Крупный план: “Токийская повесть”
Disclaimer. Этим летом я был участником Мастерской художественного кино на Летней Школе (http://letnyayashkola.org/). Эта рецензия — моё вступительное задание, дополненное и доработанное.
Если быть честным, то я мало что знал о Ясудзиро Одзу до того, как посмотрел “Токийскую повесть”. И оказывается, до начала 70-х годов я был бы далеко не одинок.
В отличие от своего современника Акиры Куросавы, Одзу долгое время был неизвестен на Западе. Признание пришло к нему только через 9 лет после смерти. Фильмы Одзу считали непонятными и неинтересными для западной аудитории, потому что в них он показывал обычную жизнь обычных людей, типичный японский быт того времени. Одзу очень хорошо чувствует культуру Японии и мастерски передаёт её простыми средствами. “Токийская повесть” не исключение.
Сюжет фильма простой и незамысловатый: пожилая пара — Сюкиси и Томи Хираяма — едут из провинции в Токио, чтобы навестить своих взрослых детей, но у детей нет времени на родителей и родители, помотавшись несколько дней, уезжают обратно.
Визуальный язык фильма ещё проще, чем сюжет. Все сцены в комнатах сняты с одного ракурса — камерой на уровне пола, изобретение Одзу. Эти сцены настолько похожи, что кажется как будто в фильме ничего не происходит. Вот для примера типичный кадр “Токийской повести”:
Очень важный аспект “Токийский повести” — это ритм. Сюжет течёт плавно, никуда не торопясь, неспешно отбивая такт размеренными репликами персонажей. Этому же темпу подчинён и монтаж. Сцены диалогов перемежаются кадрами природы, либо планами города, показывающими повседневную жизнь. Всё идёт своим чередом, и события в фильме происходят именно тогда, когда и должны происходить. В повествовании нет каких-то резких поворотов, внезапных откровений, даже, казалось бы, очень значительные события второй половины фильма не происходят неожиданно.
Сила Одзу не в этом. Или наоборот, в этом-то как раз и есть его сила. Он цепляет не тем, что снаружи, а тем, что внутри. Простые выразительные средства и неспешный ритм фильма создают фон, на котором Одзу мастерски показывает через одну-две фразы (или даже совсем без фраз, через паузы) внутренние переживания персонажей.
Однако одного тонкого психологизма было бы недостаточно, чтобы постоянно занимать места в списках лучших фильмов по версии кинорежиссёров. “Токийская повесть” гораздо больше, чем просто психологическая драма. “Токийская повесть” — это метафора для жизни с точки зрения японского мироощущения.
Внимание! Дальше будет спойлер сюжета. Я бы с удовольствием обошелся без спойлера, но тогда не получится показать при чём здесь японское мироощущение¯\_(ツ)_/¯
В Японии традиционной религией является синтоизм. В синтоизме объектами поклонения являются многочисленные божества и духи умерших. При этом всё смертно — даже боги и духи. Жизнь и смерть считаются естественной частью природы и её ритма, при этом жизнь побеждает смерть через перерождение всего живого.
В “Токийской повести” Одзу очень ясно передаёт именно такую философию. Повествование циклично, фильм заканчивается теми же кадрами, что и начался.
В промежутке между этими кадрами происходит смерть Томи. Казалось бы — фильм с грустным концом. Тем не менее в заключающем кадре фильма мы видим пароход на реке, который издаёт жизнеутверждающий гудок. Этот гудок — это последнее, что мы слышим в фильме. Почему так? Неужели смерть близкого человека не печалит героев фильма?
Конечно, печалит. Однако, если помнить что в синтоизме смерть— это, как и жизнь, лишь часть большого ритма, то всё становится на свои места. Никакие невзгоды персонажей, ни жизнь, ни смерть, не способны никак остановить этот вселенский ритм или даже помешать ему. Жизнь продолжается.
“Токийская повесть” — это действительно шедевр, притом шедевр не только Ясудзиро Одзу как режиссёра, но и всей японской культуры как целого. Этот фильм заслуженно считается одним из величайших шедевров мирового кинематографа.
