В моей коже (2002) Марины де Ван
Кровавый феминистский манифест о праве на свое тело
30-летняя Эстер (Марина де Ван) зарабатывает фрилансом, но малые доходы и квартира мечты, куда они хотят переехать с бойфрендом Венсаном (Лоран Люка), наталкивает на мысль, что пора перебраться в офис. По пути на вечеринку у подруги Сандрин (Леа Дрюкер), где Эстер должна познакомиться с потенциальным начальником, она умудряется поранить ногу на спрятавшейся по пути стройке, но замечает это практически случайно. Выясняется, что она не чувствует боли, но это только первое открытие в череде не менее удивительных (и даже более кровавых).
Дебют актрисы Марины де Ван, соратница Франсуа Озона, снимавшейся и писавшей для него сценарии в 90-е и начале 2000-х, сегодня выглядит не менее актуально, чем пятнадцать лет назад. Правда, российская критика в 2002-м, кажется, выступила с позиций победившего феминизма, обвинив “В моей коже” в навязчивом напоминании, что “тело женщины — ее дело”, что уже все поняли. Оказалось, что не все, а среди видных лент 2017-го есть двойники и наследники “Тела” в лице “Тельмы” и “Сырого”.
“Сырое“ Джулии Дюкорно тут примечательно вдвойне: обе ленты относятся к так называемому французскому экстремизму, воплощенному зачастую в особенно жестоком хорроре. И де Ван, можно сказать, стояла у истоков этой впечатляющей и кровавой ревизии базисных человеческих ценностей. “Кровавая жатва” Ажа исследовала любовь и гендерное самоопределение, “Мученицы“ взялись за веру и доверие, “Месть нерожденного” замахнулась на память и материнский инстинкт. “В моей коже” ухватилось за женское тело, которое, наравне с тревожно-красными выделениями, остается ключевым образом французского экстремизма. Вызов табуированности — будь то женская сексуальность или телесность как таковая — позволил когорте режиссеров посмотреть на мир глазами жителей XXI века, хотя бы частично отряхнув традиционные догмы, сформулированные в другом социуме, в другом технологическом состоянии и другом уровне рефлексии.
Рефлексия де Ван по поводу собственного тела может показаться довольно ординарной, но если начать разворачивать скетчи черного юмора и бытового ужаса, то каждая стыкуется с десятками статей и облайканных постов на целую плеяду тем, с этим связанных. В одной фразе будущего начальника «я привык ужинать, а не обедать», которой он отвечает на предложение о встрече, проклевывается мысль о том, что Эстер себе не принадлежит. Гораздо сильнее это развернется в отношениях с бойфрендом, который распоряжается телом возлюбленной почти буквально, устанавливая, что ей делать, а что нет (пускай это и подается в гротескном формате запрета на самоистязания). Апогей настанет в сцене принуждения к купанию, которое де Ван виртуозно снимает как изнасилование, захватывает заодно и тему замалчивания (тихоня Сандрин, наблюдавшая за происходившим, говорит, что растерялась). Эффектная сцена в ресторане, когда у Эстер отваливается рука, — прекрасная метафора этикета, который жестоко диктует, где должны быть руки. Отрезать и положить по правилам — отличный выход.
Такая небрежная откровенность содержательная вкупе с откровенностью телесной закономерно могут оказаться раздражающими, хотя, как и любой фильм о внутренней или внешней свободе, “В моей коже” задает резонные вопросы традициям, правилам, рабочему кодексу, этикету и другим ограничивающим рамкам. Вдобавок Марина де Ван находит достаточно остроумную метафору заезжанной мантре “полюби самого себя (и свое тело)”. Как и в “Неоновом демоне” Рефна, здесь это обретает каннибальский налет. Как говорится: вот, что я люблю.
а что еще было в “фильмах на выходные”?
отчасти похожее: “Пианистка” Ханеке, “Кровавая жатва” Ажа, “Мученицы” Ложье, “Нимфоманка” Триера, “Сырое” Дюкорно, “Неоновый демон” Рефна, “Моя девушка — монстр” Вигалондо, “Тельма” Триера
канал “Тинтина вечно заносит в склепы” (кино, комиксы, театр и снова кино)
