“Дикарь” Поль Гоген. По мотивам дневников
Фильм Эдуарда Делюка “Дикарь” — о небольшом, но судьбоносном отрезке жизни Поля Гогена, краткая история его любви с 13-летней Техурой, ставшей музой, целительницей и тем прообразом дикой Евы, которую он искал. Фильм снят на основе дневниковых записей Гогена, которые впервые были изданы в 1914 г. под названием “Noa Noa”(что означает “благоухание”, так он называл Техуру), в том числе на русском языке, еще тогда стали бестселлером, совпали с его поздней и посмертной славой и открыли его, в том числе, как незаурядного писателя и яркого мыслителя. Его мысли, мировоззрение, ницшеанские идеи романтика, созидающего свою судьбу и переосмысливающего свое назначение, одиночество и поиск живого чувства удивительно созвучны нам сегодня.
Поль Гоген настолько яркий и незаурядный художник, культовая фигура, что на основе его биографии можно было бы снять и эротическую мелодраму, и психологическую драму. Благо, мифов, анекдотов и пикантных фактов о нем предостаточно: он ходил по острову в цилиндре и набедренной повязке, болел сифилисом, жил с несовершеннолетними, рисовал их обнаженными, а ведь у самого была жена и пятеро детей! Можно было показать Полинезию раем обетованным, где он наконец обрел гармонию и покой несмотря на нищету.
Но создатели пошли другим путем: это фильм о целеустремленности, верности своему видению судьбы, преданности искусству и готовности нести на эту плаху все: семью, любовь, материальное благосостояние, здоровье, жизнь.
Сюжет байопика “Дикарь” охватывает первый приезд Гогена на Таити, полный разрыв с семьей, краткая, но вдохновляющая история любви с Техурой и самый плодотворный период жизни художника. Техуру Эдуард Делюк во избежание цензуры “повзрослил”, для интриги добавил любовный треугольник, которого не было; а для того, чтобы образ фанатично преданного искусству художника стал подобным Христу (а именно так себя видел сам Гоген, и визуально это считывается в фильме), упустил факт, что наш герой, уезжая во Францию, оставил Техуру беременной, а вернулся уже через два года, когда она стала женой местного мужчины. То есть сам Гоген, обличая цивилизацию и колониальных чиновников в своем дневнике, поступил так, как вели себя все белые мужчины на острове: туземки могли быть источником вдохновения и страсти, но не могли быть зоной ответственности. При этом и без выдуманного любовного треугольника в этот период жизни Гогена произошли драматические события: смерть 19-летней дочери, ложь жены, которая продавала его картины, но оставляла деньги себе.
Выбор на роль Поля Гогена Венсана Касселя был необычайно точен. Неистовство, страсть, глубокую эмоциональность, фанатизм, боль, отчаяние, депрессию он способен передать одними глазами. Его резкие движения, угловатая сгорбленная фигура, экспрессия как бы двигали затянутый, меланхоличный ритм фильма, от которого временами хотелось выдохнуть. По окончании я задавала себе вопрос: это осознанная затянутость, чтобы мы вместе с героем ощутили беспросветность, невозможность вырваться из круга нищеты, невостребованности или неумение режиссера резать избыточное? При этом Таити, в отличие от любовной истории, показан реалистично: с утомительными тропическими ливнями, грязью, антисанитарией, труднопроходимыми джунглями, водопадами и бедностью.
В одном из последних своих писем другу Гоген сообщал: “Я повержен, но еще не побежден. Разве побежден индеец, который улыбается под пытками? Право, дикари лучше нас. Ты был не прав, сказав мне однажды, что я ошибаюсь, и я не дикарь. Нет, это так и есть: я дикарь. Цивилизованные это чувствуют, потому что в моих произведениях удивляет, озадачивает именно это “невольное дикарство”. Вот почему мне и нельзя подражать”.
Как мне кажется, основную задачу фильма режиссер выполнил: мы проникаемся глубоким сочувствием к художнику, уважением к его жизненному подвигу и восхищением его неукротимым духом. И вместе с ним ждем, ну когда же, когда же судьба будет к нему добра? Почему все должно быть настолько сложно и мучительно? Где разница между верой в свое призвание и безумием?
“ Что толку от добродетелей, труда, мужества и ума?” — восклицал по-ницшеански Гоген в своих дневниках. Абсурд жизни, который обостренно чувствует большой художник.
4/5.
