IVROME
7 min readApr 27, 2018

Спасение — длительный процесс

Опубликовано 01.04.2018 “Московский омбудсмен”.

Петр Мирошник — культуролог, координатор общественного движения «Архнадзор», деятельность которого направлена на сохранение памятников архитектуры и исторического облика столицы.

- Открытие парка в Зарядье стало главным архитектурным событием за несколько лет в Москве. Можно ли считать это совместным достижением властей и градозащитников?

И да и нет. Я так говорю потому, что то, что появилось в Зарядье не является парком в чистом виде. Конечно, это лучше, чем огромный офисно-деловой центр, но хуже, чем парк, состоящий из деревьев, травы и дорожек. Когда президентом была озвучена идея устройства парка, речь шла об отказе от архитектурных решений и замене их ландшафтными. В процессе оказалось, что парк не разбивают (как это принято), а строят, то есть произошел возврат к архитектурному освоению участка, а парковая часть проекта оказалась всего лишь декорацией, «натянутой» на сооружения, которые из-за их размеров не удалось спрятать под землей. Первоначально озвученный план говорил о камерном филармоническом зале, расположенном на восточном краю парка, остальное пространство должно было заполниться природой. Именно такую концепцию я предложил в 2010 году. На тот момент все споры вокруг данного участка сводились к тому, будет ли здесь современная модернистская архитектура или застройка будет мимикрировать под историческую.

До определенного момента в головах людей существовало только два варианта того, что можно делать в этом месте. Это своеобразное наследие лужковской градостроительной модели. Построить что-то новое или воссоздать что-то старое, но также из современных материалов по современным технологиям. Четкое разделение на два лагеря — сторонников строительства парламентского или офисного центра и сторонников воссоздания снесенных храмов, стены Китай-города и исторической трассировки переулков. Первая модель поддерживалась городскими властями, вторая — буквой закона, требующего в зонах охраны регенерации утраченного. Эту же позицию разделяло большинство градозащитного сообщества.

В то же время опыт воссозданий в Москве и в стране в целом нельзя назвать однозначно положительным. Гостиница «Москва» — самый яркий пример того, что может получиться, даже если то, что собрались воссоздавать еще совсем недавно было перед глазами. Попытка воссоздать городскую застройку старого Зарядья привела бы к появлению фантазийного квартала под стенами Кремля, не имеющего ничего общего с историческим прообразом. Это заставляло думать о третьем варианте.

Мне стоило определенных усилий убедить коллег по градзащите в том, что парк — лучший из возможных вариантов. Тот объект, который возник сегодня в Зарядье только подтверждает эту мысль.

- Вы придумали парк в Зарядье?

Убедив своих знакомых, было просто распространять мысль дальше. Цепочка от меня до Путина короче, чем 7 рукопожатий. Здесь важно указать на феномен, который предпочитают не замечать представители власти. Власть никогда не рождает идей, у нее на самом деле совсем другие функции — администрировать экспертизу идей и их качественную, профессиональную реализацию. С другой стороны, власть всегда преподносит идеи, кем-то созданные как собственные. Это нормально, таков механизм психики: хорошая идея это та, которая родилась в твоей голове.

Нелепо заявлять авторские права на идеи. Идеи витают в воздухе и не принадлежат никому. Я первым в новейшее время громко озвучил идею парка в Зарядье, но у меня были и предшественники. В конце 1950-х, когда строительство восьмой сталинской высотки в Зарядье было остановлено, гостиница «Россия» еще не планировалась, а район представлял собой брошенную стройплощадку, группа архитекторов и реставраторов выступила с письмом о создании здесь парка. Мне приятно думать, что мы частично смогли реализовать идею Сытина и Виноградова, спасавших московские памятники в первой половине XX века. Градозащитное движение вообще очень высоко ценит преемственность, возможность передать следующим поколениям то, что досталось от предыдущих, ничего не убавив и ничего не прибавив от себя, это и есть сама суть охраны наследия.

- Архнадзор принимал участие в проектировании парка?

Не в проектировании. Сначала мы консультировали заказчика начиная с этапа подготовки техзадания к конкурсу. Когда у международного конкурса появилось шесть финалистов, мы делились с ними знаниями об истории места и закрепленных законом ограничениях, связанных с охраной памятников. Во время строительства Архнадзор взаимодействовал даже с миссией ЮНЕСКО, приезжавшей в Москву оценить, насколько новое строительство повлияет на восприятие объекта всемирного наследия «Московский Кремль».

К сожалению, на этапе реализации проекта за дело взялся московский стройкомплекс. Это совершенно закрытая структура. По большому счету на принятие решений не могли повлиять ни авторы победившего проекта, ни ЮНЕСКО, ни градозащитники. О происходящем на стройплощадке город узнавал из выпусков новостей. Новости регулярно сообщали о том, что завершен очередной этап строительства, при этом стоимость парка несколько раз удваивалась, а окончательная сумма так и не была озвучена.

Если устройством парка занимаются строители, они будут лить бетон и класть кирпич, а не сажать деревья, такова их природа. Во многих странах давно догадались, что министром обороны надо назначать человека мирной профессии. Это снижает и военные расходы, и вероятность войны. Генералам нужна война, а стройкомплексу квадратные метры, не важно, какова будет цена.

В процессе этого строительства городскими властями была создана еще одна «горячая точка» — дома с общим адресом Варварка, 14. Здания находятся в охранной зоне памятников, в буферной зоне объекта всемирного наследия, закон требует их безусловного сохранения. Это последние жилые дома старого Зарядья, которые город продал, чтобы на вырученные деньги построить парк. Сегодня два корпуса начал XX века снесены, а инвестор продавливает проект гигантского комплекса с апартаментами с видом на Кремль, вдвое превышающего по высоте исторические здания. При этом деньги, вырученные при продаже, не покрыли и десятой части затрат на парк.

Это, к слову, иллюстрация одного очень серьезного недостатка «парка» — он крайне дорог. Дорог не только на этапе строительства, но и дорог в обслуживании. А непродуманные детали вроде гигантской прозрачной крыши, с которой очень сложно убирать снег или неудобных дорожек добавят со временем сложностей.

- Вы считаете, что парк надо переделывать?

Не думаю, что надо что-то переделывать. Есть ощущение, что в Зарядье не закончился еще XX век (он и начался здесь позже, чем в остальной Москве — не в 20-х, а в 40-х), в течение которого этот район стал ареной градостроительных экспериментов. Думаю, что и нынешнее положение не окончательно. Москва отличается от других европейских столиц тем, что здесь почти нет мест, где все окончательно. Недавно мы увидели, что снос возможен даже в Кремле. В этом смысле у градозащитников мало оптимизма.

- В таком случае что из происходящего в городе Архнадзор может отнести к своим победам?

Наши победы можно будет уверенно обозначить через десятилетия. Никакого излишнего пафоса, просто то, за что мы боремся это не отдельные домики (многие из которых нам удалось спасти от сноса и даже придать им статус охраняемых памятников). Мы боремся за то, чтобы в головах сограждан представления о ценности, уникальности и неприкосновенности архитектурного наследия закрепились настолько, чтобы не надо было объяснять, что старые здания — это не старье. А здесь как с английским газоном, нужно триста лет стричь.

Но ситуация меняется очень сильно. Несколько лет назад мне нравилось приводить в пример региональные выпуски «Вестей». Приезжаешь в какой-нибудь город, включаешь телевизор и видишь, что местные новости состоят в основном из криминальной хроники. Мы в Москве уже довольно давно сделали сюжеты о «старых домиках» обязательной частью городских новостей, в последние годы регионы подтягиваются.

Но дальше — больше. Реставрация стала одной из любимых тем московских властей и постепенно это становится мейнстримом в других регионах. Власти осознают, что культурное наследие — это ресурс, который можно использовать. Да, часто реставрацией называют такие работы, после которых от подлинного памятника не остается ничего. Но здесь так же как с газоном, нужны годы.

Вообще, градозащита — процесс длительный. Архнадзор прошел несколько этапов формирования. Этап массового прихода волонтеров связан с защитой исторической застройки у храма Воскресения Христова в Кадашах. Тогда уличный протест остановил строительство многоэтажного жилого комплекса. За прошедшие годы проект был переработан и сейчас там завершается совсем другая стройка. У реализуемого проекта тоже есть противники, но все признают, что масштаб и стилистика застройки — двух-трехэтажные небольшие дома соответствуют принципам регенерации в историческом городе.

Многие здания, за которые Архнадзор боролся с момента своего появления, до сих пор ждут реставрации, на многих реставрация начата, на некоторых она завершена. Наши заявки о придании какому-либо зданию статуса памятника стали принимать в департаменте культурного наследия. Десятки из этих домов получили статус охраняемых памятников, но это также длительные циклы. Заявка, выявление, государственная экспертиза, постановка на охрану, разработка проекта реставрации, сама реставрация и в результате возвращение здания к полноценной жизни — каждый этап может занимать год или несколько лет.

Статистика утрат, которую мы ведем намного красноречивей статистики спасенных зданий. Но это только потому, что утрата, снос — это свершившееся событие, а спасение — длительный процесс. Самой масштабной победой 2017 года можно назвать сохранение 217 ценных исторических зданий, попавших в списки реновации. Реновация, означающая по умолчанию снос, в данном случае будет заменена реконструкцией и возвращением этих домов в новом или старом качестве в городское пространство. Это, кстати, пример очень результативного взаимодействия Архнадзора с московскими властями.

- Из каких людей состоит АН?

Все очень разные. Но в любой подобной деятельности важна критическая масса людей, отдающих делу много времени и душевных сил. А результатом этого является высокая эффективность и компетентность. Волонтерские спасательные операции эффективней государственных, волонтерская реставрация профессиональней реставрации, проводимой организацией с лицензией, а настоящие градозащитники по всей стране компетентней чиновников из структур, охраняющих наследие. Кому-то по душе ездить в детские дома и дома престарелых, волонтерить в хосписах. Конечно, это намного ценней, чем старые домики. У всех, кто хочет заниматься благотворительностью в широком смысле этого слова, то есть делать что-то хорошее безвозмездно, по-разному устроено внутри. Одному — умирающие люди, другому оживающие камни.