«Лето», «Кино» и обретение языка
Где-то месяц назад я посмотрела «Лето», фильм Кирилла Серебренникова про Ленинградский рок-клуб 80-х.
Я давно так не радовалась, как от этого фильма. Наверное, схожу еще раз, пока он идет. Он какой-то удивительный для меня. Он как старший брат, веселый, сильный и всегда встающий на мою сторону в спорах с родителями. Он как будто понимает меня лучше, чем я сама, потому что он был таким, как я, совсем недавно, и еще не успел забыть, каково это — уже уметь все чувствовать и еще не знать подходящих слов для своих чувств. Не то чтобы мне не хватало старшего брата, у меня есть старшая сестра, которая делала и делает всё, что я написала, но говорить, что фильм мне как сестра, как-то странно. Поэтому пусть будет как брат.
Фильм про Цоя для меня должен был быть ровно таким. Он похож на бережную и с любовью сделанную экранизацию каждой сохранившейся фотографии с квартирников, он делает персонажей людьми, с которыми можно поржать. Хотя для меня самой удивительно, почему люди, которых я никогда не знала, для меня так важны. Но если разобраться, не так уж и удивительно — эти люди дали мне язык и место в мире, что может быть важнее.
И я как-то резко после фильма вспомнила себя в 14, и хочу это записать, пока не забыла опять. Я столько раз правила этот текст, чтобы он получился точнее, что он потерял связность, но что делать, иногда надо мириться с потерями во имя важного.
***
Когда я училась в младших классах, мне казалось, что русский рок — это какая-то плохая штука. Его слушали старшеклассники-троечники, а я к ним относилась презрительно, ибо была отличницей. Потом как-то у сестры появилась кассета ДДТ, и эта музыка переползла в разряд дозволенного. Ну и болталась там ни туда ни сюда. А потом я как-то услышала Цоя и расслышала слова. И стала слушать. И слушала класса до девятого. Потом слушать стало недостаточно, я стала читать. Купила биографию Цоя, взяла в библиотеке «Альтернативу» (это сборник рок-поэзии, который вышел в 1991 году) и из нее-то узнала, что есть не только «Кино» и «Ария», что восхитительно много других людей уже чувствовали то же, что и я, и нашли для этого слова. С того времени я никогда не была такой одинокой и потерянной, как до того. У меня появился весь Ленинградский рок-клуб, Москва и Урал в одной книжке.
***
В конце девятого класса, сдавая переводной экзамен по литературе, я сдавала его рефератом на тему «Поэзия русского рока». Я это делала в пику учительнице, которая как-то не очень хотела меня признавать (хотя с чего ей хотеть? но я брала какие-то не первые, но призовые места на городской олимпиаде и думала о себе очень хорошо). Мама помогала мне с бесконечным копированием взятых в библиотеке книжек про русский рок (их оказалась даже не одна) и с поиском тропов в стихах Цоя, Кинчева (хотя у него все так густо рассыпано, что и искать не надо), Башлачёва (нет, про Башлачёва я отдельно хочу написать), Майка, Мамонова и иже с ними. Спасибо, мама! Это было какое-то дикое время, весна девятого класса, но я до сих пор помню азарт от работы над текстом и упорное желание доказать, что я делаю что-то важное. Мне хотелось показать (кому? учительнице? не знаю, было так важно, что казалось, что всему миру), что то, к чему так снисходительно относятся взрослые, и есть настоящее, важное и живое. Что Некрасов и Фет — это, конечно, замечательно, но где сейчас крестьяне, что такое «русский дух» и почему это меня может волновать? Вот я, мне 14, я прямо сейчас не знаю, как надо жить, вокруг не очень много геройства и подвижничества, в основном неопределенность и тревога, и мир как будто выталкивает меня из себя. Поговорите со мной об этом! Но русские классики в школьном учебнике об этом не говорили, а то, о чем они говорили, было красиво, но не про меня.
***
Песни «Кино» дали мне язык и смелость говорить. Слова, чтобы думать и называть свои чувства и события вокруг. Песни «Это не любовь» и «Это любовь» хорошо описывали то, как я тогда представляла себе это чувство. Попадание было таким, что было немного страшно. «Бездельник» был моим личным героем, я больше всего любила и до сих пор люблю гулять одна. Вместе с темой «Времена года в поэзии Пушкина» я легко могла раскрыть тему «Времена года в поэзии Цоя». «В городе +25 — лето», «Моя двадцатая осень сводит меня с ума», «Я люблю этот город, но зима в нем слишком длинна», «Весна — постоянный насморк», правда, меня никто не просил. Нет, Пушкина я очень люблю, но когда мне было 14, моя жизнь и мои мысли были как в песнях Цоя, а как в стихах Пушкина рядом со мной ничего не было, и Пушкин категорически не подходил к реальности. Мне от этого казалось, что со мной что-то не так. Оказалось, что мне очень нужен был кто-то, кто бы сказал «я вижу мир как ты», и Цой ровно это и сделал.
Я думаю, что я-подросток не доверяла взрослым, когда слушала их. Мне казалось, что они как будто не замечают той реальности, которая есть, и того, что она сильно отличается от реальности их молодости, и что слова, которые они знают и произносят, не описывают её. Сейчас мне кажется, что на них действительно свалилась новая жизнь, с другими ценностями и идеями, и слова, которыми они привыкли пользоваться, внезапно перестали подходить, а новые найти сложно. И это нормально. Я хочу не забывать про это.
***
(этот кусок как бы говорит, что я старею и смирилась с этим)
Недавно я подслушала разговор, в котором примерно мои ровесники возмущались текстами Фейса и Фараона (у них правда много мата и все как-то безнадежно). И вспомнила, как в моем девятом классе окружающие возмущались текстами Гражданской обороны (я тогда вообще не понимала их), Сектора газа (их понимала, но не ценила) и кого-то еще. И вот что я думаю по этому поводу.
Если люди, которые сейчас ищут себе новый язык, потому что старый не подходит, выбирают Фейса и Фараона, поздно и бесполезно их за это ругать. Странно ругать за слово «пиздец» подростков, не ругая никого другого за то, что это слово действительно лучше всего описывает ситуации, в которые они попадают. В 14–18–20 да сколько угодно лет очень сложно добровольно слушать то, во что не веришь, потому что и так со всех сторон летит то, во что не веришь или чего не понимаешь. И если кому-то и правда тяжело от агрессии, непонимания, неопределенности, и хочется фарса, истерики, демонстрации, то ругать их за слова, которые они выбирают, это как бить человека за то, что он плачет. Нельзя дать других слов, не давая другого отношения и других ощущений, в это никто не поверит.
Я не знаю, что я могу сделать для тех, кому сейчас 14, и чего им вообще надо. Они кажутся мне злыми и наглыми, но честными, и мне это очень нравится. Кажется, сами разберутся. Главное, что я хочу — не забывать о том, что явления появляются раньше, чем слова, их описывающие. И если мне вдруг не нравятся слова или они меня шокируют — нужно перестать к ним придираться и смотреть внимательно вокруг.
***
Если я сейчас чувствую себя потерянной и не могу найти подходящих слов для описания своих ощущений — нужно читать что-то, что я раньше не читала, смотреть и слушать то, что не смотрела и не слушала, подбирать слова самой. Старыми словами новую реальность описывать долго, дорого и неудобно. Получается как этот пост.
UPD: Хм, а тут выяснилось, что я не написала, чем закончилась история с рефератом. Да ничем она особенным не закончилась: экзамен принимала комиссия, внимательные глаза завуча до сих пор помню. 5 поставили и перевели в 10 класс. Момент защиты реферата почему-то был не так важен, как процесс написания. Да и знаете, я, пока его писала, впервые прочитала стихи Башлачёва, и мало что сразу после этого может как-то сильно удивить или взволновать. Точно не школьный экзамен.