Иван Жолтовский: творец элиты и трудящихся
В истории русской архитектуры имя Ивана Жолтовского заслуженно занимает одну из высочайших позиций. Начавший творить в стиле ретроспективизма и получивший звание академика архитектуры ещё при Царе, он стал одним из виднейших архитекторов сталинского периода и приложил свою руку к проектированию первых панельных зданий уже при Хрущёве. Но начинал он с куда более приземлённых позиций.
Иван Жолтовский родился 15 (27) ноября 1867 года в Плотнице Минской губернии в обедневшей дворянской католической семье. В неполные двадцать лет в 1887 ему удалось поступить в Высшее художественное училище при Императорской Академии художеств в Санкт-Петербурге, однако закончить его он смог только в 1898 году: из-за постоянных проблем с деньгами ему приходилось периодически временно исключаться и подрабатывать помощником архитектора на стороне, в частности, участвуя в строительстве Феодосийской железной дороге в Крыму в 1891–1892 годах. Защитив долгожданный диплом на тему ‘’Народный дом’’, включающий в себя столовую, театр и библиотеку, и получив звание архитектора-художника, он переехал в Москву, работая в 1900–1904 годах преподавателем Строгановского училища.
Освоившись на новом месте, Жолтовский постепенно начинает приступать к работе в качестве самостоятельного архитектора. Вскоре он проектирует дом Скакового общества на Скаковой улице (1903–1905), особняки на Введенской площади (1907–1908), в Мёртвом (1912) и Пречистенском (1913) переулках, а также жилые дома для завода АМО (1915). 26 октября (8 ноября) 1909 года Жолтовский был избран академиком архитектуры ‘’принимая во внимание известности <…> на художественном поприще’’, а в 1910-х годах вместе с И. Э. Грабарём и И. В. Рыльским вошёл в городское жюри, проводившее Москве ‘’конкурсы красоты фасадов’’.
Но особенную известность ему принёс дом купца Тарасова, построенный в духе Ренессанса, основываясь на книге мэтра архитектуры Андреа Палладио, знаменитый труд ‘’Четыре книги об архитектуре’’ которого сам же Жолтовский в полном виде на русский и перевёл (перевод 1-ой и 2-ой книги был выполнен Н.А.Львовым в конце XVIII века). Новое здание было построено полностью в стиле палладианского палаццо Тьене в Венеции лишь с одним изменением — первый этаж был сделан на треть больше, придавая тем самым большей лёгкости этажу второму. Подобный ‘’перенос’’ итальянского ренессансного здания в Москву вызвал большие кривотолки у современников — уже знаменитый, 40-летний архитектор, успевший даже получить звание академика, и так просто копирует труд автора XVI столетия? Впрочем, кривотолки эти высказывались как правило за его спиной, а спустя десятилетия столичная публика по праву оценила сие дерзкое творение. Именно подобная открытость Жолтовского к таким, казалось бы, заведомо не рукопожатным действиям и экспериментам с классическим наследием в дальнейшем принесла ему ещё большую славу и возвела его на пьедестал советской архитектуры. Но это будет уже много позже…
Октябрьская революция внесла свои коррективы в жизнь Жолтовского, и ему пришлось вернуться к преподаванию, занимаясь подготовкой нового поколения русских архитекторов во ВХУТЕМАСе. Преподавание, надо сказать, было довольно успешным: среди его учеников были такие в дальнейшем знаменитые мэтры советской архитектуры как Константин Мельников и братья-Голосовы. На ниве революционных настроений, он, вместе с другим прославленным архитектором, Алексеем Щусевым, создаёт проект ‘’Новая Москва’’, который должен был бы рассредоточить древнюю столицу при помощи городов-садов в северо-западном направлении, с застройкой Белокаменной зданиями в стиле неоклассицизма, но так и не был осуществлён. А как знать — возможно была бы вполне достойная альтернатива как и сталинскому Генеральному плану реконструкции Москвы, уничтожавшему старую Москву в угоду имперским претензиям нового государства, так и модернистским фантазиям Ле Корбюзье, перемалывавшим город в угоду тоталитарной бездушной конструкции.
В 1923 Жолтовскому начали вновь поступать заказы, да и ещё какие — русскому палладианцу было поручено разработать генеральный план Всероссийской сельскохозяйственной выставки, а также павильон ‘’Машиностроение’’ на ней. Тогда же, на фоне масштабного уплотнения всего и вся, Жолтовский получает в своё распоряжение целую усадьбу на Вознесенском переулке, в которой и проживёт вплоть до самой смерти. В конце года он был прикомандирован в Италию, и, по не совсем понятной причине, лишён звания академика РАХН. Пробыв несколько лет на Юге, он, перед возвращением в СССР, вернулся в родной Пинск, находившийся тогда в составе Польши, где надстроил два яруса на колокольню католического Вознесенского собора, и затем, в 1926, вернулся в Советский Союз, где его звание академика РАХН было восстановлено. Более того — спустя 6 лет, в 1932 году он получил даже звание заслуженного деятеля искусств РСФСР. Впрочем, обстоятельства итальянской командировки являются примером одной из многих загадок связанной с Жолтовским — никаких отчётов о ней не обнаружено, а сама формулировка крайне похожа на легальный поход выехать из СССР, не сжигая за собой все мосты и оставляя возможность вернуться. Так или иначе — итальянская архитектура была его путеводной звездой практически все годы творчества, и, как знать, были ли бы построены многие его дома без тех трёх лет, что он провёл в Королевстве в разгар НЭПа?
Практически сразу же по возвращению Жолтовский строит крайне интересное здание ГЭС-1 на Раушской набережной, в котором элементы классики довольно органично сочетаются с общей конструктивистской геометрической направленностью, а в 1927–1929 годах — два боковых крыла здания Госбанка на Неглинной, на сей раз, выдержанные в уже куда более классическом стиле, близком к столь полюбившимся ему итальянским палаццо, но, при этом, со вполне творческим их осмыслением в духе для потребностей изменившегося времени. Парадоксальным образом они отчётливо отражают и связь с традицией, её понимание, но также и ходьбу в ногу со временем — речь идёт о органичном усвоении мастерства классиков, понимании самой идеи, сути стиля, вместо ограниченного копирования внешних деталей.
Другим примером аналогично ‘’жолтовского принципа’’ является жилой дом на Моховой улице в Москве. Большой, просторный, по-настоящему индустриальный дом для индустриальной эпохи, он построен в полном соответствии с классическими принципами Палладио и является своего рода недвижимом монументом превосходства традиции, её способности быть современной — и при этом оставаться традицией. Знаменитый и упоминавшийся выше Щусев по поводу творения своего коллеги высказался так: ‘’Я считаю, что даже в Европе трудно найти мастера, который так тонко понял бы классику. Эта постройка является большим завоеванием современной архитектуры’’.
Примечательны в этом плане слова самого Жолтовского в ответ на вопрос ‘’Как вы относитесь к этой проблеме — ведь техника обязывает с ней считаться’’. ‘’Нет, — ответил Иван Владиславович. — Архитектура не должна следовать за техникой. Скорее наоборот. Архитектура ведет нас к красоте. Это высоко и часто недостижимо. Она и будет всегда важная и трудная цель. А техника может помочь в этом и только. Если вы думаете, что техника помогает быстрее и прочнее строить дома — да, но причем тут архитектура? ’’ Жолтовский учитывал потребности времени, но именно его настоящие потребности, изменившиеся условия, которые ни в коей мере не отменяют самой сути традиционной архитектуры, её применимости и лёгкой элегантности, остающейся оною как и в Италии XVI века, так и в России XX.
В мирный 1940 и все военные годы Жолтовский был художественным руководителем Московского архитектурного института, успев саморучно позащищать свою усадьбу от немецких бомбардировок в начале войны. Сразу же после окончания Великой Отечественной войны в Москве была создана Архитектурная мастерская-школа академика архитектуры И. В. Жолтовского, которая уже довольно скоро приступила к первым значительным заказам, среди которых можно перечислить следующие объекты: застройка калужской Центральной площади, застройка Перово в Москве, проект Генерального плана и застройки города Сочи, план застройки посёлков Железнодорожный и Крюково в Подмосковье. Все они выполнялись с изрядной долей классики, однако разрушенная страна до поры до времени не могла себе позволить фундаментальные дома. Ситуация изменилась к концу 40-ых.
В доме на Смоленской, который известен как ‘’Дом с башенкой’’, Жолтовский смог по-настоящему вернуться к столь дорогой для него итальянской теме, в каком-то смысле проходившей красной нитью через всю его жизнь. Сам по себе дом является индустриально-укрупнённым вариантом палаццо в палладианском стиле, а башня, в духе дома Тарасова, крайне похожа на колокольню Сан-Марко в Венеции. Подъезды получили эффектное оформление: имитацию дубовых потолков, гризайль на колоннах, роспись на тему пушкинских героев из сказки ‘’Руслан и Людмила’’, ниши ложных каминов. Внутри подъезда была отмечена дата постройки (1949), обозначенная римскими цифрами, а в оформлении каминов использовались гирлянды из фруктов, а также мальчики-путти, выглядевшие довольно скандально в глазах советского элиты того времени.
Неудивительно, что в конце 40-ых, на фоне общей ‘’борьбы с космополитизмом’’, на некоторое время, школа Жолтовского была обвинена в приверженности этому учению, что привело к изгнанию из неё М. Барща и Г. А. Захарова. Однако, в 1949 году за свой проект здания на Ленинском проспекте Жолтовский получает Сталинскую премию в области архитектуры, после чего (список лауреатов утверждал лично Сталин), все обвинения в космополитизме и гонения на его школу прекратились. Работа именитого мастера и его учеников вновь продолжилась без каких-либо притеснений, а в 1950–1952 годах им довелось осуществлять реконструкцию и перестройку Центрального Московского ипподрома, построенного в 1889–1894 по проекту И. Т. Барютина и С. Ф. Кулагина.
Довелось Жолтовскому поучаствовать и в проектировке первых панельных домов: в 1952–1954 годах его мастерская участвовала в Первом Всесоюзном конкурсе крупнопанельных жилых домов, разработав шесть проектов различной этажности и конфигурации, при сосредоточении всех нестандартных элементов в нижнем и верхнем ярусах зданий, а также впервые предложив открытые стыки панелей. Характерно, что даже при проектировке жилья такого типа, Жолтовский всё равно старался не изменять своим принципам.
Умер прославленный архитектор в 1959 году в возрасте 91 года, будучи похороненным на Новодевичьем кладбище по своему же проекту в воплощении архитекторов П. И. Скокана, Г. Михайловской и Н. П. Сукояна — сам он проектировал его на могилу А. Неждановой, но не успел осуществить.
Память Ивана Владиславовича была увековечена сразу в нескольких городах. В 1961 году Ермолаевский переулок на Патриарших прудах был переименован в честь архитектора в улицу Жолтовского, но в 1994 году ему было возвращено старое название. Нельзя не отметить некоторую ироничность ситуации — сам переулок был изначально назван в честь моленного храма Ермолая Священномученика патриарха Гермогена (носившего в миру имя Ермолая), погибшего от рук польских интервентов за отказ в помощи в борьбе с Первым Ополчением, а сам Жолтовский имел польские корни. Тем не менее, память выдающегося архитектора в России всё же увековечена. В Прокопьевске, что в Кемеровской области, с 1964 года есть улица Жолтовского, носит его имя и учреждённая в 2008 году Союзом Архитекторов России медаль ‘’За выдающийся вклад в архитектурное образование’’. Находится мемориальная доска и на его усадьбе в Москве, в которой он с 1926 до 1959 жил. Увековечена память Жолтовского и проспектом в его родном Пинске, Республика Беларусь.
Своим наглядным примером Жолтовский доказал вечную актуальность классической архитектуры, непреходящую в какие-либо эпохи. Что творить в классическом стиле можно в совершенно любые времена — важны лишь желание и определённая интеллектуальная смелость. Подарив России ряд выдающихся памятников зодчества, он навсегда останется в истории русской архитектуры.
