Сандармох

Не исключено, что история одной из самых страшных манипуляций историческими фактами, случившаяся за последнее время.
Может, эти отдельные данные помогут установлению истины.

Часть 1
В конце июля — начале августа многие неравнодушные люди отмечают годовщину начала Большого террора.

31 июля 1937 года одобрен Политбюро ЦК ВКП(б) и подписан Ежовым приказ НКВД № 00447 “Об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и других антисоветских элементов”. Одновременно принято решение о расширении системы лагерей ГУЛАГа.

На основании принятых решений с августа 1937 года по ноябрь 1938 года были проведены самые массовые в истории России репрессии.

Забывать об этом нельзя, равно как и о том, что “белые пятна” истории приводят к тому, что живые начинают апеллировать к мертвецам, вплетая их в свои насущные политические задачи.

В интерпретации некоторых “толкователей” расстрелянные в 37-ом не только свидетельствуют о преступности многих принятых в СССР решений, но и каким-то образом указывают на то, что преступен и сам советский строй, и даже нынешний, теперь уже российский, режим.
Кого-то эти факты увлекают дальше — по проторенной дорожке русофобии.

Некоторые издания смогли вплести упоминания о сталинских репрессиях в информационные поводы, связанные с назначением на административные должности представителей силовых ведомств, с отдельными арестами прошедшего месяца, с обысками и отставками.
=> http://vbulahtin.livejournal.com/2647904.html

Конечно, невозможно сравнивать излишне деликатные действия российской власти с тем, что происходило в СССР 30-х годах 20-ого века.

Но подобные головокружительные сопоставления не предел “изящества”.

Общим местом траурных воспоминаний часто становится процесс склонения конкретных цифр и событий к неким абстрактным и непреходящим преступлениям “кровавого режима” и абстрактному числу замученных.

Даже один расстрелянный человек — это трагедия для страны, но трагедией страны становится и неуклонное превращение конкретных цифр в “миллионы жертв”, конкретных преступников из числа представителей правоохранительных органов в “преступную страну”, преступный характер общественных отношений и т.д.

Есть случаи и более умопомрачительных пируэтов с нарушением всех законов формальной логики. Например, изучив историю Большого террора в Карелии, некоторые “эксперты” приходят к выводу, что часть Карелии — территория террора, а нынешняя граница РФ — граница, установленная террористами, и “возвращение Карелии является единственной реальной войной против террора”.
=> https://travellerism.wordpress.com/2010/10/31/stalin-oli-terroristi-osa-7/

Речь в заметке выше идет о “возвращении” территорий Финляндии, граждан которой тоже коснулся Большой террор. Такое удивительное заключение следует из истории массового захоронения репрессированных Сандармох в Медвежьегорском районе Республики Карелия.

Это “одно из самых больших на Северо-Западе России захоронений жертв сталинских репрессий”. Там похоронены “58 национальностей” (большей частью это русские).
=> https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A1%D0%B0%D0%BD%D0%B4%D0%B0%D1%80%D0%BC%D0%BE%D1%85

Эта история изложена в ряде монографий, вплоть до отдельных деталей.

В районе Медвежьей Горы с августа 1937 по ноябрь 1938 осуществлено более 50 расстрельных акций.

По постановлениям Тройки НКВД КАССР здесь было расстреляно 2666 человек, по постановлениям московской “двойки” — 670, по постановлениям Особой Тройки НКВД по Ленинградской области (протоколы №81–85) — 1111 человек.

После окончания Большого террора использование урочища Сандармох в качестве места расстрелов и захоронений по документам не прослеживается.

По заявлению общества “Мемориал” (признано в России иностранным агентом), которое проводило раскопки в этих местах, собрало и опубликовало значительное число архивных материалов, первый этап расстрелов проводился 27 октября — 4 ноября 1937 года начальником АХУ УНКД Ленинградской области капитаном Михаилом Матвеевым и помощником коменданта УНКВД Георгием Алаферовым.
=> http://www.solovki.ca/camp_20/butcher_matveev.php

Начиная с 1997 года, ежегодно в дни начала Большого террора 5–7 августа в урочище Сандармох при финансовой поддержке Польши (часть расстрелянных были поляками) проводятся дни памяти жертв политических репрессий.

Казалось бы, по поводу этих наших мертвецов есть множество документов, подтвержденных фактами раскопок и воспоминаниями свидетелей.

Но в Истории, увы, бывает и так, что историография какого-то важного события связана с одним или несколькими документами, наличие или отсутствие которых вновь и вновь возбуждает общественную дискуссию.

Когда дело касается дней давно минувших, можно опустить руки и с сожалением констатировать невозможность получения прямых доказательств.
Но события расстрела “первого соловецкого этапа”, расследование которого вел “Мемориал”, несмотря на сформировавшуюся фундаментальную историографию, изучаются буквально на наших глазах.

За последние несколько лет созданы десятки текстов, в которых излагаются детали, описывается хронология и подробности о том, как “всё было” вплоть до поворотов головы палачей.

Всё больше в виртуальном пространстве историй, перепостов, дополнений о том, как всё происходило, воссоздающих подробности произошедшего:
– как и чем били приговоренных,как расстреливали,
– сколько платили шоферу и конвоирам,
– как палачи пили, как изобретали и использовали орудия пыток…

Всё это в том числе “подвязывается” к расстрелу в урочище Сандармох.

Но, раскапывая терриконы информационного мусора, постепенно подходишь к мысли, что в основе значительной части историографии этого события всего несколько документов.

Если копий этих документов нет или по каким-то причинам их не желают публиковать, то можно поставить под сомнение и тысячи страниц исследований, представленных на сайтах музеев, общественных и политических организаций, активистов и на разного рода медиаресурсах
✯☭✯
Один из удручающих моментов расследований расстрелов в Республики Карелия в 1937–1938 гг. связан с тем, что при очевидной необходимости публикации всей исчерпывающей информации, этого почему-то не сделано.

Поэтому выводы, первоначально сделанные исследователями, подвергаются критике множеством историков, экспертов и просто неравнодушных людей.

Но воз и ныне там — окончательной точки не поставлено.

В работу общества “Мемориал” было вовлечено огромное число людей, обнаружено множество свидетельств расстрелов в Карелии, но по-прежнему нет исчерпывающих данных, которые позволяют понять, что же произошло на самом деле.

Имеющиеся факты противоречивы и недостаточны, поэтому происходят спекуляции и попытки новых интерпретаций.

Официальная версия: 27 октября 1937 года “большой этап” погрузили на Соловках на баржи, потом его след терялся. “Много лет существовало предположение, что людей утопили в Белом море”.
Потом в архивах управления ФСБ в Архангельске были найдены оригинальные документы, в частности, “расстрельные списки”.
Из показаний руководившего расстрелами М.Матвеева “Мемориал” локализовал место казней.
Подробности и документы можно узнать в книге Ю.А.Дмитриева “Место расстрела Сандармох”, Петрозаводск, 1999.
=> https://drive.google.com/file/d/0B96SnjoTQuH_cURfY1FyNDI2N2c/edit

Различные дополнения к этой книге и выжимки из текста размещены на множестве сайтов в сети. Один из ресурсов, где кратко приведен корпус материалов и свидетельств.
=> http://www.beloedelo.ru/researches/article/?369

Обращают на себя внимание отдельные хронологические нестыковки: по одним данным первый соловецкий этап отправляется в Кемь 27.10.1937.
“Соловецкий кремль этапы покинули практически одновременно (когда?), в КемПерпункт их переправили на баржах”. И след терялся?

По другим из Кеми в Медвежью Гору этапы были отправлены разновременно: 21, 22, 28, 29, 31 октября 1937 г. (т.е. с Соловков заключенных вывезли раньше).
Это были несколько этапов со своими этапными списками, соответствовавшими протоколам Особой тройки УНКВД ЛО № 81–85.

Предписание УНКВД ЛО выдать М.Матвееву заключенных из Соловецкой тюрьмы датировано 16 октября 1937 года — в течение 10 дней ему удалось добраться из Ленинграда на Соловки, произвести в Соловецкой тюрьме “тщательную сверку установочных данных на каждого заключенного”, вывезти людей на материк, потом в Медвежьегорск и организовать там конвейер смерти.

В истории “первого соловецкого этапа” “Мемориал” упускает один из документов — расписку в получении “на руки” заключенных для исполнения:

Здесь четко указан момент “передачи” заключенных, содержащихся в Соловецкой тюрьме ГУГБ НКВД, подлежащих отправки в Лагеря.
И подпись Матвеева — 27/X 37.

Это “первая партия”, отправленная по Протоколу №81.
В историографии, сформированной “Мемориалом”, их расстреляли 27.10. в урочище Сандармох.

В монографиях перечисляют расстрелянных именно в эту ночь (с 27 по 28 октября 1937 года?), и именно в Медвежьегорском районе (стр. 235 вышеуказанной монографии).

Даже если допустить великолепную октябрьскую погоду в Белом море, ранний подъем приговоренных на казнь, идеальную организацию логистики (транспортировка, охрана, доставка питания для 1116 человек) и выдающуюся скорость баржи, в Кемь этап мог прийти не раньше полудня 27.10.

С какой скоростью собирали заключенных первого этапа можно представить из воспоминаний Ю. Чиркова “А было всё так…” (на них часто “Мемориал”):
“В конце октября неожиданно выгнали всех обитателей открытых камер кремля на генеральную проверку.
На проверке зачитали огромный список — несколько сотен фамилий — отправляемых в этап.
Срок подготовки — два часа. Сбор на этой же площади.
Началась ужасная суета. Одни бежали укладывать вещи, другие — прощаться со знакомыми. Через два часа большая часть этапируемых уже стояла с вещами. В это время из изоляторов вышли колонны заключенных с чемоданами и рюкзаками, которые направлялись не к Никольским воротам, где была проходная, а к Святым воротам, которые выводили на берег бухты Благополучия”.

После прибытия в Кемь переход этапа на железнодорожную станцию, погрузка в вагоны, переезд в Медвежьегорск.

Это около 300 км. За восемь, девять часов уложились бы? Нет, даже при самом фантастическом стечении обстоятельств.
(железная дорога проходит ближе к берегу Белого моря, но для общего представления о топографии подойдет и такая карта)

И не надо думать, что приговоренных к смерти не кормили (и на это уходило значительное количество времени).

Потом погрузка в трёхтонки, размещение в изоляторах Белтбалтлага, ужин, вызов по одному к чекистам (так описывают процедуру казней в Медвежьегорьевске), краткое оглашение приговора, пытки, вывоз к месту казни (“в распоряжении опербригады были две грузовые машины для перевозки заключённых к месту расстрела”), приведение в исполнение:
– расстреливать возили за 16 километров .от Медвежьегорска.
– подготовительные работы в лесу (рытьё ям, костры)
– в секретной операции помимо опербригады участвовали шоферы, проводники служебных собак… “спецработы шли за дополнительную оплату…”
– “конвою на каждой грузовой машине выдавалось по колотушке и трости”

Какой-то чрезвычайно насыщенный плотный график для первого дня — что у палачей, что у их жертв.

И это с учетом идеальной предварительной подготовки — наличия транспорта, точной локализации места, “заранее вырытых могил” (это тоже упоминается в монографиях).

С одной стороны упоминается, что конвейер смерти работал в столице Белбалтлага “почти открыто”, с другой стороны свидетельства местного населения об этой ужасной “работе” в лесу косвенные и их очень немного — на уровне слухов (хотя местные жители в тех местах не первое столетие живут и жили лесом).

Если опустить сомнения в рациональности действий карательной машины, потратившей существенные ресурсы, чтобы отвезти заключенных к месту расстрела (в самой “Соловецкой тюрьме”, несмотря на начавшиеся к тому времени реформы, приговоры регулярно приводили в исполнение), различных нестыковок в истории “первого соловецкого этапа” наберется изрядное количество, но главные связаны с местом захоронения.

✯☭✯

1 июля 1997 года на 19-м километре трассы Медвежьегорск — Повенец в лесу, в полутора километрах от основной дороги, поисковиками общества “Мемориал” обнаружены провалы в почве.
Первые же находки не оставили сомнений в том, что здесь погребены люди.
2 июля на место массовых захоронений прибывает комиссия во главе с прокурором Медвежьегорского района Г. Догадиной.

При эксгумации тел в трёх захоронениях, которые вскрыты при раскопках, обнаружено в общей сложности 231 человек.
Все мужчины.

В заметках на эту тему упоминаются “3 найденные пули и столько же гильз”, “на вопрос о том, из каких видов оружия стреляны патроны 45-го калибра, частями которого явились 3 найденные пули и столько же гильз, криминалисты не смогли ответить”.
На одной из гильз обнаружено клеймо производителя, калибр: “PETERS 45 А.С.”, а также код завода-изготовителя “35Т”.
=> http://www.solovki.ca/camp_20/nagan.php

PETERS 45 A.C — это “Peters Cartridge Company” (США, Цинциннати, Огайо).

Очень распространенный вид патрона, и сам по себе он ничего не доказывает (у НКВД на вооружении имелось множество единиц иностранного стрелкового оружия).

Такие патроны выпускали с 1911 по 1934 гг. (в 1935 году компания Peters Cartridge Co. влилась в состав Remington Arms Co.) и поставляли почти повсеместно.

Гораздо сложнее с маркировкой “завода-изготовителя” — не ошиблись ли исследователи с “35Т”?
Из “протокольного” объяснения Матвеевым процедуры казни: “в указанной яме приказывали арестованному ложиться вниз лицом, после чего в упор из револьвера арестованного стреляли”.
231 труп и 3 гильзы? Не маловато ли для двухсот человек, каждого из которых бросали в подготовленную яму и стреляли (в затылок?)?

Получается, что официальная версия грешит как минимум по части деталей исполнения приговоров.

В соответствии со списком общества “Мемориал” среди расстрелянных 27.10.-04.11 было 85 женщин.
Это каждая 13-ая из казненных, и в других “карельских этапах” процент женщин был не меньше.

Судя по сведениям об эксгумации, в трех вскрытых захоронениях не было женщин.
✯☭✯
С многочисленными нестыковками официальной версии связано существование альтернативной версии. Ряд историков утверждает, что “Мемориал” раскопал преимущественно погибших военнопленных финских лагерей смерти.

Недавно исследователям стали доступны материалы периода “войны-продолжения” — в том числе протоколы военнопленных РККА, бежавших из финских концлагерей.

Все они служили в различных частях Карельского фронта.

В период второй мировой войны финские концлагеря для военнопленных были едва ли не самыми страшными.
По современным оценкам из 64 тысяч советских военнопленных за колючей проволокой погибли до 19 тысяч человек.
=> https://helda.helsinki.fi/bitstream/handle/10138/41627/Danielsbacka_vaitoskirja.pdf?sequence=1

Отрывок из одной недавней экспертной работы: “Число зарегистрированных убитых военнопленных [советской армии] составило 19 085, но дополнительный анализ указывает, что было убито еще около 3 000 человек” — при этом число советских военнопленных составляло 64 тысячи — т.е. был убит или умер от болезни и голода каждый третий.

Это были не “квалифицированные” фашистские концлагеря, где существовала видимость порядка уничтожения. В финских лагерях убивали без всякой системы.
=> https://fi.wikipedia.org/wiki/Koverin_keskitysleiri#cite_note-4
=> https://fi.wikipedia.org/wiki/It%C3%A4-Karjalan_keskitysleirit

По-прежнему никому не известно, сколько из этого числа погибло на территории Финляндии и сколько на оккупированной территории Советской России.
Финский оккупационный режим был одним из самых жестоких на территории оккупированной части СССР, превосходя во многом немецкий.
=> http://gorod.tomsk.ru/index-1297965055.php
=> http://vbulahtin.livejournal.com/2557042.html
✯☭✯
“Загадка” массовых захоронений в урочище Сандармох — это не убийство Кеннеди, не 9/11.
Это наши предки, так или иначе погибшие страшной смертью, но памятью о которых до сих пор можно спекулировать.

В различных источниках неоднократно указывается, что в распоряжении “Мемориала” имелись архивные дела по осуждению чекистов, которые приводили в исполнение приговоры (Матвеев, Бондаренко, Шондыш и других).

На основании этих материалов проведена локализация мест расстрелов, установлены детали казней: возили за 16 километров от Медвежьегорска, предварительно проводились подготовительные работы в лесу, в секретной операции помимо опербригады участвовали шоферы, проводники служебных собак, “спецработы шли за дополнительную оплату, от 180 рублей за лесные работы, до 240 рублей шофёрам и конвоирам”, “конвою на каждой грузовой машине выдавалось по колотушке и трости” и т.д.

Реальная проблема нашего государства — это отсутствие цифр и фактов по многим всё еще разделяющим общество событиям.

И тем более горько, когда факты всё еще можно установить как в случае с погибшими в урочище Сандармох.
Можно начать с копий двух документов: протокола допроса М.Матвеева и акта/протокола эксгумации тел.

Без копий двух этих документов История может превратиться в пропагандистскую уловку, которая продолжает дезориентировать миллионы граждан России, и без того не особо искушенных в нюансах исторических процессов.

Всего два документа, два Протокола, на которые исследователи постоянно ссылаются.
=> http://www.svoboda.org/content/transcript/410227.html

На одной чаше весов — память о тысячах погибших граждан нашей страны, на другой — копия протокола допроса Матвеева Михаила Родионовича от 13 марта 1939 года.

Часть 2
В 2016 году ФСБ России рассекречены архивные материалы, в которых говорится о нахождении на месте лагерей НКВД Белтбалтлага в период Великой Отечественной войны финских лагерей для военнопленных.
В этих же документах говорится о расстреле советских солдат в лагерях и захоронении. Они содержались в тех же бараках, что и политические заключенные.
Согласно предоставленным данным, в могилах Сандармоха находят и массовые захоронения советских военнопленных, находившихся в финских концлагерях в годы Великой Отечественной войны.
http://tvzvezda.ru/news/qhistory/content/201608040821-ge82.htm

Известным ученым, историком и признанным в России и Финляндии специалистом по истории Карелии Веригиным Сергеем Геннадиевичем данные были доведены до Финского исторического общества, которое сообщило, что в настоящее время в Финляндии готовится официальный материал, в котором подтверждаются расстрелы советских военнопленных в финских лагерях.
=> http://izvestia.ru/news/621133

Экспертные материалы, опубликованные не только в России, но и в Финляндии, указывают на то, что “небольшая” численность жертв (около 40 тысяч) на территории Карелии, где под оккупацией осталось всего чуть более 100 тысяч человек, означает, что погибло примерно 30–40% людей от оставшихся в оккупации.

В Карелии был установлен режим террора, направленный против нефинноязычного населения.

Целью создания финских концентрационных лагерей была “этническая чистка”: уничтожение русского населения в российском регионе, оккупированном финской армией.

В своём письме домой 17 апреля 1942 года известный финский политический деятель и депутат сейма Вяйне Войонмаа писал]:
“…из 20-тысячного русского населения Ээнислинна, гражданского населения 19 тысяч находятся в концлагерях и тысяча на свободе. В пищу идут лошадиные трупы двухдневной давности. Русские дети перерывают помойки в поисках пищевых отходов, выброшенных финскими солдатами. Что сказал бы Красный крест в Женеве, если бы знал о таком…”.

Финны широко практиковали бессудные расстрелы “пленных”, учет которых не велся, а также угон пленных на работы и перевод в лагеря на территории Финляндии, эти категории выпадают из данной статистики, но выживших после этого было очень немного — оценочно не более 2 тыс.

Как и немцы, финны торговали “рабами” с “восточных территорий”, продавая насильно угнанных на работы советских граждан для использования в сельском хозяйстве. Об этом прямо свидетельствовал в своих дневниковых записях даже такой известный финский “гуманист”, как Мартти Хаавио:
“Странно иметь рабов. У меня шесть рабов, все русские, которых я заставляю делать самую трудную работу. Когда мы даем им немного каши вдобавок к тюремным харчам, они нам до крайности благодарны”.

Этот же гуманный академик-фольклорист не стеснялся прямо заявлять о желательности и необходимости этнических чисток:
“Население этих территорий нужно очистить от чужих элементов, чтобы тех, кто останется, можно было легко причислять к финнам”.

Всего на территории оккупированной Карелии действовало 13 финских концентрационных лагерей, через которые прошло более 30 тысяч человек только местных жителей, около трети из них погибло — не менее 4 тыс. погибло только от голода.

Оценочно количество погибших гражданских узников и военнопленных составляет не менее 40 тыс.человек.
=> http://antisys.ru/wiki/index.php/%D0%A4%D0%B8%D0%BD%D1%81%D0%BA%D0%B0%D1%8F_%D0%BE%D0%BA%D0%BA%D1%83%D0%BF%D0%B0%D1%86%D0%B8%D1%8F_%D0%9A%D0%B0%D1%80%D0%B5%D0%BB%D0%B8%D0%B8_%D0%B2_1941-1944_%D0%B3%D0%BE%D0%B4%D0%B0%D1%85
✯☭✯
В 2016 году исполняется 75 лет со дня начала Войны-продолжения (принятое в Финляндии название советско-финской войны), поэтому именно сейчас в Финляндии публикуются материалы о концлагерях.

Новые данные касаются сведений, собранных из протоколов допросов заключенных, бежавших из финских концлагерей.

Финны захватили столицу карельского ГУЛАГа Медвежьегорск 5 декабря и за два дня вышли к Повенцу и Беломорско-Балтийскому каналу.

Из-за быстрого продвижения в тылу финских войск остались тысячи советских солдат, ставших военнопленными.

Десятки узников смогли сбежать из концлагерей в районе Медвежьегорска в 1942–1943 гг.

Они подвергались тщательным допросам, и благодаря протоколам этих допросов можно реконструировать условия содержания в концлагерях.

В деревне Пяжиева Сельга, которая был освобождена в 1944 году, находился лагерь советских военнопленных.
В одном из бараков было обнаружено письмо адресованное бойцам Красной Армии: “…Хотелось бы кровью описать все, что пришлось нам пережить. Снова проходят перед нами ужасные сцены расстрелов и избиений. Для человека, испытавшего муки плена в проклятой Суоми, не страшен ад со всеми его мучениями.
Финны ставили людей на горячую плиту, равняли строй обессиленных людей при помощи очереди из автомата.
Рана на руке или на ноге считается у нас величайшим счастьем, она дает иногда избавление от непосильной работы, за которую, кроме избиения, ничего не получишь.
Но беда, если болезнь внутренняя. Таких больных за руки и за ноги вытаскивали из барака на мороз и ударами гнали в лес.
Были случаи, когда несчастные больше не вставали с земли…”.

Финны не строили новые бараки для военнопленных, в основном используя инфраструктуру Белбалткомбината.
Самыми страшными были т.н. “лесные лагеря”, в которых военнопленные занимались лесозаготовками как до этого в тех же лесопунктах ГУЛАГа.
В одном из таких лагерей смертность превысила 100% от первоначальной численности военнопленных, т.е. все заключенные первого состава умерли от голода, эпидемических болезней, тяжелой работы и в результате расстрелов.
Главной причиной массовой смертности было недоедание.
«Много, очень много советских людей умирало от голода, а тех, кто пытался есть дохлых собак, кошек и павших лошадей, финские фашисты расстреливали. Я своими глазами видел сотни истощенных советских военнопленных, которые падали на ходу. Тех, кто лежал и не мог подняться, финские фашисты убивали» — свидетельствовал Яков Крылов.
Убить могли даже не за провинность, а по прихоти надзирателей, ради развлечения.
Военнопленных запрягали в сани и возили на них воду или бревна, подстегивая железными прутьями, порой до смерти.
За попытку побега расстреливали весь барак.

Рабочий день обычного “ненационального”, т.е. военнопленного славянского происхождения, начинался в 5 часов утра и продолжался до отбоя в 22:00. Иногда работали и по ночам.
Дневной рацион состоял из 170–240 граммов ржаного хлеба, двух литров жидкой баланды, разведенной в воде ржаной муки, 10–15 граммов сахара, 30 граммов мяса или рыбы.
Горячую пищу давали через день.
По свидетельству бежавшего из лагеря повара эти нормы никогда не соблюдались, так как охранники забирали часть продовольствия заключенных.
Нервы охранников иногда сдавали, и они расстреливали военнопленных, совершая над ними самосуд. Таких случаев по современным данным было по меньшей мере 1019, т.е. более 5% от общего числа погибших в концлагерях (высокий “показатель” по сравнению с другими странами).
Захваченных в тылу финских войск советских разведчиков финны, как правило, после допросов расстреливали.
Протоколы бежавших военнопленных свидетельствуют о нечеловеческих невыносимых условиях содержания в концлагерях.
На высокую смертность влияла вражда и ненависть к русским, дефицит продовольствия и проблемы с психическим здоровьем охранников концлагерей.
Известно, что в годы войны финны строили в Медвежьегорске военные укрепления.
Партизанскому отряду “Боевые друзья” удалось взять в плен девятерых финских солдат, которые рассказывали о масштабах и сложности фортификационных работ, в которых участвовали военнопленные.
Позже не нашлось ни одного пленного из тех, которые строили медвежьегорские укрепления.
=> http://www.gov.karelia.ru/Karelia/892/t/892_7.html
=> http://gov.karelia.ru/Karelia/908/29.html

В финских и российских исторических источниках достаточно информации о массовых убийствах советских пленных в концлагерях, но практически отсутствуют данные о местах погребения. Финскому военному командованию, руководившему инфраструктурой Белбалткомбината, могли быть известны места захоронений жертв репрессий, в том числе песчаный карьер урочища Сандармох.
Он мог стать последним пристанищем для казненных и умерших от голода в концлагерях на Масельгском направлении красноармейцев.

…основная масса военнопленных осталась верна присяге и воинскому долгу.
их-то в первую очередь финны уничтожали.
Тела закапывали в тех же местах, где находились захоронения политзаключенных.
«Мемориал» разделил найденные в Сандармохе останки на «своих и чужих», оставив кости военнопленных недостойными внимания.

Схема-расположение финских лагерей смерти

До урочища Сандармох — 12 км. С Соловецких островов — 313.
✯☭✯
Между тем, число жертв сталинских репрессий, захороненных под Медвежьегорском с момента проведения раскопок и начала исследований в архивах, планомерно возрастало.
Начальная цифра в 3,5 тысячи расстрелянных постепенно доросла до 5, потом до 7,5 и по некоторым оценкам уже достигла 9,5 тысяч расстрелянных человек разных национальностей.

В созданный на месте казней мемориал “подселяли” жертв различных мартирологов, места смерти которых по-прежнему неизвестны.
В уничтожении “первого соловецкого этапа” и жертв Большого террора в Карелии всё еще не поставлена точка.
Скорбь по павшим и невозможность объяснить себе многое из произошедшего заставит возвращаться к этим событиям снова и снова.

Помимо приказов о приведении в исполнение приговоров к высшей мере наказания и рассказов очевидцев про истязания заключенных в системе ГУЛАГ сохранились документы и рядового характера из “обычной” жизни огромной производственной структуры, которую представлял из себя Беломорстрой.

Существует масса приказов по Белбалткомбинату административно-производственного характера:
– о премировании заключенных к юбилейным датам, о поощрении за труд и даже за приготовление “питательного и достаточно вкусного киселя”
– о наказаниях за однократное нарушение режима питания заключенных, за несвоевременный завоз продуктов и из разряда казусов — за украденные солдатом чулки шерстяной выделки у одного из местных жителей.
http://vbulahtin.livejournal.com/2574496.html

Общество “Мемориал” в качестве одного из немногих свидетельств жестокости НКВД в частности в Республике Карелия приводит историю семьи Голубевой Александры Кирилловны (1916 г.р.) и её мужа Туомайнена Карла Густавовича (1893 г.р.), арестованного 21 сентября 1937 года и расстрелянного 28.12.1937 года.
Переписка Голубевой приводится в монографиях “Мемориала”, посвященных захоронениям в урочище Сандармох.

Голубева рассказывает, как получала компенсацию в КГБ СССР спустя 35 лет после расстрела мужа (его зарплату и компенсацию за конфискованные вещи).
http://vbulahtin.livejournal.com/2553427.html

Это лишнее свидетельство того, что репрессивная машина ничего не забывает.

И вдруг спустя 60-т лет появляются безвестно канувшие тысячи человек.

И конвейер смерти — все эти описываемые “комнаты вязки рук”, “комнаты вязки ног”, “меры физического воздействия”, “колотушки”, “вальки” для “успокоения”, “усмирения” связываемых или уже связанных заключённых, протыкание тел острым концом трости, расстрельные ямы, в которые десятками бросали заключенных и исполняли по несколько сотен за ночь — это непросто совместить с “вкусным киселём” и наказанием за “нетактичное” поведение, связанное с выносом на себе чужих шерстяных чулок.

Как себе представить сотни исполнителей системы Белбалткомбината, которые поощряли з/к за инициативную и творческую работу, а потом участвовали в пытках, копали шурфы для сброса тел, печатали приказы об увеличении денежного пособия и рационов питания и необходимости носить противогазы, а потом отчеты о количестве расстрелянных за сутки?

Это по-прежнему важные вопросы нашей истории.
Их нельзя оставлять на потребу стервятникам-пропагандистам.
Чтобы установить факты и отсечь их от эмоций, должно сформироваться требовательное отношение к доказательной базе исторических событий. Тем более, если точно известно, что документы сохранились.

Если что-то было установлено на основании архивных данных и экспертиз, должны представляться документы (сколь бы сложными они ни были), а не выводы из них.

Когда речь идет про чувствительные для общества события, требовательность должна повышаться вдвойне.

В этом году представители “Мемориала” рассказывают, что в результате 15-летней “титанической работы” подготовлен “справочник “ “кадрового состава сотрудников органов государственной безопасности СССР 1935–1939 гг.”
http://www.novayagazeta.ru/comments/73981.html

Собраны данные “40 тысяч сталинских палачей”.

В предшествующей части заметки указывалось, что ключ к разгадке урочища Сандармох общество “Мемориал” обнаружило в протоколе допроса организатора и исполнителя казней Матвеева Михаила Родионовича от 13 марта 1939 года.

В материалах “Мемориала” есть упоминания архивных дел других чекистов, участвующих в расстрелах.
Дело Матвеева держали в руках, делали частичные копии, его цитируют на множестве ресурсов, его ответы на вопросы следователей стали основой историографии.

Один Протокол. Один акт/протокол эксгумации тел.

“Раскрытые сейчас документы ФСБ позволят восстановить не только историческую справедливость, но и установить имена многих погибших наших солдат и офицеров в финском плену, — считает бывший начальник Управления Министерства обороны Российской Федерации по увековечению памяти погибших при защите Отечества Александр Кирилин. — …такая работа непременно начнется в ближайшее время. Военнопленных на Родине никто не лишал воинских званий и наград и те, кто не запятнал свою честь предательством, бесспорно достойны вечной памяти.
Ведь речь идет не о каком-то тайном захоронении за границей — братские могилы находятся у нас, в Карелии, и значит, к ним есть доступ.
У Минобороны есть богатый опыт медико-криминалистической идентификации, как например, у 124-й Центральной лаборатории в Ростове-на-Дону. И конечно, памятник погибшим военнопленным должен там появиться».

Комментарии после первых двух публикаций сводилась к критике источников официальной версии истории урочища Сандармох: общества “Мемориал”, радио “Свободы”, экспертов, работающих на иностранные гранты и т.д.
Установление важных исторических обстоятельств натыкается в России прежде всего на их эмоциональную оценку.
“Мемориал” здесь факультативный элемент: историография уже складывается из сотен тысяч слов, размещенных на разных ресурсах, цитат, проклятий, обвинений.

Простыми “фи” в адрес “иностранного агента” эту информационную глыбу не обойти.

Есть элементарные вопросы, вынесенный в заголовок:
1.Официальная история утверждает, что заключенных бросали в ямы и расстреливали — почему тогда наши всего три пули и столько же гильз?
2.В расстрелянных соловецких этапах было 10–15% женщин — нашли только мужчин. Как объяснить, что в захоронениях не было женщин?
3.Обнаружили всё это, обосновали благодаря протоколу допроса одного из палачей.

Получается, что История наших погибших предков как перевернутая пирамида покачивается на двух документах, которые необходимо вычитать до запятой, до помарок на полях.
Но этих документов нет.

Весь ужас заголовка и картинки к нему в том (чекист ведь действительно стреляет в читателей), что где-то существуют (а может и нет) несколько потертых бумажек, которое многое бы объяснили, или по крайней мере позволили бы сделать выводы о том, что делать дальше для установления истины.

На одной чаше весов несколько бумаг. На другой — тысячи наших убитых граждан, десятилетия общественных дискуссий и все еще раздвоенное сознание.

А для начала всего-то требуется взглянут на:
– копию протокола допроса Матвеева Михаила Родионовича от 13 марта 1939 года,
– копию акта/протокола эксгумации тел в 1997 году.

Основная масса комментариев сводится к критике источников официальной версии истории урочища Сандармох: общества “Мемориал”, радио “Свободы”, экспертов, работающих на иностранные гранты и т.д.
=> http://vz.ru/opinions/2016/8/3/824929.html
=> https://aftershock.news/?q=comment/2868639
=> https://cont.ws/post/335456
=> http://vbulahtin.livejournal.com/2662566.html

Мне кажется, эта история еще о том, что установление важных исторических обстоятельств натыкается в России прежде всего на их эмоциональную оценку.

Часто первостепенное значение обретает не то, что говорят и пишут, а кто. И вместо конкретных вопросов к сути сразу идёт переход к выводу — слушать или не слушать, верить или не верить.

Но дело тут не в вере, не в персоналиях.

В нашей Истории Сандармох — уже существует как место расстрела репрессированных, как место памяти и преступления.

Это уже глыба, и “Мемориал” здесь факультативный элемент: историография уже складывается из сотен тысяч слов, размещенных на разных ресурсах, цитат, проклятий, обвинений.
Простыми “фи” в адрес “иностранного агента” эту информационную глыбу не обойти.

Но есть элементарные вопросы, вынесенный в заголовок:
1.Официальная история утверждает, что заключенных бросали в ямы и расстреливали — почему тогда наши всего три пули и столько же гильз?
2.В расстрелянных соловецких этапах было 10–15% женщин — нашли только мужчин. Как объяснить, что в захоронениях не было женщин?
3.Обнаружили всё это, обосновали благодаря протоколу допроса одного из палачей.

И получается, что История наших погибших предков как перевернутая пирамида покачивается на двух документах, которые необходимо вычитать до запятой, до помарок на полях.
Дело не в вере, не в “Мемориале”, не в Государственном департаменте США.

Дело в том, чтобы добиться представления двух документов или объяснений, почему их нет и где их можно найти.

Весь ужас заголовка и картинки к нему в том, что где-то существуют (а может и нет) несколько потертых бумажек, которое многое бы объяснили, или по крайней мере позволили бы сделать выводы о том, что делать дальше для установления истины.

На одной чаше весов несколько бумаг.

На другой — тысячи наших убитых граждан, десятилетия общественных дискуссий и все еще раздвоенное сознание.

даже в чудовищной истории репрессий — есть моменты концентрированной чудовищности.
(чуть позже попробую написать об этом подробнее)

Пока без привязки к историческим исследованиям только один момент: общество “Мемориал” в качестве одного из немногих свидетельств жестокости НКВД в частности в Республике Карелия приводит историю семьи Голубевой Александры Кирилловны (1916 г.р.) и её мужа Туомайнена Карла Густавовича (1893 г.р.), арестованного 21 сентября 1937 года и расстрелянного 28.12.1937 года.

Переписка Голубевой приводится в монографиях “Мемориала”, посвященных захоронениям в урочище Сандармох (в монографии всего 3 письма и лишь в одном, Голубевой, есть какие-то конкретные детали).

Вот фрагмент письма в карельское Управление ФСБ, где Голубева излагает, как всё было дело — четкие детали произошедшего видимо связаны с тем, что Голубева неоднократно обращалась с запросами в органы КГБ еще во время СССР.

Повторяю: репрессии — это ужасно.

Но отдельным деталям всё-таки можно уделит внимание:

1. Туомайнена Карла арестовали 21 сентября — наверняка, состоялся какой-то скорый “суд”, его отправили в лагерь, где очень скоро привели приговор в исполнение.
С момента расстрела в 37-ом прошло почти 35 лет, страшная война, с документами наверняка не всё в порядке — но Голубевой выдают зарплату за 2 месяца работы мужа.

300 рублей весьма немаленькие деньги.

Подозреваю, что это не какая-то компенсация как жене репрессированного — это действительно 300 рублей зарплаты (т.е. Туомайнена Карла за 3 месяца не только успели осудить, отвезти в лагерь, расстрелять, но еще и трудоустроить … повторяю, всё это ужасно). 600 рублей — за вещи.

По ценам 1971 года 900 рублей — солидная сумма.

2. Туомайнен работает в зверосовхозе.
Примерно представляю ситуацию в с/х того времени — высочайшей ценностью мог считаться отрез ткани, а тут фотоаппарат, киноаппарат, “золото”, винтовка, ружья (“но это далеко не всё”)… — это могли быть предметами особой зависти окружающих

3. Голубевой при этом 21 год — это молодая девушка, финну — 44 года.

4. Зарплата не за месяц, не за полтора — а за два (многократно читал, что труд заключенных оплачивался крайне скупо)

из книги “Возвращенцы и революционеры”

5. т.е. если даже отчасти верить этим воспоминаниям, Туомайнен до ареста в 1937 году уже отсидел 3 года + у него была другая жена — по выходу на свободу он буквально за 2–3 года обзаводится солидным хозяйством…

вот он Туомайнен

О заведующем Пушхозом — питомнике по разведению лисиц, соболей, песцов и кроликов. Это Туомайнен, Карл Густавович, Карлуша, как его нежно за глаза называли подчиненные, был видным финским коммунистом, но на чем-то «подзашел» и, получив три года Соловков, начал их кучером Эйхманса. Срок кончился, и Карлуша остался вольным директором своего детища — Пушхоза.

Успенский, с весны 1930 года вступивший в управление Соловками, до этого был там, окончив срок, начальником адм-части, потом КВЧ. Это он в новом качестве, еще не успев все взвесить и взглянуть вперед, носился по островным командировкам, наводя порядок, и, в частности, кричал на Карлушу Туомайнена в его Пушхозе: — «Это позор! У вас лисицы и собаки едят лучше, чем заключенные. Я не потерплю такого безобразия!» (Никонов, стр. 233).

Заметка на “Слоне” вновь возвращает к теме, что у преступлений чекистов нет срока давности и всех их надо перечислить (и отомстить? как?)

в Истории, увы, бывает так, что историография какого-то важного исторического события или даже совокупности событий связана с одним документом.

Например, история расстрела т.н. “первого соловецкого этапа” — казалось бы, у этого события фундаментальная историография: этот вопрос совсем недавно изучен, написаны десятки монографий, созданы тексты, которые рассказывают о том, как “всё было” вплоть до поворотов головы палачей.

Да и про создание списков говорится уже несколько лет — вот только одна заметка про документы и результаты расследований — таких заметок сотни, воссоздающие подробности произошедшего:
“Приговорённых “готовили” в трёх комнатах барака, расположенных анфиладой.
В первой комнате — “сверяли личность”, раздевали и обыскивали. Во второй — раздетых связывали.
В третьей — раздетых и связанных оглушали ударом деревянной “колотушки” по затылку.
Потом грузили в машину, человек по сорок, и накрывали брезентом. Члены “бригады” садились сверху. Если кто-то из лежащих внизу приходил в себя, его “успокаивали” ударом “колотушки”. По прибытии на полигон людей сбрасывали по одному в заготовленную яму, на дне которой стоял Матвеев. Он лично стрелял каждому в затылок. Так он “приводил в исполнение” человек по 200–250 за “смену”.

И, конечно, Интернет переполнен трансляциями таких историй (например).

Имеются подробности, как Матвеев пил, как изобретал “колотушки”:

“Матвеев привнёс в обычную процедуру ленинградский опыт. По его указанию и эскизу были изготовлены две берёзовые круглые дубинки, длиной 42 см, толщиной 7 см и ручкой длиной 12 см.
Эти дубинки в Медвежьей Горе называли «колотушками», «вальками», «деревянными палками» и использовали для «успокоения», «усмирения» связываемых или уже связанных заключённых при малейшем поводе и без повода.
Крикнул — удар, задал вопрос — удар, повернулся — удар.
Колотушками наносили удары по голове, плечам, в грудь, живот, по коленям.
От удара по голове двухкилограммовой колотушкой человек чаще всего терял сознание. Голову разбивали до крови, иногда проламывали черепную коробку и убивали.
Ещё страшнее были удары железными тростями (по образцу первой была изготовлена вторая — гранёная, остроконечная с одного конца, с приваренным молотком с другого).
От удара железной тростью молоток или лезвие топорика входили в тело, легко перебивались ключицы. Особым приёмом стало протыкание тела острым концом трости.
Колотушки и трости использовались в изоляторе, по пути от изолятора в лес (конвою на каждой грузовой машине выдавалось по колотушке и трости) и, наконец, у расстрельной ямы”.

Кто-то может скептически поинтересоваться — а откуда собственно все эти истории, кто и как их передал, палачи (?), жертвы (?), невольные или вольные свидетели (?)

Отсюда брали сведения?
http://www.neizvestniy-geniy.ru/cat/literature/kritik/315618.html

Отсюда?
http://www.solovki.ca/camp_20/butcher_matveev.php

Постепенно подходишь к мысли, что в основе значительной части историографии, например, о расстреле в урочище Сандармох — всего несколько документов.

А что касается локализации казней — получается, что всего один документ.
Протокол допроса Матвеева

Фактически это должен быть музейный экспонат — и многочисленные фото этого документа должны стихийных образом разойтись по сети как прямое доказательство убийств.

Ссылаются на этот документ многие и много.
Казалось бы, чего проще: есть дата, есть ответы на вопросы — “Мемориал” прямо зачитывает ответы палача.

Теперь такой простой (но важный) вопрос — если уж историография, все эти заметки и проклятия, покачиваясь, держатся на этом самом Протоколе допроса от 13 марта 1939 года, как бы посмотреть на его копию, которую делали в Петрозаводске в 1997 году?

Или копию не делали? (надо об этом сообщить?)

Или просто переписали из Протокола вопросы следователя и ответы Матвеева?

Колотушки, пытки, расстрелы в затылок, способы оплаты труда шоферов… — всё это как-то органично вытекает из этого Протокола.

И как всё это сочетается, например, с наказанием за кражу носков?
есть несколько монографий о трудовой деятельности (и успехах) БелБалтКомбината НКВД СССР.

Цитаты из Приказов:
Приказ по БелБалтКомбинату НКВД СССР
ст. Медвежья Гора 14 апреля 1935 г.

10 апреля с.г. исполнилось 10 лет существования Соловецкого опытного пункта –
пионера сельскохозяйственного опытного дела на Крайнем Севере, вылившегося в
исследовательскую станцию из Общества краеведения б.УСЛОН.
За этот период времени Соловецкий опытный пункт проделал большую и ценную
работу по разрешению ряда проблем северного земледелия.
Результаты этих работ
использованы как БелБалтКомбинатом, так и другими организациями, осваивающими Север.
Приказываю:
1) За умелое и энергичное руководство с-х работами и подготовкой к изданию трудов по
опытному делу объявить благодарность начальнику 8 отделения ББК тов. Понамореву И.И.
2) За инициативную и творческую работу объявить благодарность с занесением в личное
дело и выдачей месячного премвознаграждения (з/к з/к) руководителю пункта Кериму
Казизаде, б. сотрудникам СОПа Беремжанову Г.К., Попову И.А., Сонину А. Г., начальнику с-
х части 8 отделения Петрищеву Н. М., агроному Вихляеву И. П. и заведующей лабораторией
Брянцеву.
Зам. нач. БелБалтКомбината НКВД
и нач. Упр. Лагеря Успенский

Приказ по БелБалтКомбинату НКВД
ст. Медвежья Гора 16 апреля 1935 г.
За целесообразное предложение по пищевому использованию отходов ржи после
изготовления противоцинготного кваса в виде питательного и достаточно вкусного киселя,
пользующегося успехом у лагерников, повару 10-го отделения Н. И. Ходкину объявляется
благодарность с выдачей 10 руб. с занесением в личное дело.
Зам. нач. Бел.БалтКомбината
и нач. Упр. Лагеря Успенский.

Зам. начальника ББК НКВД
и нач. Упр. Лагеря Успенский.

Приказ по БелБалтЛагу НКВД
ст. Медвежья Гора 28 ноября 1935 г.
Стрелок колонизационной части 5-го отделения Хабардинов Степан Дементьевич при
выполнении оперативного задания остановился на ночлег в дер. Гончи-Наволок у гр-на
Лютшина К. И., где без ведома хозяев дома взял и одел себе на ноги чулки шерстяной
ручной выделки, принадлежавшие гр-ну Лютшину.
Подобного рода поступок стрелка Хабардинова является нетактичным,
дискредитирующим его, Хабардинова, как работника БелБалтКомбината, а посему —
приказываю:
Стрелка Хабардинова С. Д. арестовать на 10 суток с исполнением обязанностей.
Зам. нач. УББЛАГа,
нач. Ш отдела ББК Попов.

Приказ по БелБалтЛагу НКВД
ст. Медвежья Гора 5 сентября 1935 г.
3-го сентября 2 бригады, работавшие на строительстве 8-го лагпункта 1-го отделения по
окончании работы не получили хлеба ввиду его отсутствия на лагпункте. Произведенным по
моему приказанию расследованием этого возмутительного факта установлена виновность
лагерной администрации в несвоевременном завозе хлеба…

================
Теперь другая сторона медали — речь идет не о носках, а о массовых расстрелах заключенных по 200 за ночь в 1937 году — в том месте, где еще совсем недавно наказывали за отъём носков.

Далее далеко не самое “кровавое” изложение этих историй:
К 1937 г. места расстрелов заключенных и трудпоселенцев Белбалткомбината постепенно отдалялись от Медвежьей Горы.
Медвежьегорская (БелБалтлаговская) опербригада для проведения массовых расстрелов была создана в августе 1937 г. — всего около 30 человек из 3-го отдела ББК, включая бывших заключенных и даже заключенных с неотбытым сроком.

В распоряжении опербригады были две грузовые машины для перевозки заключенных к месту расстрела (трехтонки, видимо, ЗИС-5) и одна легковая.
Приговоры в Медвежьей Горе в это время чаще других приводили в исполнение начальник 5-го отделения (по борьбе с побегами) И.А. Бондаренко и зам. начальника 3-го отдела А.Ф. Шондыш.
На легковой машине обычно ездил старший из начальников, принимающих участие в расстрелах.
Спецработы шли за дополнительную оплату, от 180 рублей за лесные работы, до 240 рублей шоферам и конвоирам. Исполнители приговоров, видимо, получали больше.
Во всяком случае, известно, что Бондаренко однажды получил премию в 250 рублей.

По прибытии ленинградской опербригады (Матвеев, Алафер и др.), к ней была придана медвежьегорская. В число обычных средств, которые использовались в Медвежьей Горе для операций по приведению приговоров в исполнение, входили веревки для связывания, веревочные петли и тряпки (полотенца) — для придушивания или удушения сопротивлявшихся или кричавших. Избивали руками, ногами, оружием, чем придется. При Бондаренке всегда находилась, в виде «личного холодного оружия», — железная трость длиной около метра, толщиной около сантиметра, остроконечная с одного конца и с молотком и топориком с другого, нечто вроде ледоруба, эту трость подарили Бондаренке при открытии Туломской ГРЭС, которая строилась руками заключенных, на трости была памятная надпись «Тулома».

Матвеев привнес в обычную процедуру ленинградский опыт. По его указанию и эскизу были изготовлены две березовые круглые дубинки, длиной 42 см, толщиной 7 см и ручкой длиной 12 см. Эти дубинки в Медвежьей Горе называли «колотушками», «вальками», «деревянными палками» и использовали для «успокоения», «усмирения» связываемых или уже связанных заключенных при малейшем поводе и без повода. Крикнул — удар, задал вопрос — удар, повернулся — удар. Колотушками наносили удары по голове, плечам, в грудь, живот, по коленям.

Колотушки и трости использовались в изоляторе, по пути от изолятора в лес (конвою на каждой грузовой машине выдавалось по колотушке и трости) и, наконец, у расстрельной ямы.

В изоляторе ББК можно было разместить 200–300 или более человек для подготовки к расстрелу. Процедуру хорошо отработали. Основные действия совершались в трех помещениях: комнате опроса и «установления самоличностей» (она же «комната вязки рук», вероятно — канцелярия изолятора), «комнате вязки ног» и в «ожидальне».

Из дежурной комнаты изолятора вызывали заключенного с вещами, спрашивали о профессии и говорили, что ведут на осмотр врачебной комиссии.
Так легче было успокоить, раздеть и осмотреть человека.
В «комнате вязки рук» за столом сидели начальники операции и задавали обычные вопросы по «установочным данным». После сверки данных опрашивающий произносил условную фразу: «На этап годен». Тут же двое хватали заключенного за руки и резко выворачивали их назад. Третий немедленно начинал жестко связывать руки. Поскольку никакой медосмотр и этап не предполагал выкручивания и связывания рук, люди кричали не только от боли, но и просили объяснений, спрашивали: «Зачем вяжете?». Сидящий за столом доставал колотушку, просил подвести заключенного поближе и со всей силы ударял по голове. В случае крика один из чекистов хватал заключенного за горло и душил до прекращения крика.

Команда, работавшая в лесу, загодя выкапывала большие глубокие ямы в легком песчаном грунте. Подле ям разводили костры — для обогрева конвоя и освещения места в ночное время. Приезжали машины, их подавали к ямам.

Расстреливали непосредственно в яме. В ямах работали Матвеев, Алафер, Бондаренко и Шондыш. «Культурное» объяснение Матвеевым процедуры расстрела выглядит так: «В указанной яме приказывали арестованному ложиться вниз лицом, после чего в упор из револьвера арестованного стреляли».
Все это в столице Белбалткомбината и Белбалтлага творилось почти открыто.
Местное население догадывалось или даже хорошо представляло себе, чем занят 3-й отдел — не только исполнением приговоров, а и перевыполнением плана по беглецам, оформлением фальшивых дел и передачей их на Карельскую «тройку».

Поэтому уже в начале 1938 г. со стороны прокуратуры последовало указание отказаться от избиений колотушками.
==============

Замечание 1.
Даже в самые суровые годы в России не мели всех под одну гребенку.
Именно в России в 19 веке получило новое звучание западная теория гуманизма.
Наши писатели рассказали, что человек может меняться. Сегодня убить — завтра спасти. Сегодня подлость совершить, завтра — подвиг.

Нарыть где-то список имен, а потом утверждать, что каждый перечисленный в нём заслуживает порицания — форменный идиотизм.

Да даже и те, кто непосредственно участвовали в расстрелах, становились героями

Замечание 2.
Я не понял, кого и как эта база “Мемориала” описывает

Вот, например, есть Успенский, Дмитрий Владимирович

Вроде бы имеются свидетельства об участии Успенского в расстрелах, но из сайта “Мемориала” это совершенно не видно.

Никакой содержательной относящейся к репрессивной деятельности информации про Успенского нет — исключиельно сведения о наградах и назначении на должность

а в книге про “БелБалтЛаг” наоборот есть много фактов про Успенского

Говорить про людей, из информации про которых невозможно сделать вывод об их деятельности, что они палачи — это форменный идиотизм №2

Замечание 3. У самих рыльце в пушку.
В базе мне не удалось найти исполнителей казней в урочище Сандармох.

Историю Сандармоха расследовал сам “Мемориал”, но как выяснилось, что вся мифология казней в этом месте держится всего на нескольких фактах, которые в глаза видели только сотрудники “Мемориала”.

Оказывается, что судьба наших погибших в Сандармохе предков как перевернутая пирамида покачивается на двух документах, которые необходимо вычитать до запятой, до помарок на полях.
Но этих документов нет. “Мемориал” просто не раскрывает их в отличие от базы 40 тысяч сотрудников НКВД.
Где-то в недрах “Мемориала” существуют (а может и нет) несколько потертых бумажек, которое многое бы объяснили в нашей Истории, или по крайней мере позволили бы сделать выводы о том, что делать дальше для установления истины.

Но “Мемориала” вместо этого создаёт некую базу, не обращая вниманием на то, что держит чашу весов — на одной несколько бумаг.

На другой — тысячи наших убитых граждан, десятилетия общественных дискуссий и все еще раздвоенное сознание.

Для начала поиска Правды “Мемориалу” всего-то требуется предоставить возможность взглянуть на:
– копию протокола допроса Матвеева Михаила Родионовича от 13 марта 1939 года (кстати, самого Матвеева — главного достижения “Мемориала” (про этого палача “Мемориал” раньше рассказывал на каждом перекрестке), в нынешней базе “Мемориала” пока нет…
– копию акта/протокола эксгумации тел в 1997 году.

Про этого человека “Мемориалу” известно буквально всё.

Это едва ли не главная находка “Мемориала” за всё время существования этой организации.

Сейчас по прошествии 20-ти лет с момента этой находки Интернет заполнен историями о капитане Матвееве и его сослуживцах — про их методы издевательства над заключенными, про то, кого и как они прокалывали тростью, били т.н. “колотушками”, как отвозили на расстрел и расстреливали.

Обыкновенный пользователь Интернета, пожелавший спросить у Гугла про подробности преступлений Матвеева, найдет массу материалов:
Гугл,
Википедия,
подробности пыток и расстрелов на сайте Международного проекта “Соловки”

Пользователь Интернета удивится, если ему рассказать, что все эти подробности происходят преимущественно из одного документа — протокола допроса капитана капитан госбезопасности Матвеева, репрессированного в 1939 году за «превышение служебных полномочий».

На это указывают и ссылки с сайта solovki.

Именно этот протокол допроса находится в перевернутой пирамиде огромного числа материалов, созданных по поводу расследования событий в урочище Сандармох

В последние несколько недель получили резонанс несколько событий:
1. Выпускник философского факультета Томского университета Денис Карагодин потратил несколько лет, чтобы установить имена и звания сотрудников НКВД, ведших дело его прадеда, Степана Карагодина, расстрелянного в январе 1938 года — это расследование взбудоражило многих пользователей
(хотя Карагодин как философ несколько опрометчиво пожелал извлечь из могил виновных в смерти деда — современное правосудие не предусматривает такой опции).

2. Общество “Мемориал” представило базу данных “Кадровый состав органов государственной безопасности СССР. 1935–1939”, которую отдельные энтузиасты, почему-то называющие себя журналистами, опрометчиво назвали Википедия палачей

Обрадованный пользователь, решив, что теперь-то можно найти какие-то важные документы-первоисточники, спрятанные ранее в архивах “Мемориала”, где можно почитать про расстрелы и “колотушки”, проследует к новой базе “Мемориала” … но там его ждет разочарование: про одну из главных своих находок, капитана Матвеева, “Мемориал” по-прежнему не желает раскрывать первоисточники

нет на страничке Матвеева ни слова о протоколах допроса, обраруженных “Мемориалом” в недалекие 90-е:

А ведь “Мемориал” откуда-то получил это фото, которое фигурирует во множестве заметок про М.Р.Матвеева

Пока история обнаружения протокола допроса окончательно не погребена под наслоениями производных вторичных материалов, прочитаем эту историю из первых уст
Маркер мой
Редактор тематических программ русской службы Радио Свобода Владимир Тольц:
Весной 1996 года в Лениздате вышла книжка сотрудника ленинградского УФСБ Евгения Лукина.
Название примечательное: «На палачах крови нет».

директор Петербургского научно-исследовательского центра “Мемориал” Ирина Флиге:
Среди героев книги подполковника ФСБ Лукина присутствовала биография некоего Матвеева.
И в описании жизни Матвеева упоминалось вскользь, в одно касание, что он ездил в Медвежьегорск расстреливать политзаключенных.

[вот этот фрагмент — кстати, саму книгу мне удалось обнаружить только в бумажных копиях в недрах зарубежных библиотек]

Его сперва наградили какими-то часами или ценным подарком, а потом его арестовали и тоже приговорили к 10 годам.
Есть книга, изданная по источникам ФСБ.
Мы обращаемся к ним, Вениамин Иофе и я, идем к ним и говорим: вот, пожалуйста, ваш сотрудник опубликовал на архивных материалах, вот сноска, вот книжка.
Будьте добры, вот сюда дело Матвеева, пожалуйста, принесите и покажите.
Они: нет.
Как это нет? Пожалуйста, дайте опровержение, что ваш бывший сотрудник Лукин написал книжку не на основе архивных материалов.
В конечном итоге они приносят личное дело Матвеева.
На расстоянии четырех метров, не выпуская из рук, говорят: вот видите, здесь ничего нет, это служебное дело.
А следственное дело лежит в Петрозаводске.
В Петрозаводске был замечательный исследователь Иван Чухин, который занимался исследованием Беломорканала.
И в связи с историей Беломорканала он работал в архивах ФСБ и в архивах информационного центра Карелии, собирал материалы.
И там он наткнулся на дело Шондеша и Бондаренко, двух начальников Белбалфлага.
И в этом деле он встретил какого-то капитана, командированного из Ленинграда.
Когда мозаика сложилась, что есть какое-то архивно-следственное дело в Петрозаводске по обвинению Матвеева в каких-то злоупотреблениях, что с этим делом работал Чухин и упоминал о существовании там Матвеева.
А дальше проблема. Дело в том, что допуск к архивно-следственным делам у нас ограничен законом.
Мы просили нас ознакомить только с показаниями Матвеева, где упоминалась бы география места расстрела.
С большими трудностями, с письмами поддержки, а это был 96–97 год, еще в то время было много близких нам по духу депутатов в Государственной думе и городских дум.
И в общем нас с Вениамином допустили до этого дела, но очень ограниченно, только показания Матвеева и копировать можно только то, что относится непосредственно к поиску географической точки.
Мы приехали в Петрозаводск и начали работать с этим делом.

Владимир Тольц: И вот тут-то и обнаружился командированный из Ленинграда в Карелию капитан госбезопасности Михаил Матвеев, к концу 37-го «за успешную борьбу с контрреволюцией» награжденный «ценным подарком».

Из протокола допроса обвиняемого Матвеева Михаила Родионовича от 13 марта 1939 года.
…

Ирина Флиге:
Поражает это дело рациональностью ответов.
Все показания по поводу того, зачем Матвеев так издевался или этак издевался, почему он такую процедуру зверскую придумал перед расстрелом, он объяснял с рациональной точки зрения.
Он был послан в командировку, он был должен исполнить приговоры в отношении 1111 человек.
Он описывал, что он приехал на Соловки, забрал этап у начальника тюрьмы и дальше привез в Медвежьегорск.
Привезя в Медвежьегорск, он увидел, что это место категорически не выполняет требования расстрельных полигонов.
И дальше он дает подробное рациональное объяснение, что он просил, чтобы ему дали четыре машины, а ему четыре машины не дали.
Ему вместо машин в Ленинграде, отправляя в командировку, дали покрышки, чтобы он на месте за эти покрышки взял бы машины.
Есть разные способы анализа достоверности.
Но для всех, кто хорошо знает советские реалии, большей достоверности представить себе невозможно.
Палач-расстрельщик просит машины, ему говорят: нет, машины мы тебе не дадим, мы тебе дадим покрышки, сам найди.
А дальше он объясняет, что было недостаточное количество конвойных и поэтому в первый день 27 октября, когда он приступил к расстрелам, у него была попытка к побегу по маршруту следования.
И тогда он сделал перерыв на несколько дней и создает расстрельную процедуру в Сандромохе.

[Кто уже упел отвлечься, внимание: все эти подробности “Мемориал” узнаёт, работая с “этим делом” — допроса Матвеева
Но я нигде не видел стенограммы, выдержек из этого допроса, пусть даже просто нескольких фраз, о которых рассказывает Флиге]

Дальше в этом же деле в другом допросе он говорит о том, что эта дубинка, которую он изготовил и которой он оглушал некоторых заключенных, была необходимостью, потому что однажды дорога очень плохо шла, объясняет Матвеев, она шла через населенный пункт.
Однажды заглох мотор под деревней Пиндуши.
Все, собственно говоря, больше ничего нам от дела Матвеева было ненужно, потому что названы главные точки — 19 километров и по дороге, проходящей через деревню Пиндуши.
Вот на этом кабинетный документальный поиск был закончен.

текст отсюда
=======================

Повторю в который раз — судьба наших погибших в Сандармохе предков как перевернутая пирамида покачивается на двух документах, которые необходимо вычитать до запятой, до помарок на полях.
Но этих документов нет.
“Мемориал” просто не раскрывает их в отличие от базы 40 тысяч сотрудников НКВД.

Где-то в недрах “Мемориала” существуют (а может и нет) копии и/или выписки, которые многое бы объяснили в нашей Истории, или по крайней мере позволили бы сделать выводы о том, что делать дальше для установления истины.

“Мемориала”, не замечая нависшего над его загривком своего Главного палача Матвеева, представляет общественности базу сотрудников НКВД.
появился специальный сайт, посвященный Сандармоху.

Вступительное слово на сайте:
“Сколько же человек из почти одиннадцати тысяч казненных было расстреляно и захоронено в окрестностях Медвежьегорска?
Данные по расстрелам в Карелии уникальны еще и тем, что это — едва ли не единственный регион, где в расстрельных актах делались пометки о приблизительном месте приведения приговора в исполнение.
Пометки эти, конечно, чаще всего весьма приблизительны: «близ с.Реболы», «в окрестностях г.Кемь», «в Беломорском районе» и т.д.
[интересно бы взглянуть на расстрельные списки]
Сразу сделаем одно важное замечание.
Имеются документы, свидетельствующие, что в окрестностях Медвежьей Горы приговоры приводились в исполнение не только в Сандормохе, но и в другом месте [что это за документы?]. По крайней мере, известно, что 11 августа 1937 пять человек было расстреляно «в 500 метрах юго-западной стороны Чебинского тракта на 10-м километре от станции Медгора» — то есть в районе, находящемся в другом направлении от Медвежьей Горы, чем Сандормох”.

На сайте есть и карта, и оценочный список казненных

Про Сандармох достаточно здесь уже изложено
“Мемориал” скрывает своего Главного палача
Сандармох: Два документа. Две версии. Проклятая память_3 Гильзы, 85 женщин, 2 Протокола
===========

А в заметке Денис Карагодин и знамя отечественной люстрации публиковал несколько документов, которые дают нам выразительный даже головокружительный пример создания на наших глазах живой ткани Истории: в России есть всего несколько мест, где, как считается, стало возможным в полной мере осуществить территориальную привязку места исполнения с личностями казненных.

При этом вся историография одного из установленных мест и событий, там произошедших, держится на нескольких выписках из протокола допроса сотрудника НКВД (протокола никто не видел… выписки составят не более тысячи знаком) и нескольких страничках экспертизы 3 или 4 эксгумированных тел… конечно, есть еще ряд косвенных доказательств, но их сложно назвать неопровержимыми)

И вот на этом держится историография в десятки томов.

И фейсбук мемориального комплекса
интервью
==============================

На арест Ю.Дмитриева обратил внимание бывший сотрудник КГБ ГГГудков-старший.

Геннадий свой пост якобы в поддержку Дмитриева посвятил кричалкам /опять появились “многие МИЛЛИОНЫ”/ и выпячиванием себя любимого

Сегодня действительно начинается важный процесс — над Ю.Дмитриевым.
И в нём важно разобраться без эмоций

С арестом Дмитриева (и с архивами) действительно следовало бы разобраться и прежде всего для того, чтобы не было спекуляций на этот счет, но сейчас я хочу в статье, посвященной Дмитриеву, выделить не описание уголовного дела, по которому его арестовали, а описанием самого Дмитриева как личности.

И можно это описание сопоставить с фактом — что именно этот человек создала основу “корпуса информации про Сандармох”, который сейчас позволяет кричать о многих миллионах расстрелянных по разнарядке.

Итак, перед нами кропотливый исследователь благодаря которому перед нами возникла История Сандармоха.

Я прежде всего себе задаю вопрос — а каким должны быть основные качества исследователей сложных конъюнктурных чувствительных для общественного мнения вопросов истории?

И себе отвечаю: умение сомневаться, прислушиваться к кардинально противоположному мнению /даже идеологических оппонентов/, готовность корректировать своё мнение в связи с новыми фактами и обстоятельствами…

Далее отрывки про Ю.Дмитриева из статьи “Дело Хоттабыча” + несколько моих комментариев.
Прежде всего интересно разобраться, каков этот исследователь безотносительно уголовного дела:

“Ну, он такой мужик, своеобразный… — эти слова я слышал почти от всех, кого начинал расспрашивать про Дмитриева. — Может и на три буквы послать, если что…”
…он с этой своей громогласностью, дикостью, неустроенностью — впечатление производил, конечно, колоссальное.
История Дмитриева — это история какого-то очень драйвового юродства.

Из их рассказов я начинаю понимать, что это какой-то очень необычный и самобытный парень.
Описывался человек очень резкий, эмоциональный, со сложным характером (почти все употребляли слово “ершистый”) — однако при этом прямой и чрезвычайно открытый, технарь-работяга с шукшинским характером.
В юности поучился в медучилище на фельдшера, но бросил.
Пару лет отсидел за драку, работал слесарем в банно-прачечном комбинате, начальником каких-то кочегарок в ЖЭКе, рабочим на слюдяном заводе.
Водил туристов по Карелии, научился выживать в лесу.
А в перестройку, как многие, увлекся политикой — из зоны он вернулся антисоветчиком.

В 1988 году Юрий, увлеченный борьбой с руководящей ролью КПСС, на общественных началах сделался помощником народного депутата СССР Михаила Зенько.
Однажды ему позвонил репортер газеты «Комсомолец»: в гарнизоне Бесовец обнаружены человеческие останки.

=============

Далее — на основании исканий эмоционального человека появилась лирика:
“В один из дней, в середине октября 1937 года к соловецкому причалу из Кеми пришли три баржи.
Зеков неожиданно выгнали на генеральную проверку.
Там зачитали огромный список, больше тысячи фамилий, отправляемых в этап. Дали два часа на сборы.
Больше о людях, увезенных на этих баржах, никто ничего не слышал. Они никуда не прибыли, не всплыли больше ни в документах, ни в воспоминаниях. Возникла легенда, что баржи были утоплены в Белом море.
Родственникам десятилетиями выдавали фальшивые справки: «десять лет без права переписки», «находится в дальних лагерях», «умер от воспаления легких, от инфаркта…».
…
И дальше как обычно — появляется трость:
“Чтобы усмирить кричавшего осужденного, железной тростью как холодным оружием проколол осужденного насквозь и тем самым прекратил крик”
[снова отмечу, что трость появляется только в ноябре 1937 и нет никаких свидетельств о её систематическом применении + исследователи обходят мимо стороной тот факт, что железную трость подарили Бондаренко при открытии Туломской ГРЭС… но во многих заметках про Сандармох эта конкретная трость получает множественное число и постепенно получается, что палачи регулярно прокалывали заключенных железными тростями …]

Команда, работавшая в лесу, загодя выкапывала большие глубокие ямы в легком песчаном грунте.
Рядом разводили костры — для обогрева конвоя и освещения.
Машины подавали к ямам, людей по одному вытаскивали из кузова. В ямах находились палачи — Матвеев, Алафер, Бондаренко и Шондыш. «В указанной яме приказывали арестованному ложиться вниз лицом, после чего в упор из револьвера арестованного стреляли», — писал в показаниях Матвеев.

[втроем расстреливали каждого заключенного в яме — именно поэтому при раскпоках “Мемориал” обнаружил три гильзы на 231 извлеченный из земли труп]

На самом деле многие уже были полумертвы.
Тех, кто казался еще бодрым или что-то говорил, били по голове колотушкой, сталкивали на дно ямы и стреляли.
Покончив с очередной партией, одна часть расстрельной команды возвращалась в Медвежью Гору за следующей, а другая рыла новые ямы. …

“Позднее чекисты произвели их учет и отметили нерасхищенные вещи: чей-то микроскоп, готовальню, гармонь, шинели, ситцевые дамские платья, детский пиджачок. Ценности сдавались в финотдел ББК НКВД: деньги, кольца желтого и белого металла, зубы и коронки желтого и белого металла, иконы, образки, кресты, царские монеты”.

напомню несколько фрагментов истории БелБалтКомбината
Наказание за носки и использование колотушек
Машина террора

Дмитриев подружился с председателем петрозаводского “Мемориала” Иваном Чухиным.
Тот тоже был любителем: подполковник милиции, который заинтересовался историей Беломорканала и с головой ушел в прошлое.

В 1989 году по указу Горбачева были открыты архивы НКВД — и друзья в них поселились.
Отчеты наркомата внутренних дел со списками расстрелянных, протоколы заседаний “троек” и “двоек”, визы спецкомиссий НКВД и прокуратуры, утверждавших списки будущих жертв, справки о реабилитации — ворохи несвязанных друг с другом документов с тысячами и тысячами фамилий исчезнувших людей.

- Сидел в ФСБ, заполнял эти все карточки, несколько тысяч штук — дату ареста, ну, все по мелочи.
А потом, когда карточки кончились, я понял, что у нас громадные дыры в списках. Нам пишут люди, спрашивают, а мы в своей картотеке их родственников не видим. И тогда я решил, что все это лажа, чем мы занимаемся. Я снова пришел в ФСБ и говорю: «Мне дела не нужны. Дайте мне протоколы заседаний «троек» с актами». И вот тут все пошло и поехало… Это было что-то. Копировать мне не давали. Переписывать от руки — ну, что я там успею за восемь часов? Фотографировать тоже было нельзя. Я брал диктофон, наговаривал протоколы, наговаривал акты, которые к ним подшиты, целиком. Слово в слово, буква к букве. Приходил домой, полночи расшифровывал, переписывал, соотносил расстрелы со списками репрессированных, снова уходил, записывал, и так далее. Вот тогда у нас образовалась уже более-менее достоверная база.

Работа была необозримая, Дмитриев бросил завод. В те годы по всей стране активисты “Мемориала”, такие же энтузиасты-любители, сидели в архивах и составляли подобные Книги Памяти. А потом оказалось, что это правда было очень важным: через несколько лет архивы ФСБ снова захлопнулись …

Так рабочий слюдяного завода стал историком. Семья жила на пенсию деда, который очень проникся делом сына и всячески ему помогал. Об этом Дмитриев со свойственной ему прямотой написал на титуле книги: “Моим отцу Алексею Филипповичу и матери Надежде Ивановне, которые четыре года кормили меня и моих детей.”

Из архивов Дмитриев понял, что расстрельных кладбищ в Карелии должно быть много. Но они были тотально засекречены, в документах конкретное место не указывалось никогда. Но косвенные сведения в актах иногда встречались. И Дмитриев начал искать: зиму он просиживал в архиве, а летом уходил в леса. Как выглядят расстрельные ямы, он уже знал.

Он нашел на улице овчарку, назвал ее Ведьмой, научил искать могилы и они стали неразлучной парой, месяцами пропадали в лесах вдвоем. Таким Дмитриева все и знают: худой, резкий мужик, всегда в тельняшке и камуфляже, с вечным беломором в зубах и с Ведьмой на заднем сидении раздолбанной “Нивы”.

В Красном Бору были найдены 1196 человек.
Тела лежали навалом, мужчины и женщины вперемешку.
Сохранились части одежды, расчески, портсигары, бумажники, фотографии, трубки и т.д.
В каждой яме, поверх тел лежали по две бутылки из-под водки, выпитые палачами.

На кладбище “Красный Бор” у меня была галлюцинация.
Рассказываю, как есть. Катя и ее подруга Ксюша повезли меня на машине.
Красный Бор находится прямо у дороги — старый тракт был в стороне, а новое шоссе прошло по захоронению.
Заходим в лес, я иду вперед, минут десять брожу. Я здесь ничего особо не чувствую.
Возвращаюсь к девушкам сказать, что можно ехать, и холодею — на меня глядят двое чертей: зеленые лица, светящиеся глаза, хищный оскал.
Я вижу их совершенно ясно, наяву и безо всяких наркотиков.
Никогда во взрослом возрасте со мной такого не было.
Слова застревают в глотке, я отворачиваюсь, иду к машине, стараясь прогнать наваждение.
Когда мы отъезжаем, оно полностью рассеивается.
Девушки ни при чем, я понимаю, что только что видел духов места.
В репортажи вроде бы не принято включать галлюцинации, но я чувствую, что эта имеет непосредственное отношение к тому, что я тут делаю.

В Питере и Петрозаводске я общаюсь с двумя лучшими друзьями Дмитриева…
Оба производят на меня впечатление людей очень хороших, но свихнувшихся.
Кажется, какая-то непонятная сила заблудила их души, выморочила, свела в несчастье.
Что-то скучное, мертвое, паутинистое, словно какой-то скелет в шкафу.

Я чувствую, что, копая могилы, он действительно что-то выпускал в наш мир. Что-то светлое, какую-то правду, но и что-то темное, чем приходилось платить.
Долгое время казалось, что он справляется.

В 1997 году питерские мемориальцы Вениамин Иофе и Ирина Флиге позвали Дмитриева искать место расстрела первого соловецкого этапа. Это было очень сложно. Вокруг станции Медвежья Гора — везде тайга. Из показаний было известно только то, что машины с приговоренными проезжали через деревню Пиндуши, и значит, расстреливали где-то в окрестностях дороги, идущей на Повенец. По количеству рейсов за ночь и другим косвенным признакам мемориальцы поняли, что путь до места занимал около получаса, примерно 20 километров.

Времена были другие — районная администрация помогала, чем могла, командование местной воинской части отрядило взвод солдат для поисков.
- Мы со старшим лейтенантом бредём по лесной дорожке и я прикидываю: какое место бы выбрал?
В одном из протоколов допроса я читал, как их инструктировали: не больше 10 км от места содержания заключённых, и так, чтобы не было слышно выстрелов и не видно света автомобильных фар, отсвета костров. Здесь? Нет, слишком близко к дороге. Вот там? Похоже, но лучше ещё пройти. Да, тут самое то… Только подумал, и стал замечать по сторонам дороги ямы правильной прямоугольной формы с просадкой в грунте. Оглянулись мы с офицером вокруг, а ям-то кругом немерено…

Лес, куда хватало глаза, был заполнен могилами.
В первых же раскопах были обнаружены черепа с пулевыми отверстиями.

По числу могил сразу стало понятно, что здесь был расстрелян не только тот соловецкий этап, а гораздо больше народу.
Среди расстрелянных были люди, чьи учёные звания не умещались на одной странице машинописного текста, а .
Масса интеллигентов, белых солдат и офицеров и, конечно, священников — четверо из которых канонизированы РПЦ как святые. Всего порядка девяти тысяч человек. Это одна из самых больших братских могил сталинского террора — наряду с Левашовской пустошью, Бутовским полигоном, Коммунаркой, Куропатами и Катынью.
Место это никак не называлось. Порывшись в старых картах, Дмитриев обнаружил, что рядом значилось урочище Сандармох. Так и решили назвать находку”.

[вот удивительно — сами мемориальцы говорят, что нет возможности соотнести конкретный раскоп с конкретными фамилиями, но в лирическом переложении получается, что Дмитриев обнаружил девять тысяч человек, список научных трудов некоторых из которых были размером с ученическую тетрадь… так и пишется История ]

- Он же вообще не историк ни разу, — говорит Ира Галкова. — Но он потрясающий знаток, и у него к деталям — и к материальным, и к архивным — какое-то очень цепкое чутье. Я не знаю никакого другого человека, который мог бы перебрать тысячи дел, выковыривая из них одни и те же скучные даты, все это сопоставляя, заполняя карточки. Когда он раскапывает могилу, это само по себе занятие довольно макаберное. Но, кроме того, там полно нудной работы по сличению, вымерению, сопоставлению каких-то деталей. Все делается ради чего? Найти расстрельный акт, который соответствует этой могиле. Этот расстрельный акт позволяет их всех назвать по именам — вот именно тех людей, которые именно в этой яме лежат. Это чудовищная работа, никто ее в России больше не делает. Только потому, что она ужасно затратная по силам, и ужасно неприятная по нудности — не говоря уж об остальном.

Обнаружение Сандармоха стало вторым ключевым моментом в судьбе Дмитриева. На много лет он погрузился в жизни расстрелянных там людей. За десять лет он разыскал большую часть расстрельных актов, примерно на семь с половиной тысяч человек
Это единственный в России расстрельный полигон, на котором доподлинно известны большинство убитых, многие с точностью до ямы”.

[кто читал заметки выше, примерно понимает о каких документах идет речь].

Это ключевой момент.
В “Мемориале” постоянно говорят, что Сандармох отличается от всего-всего, связанного с репрессиями, где факт массовых казней точно локализован и связан со списком фамилий.
но на самом деле нет этого “многие с точностью до ямы”, а расстрельные списки /даже если их принять как документы о проведенных массовых казнях/ — это, как правило, указание на число “выданных” НКВД по конкретным протоколам о ВМН заключенных …

=============

“Постепенно найденных в ямах вещей расстрелянных накопилось столько, что Дмитриев решил сделать из них музей.
Снял подвал в центре Петрозаводска, сделал ремонт, ему стали приносить другое барахло — ватники, кирки, тачки.

В документах недостатка не было. [ну, ёпрст, эта лирика убивает конечно]

Его друг Иван Чухин разбился на машине в 1997 незадолго до обнаружения Красного Бора, Сандармоха и выхода “Памятной книги Карелии”.
Вася Фирсов — еще один друг, который занимался поисками, спился.
Дмитриев считал, что их убила какая-то черная сила.
- Есть она, эта черная энергетика, затекающая в любого, кто дотрагивается до страниц допросов, следственных дел, расстрельных приговоров. Но шла работа как-то, с перерывами. Не хватало денег, был и многомесячный запой, и, как бы это сказать помягче, недовольство родственников…

Дмитриев устроился на работу сторожем.
Последние лет десять он охранял заброшенный военный завод на окраине города.
Многоэтажное здание, с выбитыми стеклами, с пустыми этажами. Что там сторожить, непонятно.

Дом Дмитриева — холостяцкая квартира на последнем этаже хрущобы.
Запах псины и беломора.

Сандармох принес Дмитриеву еще одну страсть: он решил во что бы то ни стало найти два других соловецких этапа, второй и третий.
Каждый из них — это крутейшее расследование, но нет места здесь о них рассказывать.
Поиски второго этапа привели Дмитриева в район Лодейного Поля, он так его и не нашел, хотя каждое лето продолжает прочесывать тамошние леса.
А третий этап, как он понял, так никуда и не уплыл — навигация закончилась, и зеков расстреляли прямо на Соловках.
В поисках третьего этапа Дмитриев обнаружил расстрельные ямы Секирки — наверное, одного из самых страшных мест в человеческой истории.

На Соловках Дмитриев влюбился в мертвую девушку — Вареньку Брусилову.
Юная дворянка, медсестра, невестка прославленного военачальника Первой Мировой генерала Брусилова, в 1922 году была приговорена к расстрелу за протест против разграбления церквей.
Ее муж и свекр, спасая жизни, перешли на сторону красных, а Варя осталась верна убеждениям.

Хотя она не участвовала ни в каких выступлениях и виновна была лишь в том, что не скрывала своего мнения, на процессе отказалась каяться: «Виновной в агитации себя не признаю. Ваш приговор я встречу спокойно, потому что по моим религиозным верованиям смерти нет. Я милости и пощады не прошу».
По политическим соображениям Троцкий заменил расстрел Соловками.

Варин муж попал в плен и был расстрелян белыми, маленький сын умер, пока она была в лагере.
На Соловках Варя с небольшим перерывом просидела до 1937 года.
Все это время она бесстрашно заявляла, что является противницей советской власти, открыто молилась, множество раз отказывалась от работы, держала голодовки, еще раз была приговорена к расстрелу (который тоже отменили).
Но в конце концов ее, конечно, расстреляли — ночью, 10 сентября 1937-го, близ 8 шлюза Беломорканала.

Драматическая судьба, темперамент и упертость этой девушки покорили Дмитриева, он явно нашел родственную душу.
Он всегда всем о ней рассказывал, перерыл кучу архивов, чтобы найти какую-то информацию, и, похоже, создал какой-то личный культ.
Каждое лето он ездил на 8 шлюз, пытаясь найти ее могилу, но не нашел.

“Понимаю это так, что я еще недостаточно готов к нашей встрече, — говорил он, — Я человек терпеливый, буду ездить столько, сколько понадобится, и верю, когда буду готов, Господь позволит нам встретиться”.

Я всё пытаюсь понять, и всех спрашиваю: что могло заставить мужика бесплатно посвятить тридцать лет жизни противному и нудному копанию в костях и картотеках, путешествиям в мир мертвых? Ну нашел одно кладбище, два, три… Но тридцать лет?
- Когда первый раз приехали в Сандармох на день памяти, там сосны растут корабельные, и тишина, ни ветерка, — рассказывает Валентин Кайзер — А как только люди с автобуса вышли, двинулись по этой дорожке, и вдруг весь лес, все верхушки как заходили ходуном. Юра говорит: это души человеческие шестьдесят лет ждали, чтобы о них пришли и вспомнили.
- У него какое-то очень сильное ощущение судьбы, — говорит Ира. — И очень серьезное к ней отношение — к своей судьбе, вот как она складывается, и что в ней можно, а что нельзя, что позволительно, что нет….”

Я понимаю, что Дмитриев подсел на историю, на возможность погружаться в жизни этих людей, переживать, надеяться и бояться вместе с ними.
На возможность видеть нашу страну не на плоских фотообоях, а в объемном волшебном фонаре истории, грустном и красивом узоре переплетающихся судеб.

Дмитриев наткнулся на магический ритуал, делающий их судьбы частью его.
Он выкапывал расстрелянных, давал им имена, снова хоронил — и входил в их жизни, все эти люди делались ему родными.
Он стал Хароном, перевозящим какие-то частички их душ обратно в мир живых.

Естественно, Дмитриев стал верующим, мистиком.
Он говорил, что слышит голоса убитых — и во время бессонных ночей, когда он перебирал карточки убитых, и в шорохе лесных ветвей.

За эти тридцать лет Дмитриев сделал потрясающе много, никто в России столько не раскопал.
Он создавал историю, которой не было до него, и постепенно менял мир вокруг.
Вроде все было нормально — а через двадцать лет граждане обнаружили, что повсюду вокруг кладбища расстрелянных.
И надо что-то с этой историей теперь делать.
Невозможно отвернуться, забыть, о чем шла речь, напечатать новые учебники.

Из разговоров с разными друзьями я выясняю, что в последние полгода Дмитриев явно нервничал, не раз говорил, что его заберут.
- Говорил открытым текстом: “Здесь я на свободе долго не останусь, а там я уже был, мне там ловить нечего…” “В два последних раза он говорил, что его заберут… “ “Осенью Юра приезжал, был грустный и нервный, намекал, что чего-то ждет. Но сам так и не рассказал, я постеснялся спросить”. “Он говорил , что черные воронки приедут, шутил, что “или меня посадят, или убьют”.

Хоттабыч чувствовал, что за ним следят, хотя не догадывался, что именно надо прятать. В ноябре прошлого года “Мемориал” опубликовал скандальные “списки палачей” — сотрудников НКВД, принимавших участие в Большом терроре.
Дмитриев в этой работе участия не принимал, однако в первых числах декабря ему стал звонить какой-то аноним с попыткой выяснить, есть ли у него данные по палачам.
— Он давно говорил, что кто-то ковыряется в моем компьютере с той стороны, что телефон слушают, — рассказывает Катя. — Я говорю: да хватит тебе придуряться, джеймс бонд. И тут он мне позвонил: “Приди завтра с утра, посиди. Нужно, чтобы дома кто-то побыл.”

Десятого декабря к Дмитриеву домой пришел участковый и попросил назавтра явиться в отделение для каких-то формальностей. Дмитриев явился, и его четыре часа мурыжили по поводу охотничьих ружей. Вернувшись домой, он понял, что в квартире кто-то был, и в его компьютере рылись. Через день Дмитриев был арестован по обвинению в изготовлении детской порнографии. В качестве улики выступали фотографии голой Наташки.

Когда Егор и Катя выросли, Дмитриев женился во второй раз. Вместе с женой Людмилой они взяли из детдома трехлетнюю девочку Наташку.
- Но Наташка девочка по жизни умная и с характером, — рассказывает Ира Галкова. — И они как-то с его женой не сошлись. И та сказала Дмитриеву: “Давай мы отдадим девочку обратно”. И он ей сказал: “А иди-ка ты сама обратно”. И остался опять с ребенком вдвоем.

- Наташка очень медленно росла, — говорит Ольга Керзина. — Дмитриев переживал — думал, это из-за того, она уже успела привязаться к его жене. Обегал всех врачей, они ему сказали, что она не растет, потому что у нее сильное эмоциональное потрясение. Он искал специальных врачей, думал в Москве найти. У него на ее здоровье немного бзик был.

- Он ее крестил на Секирной Горе, — вспоминает студентка Соня Панкевич, — Это было в августе, был ужасный день, очень ветрено, пасмурно, холодно. И ему было очень важно крестить ее именно там. И мы с ней перед этим сидели в бане на втором этаже, учили “Отче Наш” и Символ Веры, это было очень здорово. Очень серьезно, потому что папа сказал, что нужно. И когда это произошло, вышло солнце — и это было невероятно. Он был очень счастливый, и она была очень счастливая. Там столько любви было. Он хотел покрестить ее Варварой, в честь Вареньки Брусиловой, но пропустил момент, нельзя уже было. То, что случилось потом — это чудовищная история, потому что он ну очень ее любил.

- Когда это произошло, у меня была температура под сорок, — говорит Катя. — … отцу дали позвонить, он говорит: “Ты знаешь, мне какую-то порнографию шьют, что я в интернете фотографии выкладывал…” А что за чушь, он в интернете вообще не бе ни ме….

Поначалу затея фотографировать голого ребенка, честно говоря, кажется странной и мне.
Когда слышишь, что кого-то обвинили в изготовлении детской порнографии, сложно не напрячься — даже если подозреваешь, что обвинение сильно преувеличено.
Потому что сложно в таком обвинить совсем на пустом месте.
Как сказал один матерый правозащитник “У всякого ложного обвинения есть какая-то фактическая сторона.”
Когда я рассказываю об этом деле, почти все сразу напрягаются: “Не, ну а зачем он ее фотографировал?..”

В порнуху я не верю, но все равно пытаюсь понять, какая странность заставляла его снимать голую дочку.

Друзья рассказывают, что после детдома девочка реально находилась на грани дистрофии и сильно отставала в развитии.
Отношения с опекой поначалу были напряженные, поскольку ребенка Дмитриев добился через силу. Вскоре у него произошел конфликт в детском саду: воспитательницы сказали, что у Наташи синяки — на самом оказалось, что это следы краски от газеты, через которую его жена ставила горчичники. Все это были в общем-то пустяки, но Дмитриев напрягся и взял за правило раз в месяц фотографировать голую Наташку — четыре снимка: спереди, сзади, справа и слева. Сначала делал это раз в месяц, потом раз в три-четыре месяца, а года два назад перестал.

- Там у него в компьютере было 144 фотографий в папочках, разложены по годам, — говорит адвокат Виктор Ануфриев — Из них в деле фигурируют только 9. Если бы она его интересовала с сексуальной стороны, ну там бы, наверное, не 9 из 114, а обратная пропорция была? Из этих девяти половина вообще бредовая: Наташа и дети Катерины в ванную вместе бегут, сидят в ванной. На других она просто стоит. Там, как они говорят, видны гениталии — не могу судить, мне фотографии дают с черными квадратами. И один раз он ее снял, когда она спала голенькая. Я вам совершенно четко скажу: состава преступления там нет никакого, не о чем говорить.

Дмитриеву даже в голову не пришло удалить фотографии дочери, хотя он догадался, что вызов в полицию нужен, чтобы вытащить его из дома.

— У него был такой профессиональный бзик — все документировать, фотографировать, — объясняет Ольга Керзина. — Когда человек тридцать лет занимается костями, у него совершенно другое отношение к телу, отстраненный взгляд. Ему надо посчитать, что за люди, какого были пола и возраста, отчего умерли… И все нужно зафиксировать, очень подробно отснять, записать в отчетах. Может быть, тот случай с синяками дал ему понять, что эти фотографии необходимы как свидетельство. Что он рискует и нужно контролировать процесс, чтобы была отчетность. Здоровье Наташи — первый вопрос, который его беспокоит. Эти фотографии — безусловно, дневники здоровья. Просто это в русле его натуры: он все через край стремится сделать, докопаться до конца, до точки.

- Это надо быть извращенцем ,чтобы там порнографию увидеть, — говорит Катя. — Если мужчине пятьдесят лет, а девушке тридцать — ему это уже кажется сумасшествием…

Сперва Дмитриеву инкриминировалось только изготовление порнографии. Но эта статья подразумевает публикацию, распространение. Именно это сперва и утверждали следователи, а за ними “Россия 24”. Но Дмитриев к интернету был равнодушен, а снимки никуда даже по имэйлу не посылал. Выложить что-то в интернет задним числом невозможно — такая фальсификация была бы слишком сложной. Видимо, поэтому обвинение в распространении вскоре пропало, хотя сама порно-статья осталась.

Экспертизу о том, являются ли снимки порнографическими, следствие заказало в АНО “Центр социокультурных экспертиз”.
Это известная контора, в промышленных количествах производящая экспертизы по заказам Центра “Э” и ФСБ.
Из ее недавних работ — оскорбление чувств верующих в парке “Торфянка” и вскрытие экстремисткой сущности “Свидетелей Иеговы”.
Экспертов там четверо: искусствовед, учитель математики, кандидат политических наук и переводчик с английского.

Снимки Наташки они признали порнографией.
Адвокат Дмитриева заявил ходатайство о проведении экспертизы в любом профильном научном центре сексопаталогии — ему, естественно, отказали.

Четыре месяца спустя следствие предьявило Дмитриеву еще два обвинения: в совершении развратных действий и незаконном хранении оружия. Развратные действия, по мнению следствия, заключались в акте фотографирования голого ребенка. А оружие у Дмитриева было, вполне легальное, в молодости он охотился, а в последние годы ходил по лесам с пистолетом — в Карелии полно медведей. Но несколько лет назад он отобрал у мальчишек во дворе древний, ржавый обрез. Он был абсолютно сломан, для стрельбы не пригоден — но все-таки от греха подальше. Обрез этот и нашли при обыске. По словам адвоката, починить его невозможно: “А даже если починишь, нечем стрелять — патроны такие уже полвека не продаются.”

Я долго теряюсь в догадках, кому помешал Дмитриев, малоизвестный петрозаводский мемориалец, не занимавшийся ни политикой, ни правозащитой.
То ли Хоттабыч правда достал кого-то из сильных местного мирка?
То ли это разнарядка из Москвы по запугиванию региональных “Мемориалов”?
То ли просто случайность: рутинно следили за местным активистом, залезли в комп, нашли фотки и решили раскрутить дело?
То ли всё затеяли ради той передачи на “России 24”?

(Фотки Наташи каким-то образом сразу после ареста оказались в ВГТРК. Я, кстати, попытался связаться с автором передачи Алексеем Казаковым, но он отказался общаться.)

Но постепенно из разных разговоров у меня складывается понимание.
Как ни странно, Тень вышла из поросших черникой могил Сандармоха.
Захоронение очень многонационально — в основном как раз из-за первого соловецкого этапа.
Там масса украинцев, поляков, финнов, грузин, азербайджанцев, татар, вайнахов, кого только нет, вплоть до шведов с норвежцами.
И каждый год, 5 августа туда приезжали разные делегации. Все двадцать лет Дмитриев был организатором дней памяти, а главное, он сам и создал эту международную движуху.

- Есть у него загон совершенно потрясающий, про воспитание народов, — говорит Ира Галкова. — “Что я делаю в Сандармохе? Я воспитываю народ. Беру какой-нибудь народ, объясняю им: тут ваши братья убиты, похоронены. Вы же один народ, только вы живые, а они мертвые. Что же вы, сволочи, памятник им не поставите!” Ну и он мне это рассказывает, а я думаю: ну что ты заливаешь! А потом я увидела, как он их воспитывает. В один из дней, когда я туда приезжала, он поехал в Сандармох с представителями грузинской диаспоры, петрозаводской. Очень такие конкретные грузинские дядьки. Я с ними увязалась, Боже, как страшно было! Этот грузин гонит все время по встречке, за метр от машины, которая нам в лоб несется, не дрогнувшей рукой отворачивает, спокойно продолжает разговаривать. Юра говорит: “Да я сам пару раз чуть не обоссался”.

А ехали обсудить, какой они там поставят памятник. Это очень занятно было — потому что это какие-то вортилы местные, явно никогда ни о чем таком не думали. Приехали, поглядели: украинский крест стоит, литовский крест стоит, чеченский камень стоит, а нашего нет. Ну и не поскупились, в грязь лицом не ударили. И Юра таких много туда привел. Каждый раз это очень разные люди, которые только сейчас об этом задумались, но вот сошлись в этой точке благодаря ему, и что-то такое заработало. А потом, просто из-за того, что этот памятник уже стоит, люди начинают приезжать, и оказывается, что очень многие грузины про него знают — и здесь, и в Грузии, и очень много людей задумалось про историю, про нашу судьбу общую. Я потом поняла, какие масштабные вещи он делает…
“Вы же один народ, только вы живые, а они мертвые. Что же вы, сволочи, памятник им не поставите!”

В результате так повелось, что дни памяти в Сандармохе с самого начала стали международным мероприятием.
Приезжали официальные делегации, республиканское начальство тоже волей-неволей всегда ездило.
Так продолжалось до 2016 года, когда, как говорят, по администрациям прошел приказ: в Сандармох не ездить. “Почему-то не оповестили только администрацию Кондопогского района, забыли — рассказывает мне знакомая журналистка, — Они приехали, как дураки, а никого из начальства нет…” Впервые не было ни представителей РПЦ, ни традиционного крестного хода (хотя, например, в 2010 молебен служил сам патриарх Кирилл).
Зато были много журналистов официальных карельских СМИ.
“Им раздали специальные опросники, подготовленные в органах, и они брали интервью у иностранных гостей: зачем они сюда ездят и т.д. В публикациях это никак использовано не было, просто ушло куда-то наверх…”

Поводом к перемене настроения, кажется, стали два эпизода позапрошлого года.
Особенно регулярно в Сандармох ездят поляки и украинцы — с соловецким этапом расстреляли цвет украинской интеллигенции и много польских ксендзов.
В 2015 на день памяти приехала посол Катажина Пелчиньская — и вручила Дмитриеву золотой “Крест Заслуги”, одну из высших государственных наград Польши.
И тогда же, в составе украинской делегации, приехал какой-то сумасшедший львовский дед в бандеровской форме.
Как мне рассказали, за ним толпой ходили фсбшники, но не тронули и даже охраняли от местных гопников.
Но в этом году у Сандармоха будет юбилей — двадцатилетие обнаружения и восемидесятилетие Большого Террора.
В органах поняли, что народу опять приедет дофига, — и, видимо, приняли решение с Сандармохом завязывать.

Анатолий Разумов в феврале был в Петрозаводске на выездном заседании Совета по правам человека.
- Мы говорили о деле Дмитриева, и после заседания к нам подходит один из первых лиц республики и говорит: “Знаете, нам тут политики не нужно. Чтобы сюда приезжали политику разводить!..” Как ни странно, там свою роль играет география: регион у них приграничный, спецслужбы нервные.

Тогда же, прошлым летом, Петрозаводске началась кампания по переписыванию местной истории.
Сначала в прессе возникла новость, сформулированная Юрием Килиным, профессором Петрозаводского Университета.
Он высказал предположение — которое через несколько кругов трактовок превратилось в утверждение — что в Сандармохе захоронены не только жертвы репрессий, но еще и военнопленные, расстрелянные финнами.

- Предположение, взятое из воздуха, — считает Ирина Галкова. — По параллели с тем, что финны использовали лагеря ГУЛАГа для своих военнопленных. Ну типа, раз лагеря использовали, значит и расстреливать могли на месте прежних расстрелов. Логика бредовая, потому что лагерь это штука заметная, и понятно, как ее можно использовать, а расстрельный полигон — его найти невозможно, да и зачем? Но вброс прошел. И в первой своей стадии это было предположение, в третей и четвертой — уже утверждение, а в пятой — отрицание, что были какие-то репрессии: “Ах вот оно что, “Мемориал” раздул там какую-то истерику, что это свои своих, а на самом деле все это гребаные немцы!” [отчасти по такой же схеме строится и укоренение в историографии исследований про Сандармох]

4 августа, накануне дня памяти, телеканал “Звезда” выпустил передачу “Вторая правда концлагеря Сандармох: как финны замучили тысячи наших солдат”.
Там рассказывалось о рассекреченных и переданных телеканалу документах ФСБ, якобы, свидетельствующих, что в Сандармохе похоронены советские пленные.
В реальности зрителям демонстрировалось донесение СМЕРШа о маленьком, на 250 человек, лагере военнопленных в Медвежьегорске, располагавшемся в бывшем лагпункте Белбалтлага.
Донесение это я прочел — там сообщается о расстреле двух пленных. В передаче, однако, говорилось, что “по разным данным здесь погибло от 19 до 22 тысяч. И конечно, памятник погибшим военнопленным должен там появиться”.

“Кого будут слушать? А как сама думаешь? Дмитриев — городской сумасшедший, а это дяденьки со степенями…” — говорит Ире Галковой друг из Петрозаводского университета.
- А то, что у этого сумасшедшего по Сандармоху документы на семь с половиной тысяч человек?…”

Вот тут можно поспорить — документы “хромают”, что с той, что с другой стороны: сначала пишут, что НКВД устроил конвейер смерти на базе нескольких бараков БелБалтЛага — скромная команда из менее, чем 10-ти человек, вязала и бросала в грузовики сразу 60 человек, за ночь расстреливала 100–200 человек, “в предбаннике” барака держала 50 человек… за 4 ночи расстреляли более 1000 человек… потом пишут, что у финнов на базе этой же “инфраструктуры” не могло быть ничего подобного…
==============

“… Договориться с Дмитриевым совершенно невозможно. Было понятно, что он будет организовывать эти дни памяти, пока жив. При этом Сандармох — не “Пермь 36”, это народный мемориал, его сложно просто закрыть. Чтобы прекратить движуху, закрыть надо было Хоттабыча.
Злосчастные фотографии так никто и не увидит.
Он обвиняется в сексуальном преступлении против несовершеннолетней, поэтому суд будет закрытым”.

в начале 2017 года для мемориального кладбища Сандармох оформили сайт (Живая ткань Истории вплетается в цифровое наследие), на котором разместили ряд сведений, которые я прежде не встречал в Интернете.

За последние два месяца там появилось несколько новых, содержательных разделов.

Во-первых, наверное, исчерпывающие сведения об имеющихся документах по Первому Соловецкому этапу (на сайте)

Главное, о чем следует упомянуть (упущенное в моей заметке): оказывается, по расстрелам в Сандармохе есть и показания свидетелей, и соучастников по “делу Матвеева”
На сайте приводится несколько выдержек (конечно, сразу вопрос: а какие-то еще материала суда над Матвеевым имеются?):

Из протокола судебного заседания по делу Матвеева и др. (др.?):
“С прибытием в медвежегорск, мне БОНДАРЕНКО и ШОНЫШ показали место, где они приводили приговора в исполнение.
Я осмотрел эту местность и дорогу к ней и выехал в гор.Ленинград и подробно доложил СОСТЭ, что в условиях мед.Горы операцию проводить ни в коем случае нельзя, так как невозможно создать условия для полнейшей конспирации ее, но мои доводы не были приняты во внимание и мне было приказано проводить операцию в районе мед.Горы”.

Из протокола показаний Долинского на суде по делу Матвеева и др.:
«В конце ноября или в начале декабря м-ца 1937г. в комнатесвязывания рук, когда один осужденный устроил большой эксцесс, я боясь что его крик донесется до изолятора, в котором находилось свыше трехсот человек, приговоренных к вмн и они могут устроить бунт, нанес ему один удар колотушкой.»

1. колотушка появляется в конце ноября, т.е. уже после расстрела Первого Соловецкого этапа
2. в “комнатесвязывания рук”
3. Кто такой Долинский? На сайте так уверенно ссылаются на “протокол Долинского”, но кто это, откуда получен документ, непонятно… а ведь именно здесь появляется знаменитая “колотушка”
Напомню, что раньше (то ли по ошибке, то ли?) “колотушку” взяли из показаний Матвеева:
“… в этом же деле в другом допросе он [Матвеев] говорит о том, что эта дубинка, которую он изготовил и которой он оглушал некоторых заключенных, была необходимостью, потому что однажды дорога очень плохо шла, объясняет Матвеев, она шла через населенный пункт.
Однажды заглох мотор под деревней Пиндуши.
Все, собственно говоря, больше ничего нам от дела Матвеева было ненужно, потому что названы главные точки — 19 километров и по дороге, проходящей через деревню Пиндуши”.

И теперь вдруг некий Долинский.

А про деревню Пиндуш, про которую тоже якобы было в Протоколе допроса Матвеева, рассказывает Миронов (ранее он фигурировал как привлеченный дополнительно на месте сотрудник):
«Однажды в пути следования грузовая машина с людьми испортилась и встала в деревне Пиндуши. В это время один из осужденных стал кричать, что могла услышать проходившая публика. Для того чтобы нерасконспирировать нашу работу нужно было принять соответствующие меры, но стрелять в машине не было никакой возможности, завязать полотенцем рот также нельзя было, так как арестованные лежали сплошным покровом на дне кузова и я, чтобы усмирить кричавшего осужденного, железной тростью как холодным оружием проколол осужденного насквозь тем самым прекратил крик»
— из протокола показаний Миронова на суде по делу Матвеева и др.

«Сам изолятор, где подготовляли людей к отправке на расстрел не соответствовал действительности. Стены в изоляторе были деревянные и малейший крик мог отразиться на лиц, сидящих в изоляторе, осужденных к вмн и такие условия работы нас заставляли бояться малейшего крика.»
— из протокола показаний Матвеева на суде по делу Матвеева и др.

Читаю в Интернете:
Миронов оправдывался обстоятельствами:
“С 10/XI-37 года по январь месяц 1938 г. по приказанию начальника 5-го отделения 3-го отдела ББК НКВД — БОНДАРЕНКО, я был привлечен в качестве рабочей силы в опербригаду возглавляемую БОНДАРЕНКО и зам. начальника 3-го отдела ББК — ШОНДЫШ по приведению в исполнение приговоров над осужденными к ВМН.
Обстановка, в которой я и другие лица работали во время операции не соответствовала своему назначению, т. к. изолятор, где подготовляли осужденных к отправке на место приведения в исполнение приговоров, был деревянным, в результате чего малейший крик осужденных мог отразиться на лиц сидящих в изоляторе осужденных к ВМН.
Дорога по которой возили осужденных к месту приведения в исполнение приговоров, протяжением в 16 километров, была очень оживленной, т. к. по ней ходят люди, автобусы и автомашины…”

Некоторые важные прямые цитаты раньше не использовались в историографии Сандармоха: С четверга — назначения. С понедельника — расстрелы.

===============

Всё это яркий пример и негативное следствие ситуации, когда у исследователей отсутствуют документы, поэтому приходится руководствоваться косвенными сведениями (а может, что-то и “переконструировать” в процессе “исполнения историографии”)

Могут возникать новые “цитаты” и даже подробности, о которых не знал виртуальный мир.
(их просто не публиковали? — помню, когда я читал “историографию”, как раз этих подробностей мне не хватало):
“Для сопровождения этапа от Соловков до Медвежьей Горы был выделен специальный конвой в составе 37 человек из числа военнослужащих 3-й роты 225-го ленинградского конвойного полка и три бригады из числа 51-го железнодорожного полка, прикомандированные к ним на время проведения операции; командовал конвоем техник-интендант 1-го ранга Ошмарин.
(Позднее к нему присоединились командир конвойного полка Г.П.Фриновский и политрук дивизиона железнодорожного полка Лычарин).
А в Медвежью Гору для осуществления казней выехала по запросу Матвеева из Ленинграда опербригада НКВД из 12 человек во главе с помощником коменданта УНКВД по Ленобласти Г.Л.Алафером.
Здесь она была усилена несколькими чекистами из Управления ББК.
Не позднее 21 октября 1937 этап из 1111 заключенных, приговоренных к казни, был на баржах переправлен с Соловков в Кемь, на Попов остров, где располагался Кемский пересыльный пункт…
Из Кемперпункта на Попов острове осужденных отправляли по железной дороге в Медвежью Гору, — не всех одновременно, а в разные дни пятью разными эшелонами.
Эшелоны формировались в соответствии с протоколами троек: именно эти протоколы служили списками, по которым выкликали на этап.
Первые два эшелона, вышедшие из Кеми 21 и 22 октября, увезли тех, чьи имена значились в протоколах от 9 октября 1937 (протокол № 81 на 208 человек и №82 на 180 человек)
[“Первый расстрел, по протоколу №81, был произведен только 27 октября” (сам же Матвеев пишет, что получил партию “для исполнения” по Протоколу №81 27.10 — где он её получил? На Соловках?].

Остальные были оставлены на Поповом острове.
Это произошло, скорее всего, не из-за нехватки эшелонов (от Кеми до Медгоры по железной дороге чуть больше 260 км, так что собственно перевозка не могла занять больше суток), а потому, что в следственном изоляторе НКВД Белбалтлага в Медвежьей Горе не хватало места: он был рассчитан всего на 300 человек, а к 23, самое позднее, к 24 октября в нем скопилось 388 приговоренных.
Первый расстрел, по протоколу №81, был произведен только 27 октября.
…
После сверки трое [трое?] чекистов набрасывались на заключенного, связывали руки назад и оттаскивали в другое помещение — «накопитель», где связывали ноги и усаживали на пол. В случае сопротивления или крика заключенного «обездвиживали» ударом дубинки по голове — так, что он терял сознание.
Когда в «накопителе» [не помню, чтобы раньше были подробности про “накопитель” и количественный состав отправляемых на расстрел] собиралось до 50–60 человек, их грузили в машины (в распоряжении расстрельной команды было два крытых грузовика и одна легковая автомашина) и везли к месту расстрела за 16 км от Медвежьей Горы, в лесное урочище, позднее получившее название Сандормох.
Тем временем в изоляторе готовили следующую партию приговоренных.
По прибытии автомашин на место расстрела, заключенных по одному вытаскивали из машины и сталкивали в заранее вырытые ямы, где их ждали с револьверами «ленинградцы» капитан Матвеев и младший лейтенант Алафер и два медвежьегорских чекиста из ББК — Шондыш и Бондаренко. Покончив с очередной партией, одна часть расстрельной команды возвращалась в Медвежью Гору за следующей, а другая рыла новые ямы.
Всего за день (точнее, за ночь — операция проводилась в темное время суток и оканчивалась к 4–5 часам утра) расстрельщикам удавалось провести до четырех таких рейсов.

[Не понимаю, зачем прикручивать события к сложившейся версии, что за ночь расстреливали по 182–266 человек?
как исследователи представляют процесс “вязания” партии по 60 человек, а потом её расстрел?]

В первый день казни, 27 октября, в одном из рейсов по дороге случилось нечто вроде бунта: один из заключенных (оказавшись связанными по рукам и ногам в кузове грузовика, люди уже догадывались, куда и зачем их везут) ухитрился вытащить спрятанный в одежде нож, перерезал свои веревки, набросился на конвой и ранил одного из «ленинградцев».

Тем не менее, запланированный на этот день расстрел 208 человек, приговоренных по протоколу №81, был осуществлен.
Правда, Матвеев прервал расстрелы на целых четыре дня: опасность «расконспирирования» операции показалась ему слишком большой, ведь Повенецкий тракт до поворота к расстрельному полигону — дорога довольно оживленная и проходит через несколько населенных пунктов.
За эти четыре дня, 28, 29 и 31 октября, тремя эшелонами в Медвежью Гору с Попова острова были доставлены и остальные приговоренные: 265 человек по протоколу №83 (все еще от 9 октября), 248 человек по протоколу №84 от 10 октября и 210 человек по протоколу №85 от 14 октября. Таким образом, к 1 ноября в Медвежьей Горе накопилось 903 приговоренных. Размещение такого числа смертников в небольшом деревянном изоляторе ББК представлялось опасным. Есть предположение, что тех, кого подвезли последними эшелонами, день-другой держали прямо в вагонах, на запасных путях.

Дальнейшее промедление грозило срывом операции, и 1 ноября Матвеев возобновил расстрелы.
Были приняты дополнительные меры безопасности: перед «вязкой» приговоренных стали раздевать до нижнего белья, гораздо шире и жестче, чем раньше, применялось «обездвижение».
В результате многим проламывали черепа, и они гибли еще до погрузки; их тела отвозили в урочище отдельным, последним рейсом и там закапывали; в ходе раскопок 1990-х были обнаружены останков без следов пулевых ранений, но с травмами черепа и другими повреждениями”.

Последнее представляется тоже интересным, потому что как-то объясняет отсуствие гильз в “расстрельных ямах” — причем для экспертизы эксгумированных тел в 90-е передавались именно расстрелянные

Почему с сайта убрали важнейшую подробность, которая раньше “проходила” как “показания Матвеева”:
“в указанной яме приказывали арестованному ложиться вниз лицом, после чего в упор из револьвера арестованного стреляли”.

Гугл идентифицирует эту фразу

Почему в “актуализированном” в 2016–2017 гг. для сайта описании подробностей казней вдруг не стало этой фразы.

Не думаю, что кто-то из “Мемориала” читал мою заметку про 231 труп и 3 гильзы? Не маловато ли для двухсот человек, каждого из которых бросали в подготовленную яму и стреляли (в затылок?)?

Но не буду исключать вероятности, что некоторое переосмысление произошло после прочтения.

Возможно я придираюсь к деталям и веду себя как Карагодин — Исходя из контекстного и кумулятивного знания, а также исходя из анализа сетчатки глаз…

Скажу в оправдание — думаю, Сандармох исторически важнее судьбы Степана Карагодина: Сандармох считается единственным локализованным местом массовых репрессий с полностью установленным списком казненных…

============

И всё-таки, авторов сайта следует поблагодарить: что они всё перенесли в цифру и можно ознакомиться с историями репрессированных.

Много удивительных имён и историй

И еще — поскольку сейчас проще и почитать, и посчитать репрессированных, проверил число женщин.

Раньше писал, что в соответствии со списком общества “Мемориал” среди расстрелянных 27.10.-04.11 было 85 женщин — каждая 13-ая (и в других “карельских этапах” процент женщин был не меньше).
Я ошибался.
Сейчас проще проверить списки (не надо вглядываться в мутные pdf-списки): женщин 97 (каждая одиннадцатая).

Событие, которое не образует за собой медиашлейф, информационный каскад, постоянно “питающий” новость новыми медиаповодами, моментально отмирает в памяти и информационном пространстве.

Реципиенту информации уготовлена участь курицы с отрубленной головой — в каждом отдельном мгновении времени ему загружают какую-то информацию, с которой он и мечется по своему информационному гетто, и если в следующее мгновение не провести перезагрузку, он забудет обо всем, что было “до”.

“Жрецам новостей” требуется помнить кое-что, но напоминать только о том, что помогает жреческим культам, которым они служат).
Роли для тех, кто помнит всё, не предусмотрено.
Интернет, хоть и “помнит всё”, имеет свойство с большей легкостью обнаруживать, наталкивать на то, что размещают жрецы самых богаты х информационных культов.

Я тут несколько раз брал на себя обязательства про что-то не забывать — и про золотой польский поезд, и про обещания Авакова, и, конечно, про “русских хакеров” (в разделе “кибер” еще хватает для этого места, но информации нужно обновлять чаще — первая сводка)

Еще одна тема — Сандармох
Меня удивляет, с какой небрежностью “правозащитники” России отказываются/забывают какие-то случаи — при том, что общее число “политических заключенных” в России крайне невелико (как я посчитал — их всего 38, на каждого заключенного можно было бы бросить ударную группу из десятка правозащитников)

Удивительно, что независимые СМИ молчат про Юрия Дмитриева, непосредственно связанного с мемориальным комплексом “Сандармох”(комплекс живет уже своей жизнью — Живая ткань Истории вплетается в цифровое наследие).

Сразу же после ареста Дмитриева упомянул про это дело — Оружие массового поражения морали-2_по разные стороны от поражающей установки

По этому делу постоянно приходят новые сведения, но Эхо, Дождь, Медуза… молчат (или упоминают, но без резонанса).
Это чутье или желание браться только за легкие, обещающие информационный “навар” дела

Между тем, судебные перспективы дела Дмитриева чрезвычайно ухудшены:
9 марта.
Глава карельского отделения правозащитного центра “Мемориал” 61-летний Юрий Дмитриев, на которого ранее завели уголовное дело о детском порно с участием приемной дочери, обвиняется также в развратных действиях в отношении несовершеннолетнего лица и незаконном хранении оружия.
Об этом сообщил судья Петрозаводского городского суда Олег Грабчук, рассматривающий ходатайство о продлении аресте.

“2 марта 2017 года Дмитриеву предъявлено обвинение по статье 135 УК РФ (“Развратные действия”), ст. 242.2 УК РФ (“Фотосъемка в отношении лица, не достигшего четырнадцатилетнего возраста, в целях изготовления порнографических материалов”) и ст. 222 УК РФ (“Незаконные приобретение, передача, сбыт, хранение, перевозка или ношение оружия, его основных частей, боеприпасов”). (…)
По делу необходимо получить заключение баллистической экспертизы”, — сказал судья Грабчук.

Кстати, баллистическая экспертиза — как раз то, что чрезвычайно не хватает Сандармоху.

Ранее было известно, что Дмитриеву предъявлено обвинение только по ст. 242.2 УК РФ (“Фотосъемка в отношении лица, не достигшего четырнадцатилетнего возраста, в целях изготовления порнографических материалов”).
По версии следствия, Дмитриев с 2012 по 2015 годы неоднократно фотографировал обнаженную приемную дочь 2005 года рождения, с которой проживал совместно, для изготовления порноматериалов.

В следственном управлении СК РФ по Карелии не комментируют появление в деле новых статьей УК.

Суд удовлетворил ходатайство следователя о продлении ареста Дмитриеву до 13 апреля 2017 года.

Как посчитал суд, на свободе правозащитник может скрыться от органов следствия и оказать давление на несовершеннолетнюю потерпевшую.

Юрий Дмитриев был арестован 15 декабря 2016 года.

Тогда предъявленное обвинение он назвал “сюрреализмом” и заявил, что вину не признает, так как никаких противозаконных действий в отношении ребенка не совершал.

В защиту Дмитриева выступил Союз журналистов Карелии, который направил открытое письмо руководству силовых ведомств республики с просьбой сделать процесс над правозащитником “открытым настолько, насколько это возможно”.

По “делу Дмитриева” в начале марта была опубликована заметка, сделанная его единомышленниками, в которой много данных и по Сандармоху.

Далее фрагменты заметки (маркер мой):
“Я лишь потом осознала, что Юрий Дмитриев — это тот самый Дмитриев, который открыл мемориальное кладбище «Сандармох», который участвовал в исследовании места расстрела репрессированных «Красный Бор», который собрал воедино более 13 тысяч имен жертв большого террора 1937–1938 годов и опубликовал их на тысячах страниц «Книги памяти».

Для меня новость об аресте Юрия Дмитриева стала потрясением.

Пару лет назад собирались снять фильм про захоронение заключенных в шлюзах Беломоро-Балтийского канала, про Соловецкие расстрельные этапы — тем у неутомимого Юрия Алексеевича всегда было много.
Но так вышло, что сейчас я пишу не об этом.

Анатолий Разумов приехал из Петербурга в Петрозаводск в день рождения Юрия Дмитриева, 28 января.
Давнего друга и коллегу в СИЗО не пустили.

Мы созвонились с Анатолием Яковлевичем буквально через пару дней.
И у меня случилось дежавю.
Такое уже было, когда Юрий Алексеич рассказывал мне о военных кладбищах на территории Петрозаводска: он часто не просто говорил, а задавал много вопросов, на которые я не знала ответов. «Темнота-а-а», — по-доброму затягивал он и велел записать название очередной книги, которую мне «стоило прочесть еще до встречи с ним».

Анатолий Яковлевич на мои пробелы в знаниях не указывал, но о многом из нашего разговора я услышала впервые.

Наверное, поэтому у нас получилось не совсем интервью.
Это скорее монолог, рассказ друга о друге, о деле, о его вкладе в историю.

Я работаю в Российской Национальной (Публичной) библиотеке с 1978 года и более четверти века занимаюсь подготовкой и изданием Книги памяти жертв политических репрессий.

В 1987 году начал собирать подготовительные материалы, а в 90-м году — составлять картотеку на основании публикаций списков имен репрессированных.

Перепечатывал биографические справки по местам рождения репрессированных: в Минске, Таллине, Пскове, Петрозаводске, Мурманске, Твери, Новгороде, Киеве…

В конце 80-х — начале 90-х годов начали выходить первые книги памяти репрессированных.
О войне, о Великой Отечественной войне, говорили много, эта тема всегда была в центре внимания. А вот готовить книги памяти о войне, чтобы там были списки погибших и пропавших без вести, разрешили только во время второй «оттепели», в 1985 году.

Разные люди в разных уголках страны стали готовить книги памяти.
Таких энтузиастов, как я, как Юрий Алексеевич Дмитриев, было много, пусть и не в каждом регионе.

Первой, уже в 1989 году была издана Книга памяти работников советской дипломатической службы — жертв репрессий 30–40-х и начала 50-х годов. В ней 130 имен.

Постепенно стали появляться и другие книги памяти: региональные, посвященные репрессиям по национальному признаку, репрессиям против верующих различных конфессий, по отдельным местам погребений расстрелянных.

Библиография была нужна и для дайджеста Лениздата «Страницы истории», одним из составителей которого я был.
Следил за поиском мест погребений расстрелянных.

В 1988 году грянула сенсация — нашли Куропаты, место расстрелов времени Большого сталинского террора под Минском.
Я опубликовал в ленинградской газете «Смена» рассказ белорусов о находке, мы рассказали о Куропатах и в дайджесте «Страницы истории».
Тиражи огромные. Все читалось с пылу, с жару. Журналисты «Ленинградской правды» призвали питерских людей рассказать о всех подозрительных местах и найти «наши Куропаты». Так, весной 1989 года нашли в поселке Левашово под Ленинградом спецобъект госбезопасности.

За всем этим я пристально следил.
Знал, конечно, и о работе в Карелии.
Еще до того, как мы познакомились, слышал о Юрии Алексеевиче и его деятельности.

В 1996 году готовил к изданию второй том «Ленинградского мартиролога».
Том был посвящен октябрю 1937 года, и надо было публиковать список расстрелянных заключенных Соловецкой тюрьмы. А где расстреляны эти люди? Даже сотрудники госбезопасности в Петербурге не знали, не было данных об этом.
Да, где-то расстреляны, понятно, что не в Ленинграде, потому что была в связи с этим списком командировка в Кемь одного из штатных палачей — капитана госбезопасности Матвеева.

В 1996-м издан с предисловием Д. С. Лихачёва второй том мартиролога, а в июле 1997-го находят Сандармох.
Как раз там и расстреляны Соловецкие этапы в октябре-ноябре 1937 года, нет никаких сомнений.
Тогда я впервые услышал имя Дмитриева — из сообщений о находке и от питерских мемориальцев, с ними я был хорошо знаком.

Юра сразу повез меня на своем драндулете в Сандармох.
Мы едва доехали на этой развалине до Медвежьегорска.
Время от времени он открывал для Веды (она же собака Ведьма) окно, и она радостно облаивала все вокруг вместо звукового сигнала, который в машине, кажется, и не работал. Юра показал мне Сандармох. Для меня это было важно.
К тому времени его книга «Поминальные списки Карелии» была практически на подходе, вскоре побывал на презентации книги — вскрывал типографские пакеты (от Юры научился не разрезать, а быстро разъединять пластиковые ленты), раздавал книги людям, выступил со своим словом.
Это была замечательная презентация, все хорошо говорили, очень хорошо говорили родственники погибших, Юра был для них важным и дорогим человеком.

Карелия до лета 1937 года оперативно подчинялась Управлению НКВД Ленобласти, значит, карельских людей репрессировали здесь, ленинградцы попадали туда — судьбы перекликались.
Мы с Юрой обменивались информацией о репрессированных: он о своих, я о своих.
И наконец, пришли к сопоставлению сведений о Соловецких расстрельных этапах 37–38-го годов.
Сандармох нашли, но это первая партия расстрелянных соловчан.
Первый план на расстрел, первый «лимит»: 1 200 человек должны были расстрелять, 1 111 расстреляли под Медвежьегорском.

А следующая расстрельная партия? Декабрь 37-го года. Этап, в котором был Павел Флоренский.

Где их расстреляли — оставалось загадкой.
В документах, которые я нашел в питерском архиве госбезопасности, об этом ничего не говорилось.
Такого рода информацию запрещено было указывать инструкциями.

Вот предписание на расстрел, выданное коменданту Поликарпову: «Предлагается 509 человек [на самом деле троих из списка отправили ранее в Москву], прибывших из Соловецкой тюрьмы, расстрелять». Но где? Как будто бы — раз комендант Ленинградского управления — их доставили в Ленинград.

На свой страх и риск при подготовке четвертого тома мартиролога (посвящен расстрелам в декабре 1937 года) мы написали в справках о соловчанах, что они расстреляны в Ленинграде. Издали четвертый том. А вопросы все равно оставались. Точных документов ведь нет.

17 февраля 1938 года была расстреляна третья партия соловчан — еще 200 человек.
Об этих тем более ничего не понятно. Если вторую партию в начале декабря перевезли для расстрела на материк — год был теплый, навигация закрылась поздно, то где в 1938 году были расстреляны 200 человек, вообще непонятно.

Договорился с Юрой о поездке на Соловки.

Вооружились описанием расстрела из показаний бывших соловецких уполномоченных, допрошенных в период «оттепели», мол, 200 человек были расстреляны по пути от Кремля к маяку на Секирной горе.
Ранее не бывал на Соловках, только по бумагам, по карте местные топонимы смотрел.
И вот в 2004 году мы приехали.
Это была первая, пристрелочная, экспедиция — мы ходили, пробовали, искали.
У каждого подозрительного места Юра тут же останавливался, где-то палатку разбивали, пытались шурфовать. Но ничего не нашли.

На следующий год снова поехали. К тому времени мы уже были хорошо знакомы с настоятелем Свято-Вознесенского скита отцом Матфеем, и он показал нам на склоне Секирной горы все подозрительные места, обратил внимание на растительность, деревья, западины.
Но я тогда заболел, и Юра не выпустил меня «в поле».
Юра — человек, который бесконечно, в грубоватой иногда форме заботится о том, кто рядом с ним. Уложил он меня с температурой в келье, а сам ушел с писателем Василием Фирсовым, тогда мы втроем были в поездке, исследовать одно из подозрительных мест.
И вдруг они прибегают: «Нашли!». Я, конечно, побежал смотреть и работать. Мы вскрыли тогда останки двоих расстрелянных.

В 2006 году я уже не смог поехать — все время отнимала подготовка следующих томов мартиролога.
Тогда на Соловки приехали ученики и воспитатели Московской международной киношколы. С ними Юра расчистил место кладбища от сухих веток, поросли, валежника, обнаружили еще многие ямы.
И вот с тех пор кладбище расстрелянных было найдено.

Но при этом наша давняя цель до сих пор не выполнена — мы не нашли место расстрела 200 человек («третий соловецкий лимит»).
Такого расстрела на Соловках больше не было!
Это траншея или гигантская яма (ямы) должны быть.
Мы не нашли это место.
Но когда-нибудь найдем.
Так же, как место расстрела партии, в которой был Флоренский («второй соловецкий лимит»).
Думаю, что искать надо вблизи Лодейного Поля, потому что именно в район Лодейнопольского лагпункта направлялся ленинградский палач-орденоносец по фамилии Шалыгин.

Сейчас я помогаю Юре в подготовке к изданию двух новых книг памяти, передавал информацию время от времени. Еще одна книга памяти у Юры давно готова, осталось только печатать.
А также в связи с поиском мест расстрелов остается надежда на Юрины экспедиции.
Я очертил круг поисков, Юра приступил к поиску. Он уже и своих киношкольников втянул в это дело. У нас с Юрой общие задачи и дела. Надеюсь, он будет освобожден в обычном состоянии духа, доведет до ума две книги памяти, и я уговорю его издать третью. И если будут силы, найдем места погребения Второго и Третьего Соловецких этапов.

Думаю, многим сильно не нравилось и то, что он делает, и то, как он говорит и выступает.

В общем, где-то что-то сложилось, что именно его решили «закрыть», «приложить», «выбить» из дела и жизни.

Ведь Юра в своем роде штучный экземпляр, он такой один во всей России.

И если по нему так, да погрязнее, то и остальные прижмутся.
Не стану гадать о конкретных деталях.
Но я начитался архивно-следственных дел советского времени (а наша современная юстиция, увы, не от старой российской ведет начало, а от советской).

Знаю, да и все мы помним клише «у нас зря не сажают», «прокурор и следователь могут иметь общий взгляд на дело, это нормально», «наш суд самый гуманный и справедливый»…

[дочь Екатерина]
— В один день говорит нам папа: «Кто завтра едет со мной в Медгору»? Мы с братом сразу — «Да ну, никто не поедет, мы не хотим». Но в шесть утра я, сама не помню почему, вскочила, когда он уже собирался уезжать, сказала: «Жди, я еду с тобой». И так мы поехали на раскопки. Жили на даче на берегу озера. С нами были папины коллеги из Петербурга и группа солдат. … мы очень много ходили и искали. В итоге нашли. Мы нашил Сандармох.

Были солдаты, которые нервно смеялись, когда кости находили, были такие, кто в обморок падал, кто-то причитал, что плохо чувствует себя. Я помню, там было очень много оводов и слепней. Комары тогда казались раем в сравнении с ними. Я тогда была под таким впечатлением, верила, может, в переселение душ, что в какой-то момент мне казалось, что эти слепни — это все те, кого мы нашли.
…он делал это не из-за денег. Когда вышла книга памяти, ему говорили, Юра, ее можно продавать, даже за дорого.
Но он всегда отвечал: «Я не могу делать деньги на тех, для кого важна эта память, потому что каждый должен знать о том, где похоронен его близкий»….В Сандармохе давно не была. Раньше туда ездило много людей, просто толпы народа. Сейчас все меньше… последние несколько лет ездит туда мой сын. Он как раз в том возрасте, что я была, когда Сандармох нашли. Так что «пост сдал — пост принял», как говорится.

Валентин Кайзер — давний приятель Юрия Дмитриева.
Сейчас вспоминает, что когда-то он помогал Юрию Дмитриеву создавать Музей жертв политических репрессий, который городская администрация выселила из-за тотального безденежья арендатора.
— Мы с Юрой познакомились в 80-х, когда Народный фронт образовался.
Юра тогда кричал: «Мочи коммунистов!».
Он был помощником депутата Верховного совета СССР Ивана Чухина.
В своей книге «Практика террора в Карелии» Чухин писал: «Я занялся этим вопросом, чтобы отца своего реабилитировать, потому что в 34 документах на расстрелы я нашел его подпись». После того, как не стало Иван Иваныча, Юрий его дело продолжил.

— В последнее время Юрий Дмитриев говорил о том, что «что-то будет». Делился он с вами своими мыслями, переживаниями?
— Еще год назад Юрий Алексеевич говорил, что на него пытаются наезжать. Это мое мнение, но я думаю, что очень не нравилось начальству то, чем он занимался. Дети тех, кто занимался расстрелами, они же, как правило, все сидят в начальниках. Им очень не нравится, когда начинают афишировать имена и фамилии.
У нас такой момент был. Когда Ивана Ивановича не стало [Чухин], а последняя его книга была «Практика террора в Карелии», последняя глава в книге была без заголовка, там были одни фамилии тех, кто непосредственно расстреливал. И вот на презентации книги в университете один молодой человек стал возмущаться: «Кто вам дал право фамилию моего отца упоминать?».
Юрий Алексеич ему сказал, что, «во-первых, это я не писал, съездите на кладбище и спросите Ивана Ивановича Чухина, а во-вторых, если бы у вас был ум, вы бы промолчали, а если бы совесть была, то повесились бы на веревке из-за такого папаши». По натуре Юра такой резкий товарищ, может послать кого угодно куда угодно, хоть любого министра.

— Это такая месть получается? За чрезмерную активность?
— Ну посадили ведь представителя московского «Мемориала» на семь лет, а теперь до остальных добираются, чтобы прекратить их дело…
Я приведу такой пример. Когда мы первый раз поехали с людьми в Сандармох, только вышли на дорожку, тишина была в лесу, ни ветерка, и вдруг все вершины деревьев как заходили, такой шум по всему лесу пошел, Юра тогда сказал, что это души людские столько лет ждали, чтобы о них вспомнили.
Я, безусловно, не верю в то, что Юра мог заниматься той деятельностью, в которой его обвиняют.
Во-первых, он не глупый: смысла никакого нет, чтоб этой ерундой заниматься.
Во-вторых, когда я общался со следователем, сказал ему, что, для того, чтобы заниматься тем, что Юре вменяют, необходимо много времени, но когда бы он успевал проделывать такую огромную работу, которой он занимался? От него даже женщины убегали, потому что первая его жена — это работа.

Ольга Керзина — директор колледжа «Московская международная киношкола».
— В начале 2000-х у нас был проект, который назывался «Свобода». Тогда мы пытались понять, как свобода осознается людьми, которые сидели в 30-е годы (ведь это были люди из аристократии, интеллигенции), и как это происходит сейчас. Тогда же мы делали фильм про Соловецкий лагерь, брали интервью у еще тогда оставшихся в живых заключенных. В рамках той экспедиции мы ехали в детскую колонию в Вологде. Такой у нас был маршрут. Но была еще одна точка — Петрозаводск. Мы пытались понять, кто здесь вообще занимается историей. И так нашли Дмитриева. Он сразу внес изменения в маршрут экспедиции и повез нас в Сандармох. Так в 2000 году с ним познакомилось первое поколение студентов. Тогда же появилась идея об экспедициях на Соловки. Мы тогда знали только, что это первый лагерь Ленинский, и все. Думали, что нужно там какой-то памятный знак поставить, были такие наивные тогда еще. Поэтому, конечно, когда мы в Петрозаводске встретились с Юрием Алекеевичем, нас его рассказы впечатлили. Он нас вдохновил на замысел памятника на Соловках.

— Насколько я понимаю, работа над мемориалом на Соловках продолжалась долгие годы?
— И продолжается до сих пор. В 2007 году мы поставили там стенд, потом часовню. В 2008 году у кладбища был установлен памятный поклонный крест памяти Соловецких Новомучеников, также созданный Г.Кожокарем в соловецкой кресторезной мастерской. Основные прорывы — 2006–2007 годы — самые ударные годы. Потом у нас был перерыв, потому что Юрий Алексеич как раз Светку [имя изменено] взял. Продолжили уже в 2011 году. Но ведь это кладбище — это захоронения 1929 года, а он искал Третий Соловецкий этап, а еще и второй, в котором был расстрелян Павел Флоренский.

— То есть были другие экспедиции в поисках Соловецких этапов?
— После того, как у Анатолия Яковлевича Разумова появилась версия с Лодейным Полем (что именно там был следующий этап расстрельных), мы организовали туда экспедицию. Юрий Алексеич присоединился к нам тогда уже со Светкой, после чего она участвовала во всех наших летних экспедициях. И получается, что с того времени, а это был 2011 год, у нас было две экспедиции летние — в Лодейное Поле и на Соловки. И Юрий Алексеевич старался участвовать и там, и там.

— Как-то мы незаметно перешли к появлению Светы. Я знаю, что вы ее крестная мама и что этот выбор был важным, как для Юрия Алексеевича, так и для самой девочки. Как к вам пришло это решение?
— Светку он с нами познакомил в 2009 году. Тогда она еще маленькая была, он не ездил никуда, просто пришел увидеться с нами в Петрозаводске. А когда он взял ее первый раз в экспедицию, наши дети с ней сразу же подружились, конечно. Она замечательный ребенок. Юрий Алексеевич давно говорил, что хочет ее крестить. … В частности, из-за того, что он сам был усыновлен, и он хотел, пока у него есть силы, дать другому человеку такой же шанс. При этом он очень заботился о ней в этих поездках, но и при этом важно, чтобы она сама все делать умела — готовила, одевалась, убирала. Такой самостоятельной дамой растил.

Ирина Флиге — руководитель петербургского отделения общества «Мемориал». Именно она в 1997 году была в составе экспедиции в Медвежьегорский район, в ходе которой вместе с Вениамином Иофе и Юрием Дмитриевым они открыли Сандармох.

Когда я узнала, что Ирина приезжает в Петрозаводск вместе с комиссией Совета по правам человека, мы не могли с ней не увидеться. Встретились мы не где-нибудь, а в Сандармохе. Иначе, наверное, и быть не могло.

— Ирина Анатольевна, расскажите свою историю знакомства и работы с Юрием Дмитриевым. Вас ведь, можно сказать, познакомил Сандармох?

— Совершенно верно. Дело в том, что Сандармох был найден благодаря работе двух поисковых команд. С конца 1980-х годов я и Вениамин Иофе занимались поиском пропавших на Соловках в 1937 году большого количества людей. Этот поиск шел постепенно, и к 1997 году по разным источникам мы вышли на Медвежьегорский район, на это место. Но что означает выйти на место по документам? Это значит выйти с точностью до одного квадратного километра. И вот мы вышли на 19-й километр от Медвежьегорска. И в этот момент, весной 1997 года мы познакомились с Юрой [Дмитриевым]. Он многие годы вместе с Иваном Чухиным занимался поиском расстрелянных по приговорам «карельской тройки».

— У него были какие-то более точные данные о местах расстрелов?

— Не совсем так. Вообще, далеко не во всех регионах на актах, приведенных в исполнение, было установлено место [расстрела]. Карелия в этом смысле — исключение. Почти на всех актах есть место исполнения приговора, но с точностью до ближайшего населенного пункта (например, Петрозаводск, Сегежа, Медгора и др.). К моменту нашей встречи Юра занимался поиском захоронений людей, расстрелянных по приговорам «карельской тройки», уже очень много лет. У него был найден и Красный Бор, и в окрестностях Петрозаводска разные точки. И у него были свои представления о том, где это место находится в районе Медвежьегорска. И когда мы познакомились, у нас тут же возник общий исследовательский интерес и мы договорились о выезде сюда. Это было 1 июля 1997 года. И мы приехали сюда втроем — я и Юра, под руководством Вениамина Иофе. Хотя на самом деле нас было пятеро, потому что с нами была дочь Юры, Катя, и его собака.

— И сколько времени вы здесь искали, копали?

— Один день. Вы не поверите, один день! Дело в том, что тогда была фантастическая подготовка. Мы по документам определили в поисках эту точку и приехали сюда. И вот в этом составе начали работу. Но еще в мае мы с Вениамином Иофе договорились с администрацией Медвежьегорского района, тогда руководитель поддержал эту экспедицию, договорился с ближайшей военной частью, откуда на эти вскрышные работы были привлечены солдаты.

И вот солдаты копают: одну пустую яму, другую, смеются при этом. Юра же сразу не поверил в то, что искать надо у карьера, который упоминался в каких-то документах. Он начал бегать кругами. И вот он приходит и говорит: «Кажется, я нашел!». И он показал нам два таких «блюдца» на грунте. Летом их очень хорошо видно: массовое захоронение проседает со временем. Мы переместились в это место с солдатиками, они так же бодро копают, хихикая. И вдруг они как на пружинах выпрыгнули из двухметровой ямы (захоронение было глубокое очень), в ужасе. В этот же день мы вызвали прокуратуру, все оформили как массовое захоронение.

Расстрельные ямы Сандармоха Поиски Сандармоха. 1997 год
— Решение о том, что здесь будет мемориальное кладбище, было принято оперативно?

— Да, 27 октября уже было открытие мемориала. 1997 год — 60-летие большого террора, 60-летие расстрелов. На тот момент 27 октября значился как день первого достоверного расстрела. Это первый расстрел Соловецкого этапа. Позднее (с 1998 года), и это очень важно, по инициативе Мемориала Правительством Карелии и Администрацией Медвежьегорского района здесь в Сандармохе был учрежден Международный день памяти, его дата — 5 августа, начала реализации массовых операций Большого террора в 1937 году. Сюда приезжают люди из всех регионов России, из разных стран. Эта традиция продолжается почти 20 лет.

— Чем Сандармох отличается от других мест массового расстрела репрессированных?
— Найдено много расстрельных полигонов, но многие из них не имеют четких границ, мы не знаем всей территории. Здесь вся территория достоверно определена, выделена и огорожена. И второе — сегодня мы знаем все имена казненных и захороненных в Сандармохе.

— И на всех полигонах проводятся дни памяти?
— Да, дни памяти жертв советского террора проходят в разных регионах страны. Но это, как правило, региональные дни, на которые приходят люди этого региона. Так проходит в Петербурге, Москве, да во всех крупных городах. Особенность Сандармоха в том, что здесь очень много людей, которые не являлись жителями Карелии. Это были заключенные Соловков или БелБалтЛага, которые были расстреляны в 1937 году, будучи людьми несвободными — либо заключенными, либо спецпереселенцами после отбытия срока, оставшимися в Карелии. Поэтому и память об этих людях собирает людей из разных регионов России и других стран.

Сандармох — это законченное уникальное исследование. Колоссальная заслуга Юры в том, что он собрал всю информацию, и мы сегодня знаем поименно тех людей, которые здесь лежат. В октябре 2016 года мы открыли сайт Сандармоха, сделали мобильное приложение. Мы очень надеемся, что этот сайт будет востребован. Да и уже сейчас видно по количеству обращений к этому сайту, что он востребован.

Есть еще одна особенность Сандармоха. Когда мы говорим о памяти, то очень часто на многих объектах исторической памяти эти два понятия — история и память — немного расходятся. У истории и памяти есть частичные пересечения. Потому что традиции, потому что легенды, потому что неполные исторические данные, которыми нельзя эти легенды опровергнуть. Так, например, в Петербурге в Левашово. Если мы говорим о Левашово как об объекте памяти, то это память о Большом терроре в Ленинграде. Если же говорить об исторической части, там все очень непонятно: из 19 450 человек, которые там захоронены, можно поименно назвать только 8 тысяч. Остальные неизвестны. В этом смысле Сандармох — тоже уникальное место. Имена, привязанные к этому объекту, абсолютно достоверны.

— Вы говорили, что в последние два года со стороны карельского руководства есть какое-то то ли предубеждение, то ли просто игнорирование дня памяти, который проводится в Сандармохе. С чем это связано?

— Мне трудно сказать, с чем это связано. Я не знаю, чем они это мотивируют, и мне трудно это оценить. Но я могу сказать точно: так сложившуюся традицию проведения 5 августа Международного дня памяти в Сандармохе нельзя ломать. В этом году вообще 80-я годовщина начала Большого террора и 20 лет открытия кладбища в Сандармохе. И в этом году дни памяти будут проходить особо торжественно. В человеческой памяти все равно очень важны круглые даты, очень важны. Дети репрессированных, которые уже старенькие и которые здесь много раз бывали, они придают особое значение приезду именно в этом году. Для них же это 80 лет со дня казни отца или деда. Хотелось бы, чтобы в этом году все было организовано правильно, на уровне, при поддержке и с участием властей.

— Вы можете представить этот день без Юрия Дмитриева?
— Очень трудно себе это представить. Но я оптимист и думаю, что Юра будет участвовать 5 августа в днях памяти.

— Сейчас в Петрозаводске (да и в России) ведется довольно острая дискуссия о политической составляющей дела, которое заведено на Дмитриева. Что вы об этом думаете?

— Я, как и все мы, уверена — все понимают, что дело это заказное. А когда дело заказное, оно по факту заказа становится политическим. Но кто заказчик, мы с вами не отгадаем. Но это все равно станет известно, рано или поздно. Как сработал механизм заказа, мы с вами сегодня тоже не определим. Мы сейчас должны делать то, что мы можем и умеем: поднимать общественную кампанию в защиту Юрия Дмитриева.

Ирина Флиге в Сандармохе
Как рассказал мне член правления Международного общества «Мемориал» Сергей Кривенко, после того, как по федеральному телевидению вышел фильм, в котором дело Дмитриева плавно перешло в рассказ о «Мемориале», сомнений о связи ареста с деятельностью организации почти не осталось.

— После ареста Юрия Дмитриева были разговоры о том, что карельский «Мемориал» не был активен, что вроде как сам Дмитриев не связан с деятельностью организации. Мы понимаем, что это далеко не так. Вот вы, как мемориалец, расскажите, как попал Юрий Алексеевич в «Мемориал»?

— Юрий Дмитриев всегда был в движении «Мемориала». Мы с ним общались, он участвовал в мероприятиях, конференциях. В Карелии всегда был руководитель отделения, но в последние годы этот человек особо не активничал, так как уже пожилой был. Но в 2014 году шла перерегистрация, нам потребовалось наличие представительства в регионах страны, и в Карелии эту работу взял на себя Дмитриев. Создал формально Карельское республиканское отделение общества «Мемориал», возглавил его.

— Получается, что мнение о том, что арест Дмитриева — это целенаправленная работа против «Мемориала», не беспочвенное?
— Такой вывод можно сделать по ролику, который показали по «России-24». Раз в этом ролике были связаны эти два сюжета (Дмитриев и «Мемориал»), то можно говорить о том, что есть какая-то подоплека, связанная с деятельностью «Мемориала».

На встречах СПЧ в Карелии, когда мы говорили о сохранении памяти, я уловил две четкие тенденции. С одной стороны, действительно, власть местная поддерживает все работы по увековечиванию памяти…Но в то же время у чиновников проскальзывают слова о том, что не надо политизировать эту работу, не нужны иностранные делегации, интерес иностранцев вообще не нужен, что мы сами с этим разберемся.

А ведь Дмитриев был очень активным, через него шло много иностранных делегаций; видимо, это было не совсем удобно властям. По крайней мере, такое впечатление сложилось.

— В середине 2016 года в финском издании «Калева» была напечатана статья историка ПетрГУ Юрия Килина, после чего на нее ссылались такие издания, как «Известия», телеканал «Звезда». Мысль этих публикаций заключается в том, что Сандармох — это место расстрела советских пленных финскими оккупантами. И опять же риторика сводится к тому, что это «Мемориал» искажает действительность.
— Я думаю, что это такая общая волна. Нет такого единого центра координации, где сидят заговорщики и планируют — сейчас статью выпустим, потом еще что-то сделаем.
Статья вышла исходя из духа времени, когда идет реабилитация имени Сталина и в целом антизападная риторика.
Думаю, что просто так сходится все.
Это напоминает ситуацию, когда в советское время отводили внимание от Катыни, где были места расстрелов польских офицеров. Наши власти нашли небольшую советскую деревеньку Хатынь, которую сожгли фашисты, и говорили об этом. Ее действительно сожгли, это факт. Но потом в архивных документах мемориальцы нашли подтверждение линии ЦК о том, что эта информация была для того, чтобы замазать общественное сознание — Хатынь/Катынь, то ли немцы там убивали, то ли нет. Так же и здесь. Подпустить какое-то веяние на Сандармох — вроде и финны стреляли, а может, и нет, такое двоякое восприятие.
…в наших рекомендациях, которые еще готовятся, будет просьба, которую мы отдельным письмом также направим, о том, чтобы принять совместное участие совета и правительства Карелии в Международном дне памяти 5 августа в Сандармохе”.
тыц

Я не буду делать из этой заметки никаких выводок, кроме того, что из первой части интервью (с Разумовым) очевидно, как искусственно могло быть отнесение списков второго и последующих “соловецких этапов” к Сандармоху.
Если с первым хоть какое-то обоснование есть, то с другими — это нет. По-прежнему есть несколько версий.
Почему же тогда уже создана развёрнутая “аналитическая” база о том, сколько людей захоронено в Сандармохе — 3 тысячи, 5 тысячи…

+ появилось новое фото, которого прежде я не видел — вот он Сандармох, который начался и “закончился” четырьмя выкопанными скелетами