‘Неудобные’ тексты: Акунин, Красильщик, Прокопенко, Буртин
«Антивоенно настроенные россияне в Европе сталкиваются со множеством проблем, но для российских олигархов все легко решается деньгами», — Юлия Навальная раскритиковала отмену санкций ЕС против Фридмана и Авена. «Хочется спросить у европейских политиков: „А что изменилось с тех пор, как вы российских олигархов под санкции внесли?“» — Навальная напомнила, что ни Фридман, ни Авен не сделали никаких публичных заявлений против войны и не предприняли никаких попыток положить ей конец — они, по ее словам, «просто наняли очень дорогих адвокатов и нашли хороших лоббистов». Юлия Навальная назвала «вредным» решение снять санкции с Фридмана и Авена. «Оно только ослабит антивоенное движение и поможет Путину дольше оставаться у власти», — заключила она.
Намедни прочитал Людей Путина (бесплатно на русском!) от Catherine Belton — первые сто страниц про его работу Дрездене, выстраивании финансовых схем и прокладок для отмыва денег для КГБ и Штази, хорошо коррелирует и объясняет, как и зачем ГРУ нужен Ян Марсалек, но и не только… Много про Фридмана и Авена.
Ниже — другие очень “неудобные” тексты, но про такое, мне кажется, тоже надо уметь не стесняться говорить. Непроговорённые чувства не исчезнут сами собой, а они есть, хотя от них и “неудобно”.
‘Не только “я против”, но и “я за”’ (Илья Красильщик)
В Холоде: “Сейчас, когда весь мир считает россиян преступной нацией, мне, как и тысячам других, хочется выйти и сказать: я делал все, что мог. При чем тут я? Но это будет неправда. Я действительно сделал многое. Но у меня не получилось. Как не получилось и у всех других россиян, которые все эти десять лет были открыто или скрытно не согласны с происходящим. Мы все провалились — от тех, кто открывал европейские кафе и строил честные бизнесы в коррумпированной стране до тех, кто открыто, героически и до конца боролся с режимом. Мы все провалились. Мы провалились как нация. Мы не смогли предотвратить катастрофу.” “Состояние, в котором находится сейчас российское общество, возмущенное войной, — чудовищное. Мы проиграли. Мы не смогли остановить безумную и преступную войну. От нашей свободы не осталось ничего. Мы потеряли страну, которую знали”. “Получается, что преступниками нас считает и наше государство, и весь остальной мир.” “Мы не преступники, потому что мы не объявляли эту войну и не голосовали за тех, кто ее объявил”. “Более того, мы много раз открыто выступали против политики государства, несмотря на то что эти выступления часто были опасны. Мы не преступники, но мы должны”.
В своем инстаграме: “Мне кажется, что то, что нам нужно, это массовое движение неравнодушных. Тех, кто готов сказать не только “я против”, но и “я за”. Тех, кто готов стать частью чего-то. Это на самом деле непросто: надо пойти на компромисс с собственной индивидуальностью. Ведь вы будете за того, с чем не всегда” будете согласны, а иногда от вас потребуются действия, в которых вы не до конца уверены — потому что вы соглашаетесь на то, что вместе мы сильнее, чем по отдельности. Ведь это именно то, чего нас пытаются лишить — быть вместе и заодно. Можно быть замечательными индивидуалистами и быть в гармонии с собой, я это не осуждаю, но если вы хотите изменений за пределами вашей души, это не работает”. “Такая поддержка не обязательно должна быть публичной и опасной. Единственное, чего она лишает, как я уже сказал — это в каких-то ситуациях индивидуального выбора.” “Мне кажется, единственное осмысленное действие — то, которое превращает нас из индивидуалистов в массовую силу.” “Ещё раз: чтобы поддерживать, не надо во всем соглашаться. Я, поддерживая ФБК, не согласен с рядом вещей, которые они делают, и прямо об этом говорю. Но они делают работу, которую я сделать не способен и которую считаю очень важной. И когда они призывают что-то сделать, я это буду делать”.
‘Западу пора сделать все возможное, чтобы стимулировать как утечку мозгов, так и отток капитала из России. Это подорвет режим Путина’ (Александра Прокопенко)
В Der Spiegel: “Вместо того чтобы отгораживать Запад от российских денег, мы могли бы, наоборот, попытаться стимулировать отток капитала из России. Каждый меньший миллиард в России означает меньшую поддержку военной машины. Даже в то время, когда российский Центральный банк уже ввел контроль над движением капитала, десятки миллиардов долларов все еще утекали за границу. Почему бы Западу не поощрять подобные движения, а не бороться с ними, как это происходит сейчас? Я считаю, что Западу пора сделать все возможное, чтобы стимулировать как утечку мозгов, так и отток капитала из России. Это подорвет режим Путина. Пришло бы время медленно обескровить российскую экономику.” “Именно поэтому режим делает все возможное, чтобы не допустить выезда за границу еще большего количества людей.”
“Речь идет о санкциях, которые не были официально оформлены, но которые затрагивают всех россиян, независимо от того, являются ли они государственными служащими или покинули страну в знак протеста. Каждый обладатель российского паспорта в Берлине может рассказать вам пару слов об этом: открыть банковский счет в Германии крайне сложно даже для обычных россиян, практически невозможно. Это не только раздражает тех, кого это касается: это также укрепляет нарратив российской пропаганды о том, что русские повсеместно подвергаются преследованиям за рубежом и что Запад ведет антироссийскую пропаганду.”
“Если люди продолжают работать, это не обязательно означает, что они поддерживают ход конфликта. Во всяком случае, я не встречала среди своих бывших коллег никого, кто бы поддерживал это противостояние”, — и “многие остаются. В США не было массового бегства из правительственных учреждений во время войны во Вьетнаме и растущей критики в ее адрес.”
Тут “не забывайте, что у людей разные жизненные ситуации. Для кого-то проще сжечь все мосты”, “в такой ситуации демонстративно выступить против системы — огромный риск. Не каждый на это способен. И давайте будем честными: куда этим людям сегодня податься? Тот, кто работал на российское государство, не найдет работу нигде, кроме как в пределах Российской Федерации. Даже если он демонстративно заявит о своей отставке, он не может рассчитывать на то, что сможет снова сделать карьеру за рубежом.”
“Я имею в виду и обычных государственных служащих. Некоторые из них — прекрасно подготовленные и способные люди с опытом, признанным на международном уровне. Те немногие, кто решил уйти в отставку, испытывают серьезные проблемы. Им крайне сложно найти работу в академических кругах. Они не востребованы ни в консалтинговом бизнесе, ни даже в международных организациях. И я говорю это совершенно открыто: возможно, больше людей в России сделали бы другой выбор, если бы видели выход. Но Запад им его не предлагает.”
“Выхода нет. Почему не ставятся условия? Дистанцируйтесь от режима, заплатите деньги за Украину здесь — и тогда санкции будут ослаблены или отменены. Но такого предложения нет. Это касается и многих российских бизнесменов: их активы заморожены, они больше не могут путешествовать. Они стали изгоями международной системы. Остался только Путин, и он говорит: «Вы останетесь со мной». Возможно, Путин — это дьявол, но для многих он — дьявол, с которым они знают, как справиться. К этому добавляются усиливающиеся репрессии и растущий страх внутри России. Все это подпитывает фатализм.”
“Я думаю, что сейчас мы достигли того момента, когда ясно видно, что прежние меры не работают так, как хотелось бы. Думаю, не мешало бы немного поэкспериментировать. К сожалению, пока что ЕС поступает наоборот: он просто расширяет реестр запрещенных товаров и лиц, подпадающих под санкции. Сбивает ли это российскую экономику с курса? Конечно, нет.”
‘Оппозиция разобщена и беспомощна’ (Шура Буртин)
Meduza: “В этом видео «не сдавайтесь» Навальный говорит про какую-то нашу силу. Не знаю. Может, он чувствовал свою силу и на всех ее экстраполировал. Мне кажется важным почувствовать нашу слабость. Ясно увидеть, что будущего у нас нет и что мы очень слабы. Увидеть, насколько мы разобщены, как плохо умеем друг другу помогать.
Надеяться, что с Россией в сколько-нибудь обозримом будущем будет что-то нормальное, опасно. Мы имеем дело с очень плохим, злокачественным процессом, который остановится очень не скоро. Потому что Россия огромная страна и сил у нее до фига.
Мы находимся в камере с психом, и его необходимо бояться. Надо трезво осознать, что все будет плохо — и не только в России. Война, скорее всего, будет раскручиваться.
…и он будет поднимать ставки, идти на эскалацию. Остановить это некому. У нас нет на это силенок, и не было никогда на самом деле. Но и мир не знает, как противостоять злу. Путинское безумие — только одно из его проявлений, война лезет отовсюду, и мы запросто можем в этом сгинуть.
Скорее всего, спасаться мы будем поодиночке. Оппозиция разобщена и беспомощна. Даже на свободе, в эмиграции, она не пытается что-то делать вместе; скажем, как-то защищать интересы миллионов убежавших россиян. И я не представляю, как на это можно повлиять.
Надежда на будущее — это сейчас вещь вредная. Не стоит морочить себе голову: нас мало, мы очень-очень слабые. Единственное, что у нас есть, — это сейчас, и мы в нем. Надо понять, что положение у нас херовое и что делать, мы не знаем.
Думаю, самое время перейти в emergency режим и попробовать вести себя по-другому. Надо сознательно стараться объединять людей вокруг чего угодно — хотя бы готовить вместе ужин. Важно не замыкаться, быть открытым к предложениям, доверять.
Мне кажется, смерть Навального говорит не о том, что пора бросаться на амбразуру (мы все равно зассым), а о том, что мы всю дорогу не делали чего-то важного и потому оказались такими слабыми. Всегда оказываемся.
Я не верю в эффектные выходки на фашистских выборах, при этом очень важно поддерживать инициативы хороших людей, даже если у них другой взгляд на вещи. Стоит ввести сознательный мораторий на всякие склоки, это сейчас тупо. Мы очень плохо умеем друг друга поддерживать, не только в политике, а вообще. Нам надо учиться, если не хотим глупо сдохнуть. Понятно, что мы привыкли жить в обычной жизни, в которой общество так или иначе не позволяет тебе сгинуть. По-моему, стоит понять, что ситуация изменилась.
…вопрос в том, как жить за границей. Для многих это очень сложно, им нужно помочь. Об этом надо всерьез думать, пока есть какое-то время.
У нас плохо с инфраструктурой, но все-таки какая-то есть. Стоит постараться активнее помогать организациям, которые что-то делают. Не важно кому, просто активнее участвовать в любых общих делах. А организациям хорошо бы не замыкаться. Чем сильнее эта инфраструктура, тем больше у нас шансов. Хорошо, что люди вроде Алексея Навального или Юлии Навальной пытаются нас объединить, но вообще-то надеяться на лидеров вредно, это самообман. Работает только инфраструктура.
‘Россий опять стало две’ (Борис Акунин)
В своём фб: “Мне кажется, большинство из нас еще не поняли, что российский мир опять, как век назад, уже раскололся, будто льдина, и две ее половины, большая и малая, стремительно отдаляются друг от друга.
Раскол растянулся по времени, да и трещина поначалу была неширокая, кто-то до сих пор еще прыгает с одной льдины на другую.
И тем не менее — всё. Россий опять стало две. Очень многие — на обеих половинах — не могут или боятся это осознать. Пора переставать прыгать, иначе в одну сторону скакнешь, а обратно уже не допрыгнешь.
Надежды на скорый крах паршивого режима (опять-таки как 100 лет назад) не оправдываются. Паршивый-то он паршивый, но парша, как известно, прилипчива. В прошлый раз ее 70 лет отскрести не могли. На этот раз, вероятно, … всё же чемоданы надо распаковывать и готовиться к тому, что это надолго.
Что будет с «малой» Россией, разбредшейся по разным странам, в общем ясно. Те, кто моложе, или активнее, или профессионально космополитичней, с разной степенью успешности ассимилируются. Те, кто старше возрастом и кто профессионально привязан к языку и культуре, будут грустно петь «пока не меркнет свет, пока горит свеча»…
Кто-то платит профессией, кто-то обеднением, кто-то эмиграцией. Самые достойные — свободой. И даже жизнью. Чем выше качество человека, тем дороже плата.
И всё это того стоит. Вот о чем я думаю и зачем написал этот текст, а вовсе не для того, чтобы нагнать на вас еще больше уныния.
Не столько у нас всех, сколько у каждого по отдельности экзаменационная сессия. Надо не срезаться.”
