Эволюция паблик-арта и его путь от идеологического оружия к социальным игрушкам.

Anton Radaev
18 min readOct 19, 2016

--

Долгое время мы («Варенъйе организм») не признавались вам в том, чем занимаемся, и строили разные рожи в попытке смутить, расщекотать, запутать и в конце концов свергнуть вашего внутреннего диктатора, приказывающего расставлять точки над i и называть все своими никнеймами. Эта игра была частью нашей художественной практики, но пришло время каминг-аута: мы делаем паблик-арт (дальше просто ПА). Поскольку явление это лихое своей неоднозначностью и вместительное настолько, что запихнуть под его кепку можно все что угодно, мы решили соорудить этот лонгрид-маяк и обозначить границы береговой линии хотя бы в общих чертах. В ходе предварительных околопредметных раскопок мы выяснили много любопытного, в том числе для себя. Например, были случаи, когда внутри ПА-объектов погибали люди (до сих пор мы только шутили на эту тему шепотом во время штурмов), а из-за некоторых инсталляций на митинги выходили целые кварталы, но об этом чуть позже. Открывайте свои тетрадки и приготовьтесь записывать. А если среди вас найдутся те, кто имеет альтернативную точку зрения, — мы с кротостью первокурсника и пытливостью научного сотрудника впитаем ее и внесем в свою базу знаний.

Что же это такое?

По словам «Википедии», паблик-арт — это любое художественное произведение, задуманное и воплощенное как публичное. То есть произведение, доступное всем и каждому и чаще всего установленное не в галереях (платный вход в которые отсеивает 99 гуманоидов из 100), а на открытом воздухе: на городских площадях, набережных и открытых крышах, в парках, бизнес-центрах, атриумах или двориках. Несмотря на то, что термин «паблик-арт» (в прошлом «коммунальный» или «муниципальный» арт) означает, что работа была создана для общего пользования, значительная часть ПА-штук выкуплена у города скруджами-анонимами и запрятана в частные архивы.

Сам по себе паблик-арт не является искусством.

Для многих это станет поводом для инфаркта, но сам по себе паблик-арт не является искусством. Это собирательный образ, зонтичный бренд, обобщение, выдуманное для удобства классификации на макроуровне. Паблик-артом можно назвать и пятидесятиметровый аттракцион-спираль, и миниатюрную игрушечную интервенцию на тротуаре. ПА может быть абстрактным или реалистичным, может быть встроен в пространство гармонично или врезан нахально и агрессивно. Близость ПА с малой архитектурой рождает инфраструктурные плоды: уличную мебель, беседки и автобусные остановки, качели и карусели, горки и даже фасады зданий — художники часто берутся за создание утилитарных произведений. Надгробные монументы, религиозная или военно-патриотическая скульптура, сфинксы, триумфальные арки, Эйфелева башня и статуя Свободы в каком-то смысле тоже являются паблик-артом. И тут вы можете возразить и, скорее всего, будете правы. Термин «паблик-арт» все-таки про другое. Но расширение границ термина — любопытный оптический прием, и если отбросить предрассудки, можно увидеть неочевидные горизонты этого явления.

Надгробные монументы, религиозная или военно-патриотическая скульптура, сфинксы, триумфальные арки, Эйфелева башня и статуя Свободы в каком-то смысле тоже являются паблик-артом.

Если смотреть на ПА достаточно широко, то мозаика, барельеф, скотч-арт, мурализм, лэнд-арт, ассамбляж, инсталляция, перформанс, салют на 9 Мая, мэппинг и клумба из покрышек тоже могут попадать под это расплывшееся в жиру определение. Хотя в профессиональной среде бытует мнение, что ПА — это лишь то искусство, которое производится исключительно на заказ (легально) в тесном сотрудничестве с городскими институциями при наличии высокоразвитого гражданского общества (делающим такое сотрудничество реальным). С этим мнением сложно не согласиться. Но что если монументальный кафедральный собор Гауди в Барселоне, который строится уже сто лет, или Мавзолей вместе с его обитателем — это тоже он, паблик-арт?

Но в первую очередь ПА нравится нам тем, как он работает (когда работает). И это «как» мы выводим на первый план и строим на нем всю идеологию «Варенъйе организма». Мы верим, паблик-арт действует, а не просто существует. Это у него в крови. Это продиктовано реакционностью среды, в которой он вырос. Общественные пространства обладают радикальной степенью свободы. Если ракушка выброшена на берег, она поет. Одна скульптура отражает феномены, болезни и угрозы, другая заигрывает с вами, как с детьми. Третья дает лазать, карабкаться, валяться кверху ногами и перепрыгивать через реку. Одна расшевеливает, похищает вас из привычной жизни, обновляет паттерн мышления. Другая кусает за ягодицы, чтобы вы проснулись и запрыгали, как щеночки. Чем не психотерапия? Определенно она. Именно это свойство воспринимается нами как основное. В конце статьи мы постараемся раскрыть эту мысль, а сейчас давайте разберемся, кто заказывает и оплачивает эти завуалированные лекарства.

На какие шиллинги?

Создание паблик-арта финансируется не авторами работ (правда, находятся и такие), а фондами, музеями, частными и государственными компаниями, хотя чаще всего — самой публикой: напрямую через краудфандинг или косвенно, через специальные налоговые схемы. Тот факт, что присутствие искусства в городе необходимо (по разным причинам), стал очевидным и общепринятым еще во времена Ветхого Завета. Но регламентировано это впервые было в Америке в государственных программах Percent-for-Art. В результате, в Новом Свете (а где-то и в Старом) до сих пор действует правило: хочешь построить общественный центр (гостиницу, офисы, ТЦ, конференц-холл и т. д.) — будь добр отломить однопроцентный кусочек бюджета на паблик-арт. Похожая схема (Art-in-Architecture, A-i-A) была введена президентом Рузвельтом в период Великой депрессии (правда, лишь с целью сохранения иллюзии того, что все хорошо) и касалась обязательного оформления государственных учреждений ПА-объектами. Она, кстати, тоже все еще актуальна.

В России никаких подобных программ не существует, но мудро мыслящие девелоперы самостоятельно прибегают к ПА как к инструменту, оправдывающему (или задающему) высокую стоимость аренды в новых жилых комплексах или создающему дружелюбную, человечную среду с каким-то своим культурным фоном в бизнес-центрах. Такого рода объекты недавно появились на территории иннограда Сколково, ЖК «Символ», ЖК «Изумрудные холмы», ЖК «Зиларт» и много где еще. Парковый ПА сегодня существует в первую очередь благодаря маркетинговым бюджетам и на средства, чудом сэкономленные парковыми менеджерами. В былые времена при многоуважаемом товарище Капкове Министерство культуры практиковало выдачу грантов, один из которых нам посчастливилось взять и построить на него «Тыки-пики» — светомузыкальный городской инструмент (мы многократно перерабатывали эту концепцию впоследствии). Но эти времена прошли. Историй о работах, созданных на деньги, собранные жителями русских городов, мы не слышали. Ну, за исключением стены Цоя и дворовых скульптур. (если вы слышали что-то еще — поведайте, любопытно).

Смысловой контекст города.

ПА может выражать как субъективное мироощущение автора, так и актуальное местное знание.

В попытках выразить локальность авторы погружаются в исследования, проникают в сообщества, вживаются в те места, которые им интересно дополнить. В таких проектах (именуемых site specific) могут принимать участие как авторы задумки, так и другие живущие в этом районе художники, архитекторы, дизайнеры, просто жители, работники социальных организаций, политики, лидеры мнений, агентства, фонды, производственные и строительные компании. Чтобы получить добро на создание ПА-объекта в Лос-Анджелесе в 2015 году, мы посылали свои предложения в специализированный фонд, который, в свою очередь, презентовал их совету района, куда входили и жители, и эксперты. В работе над проектом они участия не принимали, но не спросить их мнения было никак нельзя, ведь город принадлежит людям, и только им решать, нужны ли на этой площади надувные кораллы из ткани или не нужны. В России такие механизмы еще не отработаны, и что куда поставить пока что в тесно-секретном союзе решает заказчик-бизнесмен и чиновник на месте или просто менеджер и художник. Идею построить на территории «Арт-плея» зелено-белую полосатую елку (иронизирующую над программой «Моя улица») мы согласовывали только с организаторами фестиваля «Сигнал» и самим «Арт-плеем». Что по этому поводу думали жители квартала или команда мэра никого не интересовало. Но мы уверены, что прозрачность и практика работы с населением в скором времени дойдет и до нас. Глядя на паблик-арт, можно читать мысли города, восстанавливать коллективную память локаций, проникать в скрытое, подземное, подсознательное культурное пространство. И так было всегда.

Паблик-арт до нашей эры.

Наивно было бы полагать, что паблик-арт — это какое-то преходящее и поверхностное явление последних лет (в отличие от самого термина). Все началось очень давно, настолько давно, что даже сложно сказать когда (скорее всего, в древней Греции). Мы можем обнаружить ПА почти в любой исторической эпохе и любой культуре. Античные города, ставшие заповедниками грациозных скульптур, или известный сегодня на весь мир Парфенон (447 г. до н. э.) в Афинах — яркие образцы паблик-арта, которому больше двух тысяч лет. Кстати, Донателло, Микеланджело и Рафаэль (итальянский Ренессанс, XIV в.) тоже были ПА-художниками, хотя и не подозревали об этом.

Паблик-арт — монументальный гипноз.

Как и любое другое медиа, паблик-арт всегда служил средством пропаганды, как политической, так и религиозной. В Римской империи большинство городов Средиземноморья были отмечены статуями императора, подчеркивающими величие Рима. Но самый знакомый нам случай использования ПА как нелетального психологического оружия — это социалистический реализм Советского Союза (вспомним многочисленные доски почета, плакаты и монументы героям труда). Мегалитические «Рабочий и колхозница» или «Родина-мать» бескомпромиссно выражали коллективную сознательную и обязательную на тот момент идею. Конечно, никто не называл это паблик-артом, да и публики в современном гражданском понимании еще не сущестовало. Это была диктовка. Но и сочинения на свободную тему не заставили себя ждать.

Зеркальная сторона подобной политической манипуляции — граффити . Протестное, активистское, уличное, истинно народное искусство, получившее развитие в США в 60–70-х. В те же годы на волне борьбы за гражданские права стал формироваться новый паблик-арт, манифестирующий не религию или мифические ценности государства, а действительные «паблик»-интересы.

Актуальными примерами современного паблик-арта, передающего «народные» месседжи, могут служить такие проекты, как I want a president авторства Zoe Leonard, размещенный в 2016 году в одном из парков Нью-Йорка, «Доброкоды» («Варенъйе организм», 2014), «Нападай-защищайся» (Тимофей Радя, 2013) или многочисленные послания Кирилла Кто.

Такой паблик-арт мы можем смело отнести и к сure-art (кьюр-арту) — прямой, незавуалированной форме высказывания с целебным эффектом.

Лэнд-арт — это «зеленый» ПА

Бабур. Николай Полисский, Никола-Ленивец

В середине семидесятых среди художников начала набирать популярность критическая идея потери естественной связи между городом и живой природой. Этот романтический дискурс привел к появлению лэнд-арта, «зеленого» брата ПА. Любопытно, что масштабным подтверждением зеленого бума стали проекты Wheatfield — A Confrontation (1982) американской художницы Агнес Денес, посадившей два акра пшеницы посреди Манхэттена, и 7000 кленов (1982) Йозефа Бойса в немецком Касселе. А относительно недавно, в 2009-м, на весь интернет прогремел еще один зеленый взрыв: High Line Art — железнодорожная линия в центре Нью-Йорка, преобразившаяся в парк. Лэнд-арт по своей сути — типичный кьюр-арт, гармонизирующий отношения планеты и человека через создание одухотворенных памятников природе. Николай Полисский, дедушка русского лэнд-арта, за время своей многолетней зеленой практики умудрился построить целый «храмовый комплекс» или «центр реабилитации» для помощи городским заблудившимся и оторванным от корней на территории парка «Никола-Ленивец».

Носы в лесу. «Варенъйе организм», Никола-Ленивец

Для этого парка в контексте фестиваля «Архстояние детское» в 2015 году мы придумали и реализовали сразу несколько проектов, заигрывающих с природой стереотипов.

Акционизм — это “паблик-арт перемен”.

Семидесятые были богаты идеями революций. Именно в этот исторический миг происходит формирование нового метода работы с публикой в общественных пространствах, и жанра, представители которого занимались не созданием скульптуры, но пробуждением аудитории от окаменения. Эти арт-группы: Situationist International, или Guerrilla Girls, а так же наши земляки, их поздние последователи арт-группа Гнездо (московский постконцептуализм, 1975 г.), Олег Кулик (Москва, 1990-е), арт-группа Война (Санкт-Петербург, 2007 г.) — практикуют перфоманс, хэппенинг и акционизм, поднимая социально значимые вопросы расизма, сексизма, консьюмеризма, бедности, насилия, тирании государства. Их кунг-фу радикально отличается от того паблик-арта, к которому мы привыкли, да и функционирует он нелегально. Агрессивная метафорическая деконструкция сложившихся структур — популярный мотив акционизма, который вступает в прямую конфронтацию с властью и никогда не может быть ею официально принят.

Против всех. «Гнездо», Красная площадь

Несмотря на внутреннее отрицание институциональности и грубую маргинальность этого жанра, он получил академическое признание, любовь кураторов и искусствоведов. Многие акционисты в связи с этим принятием и вовсе перестали адресовать свои работы широкой аудитории и перешли к диалогу с кураторами. Ощущение опасности и игра с законами приковывает внимание зрителей к выходкам этих диких агентов перемен. Недавние публичные выступления Петра Павленского (акция «Угроза») или знаменитый концерт девочек из PussyRiot в храме Христа Спасителя — очевидный акционизм в рамках «ПА-перемен» или кьюр-арта, вскрывающий и вместе с тем дезинфицирующий социальные болячки (пускай, порой небезболезненно).

Трогательный ПА

Мы обитаем на психоделической детской площадке и паблик-арт на ней — это большие игрушки, игрушки, которые развивают.

Возможность потрогать арт-объект делает его более публичным, близким, твоим личным. Когда на скульптуру нельзя вскарабкаться и сыграть на ней глитч-хоп, нам становится скучно, а избалованные столичные ребята и вовсе воспринимают ее как бесполезную декорацию (максимум как селфи-бэкграунд). Именно поэтому мы принципиально не производим штуковин, которые никак не реагируют на контакт с пальцами-щупальцами-клешнями. Во времена, когда с помощью джойстика можно управлять даже подъемным краном и у любого ребенка есть доступ ко всему искусству мира через экран смартфона, пренебрегать интерактивностью — либо серьезное стратегические упущение, либо утонченный тактический ход, выводящий созерцание на первый план.

Левиафан. Аниш Капур, «Монумента — 2011».

Бывает, что и за счет одного лишь созерцания объект может изогнуть ДНК публики в иную сторону, но это вопрос масштаба и внутренней силы автора. Работы художника Аниша Капура делают с людьми именно это.

Отдельное внимание стоит уделить трогательности как психогеографическому критерию влияния произведения на среду и среды на произведение. Рассматривая ПА под лупой бихевиоризма, можно разглядеть его реакционную способность вторгаться и модифицировать, суперсилу менять восприятие местности, регулировать отношения публики и пространства.

ПА наших дней.

Самыми свежими направлениями ПА сегодня, наверное, можно считать интернет-арт (в силу открытости виртуальной территории) и интерактивный уличный медиа-арт (включая легальный и партизанский видео-мэппинг).

А вот и список чемпионов современного ПА, которых вам обязательно стоит погуглить: Louise Bourgeois, Jean Tinguely, Claes Oldenburg, Bruce Nauman, Richard Serra, Mark Di Suvero, Antony Gormley, Anish Kapoor, Banksy, Cai Guo-Qiang, FriendsWithYou.

В Москве паблик-артом сегодня то и дело занимаются или занимались следующие артисты: Андрей Люблинский, Антон Мейк, ZukClub, Recycle Group, «ЕлиКука», Максим Свищев, «Витае Вязи», Саша Фролова, Миша Мост, Георгий Браговский, Марго Трушина, crocodilePOWER, KY16, KGS, Паша 183 (rip), Николай Полисский, Дмитрий Аске, Тима Радя, Донатос Грудович, «Варенъйе организм», Electroboutique, Роман Ермаков, бюро «АрхНах», Петр Айду, «Обледенение архитекторов», Василий Щетинин, Андрей Бартенев, АБ MANIPULAZIONE INTERNAZIONALE, Кирилл Кто, Артем Стефанов, Оля Лесникова и многие другие. А так же агентства «Сила Света», RadugaDesign, «Свечение», «Тундра», Hello Computer и, конечно же, анонимы из неофициальной группировки «жэк-арт» (известные своей тотальной инсталляцией «зелено-желтый поребрик»), а также безымянные подрядчики, передозирующие столицу заурядными световыми объектами, и политически аффилированные псевдомуралисты-моралисты из «Сети» и «Арт-Фасада».

Три «к»: катастрофы, конфузы и конфронтации

Далеко не всегда публика принимает результат. Так же как не всегда она позволяет лишить ее любимого городского артефакта. Случается даже так, что пользователи ПА-игр погибают во время трипа. Эти три «к»: конфузы, конфронтации и катастрофы — страшный сон любого создателя, но по воле вселенной случай не редкий. Приведем примеры. В 1989 году властям Нью-Йорка пришлось дезинсталлировать минималистичный объект Tilted Arc Ричарда Серра, так как местные рабочие стали строчить регулярные жалобы на то, что объект якобы отвлекает их от рутины.

Красные человечки. Андрей Люблинский, Пермь

Похожий конфуз произошел с известным на весь «Пинтерест» деревом светофоров Traffic Light tree (1998) Пьера Виванта, которое в первые годы своей жизни вызывало много вопросов у местных байкеров: они принимали его за настоящий светофор, но потом привыкли (надо же!). А знаете историю о «Красных человечках» в Перми? Нет? Это вообще санта-барбара. Двухметровые скульптуры Андрея Люблинского, установленные на средства Марата Гельмана в Перми на площади у Заксобрания, были многократно атакованы пермяками и после долгих разборок выдворены из города. Любопытно то, что инициаторами этого изгнания были не какие-то недальновидные люмпены (хотя и они сыграли свою роль), а члены местного Союза художников, которым стало жаль средств, потраченных на приезжих авторов, в то время как местные центры культуры закрывались из-за нехватки денег. Но все это детский лепет по сравнению с судьбой гигантского надувного лабиринта Dreamspace V, внутри которого погибли две женщины и был серьезно покалечен трехлетний карапуз. Дело было не так давно, в 2006 году. На этом видео снято, как гигантская конструкция лабиринта была сорвана с опор мощнейшим порывом ветра и взлетела в воздух, захватив с собой аж тридцать посетителей.

Dreamspace V. Морис Аджис

Запуская новый объект, мы продумываем его безопасность. Например, на нашем «Облучателе абстрактом», который представляет собой огромный и супермощный вентилятор, раздувающий сноп голографических ленточек людям в лицо, стоит металлическая решетка, чтобы никто не дотянулся до лопастей своим любопытством. И каждый раз нам все равно страшно, что кто-то дотянется (это невозможно).

ПА-тренажер, ПА как гормон роста цивилизации, ПА — это кьюр-арт

Мы манифестируем: настало время гейм-арта. Он работает так же, как и звучит — играбельно.

А теперь о том, что интересно нам. За годы обучения владению этими нунчаками в «Варенъйе» сформировалось собственное представление о ПА. Мы воспринимаем его не просто как нечто создаваемое в открытом пространстве, не просто как нечто, что заказывает у тебя город, нечто сооружаемое совместными силами района. Все это так, но все это не так интересно. Мы воспринимаем паблик-арт как один из явных симптомов взросления человечества. Судя по огромному количеству созданных за последнее десятилетие развлекательных ПА-проектов, можно смело утверждать, что человечеству надоело просто смотреть на ПА, оно хочет с ним играть. А любая игра целебна. Любой новый опыт расширяет границы сознания. Любое позитивное взаимодействие приумножает потенциал. Общество, которое играет, а не воюет — здоровое общество. На наших глазах паблик-арт из инструмента государственной пропаганды превращается в средство укрепления психики и стимуляции творческих связей среди горожан. О да, это звучит наивно и пафосно — и пускай.

Здесь хочется сделать небольшое отступление и процитировать текст Григория Ющенко, нашего антагониста: «Настоящее искусство — это предельно вредная вещь как для самого себя, так и для окружающего мира, и так и должно быть. Искусство должно вредить: привычному миру, привычному сознанию, человечеству в конце концов. ХХ век с его гуманизмом закончился, гуманистический опыт можно смело считать неудачным, в век неизбежной экологической катастрофы и перенаселения человеком пространства Земли возможен только антигуманизм. Физически убивать желающих только жрать и размножаться людей дорого и трудно, потому следует ­внедрять посредством творчества как можно больше вредных идей. Запретить секс и деньги. Разрушить институт традиционной семьи. Отменить язык, с помощью которого ничего не совершается, кроме купли-продажи. Изменение сознания три раза в час каждому. Только драйв и электричество, а кого не прет от электричества, те не заслуживают ничего».

Смешно пишет, да? По сути наши подходы похожи, оба нацелены на изменение жиреющего на потребительской волне сознания, но мы предпочитаем заходить с другой стороны. Мы манифестируем: настало время гейм-арта. Он работает так же, как и звучит — играбельно и целительно. И какой бы характер ни носило действие этого препарата, оно будет легальным трипом, коротким, но мощным приключением, катапультацией с дивана, перезагрузкой браузера или провалом в иное. И как любой новый опыт, оно качает скиллы, кормит и поит вашу сущность. Мы обитаем на психоделической детской площадке, и паблик-арт на ней — это большие игрушки; игрушки, которые развивают. Эта концептуальная территория привлекает «Варенъйе организм» еще с 2009 года, и все, что мы производим, в той или иной степени соответствует концепции гейм-арта. В момент написания этого материала мы прорабатывали идею выставки «Взбучка» — психологического фитнес-центра, где должны были быть собраны все наши кьюр-арт-снаряды и куда люди могли бы ходить по многу раз подряд, отрабатывая различные навыки поведения и отслеживая свои результаты на специальных тестах. Это серьезный, почти научный и очень дорогой проект, и он случился в питерском музее «Эрарта» в 2017 году, ознаменовав собой новый вектор в развитии паблик-арта, который мы обнаружили и исследуем. Паблик-арт, отвечающий на невербализованный запрос общества «мы хотим играть», оживает у нас на глазах.

Самодообразование.

Для погружения в предмет мы рекомендуем визуальную сеть «Пинтерест». Вот подборка проектов разных самородков. Все это интересно нам как среда обитания и доказательство гипотезы гейм-арта.

Фонды инвестирующие в паблик-арт:

Конкурсы по паблик-арту:

--

--