Гармонии Веркмейстера (2000) Белы Тарра и Агнеш Храницки

Эстетский и медленный бытовой апокалипсис с гигантским китом и музыкой сфер

В небольшом венгерском городе живет почтальон Янош (Ларс Рудольф), который увлекается астрономией, помогает родственникам и окружающем по мере сил и вообще олицетворяет провинциального интеллигента. Местные тоже относятся к тему с теплом — и иногда просят в пабе разыграть что-нибудь этакое: например, мини-спектакль про солнечное затмение, бессмертие и хаос. Пока Янош наслаждается куцей красотой захолустья, его дядя-музыковед Дьордь (Петер Фиц) собирается объявить войну композитору и теоретику Андреасу Веркмейстеру, из-за которого с XVII века вся музыка стала развиваться неправильно. Покой горожан тоже повис на волоске: в город приезжает цирковая труппа с чучелом исполинского кита и загадочным Принцем. От пришлых ждут беды — и атмосфера в городке накаляется до предела.

140-минутное повествование «Гармониях Веркмейстера» Тарр пересказывает еще в открывающей десятиминутной сцене, снятой чуть ли не одним кадром: за десять минут до закрытия бара и по просьбе собравшихся Янош предлагает утомившимся работягам посмотреть следующий спектакль. Один тучный мужчина в усах изображает Солнце, второй — Землю (и вращается вокруг первого), а потом в дело вмешивается Луна. И как только на Земле наступает тьма — начинается хаос и натуральный ад, а потом — стоит Солнцу выкрутиться из тисков затмения — все снова тихо и мирно. Дождавшись душеспасительного вывода хозяин таверны выгоняет поумневших венгров на холод и закрывается.

Дальше аналогичный процесс случается в самом городишке: затмение случается в голове у дяди Дьордя, озабоченного трудами Веркмейстера, у местных жителей, которые сначала планируют собрать народное ополчение (в роли инициаторов выступают капитан полиции и бывшая жена дяди-музыковеда в исполнении Ханны Шигулы), а затем, ведомые тем самым загадочным принцем, попросту громят обиталище циркачей, которым тоже стукнуло в голову грабить горожан. В этом хаосе Янош оказывается свидетелем всенародного помутнения, единственным человеком, чьи комплексы и задетые душевные струны не мешают разглядеть главного, — космоса, скрытого в глазе мертвого кита. Он единственный не ищет в другом врага и не пытается побороть хорошее лучшим — отчего и оказывается в психушке.

Этот притчевато-макабрический сюжет легко представить в сочном жанровом исполнении, однако Бела Тарр — адепт медленно кино, певец бытовой метафизики и создатель давящих, но завораживающе красивых полотен о том, что печаль будет длиться вечно. Опробовав себя в актерской стезе (Тарр достаточно фактурный мужчина), венгерский постановщик поначалу избрал полифонический реализм в духе того, что через двадцать лет стало «новой румынской волной». Его «Семейное гнездо» 1979-го — безжалостное кино про то, как квартирный вопрос и скрепы заставляют людей пить кровь у близких и рушат браки — сегодня будто бы получило сиквел в лице великой драмы «Сьераневада».

Впрочем, на первых порах точным и метким слепкам реальности не хватало фирменной тарровской метафизики, которая возникла в его картинах почти десять лет спустя. «Проклятие» 1988-го — заторможенный нуар про мужчину, который неспособен что-то поменять в своей судьбе, — ознаменовало начало сотрудничество режиссера с писателем Ласло Краснахоркаи, а постоянного композитора Михая Вига, умеющего наполнить размеренное повествование Тарра экзистенциальными завываниями и макабрической радостью, он нашел на предыдущей картине — «Осеннем альманахе». Тогда же он встретился со своим постоянным оператором Габором Медвидем, которого на последних двух с половиной работах мастера без особых потерь сменил Фред Келеман. Ну и было бы несправедливо не упомянуть в этой «банде Тарра» Агнеш Храницки — жену постановщика, но, что важнее, она монтировала все его фильмы, начиная со второго («Вольный прохожий»), а на последних четырех также указана как со-режиссерка.

С этой почти неизменной командой Бела Тарр снимал свои маленькие апокалипсисы вплоть до 2011 года, когда решил завершить режиссерскую карьеру лентой «Туринская лошадь» — мощной драмой про лошадь, против жестокого обращения с которой в конце XIX века на улицах Турина вступился уже обезумевший Фридрих Ницше. Этот фильм Тарр посчитал закономерным венцом своей невеселой саги о человеческой жизни с её затмениями, проклятиями и сатанинскими танго — и «Гармонии Веркмейстера» среди них одно из самых поэтичных звеньев, завораживающих с первой сцены.

а что еще было в “фильмах на выходные”?

отчасти похожее: “Дневник сельского священника” Брессона, “Сталкер” Тарковского, “Белая лента” Ханеке, “Зоология” Твердовского, “Патерсон” Джармуша.

канал “Тинтина вечно заносит в склепы” (кино, комиксы, театр и снова кино)

--

--