«Метаморфозы» Кристофа Оноре: боги среди нас
18+
Автор мюзиклов «Возлюбленные» и «Все песни только о любви», жесткой экранизации Батая «Моя мать», нежной «Парижской истории» и полупорнографического «Мужчина в ванной», детский писатель и режиссер, Кристоф Оноре, — постоянный гость Каннского кинофестиваля. Как и Франсуа Озон. У обоих нет ни одной престижной премии. Оба уделяют в своих картинах большое внимание гомосексуальности и эротике, и кто-то может назвать их провокаторами. Но вот на последнем пункте пути Озона и Оноре расходятся: там, где первый провоцирует, второй занимается совсем иным.
Озон — буржуазный режиссер, отсюда и его провокации. Провоцировать легко тех, у кого много табу. Для Оноре табу не существует, а значит, он не меряет подобными мерками и своего зрителя. Зато у него есть восхищение — новой волной (он даже успел поработать в Cahier du cinema), литературой, юностью, красотой человеческого тела.
«Метаморфозы» начинаются с пролога: бессловесные две минуты покажут превращение Актеона в оленя. За эти сто секунд мы увидим большую часть пронизывающих фильм мотивов: неудержимая страсть и неудержимый гнев, эротизм, смерть.
Дальше метаморфоз будет много, но, естественно, Оноре берет у Овидия только то, что ему хочется, и это самые популярные мотивы: Нарцисс, обернувшийся цветком, Ио — коровой, ослепший Тиресий, совместивший два пола Гермафродит, Бавкида и Филемон, ставшие тополем и кленом.
Время фильма нелинейно, но и эту нелинейность Оноре настоятельно не подчеркивает. Он так легко обращается с повествованием, потому что боги всегда юны, всегда властны, а, значит, и история может позволить себе многое. Например, забыть о том, куда и как она шла, перескочить в сторону, чтобы рассказать нам как можно больше, или что-то не договорить. Но Оноре — хороший режиссер и даже изобилие овидиевых превращений он структурирует: делает сквозным персонажем Европу. Она следует за своими проводниками: Юпитером, Вакхом и Орфеем, — и слушает, смотрит, познает, переходя из обычных смертных в новый статус.
В десятых в кино стало много богов, но здесь мы видим не богов-супергероев и не «Американских богов» Нила Геймана. Здесь боги естественные, вызванные не технократией и прогрессом, а те, чье воплощение в красоте, юности, неудержимости, сексе, в том, что не только не уничтожается, а даже не колеблется от бетонных зданий и уродливых грузовиков вокруг. Серый кардиган и пакет из супермаркета не мешают божественному, магическому, никак не влияют на течение мифа.
В этом гетто на границе с лесом легко может пройтись стайка павлинов, которых сотворила Гера-Юнона из глаз Аргуса. Оноре не наполняет вещи смыслами, не ищет мифы в этикетках от Fairy. Мифы все те же: этикетки меняются, боги остаются.
Очевидно, что Оноре уверен: юность — то самое пространство и время, где живут боги. Отсюда Греция совсем не древняя, отсюда его фильмы всегда вращаются вокруг молодости. Так для него гораздо ближе к звездам, так его зрители гораздо ближе к божественному.
