Страх чистого листа. Разговор с Артом Шпигельманом
Арт Шпигельман — американский художник и писатель, автор и издатель романов-комиксов. Наиболее известен по комиксу Маус.
Комикс получил Пулитцеровскую премию. В ноябре 2013 года комикс вышел на русском языке.
Арту Шпигельману был нужен кофеин. Я обещал принести ему забористое капучино на наше интервью, но все кафе в округе оказались закрытыми, когда я приехал в его студию в Сохо. Я обещал принести ему забористое капучино на наше интервью, но все кафе в округе оказались закрытыми, когда я приехал в его студию в Сохо. Приперевшись без кофе, я сильно налажал. Арту пришлось варить что-то дерьмовое и он, беспрестанно курящий, принялся ругаться так, что выглянули соседи.
– Я никак не могу смириться с тем, что в Сохо все магазины бесполезно-глянцевые. Мне не нужны кроссовки за тысячу долларов!
Арт был в своей богемной библиотеке-студии. “The Haus that Maus Built” — «Дом, который построил Маус», в окружении собранных за столетие иллюстрированных книг. Он поднялся по лестнице, приставленной к его высоким деревянным полкам, ухмыляясь, словно сумасшедший архивариус, и достал том, нашедший, пожалуй, сильнейший отклик в моей пропитанной чернилами душе. Я — чёртов везунчик, удостоившийся столь почётного внимания. Арт — очень занятой человек. Саркастичный, но скромный, Арт считается одним из величайших авторов комиксов за последние десятилетия. Он является тем, благодаря кому понятие «выдающийся» вообще стало можно применять к создателям комиксов.
Если Уилл Эйснер популяризовал термин «графический роман», то Шпигельман сделал его уважаемым. Журнал «Нью-Йоркер» уважаемый. Музей Современного Искусства уважаемый. «Маус», история выжившего в Холокосте отца Шпигельмана, показал, что слова и рисунки, объединённые вместе, могут выразить ужас куда тоньше и сильнее.
Но Шпигельман не просто «Маус». В то время, пока художники являют миру собственные пародии, постоянно повторяя свои прошлые произведения, Шпигельман успел позаниматься всем. Современник Роберта Крамба (американский художник-иллюстратор, карикатурист, основатель андеграундного комикс-движения), Шпигельман употреблял кислоту, рисовал непристойные половые акты и публиковал свои работы в независимых журналах. В 1985 году он был приглашён в Garbage Pail Kids (карточная игра) и стал подарком для созданной им самим же компании, покинув её спустя годы, не получив ничего. «Они предложили мне отступные», — сказал он мне. — «Это было похоже, будто бы они бросили мне кость».
Арт побывал историком мультипликации, учителем и художественным критиком. С 1980 по 1991 год он публиковал вместе со своей женой, Франсуазой Моли, ультра-экспериментальные сборники комиксов «RAW». Он был иллюстратором подзабытой ныне «Wild Party», напичканные девушками и пушками письмами из Чехии. Его рисунки были использованы в мультфильме 1986 года «Американский хвост», созданном компанией Стивена Спилберга. Всё это можно найти в новой «Ретроспективе комиксов Арта Шпигельмана» в Еврейском Музее Нью-Йорка. Попивая отстойный кофе, Арт поведал мне, что же можно делать, когда ты сделал уже, кажется, всё.
VICE: — «Каково это, сделать ретроспективу самого себя и взглянуть на свои рисунки под углом читателя»?
Арт: — «Это опасно, получить ретроспективу при жизни. Я не знаю, что я делаю. Я не рисовал уже несколько месяцев, исключая некоторые вещи для «Нью-Йорк Таймс». Я ощущаю, что все мои чувства заржавели. И, о да! Я снова в полной мере ощущаю агонию, когда нахожусь перед белым листом бумаги, не зная, что с ним сделать».
– «Как вы справляетесь с этой агонией»?
– «Тем, что некоторые называют, воем от боли. Я очень ленюсь в последнее время. Это часто случается в моей жизни, особенно в перерывах между проектами А и Б. Потому что всё, что ты делаешь, вероятно уже было сделано до. Ты словно изобретаешь заново велосипед».
– «Да, есть идея, что художник каждый раз рисует в одном стиле одну и ту же вещь, как писатель всё время изображает самого себя. Но ваша карьера опровергает это. Вы пришли от «Garbage Pail Kids» к «Маусу», от него к «Wild Party». Что такое стиль Шпигельмана»?
– «Стиль — это наследство попыток сделать всё правильно. Десятки лет назад я прочёл цитату Пикассо о разнице между идеальной окружностью и той, что изображаете вы. Это стиль. Вы должны понять, что вы делаете и зачем вы это делаете. Тогда вы поймёте, как это должно выглядеть».
– «Вы выросли в Нью-Йорке. Что вы думаете об изменениях в городе»?
– «Пожалуйста, не начинай. Если бы он стал другим Нью-Йорком, я бы двинул отсюда».
– «Является ли Нью-Йорк по-прежнему местом, где молодой художник может начать работу?»
– «Нет. Езжайте в Германию, детки. Может быть, в Будапешт, если вы не еврей».
Я спросил, знал ли он Пикассо, и он ответил, что да, видел его в доме Гертруды.
– «Вы сказали, вам нравится, что комиксы глупы и несерьёзны. Но вы один из тех, кто сделали комиксы уважаемыми».
– «Это была сделка с дьяволом. Комиксы привлекли меня тем, что они были странной вещью вне контекста культуры. В них не было ничего каноничного и это означало полную свободу действий для меня, я мог исследовать неведомый континент, населённый чудаковатыми туземцами. Если бы вы учились в колледже в моё время, то читали бы Маршалла Маклюэна. Он говорил, что, когда медиа перестаёт быть средством массовой информации, оно становится искусством. Комиксы были на этом пути.
Это не было характерно для комиксов начала века, не было характерно для комиксов сороковых годов. Все эти идиомы отмирали, в том числе, комиксы на страницах газет. Нужно было сделать что-то, чтобы получить шанс выжить, получить грант, как это сделали поэты. Но для этого надо было иметь культурную ценность, какую имели поэты. Поэтому для комиксов это была сделка с дьяволом. Нужно было сознательно сделать их частью общего. Не только войти в мир специальных магазинов, но и книжных, библиотек, музеев и университетов. Создать систему поддержки. Если медиа ничего не поддерживает, оно перестаёт существовать».
– «Какие художественные формы ещё не освоены сейчас? Не имеют своего стиля и потому являются свободным пространством для творчества?»
- «Я не думаю, что осталось что-либо подобное в мире интернета. Кроме самого интернета и фашизма, которым он наполнен. Я стал рисовать и печатать брошюрки потому что нигде не находил работы, кроме как в андерграундных газетах. Я делал комикс, распечатывал его в сотню копий по доллару за штуку и раздавал их в массажных салонах и гастрономах всем встречным красивым женщинам и людям, казавшимся мне интересными. Просто потому, что идея этих самых листовок, не продававших ничего, включая политическую идеологию, была необычной. Это была новая технология, которую я осваивал. Я подозреваю, что сейчас это возможно лишь в сети, ведь даже самый независимый журнал — всё равно сообщество, которое формируется вокруг зарабатывания денег.
Так что, если вы делаете независимый журнал, ваша тайная мечта, что он будет стоить по тысяче долларов за копию. И я могу сказать совершенно искренне, что этот случай был не для меня».
– «Как вы думаете, почему миру трудно понять, что один человек может сделать и комиксы «Garbage Pail Kids» и «Мауса»?
– «Я не думаю, что могу ответить на этот вопрос. Посмотрите на этот величественный музей, куда вы пришли. Тут рядом и большой кусок макулатуры под названием «Garbage Pail Kids» и что-то, похожее на вывеску кондитерского магазина, за поворотом «Маус», а дальше много сомнительных комиксов, о которых мы сегодня говорили. Всё это — материал моих экспериментов, собранный в одном месте. Я не могу выделить какой-то общий знаменатель. Кроме одного — всё это затевалось с той лишь целью, чтобы узнать — есть ли предел? Как далеко я смогу зайти в поиске?
Одна из вещей, которая стала для меня настоящим сюрпризом после выхода «Мауса» стала вещь, формирующая, так называемое, Второе поколение. Дети выживших в Холокосте, несущих вину за то, что никогда не испытывали. Люди искали меня, потому что я делал нечто по-настоящему запрещённое, то, что нужно было прятать от родителей. Это было для меня единственной возможностью стать взрослым.
Я не думал, что мне нельзя делать этого. Я был зол. Это стало центральным в проекте. Я не собирался превращать своего отца Владека в какого-то мученика. Думаю, что дал людям Второго поколения шанс на повторный анализ. Основной мыслью тогда было: «Я уже так настрадался, не заставляй меня страдать ещё больше!». И я понял, почему наши родители не хотели больше страдать».
– «Вы писали о датских карикатурах на Мухаммеда. Сейчас в Сирии художники рисуют Башара Ассада. Почему эти рисунки вызывают так много ненависти?»
– «Они не уважительны по своей природе. В результате просачиваются тонны дерьма. Даже когда люди пытаются делать пропагандистские мультфильмы про Ассада, дерьмо всё равно просачивается. Потому что их толкование ситуации сильно разнится с фактической действительностью».
– «Тогда как вы относитесь к комиксам, как части журналистики»?
– «Я впечатлён, что можно говорить об этом. Мы все знаем, что, благодаря Photoshop, фотографии врут. Вы не можете полностью доверять фотографии, так как это может быть коллаж. Так что больше, на мой взгляд, стоит доверять художнику. Это личный выбор каждого.
Проблема в том, что комиксы очень медленны. Они не могут конкурировать с видеокамерой. Она как пылесос собирает наиболее интересные вещи и выплёвывает их в свежий выпуск новостей. Но мы видим мир через прицел камеры, и никто из нас не может увидеть больше, чем нам показывают».
– «Маус» — одно из самых знаковых произведений в жанре комиксов. Когда вас нарисовали в «Симпсонах», ваш персонаж даже надевает маску Мауса. Вас когда-нибудь это произведение сковывало»?
– «Безусловно. Маус был предметом моей работы последние 10 лет. И я чрезвычайно рад, что успел сделать рисунок для «Нью-Йорк Таймс». Маус — в центре, но он сам по себе очень мал. Он — прыщик на моём носу. Но он на моём лице. И поэтому иногда кажется, что маска Мауса управляет всем моим телом».
– «Почему вы до сих пор противостоите белому листку бумаги?»
– «Это единственный компас, который направляет меня. Либо ты вспоминаешь свои сны и переносишь их на бумагу, либо создаёшь их сам и смотришь, чем же они стали в итоге».
Оригинал: vice.com
