метафору чего-либо — значит мерить фильм какими-то своими представлениями, которые ему могут и не подходить. Все равно, что вынимать сердце из грудной клетки. Здесь будет другой подход: герои мыслят и действуют не маргинально и отвлеченно, а наоборот — в полном соответствии с законами своей реальности, правдоподобно, пусть и необычно, то есть мифично.
Мифическое сознание менее всего интеллектуально или мыслительно-идеально. Миф — не идея или понятие, а сама жизнь. Это жизненно ощущаемая и творимая, вещественная реальность и телесная, до животности телесная действительность… Для мифического сознания миф не является сказочным бытием, он — самое реальное, живое, чувственное бытие. (Алексей Лосев “Диалектика мифа”)
Чтобы пощупать, что такое мифическое сознание и насколько оно близко зрителям “Оленя”, рассмотрим пример.
В начале фильма, заглаживая вину перед Мартином, Стивен дарит мальчику наручные часы. На первый взгляд, ничего за рамками общепринятой логики, но если задуматься, то это самый иррациональный поступок на свете. Ведь убедить себя в том, что обычная вещь может заставить человека изменить свое отношение к тебе, то есть заставить целого человека измениться — это значит приписать обычному предмету магические свойства. Как в магии вуду. Причем это правда работает: многие люди делают подарки, а другие люди их принимают, и потом они дружат, женятся и т.д. Потому что все верят в волшебную силу подарка, даже Стивен, хирург и “человек науки”, как его называет Мартин.
Но в случае убийства так легко не отделаться. Мартин сообщает, что поменял ремешок часов с металлического на дешевый кожаный, чего Стивен ему намекал не делать (подарок не будет работать как задумано). После этого Мартин навещает Стивена все чаще. Греческий тиран Поликрат, чтобы боги не завидовали его успеху, бросил в море золотое кольцо — в наше время мужчины для демонстрации статуса предпочитают как раз дорогие часы. Но море не приняло жертву: кольцо проглотила рыба, которую подали Поликрату на пиру, и вскоре тот погиб. Часы Стивена водонепроницаемые, и море их тоже не приняло.
Стивен говорит жене, что действительно выпил лишнего в тот день, но так и не признается, даже самому себе, что именно это привело к смерти пациента. Он оправдывается, что виновата неправильная процедура, что “хирург никогда не убивает, убивает анестезиолог”. Однако в присутствии Мартина ему некомфортно. У Стивена раздвоенность сознания: есть профессиональная и правовая логика, а есть — “око за око”, и если ты своими руками вскрыл человеку грудь, и тот умер, то ты убийца. Причем Стивену такое архаическое мышление свойственно не в меньшей степени, чем Мартину, иначе не было бы всех подарков и попыток отвести беду.
Важно, что герой хочет отвести беду еще до того, как появились ее первые признаки. Это тоже одно из свойств мифа, которое отличает его от повседневности: мифическая история даже по отношению к своим персонажам существует в прошлом времени. Ахиллу еще в детстве было предсказано участие в Троянской войне, и он, после недолгих игр в прятки, плывет под Трою, зная, что там умрет. Мифическая реальность настолько вещественна, что герои буквально находят знамения повсюду вокруг себя.
Например, Стивен сам мифологизирует свои руки. Они появляются в кадре в самом начале и выбрасывают в корзину окровавленные медицинские перчатки. Мать Мартина, оставшись наедине со Стивеном, хвалит его руки за красоту и замечает, что ее покойному мужу они тоже нравились. Позднее то же самое повторяет Анна, когда хочет убедить мужа сохранить ей жизнь. Обе женщины, соблазняя Стивена, целуют и облизывают его пальцы. Именно после этого действия он отказывает обеим. Вероятно, Стивен понимает, что его холеные руки хирурга и поставили его в эту ситуацию.
Очевидно, что не любая история про ошибку кардиохирурга может стать мифом. Необходимо еще присутствие чудесного. Мартин явно проводник каких-то сверхъестественных сил. Он точно предсказывает будущее и на время снимает с Ким паралич телефонным разговором. Приземленное объяснение тут возможно — гипноз, внушение — но неинтересно.
Пригласив Стивена в гости, Мартин заставляет того смотреть любимый отцовский фильм — “День сурка”. В одной сцене персонаж Билла Мюррея спрашивает: «Как ты можешь знать, не бог ли я?». Возможно, что и бог. Именно Мартин двигает сюжет фильма, решает, что происходит, определяет решения и поступки персонажей вокруг. Одержимость Ким Мартином и целование его ног Анной трудно толковать иначе, как поклонение. Очевидны параллели со страшной, как фильм ужасов, трагедией Еврипида “Вакханки”, где околдованные фиванские женщины, оставив семьи, присоединились к кровавому шествию Диониса.
Впрочем, в мифах разница между богами и людьми тонка: боги смертны, а герои могут попасть на Олимп. Так и Мартин может быть полубогом. Его мать, очевидно, смертная, а вот отец — моральный центр всей истории, “священный олень”. Мартин иногда не выдерживает роль хладнокровного мстителя и вспоминает, что он подросток в поисках любви и одобрения. Отец же был совершенством. Известно, что из его образа жизни и показаний организма никак не следовали проблемы с сердцем. В отличие от Мартина, он не курил — важная, мифологизированная черта для семьи врачей, повернутых на своем здоровье. К концу фильма все они выкурят не одну пачку, кроме маленького Боба.
