Три вопроса, которые нужно задать своему психотерапевту
По следам прошлого голосования мне в личку написала подруга — клинический психолог. Почему в голосовании есть только отдельные пункты “Я сам(а) — терапевт” и “Я прямо сейчас прохожу терапию”? “Ну, вот мне _кажется_, что такой пункт дает индульгенцию терапевту говорить: “Я сам терапевт, мне не надо”, — пишет подруга. И говорит, что ей бы хотелось у клиентов выращивать три вопроса: про образование, личную терапию и супервизию.
Эти вопросы нам задавать и можно, и нужно.
Когда я начала больше писать о своей работе сначала на фейсбуке, а потом в этом канале, мне в ответ стали больше писать друзья и знакомые. Решаются впервые пойти к психологу или терапевту. Спрашивают, посоветую ли я кого-то. Задают вопросы — причем такие, которых я, честно, и не ожидала. Например, как правильно написать психологу первое сообщение? О чем стоит рассказать еще до первой сессии? Нужно ли как-то готовиться к первой встрече?
И вот я отвечаю и понимаю, что иногда самые казалось бы, простые шаги — например, обратиться за информацией или договориться о первой сессии — могут вызвать растерянность.
Думаю, нередко между терапевтом и клиентом, который впервые решается обратиться к специалисту, существует приличный такой информационный зазор. Для терапевта могут быть очевидны причины, по которым работа происходит именно так, а не иначе: график, общение за пределами сессии, оплата и т.д. А для клиента — нет.
Также специалисту и “продвинутому” в теме психологической помощи клиенту может быть очевидно, зачем спрашивать об образовании, личной терапии и супервизии. А вот тому, кто обращается к терапевту впервые, бывает непонятно: ну, спрошу, раз надо, только что мне это даст?
Я решила коротенько рассказать, что может дать ответ.
Кстати, спрашивать можно хоть в самом начале общения, хоть уже в процессе, если вы начали совместную работу. Вообще, по тому, как дается ответ, уже можно делать какие-то выводы. Согласитесь, что есть разница между быстрым и прямым ответом и ответом размытым или сразу же встречным: “А почему вы спрашиваете?”
1. ОБРАЗОВАНИЕ
Традиционно советуют обращать внимание на то, сколько лет оно длилось (считается, что 3–4 года — это хороший срок), закончено ли, было ли отечественным или международным. Еще советуют обратить внимание, есть ли сертификация (особенно международная), состоит ли человек в профессиональных сообществах. Я считаю, что членство в сообществе вообще не является показателем, какой это терапевт и человек, и что множество хороших, очень хороших специалистов, в сообществах не состоят и официальных регалий не имеют.
Мне кажется, что вместо регалий неплохо узнать, является ли профильное образование первым или человек пришел в терапию из другой специальности — тогда из какой? И почему, как из бизнеса, юриспруденции или, скажем, педагогики человека привело в терапию? Работает в первую очередь не “корочка” ВУЗа, не методика и не приемы. Работает человек — всем собой. И отношения, которые создаются между ним и другим человеком. Для меня выбор професии и путь, который к нему вел, — это важный звоночек о том, какими могут быть эти отношения.
Я не очень верю в то, что человек может сразу после школы поступить на психфак, через 4 или 5 лет выпуститься и сразу быть “хорошим” терапевтом. Впрочем, и “голое” академическое образование, полученное лет в 30 или 40, тоже само по себе еще делает из человека терапевта Знания и владение техниками, безусловно, важны. Но к ним должны прилагаться опыт (и профессиональный, и личный — все эти жизненные истории, которые с нами случаются, и то, что мы выбрали с ними делать), эмпатия и качества, которые развиваются только во взаимодействии с другими и внутренней работой. На это нужно время и прорва усилий.
Еще я верю, что в более зрелом возрасте некоторые идеи, вредные в психологической работе, переосмысливаются или отмирают. Например, идея спасательства — всех исправить и просветить, сделать мир лучше. Или идея власти — ого, я знаю, как надо правильно, и сейчас изменю ваши жизни! Нет, возраст, разумеется, — не гарантия того, что человек не ведом идеей наносить радость и причинять добро направо и налево. Но если человек в 17 хочет причинять добро, мне это кажется нормальным и естественным. Кто из нас не без юношеского максимализма в анамнезе? А вот если человек в 30–40–50 все еще одержим идеей спасательства и “починки” других людей, и реализует ее в психологической работе, для меня это сигнал не ходить к нему в терапию.
Вернемся к образованию. Еще важный момент. Психолог — немедицинская профессия, не обязательно имеет медобразование, не имеет права выписывать препараты, ставить диагнозы и работать с расстройствами психики. Психиатр — медицинская профессия, работает с расстройствами психики, имеет право ставить официальный диагноз, назначать лечение и выписывать препараты. А вот понятие “психотерапевт” в России размыто — этакая серая зона между психологом и психиатром. Законодательство, которое регулирует психологическую деятельность, все еще находится в зачаточном состоянии. Даже коллеги дают разные определения. Кто-то ориентируется по медицинскому аспекту: терапевт — тот, кто имеет клиническое образование. При этом психоаналитиков тоже причисляют к терапевтам, хотя наши ВУЗы готовят этих самых аналитиков без первичного медицинского образования. Кто-то — по спектру запросов, с которыми работает человек: тут вот психологические консультации, а тут — глубже и серьезнее, уже терапия. Кто-то — по длительности: до Х сессий — консультации, после — терапия. И пока нет единых узаконенных требований, спрашивайте и уточняйте: какой специалист перед вам и работает ли он с тем, что вы ищете.
2. ЛИЧНАЯ ТЕРАПИЯ
Выше я писала, что одних знаний мало. И даже отработки этих знаний недостаточно. Терапевт работает всем собой. Личная терапия — это работа с этим самым “собой”, с исследованием себя, с наращиванием устойчивости, зрелости, эмпатии, здоровых границ и умения их как обозначать и отстаивать, так и гибко изменять, если нужно.
Конкретно психологу или терапевту личная терапия дает клиентский опыт. Мое горячее убеждение, что терапевт без этого опыта подобен человеку, который научился плавать по учебнику, а потом стал тренером. В какой-то мере такая работа может быть успешной и давать результат. Но только в какой-то мере. Кроме того, выше я писала о том, что для терапевта важна эмпатия. Собственный клиентский опыт эмпатию сильно развивает. Одно дело: “О, я об этом читал! Я его узнал!”, и совсем другое: “Я лично это переживал”. Невозможно умом, по учебникам и лекциям, понять уязвимость другого человека. Терапия — она вообще про такие вещи, которые головой не понимаются, а проживаются в чувствах и отношениях.
Также личная терапия значительно повышает шансы на то, что специалист не будет бессознательно привносить личные проблемы в работу и решать их за счет клиента. Все равно, конечно, приносим мы в работу и себя, и проблемы. Просто в силу того, что мы люди. Живые и неидеальные. Но разница в приносимом, поверьте, огромная между тему, у кого есть 200 часов терапии за плечами, и у кого нет.
Наконец, если психолог/терапевт сам не проходил терапию, это повод задуматься: а почему? И ответ на этот вопрос тоже может подсказать что-то важное о человеке. Он верит в то, что это необязательно? Что сам разберется? Что уже полностью проработан? Охохо, да никто и никогда не бывает полностью проработан!
3. СУПЕРВИЗИЯ
А что это вообще такое? А это работа с более опытным коллегой, который специально обучен ведению супервизии. Этот коллега выступает в роли наставника и помогает увидеть, распознать, осознать и анализировать свое профессиональное поведение и действия. На супервизию приносишь случай из практики, и этот случай вы вместе разбираете и анализируете. Супервизия, словом, — это реальная учеба, как делать свою работу. Она помогает внести больше ясности в то, что именно и как я делаю.
Супервизия — это не терапия, хотя эти два направления могут пересекаться. Например, человек приносит на разбор клиентский случай и в ходе работы находит связь с личными проблемами, — это повод дальше нести случай на терапию. Также супервизор обращает внимание на “шероховатые” моменты в работе супервизируемого, в том числе когда речь идет о привнесении личных проблем в работу с клиентом или о нарушении этики.
Супервизия может быть регулярной, особенно у тех, кто только начинает практиковать, или “по потребности”.
Если ваш терапевт проходит супервизию, это может говорить о том, что в сложной ситуации он обратится за профессиональной помощью. Это, в свою очередь, поможет ему лучше и яснее работать с вами и для вас. Также это звоночек о том, что человеку не чужда критическая оценка себя (не в смысле “Все плохо, я ужасен”, а в смысле “Проверим, что и как я делаю”). И о том, что он допускает возможность ошибок, а также исправления этих ошибок. Еще раз: все мы — неидеальные люди. Честнее и порядочнее в этом признаваться и позаботиться о том, чтобы в доступе всегда были разные способы перепроверить себя, а уж если сделал что-то не то — исправить или смягчить последствия.
