Информация и стоимость — однополый брак в состоянии цифровой горячки

Вместо кошки — тамагочи,
Вместо мужика — вибратор.

Тимур Шаов, Суррогаты

Цифровая горячка, охватившая в последние месяцы чиновное и отчасти научное сообщество, выплеснула на всеобщее обсуждение не только кучу самоотчетов и недозрелых инициатив, но и споры вокруг фундаментальных понятий экономики и кибернетики. Экономисты рассуждают об информации и знаниях, поправляя Шеннона, Винера и Колмогорова, а представители IT-индустрии — о ценности и стоимости, демонстрируя странные на взгляд экономиста подходы и сдвиги парадигм. В этом нестройном хоре иногда появляются нетривиальные высказывания, достойные отклика и даже обсуждения. В частности, они касаются явных или неявных, но достаточно подозрительных связей между информацией и стоимостью или ценностью. Наблюдение за такими подозрительными связями стало поводом для написания данной статьи и отчасти нашло отражение в ее названии.

Не надо спешить с определениями

Разумеется, много споров вызывает термин «цифровая экономика», смысл которого варьируется в зависимости от состава аудитории и, хуже того, от интересов, профессии и вкусов использующего его лица. Сколько-нибудь однозначного понятия «цифровая экономика» на сегодняшний день нет, т.е. нет даже не только определения, принимаемого заметным большинством, но и вообще чего-то такого, что все говорящие об этом связывают примерно с одним набором проявлений в быту, в бизнесе и других сферах жизни. Пока скептики утверждают, что это «узкое направление», не заслуживающее их внимания, энтузиасты обещают, что изменится все — «вообще все». Однако перемены всего и сразу — сомнительное удовольствие, а топтание на месте в данном случае означает, что цифровая экономика однажды войдет к вам «без стука» и займется вами, не спрашивая согласия.

Причины неприятия возможных перемен на эмоциональном уровне более понятны в художественном исполнении. Об этом и песня Тимура Шаова «Суррогаты», и роман Виктора Пелевина «Любовь к трем цукербринам». Надо лишь вдуматься в тексты.

На самом деле отсутствие единства в данном вопросе естественно и даже не потому, что термин новый, а по ряду более глубоких причин. Поговорить о них серьезно лучше после некоторой подготовки.

Первый вопрос: надо ли всему давать определения до того, как начинать изучать и обсуждать? В частности, это касается понятий «информация», «знание», «стоимость», «ценность», «цифровая экономика». Правильный ответ на этот вопрос не так очевиден, как может показаться. Наш великий соотечественник Андрей Николаевич Колмогоров в статье о трех подходах к понятию «количество информации» (Колмогоров, 1965) выделял в качестве таковых комбинаторный, вероятностный и алгоритмический подходы, но не задавался вопросом: что есть информация? И совсем не потому, что это всем и так было известно, а ровно наоборот. Каждый из трех подходов имеет свои приложения в конкретной области и соответствует иному, чем остальные два подхода, представлению об информации. В этом контексте давать общее для всех случаев определение информации контрпродуктивно. И это — отнюдь не уникальный случай. Столь же бессмысленно давать определение стоимости на все случаи жизни. В профессиональной оценке термин стоимость (value) обычно используется с прилагательным, различаются рыночная стоимость, инвестиционная стоимость, стоимость в использовании, ликвидационная стоимость и т.д. За этими терминами стоят разные случаи применения и разные величины, выражаемые в деньгах. Более того, в международных стандартах оценочной деятельности рекомендуется рассчитывать рыночную стоимость, но каждый раз указывать, какой смысл в это понятие вкладывает оценщик применительно к конкретной ситуации.

Не меньшее разнообразие представлений о стоимости дает экономическая теория. Здесь каузальный подход противостоит функциональному подходу, причем противостоит жестко. Речь идет не о применении в разных ситуациях разных подходов и определений, а именно о противостоянии. Каузальный подход основан на представлении, что стоимость — это нечто объективное, как в трудовой теории стоимости. Функциональный подход в классическом варианте, восходящем к идеям В. Парето, предполагает, что стоимость имеет смысл определять для каждой отдельной сделки, в более современном варианте стоимость — функция управления (бизнесом, проектом и т.д.) как динамической системой (Anderson, 2013). В том и другом случае он, как легко заметить, гораздо ближе к практике профессиональной оценки, чем каузальный подход. С переходом к цифровым технологиям, цифровым продуктам и связанным с их появлением формам бизнеса преимущества функционального подхода становятся еще более очевидными.

Различия между стоимостью и ценой профессиональный оценщик видит в том, что стоимость (с прилагательным) — расчетная величина, тогда как цена — результат соглашения сторон в конкретной сделке или цена предложения. В экономической теории соотношение между ценой и стоимостью трактуют разнообразнее, но ни в коем случае не однозначно.

В таком контексте предложения некоторых энтузиастов цифровой экономики договориться о соотношении понятий «цена», «стоимость», «ценность» — не более, чем инфантильный бред. Договориться здесь не удастся никогда, а если удастся, то будет только хуже. Понятие «стоимость» трактуется в разных ситуациях по-разному, причем именно то понятие, которое переводится как value, именно о его соотношении с понятием «ценность» хотят договориться.

Нечто подобное, только хуже имеет место с соотношением понятий «знание» и «информация». В некоторых достаточно узких профессиональных областях людям удается договориться по этому поводу. Но в целом это — абсолютно безнадежная затея, так как каждый из двух терминов тянет за собой шлейф близких и не очень близких смыслов.

Цифровые страсти на страстной неделе 2017

Так случилось, что на страстную неделю автору этих строк пришлось участвовать в пяти мероприятиях с обсуждением «цифровой экономики» и на четырех из них выступать. Но главное — наслушался. Как водится, много было самоотчетов в духе «мы у себя строили и, наконец, почти построили». Но были и более философские рассуждения, в том числе, об информации и стоимости.

На круглом столе «Предприятие в цифровой экономике» (ЦЭМИ РАН, 11 апреля 2017) профессор И.Э. Фролов основательно поправил классиков математической теории информации, указав на то обстоятельство, что информации ровно столько, сколько человек способен воспринять. В моем понимании этот фрагмент его выступления можно передать примерно так.

Человек сегодня не очень отличается от кроманьонца в способности воспринимать информацию, а потому, сколько ее было, столько и осталось, столько и будет оставаться в ходе цифровой трансформации.

Надеюсь, я передал сказанное достаточно точно, опустив иллюстративные детали. Если нет, то всегда готов изменить текст на более точный и извиниться. Не хочу спорить об отличиях нас от кроманьонцев, но меня категорически не устраивает привязка понятия количества информации к способности человека ее воспринимать. Разные люди имеют разные способности к восприятию информации. Более того, разные люди воспринимают разные части спектра частот, различают разное количество оттенков цвета, слышат звуки в разных диапазонах. Способности человека к восприятию информации изменяются от человека к человеку в десятки или сотни раз. В общем, лучше классиков не поправлять, не подумав.

Но вопрос не исчерпывается этим банальным, в общем-то, выводом. Важна не столько состоятельность или несостоятельность попытки дать свою новую интерпретацию понятия «количество информации», сколько попытка увязать это понятие с ценностью информации для ее получателя. Полученная, но не воспринятая информация ценности для получателя не имеет. В принципе с этим можно согласиться, хотя и здесь могут быть подводные камни. Главное же — избавиться от субъективного элемента — привязки понятия «количество информации» к способностям конкретного человека. Все три математических подхода свободны от субъективного элемента. При этом подходы Шеннона и Винера различаются не столь уж существенно. Винер определял количество информации как уменьшение энтропии, а Шеннон как энтропию. Поскольку Шеннон занимался проблемой передачи информации (сигналов) по каналам связи, принципиальное значение для него имела полнота передачи сигнала, отсутствие потерь информации, а не ее ценность.

Алгоритмический подход Колмогорова увязывает ценность и количество информации, не скатываясь к субъективизму. В этом его достоинство, его недостаток — сложность, в том числе, для восприятия. Слишком для многих эта сложность может оказаться запредельной. Иначе говоря, следуя логике Фролова, можно считать алгоритмический подход несуществующим, так как он его не воспринимает, но для меня такой подход существует, поскольку я его воспринимаю. Так возникает серьезное препятствие для содержательного обсуждения, в том числе, проблем перехода к цифровой экономике.

Для содержательного рассуждения о количестве информации в книгах или географических картах нет нужды в определении понятия «информация», но можно говорить о количестве информации по Колмогорову. Если теорию информации по Шеннону можно было назвать теорией сигналов, то теория Колмогорова точно не о сигналах. Она и не о сохранении контента в том смысле, как его определил один из столпов информационной экономики –Хэл Вэриан (Varian, H. 1998), т.е. как все, что поддается оцифровке и передаче в оцифрованном виде по каналам связи.

Завершая рассуждение об отсутствии необходимости в определении информации как таковой, стоит обратить внимание еще на один факт. В чистой математике широко применяется аксиоматический подход. Аксиомы говорят о том, как соотносятся объекты, а не о том, что они собой представляют. Не надо отвечать на вопрос: что такое точка? Точно также не надо отвечать на вопрос: что такое цифровая экономика? Точнее, его не надо задавать, тогда можно рассчитывать на конструктивное обсуждение осмысленных вопросов.

На круглом столе по развитию цифровой экономики в Российской Федерации в РЭУ им. Г.В. Плеханова (12.04.2017) в ходе обсуждения вопроса о растущей доле цифровой экономики прозвучала мысль, что современный автомобиль «наполовину состоит из программного обеспечения». Это было воспринято вполне нормально аудиторией, преимущественно состоящей из представителей IT-бизнеса, хорошо представляющих себе и программное обеспечение, и его роль в современном автомобиле. Однако, подробного обсуждения этого тезиса не было. Постоянно вскакивал человек из второго ряда и раз за разом интересовался — «а что такое цифровая экономика»? Ему не всегда охотно отвечали, это обстоятельство раздражало и консолидировало определенным образом сообщество из адекватных участников. Не хотелось спорить между собой. Между тем, как раз о половине автомобиля стоило поговорить подробнее.

Программное обеспечение — типичный цифровой продукт. На его разработку затачивается много квалифицированного труда и, следовательно, много денег. Но эти затраты не зависят от числа автомобилей, на которые данное программное обеспечение устанавливается, а его установка на каждый автомобиль затрат почти не требует. По сути эта установка программного продукта на бортовой компьютер — операция не сложнее замены колеса. В стоимостном выражении получается, что все или почти все — это та часть от затрат на разработку программного обеспечения, которая относится на этот автомобиль. Но тогда получается парадокс: доля программного обеспечения в автомобиле — переменная величина, зависящая от количества автомобилей с этим программным обеспечением. Говорить о том, что это половина всего автомобиля как-то странно. А тогда в каком смысле это половина? Не по весу же и не по физическому объему.

В страстную пятницу (14.04.2017) на площадке Аналитического центра при Правительстве Российской Федерации прошла экспертная конференция “Электронная (цифровая) экономика. Новая модель и возможности для развития VS, новые риски и угрозы”. О стоимости говорили маловато, но все же говорили, эту тему внес вице-президент НИУ ВШЭ Игорь Агамерзян.

Сначала он фактически повторил сказанное им ранее на Гайдаровском форуме о перераспределении центров создания добавленной стоимости от производственных мощностей к центрам программирования, разработки алгоритмов, а также к инженерным, дизайнерским центрам, т.е. туда, где создается цифровой продукт. Далее им было сказано, что принципиальное отличие современного момента состоит в том, что виртуальный мир начал влиять на реальный, т.е. на материальный мир. Эта нетривиальная и очень интересная мысль была достаточно подробно развита и заслуживает особого внимания. Однако здесь мы обсуждаем тему об информации и стоимости, а потому возвращаемся к упоминанию «центров создания стоимости». Если такие центры есть, то получается, что стоимость где-то создается, а потом перераспределяется или перетекает на периферию или куда-то еще. Главное — она объективно существует. Такой подход в литературе по экономической теории называется каузальным в противоположность упомянутому выше функциональному подходу. Он, несомненно, имеет право на существование, но очень мало дает для практики. Более того, утверждение того же автора, что «деньги сейчас зарабатываются не на производстве, а на придумывании дизайна, разработке, математике, алгоритмике», верно лишь в первой своей части — «не на производстве». Самые большие деньги зарабатываются на финансовых схемах, спекуляциях и других операциях, связанных с движением денег и обменом их на реальные блага. Более того, на математике и на результатах фундаментальной науки зарабатывают очень мало, поскольку они слишком удалены в цепочке обмена от денег и благ, потребляемых непосредственно. И это — неоспоримый эмпирический факт. Можно сказать, что финансовые операции не имеют отношения к созданию стоимости. Можно пойти еще дальше, сказав, что и торговля не имеет отношения к созданию стоимости. Так и говорили в 1917 году про лавочников. Но это — очень скользкий путь. В два или три шага дело дойдет сначала до управления, а потом и до дизайна, алгоритмов. А до фундаментальной науки и шагать не надо. Она и так во всем виновата или почти во всем, так как благ не производит, а ест. Но лучше не торопиться даже с самым первым шагом — утверждением, что финансовые операции не создают стоимость.

Однополый брак информации и стоимости

Он однополый по той причине, что сложение информации идемпотентно на уровне отдельных битов («да»+«да»=«да»). Это свойство переносится на все цифровые продукты, о чем я писал и говорил много раз, но далеко не всегда был услышан. Между тем, это свойство влечет множество следствий в части ценообразования, стоимостной оценки и учета. Еще больше последствий связано с возможностью передавать информацию в цифровом формате без искажений почти со скоростью света и практически без затрат на любые расстояния. С использованием этих свойств работают цифровые технологии, такие как блокчейн или 3d-печать. А они в свою очередь обеспечивают еще несколько новых возможностей и еще больше следствий, вытекающих из этих возможностей. В совокупности это дает набор эффектов, которые уже достаточно ясно обозначились и заставляют пересматривать взгляды на стоимость. Начать можно с самого очевидного — с эффекта «каннибализма» или уничтожения стоимости.

Появление двух и более цифровых продуктов, удовлетворяющих одну и ту же потребность, порождает эффект «каннибализма». Лучшее из решений обесценивает все остальные — «съедает» их стоимость. Худшие решения не используются или используются в каких-то специфических нишах по чисто субъективным соображениям. Этот эффект лучше всего виден на небольших (по числу участников) и «прозрачных» рынках, когда все всех знают и все замечают. Если кто-то кого-то обманет, то все будут знать, а потом ему придется расплачиваться за обман. Кстати, именно такую ситуацию в идеале обеспечивает технология блокчейн, но только при относительно малом числе участников. Если участников будет много, то они не смогут следить за всеми, поскольку внимание — ограниченный ресурс, а потому неизбежно возникнет недоверие. Кстати, доверие — ограниченный ресурс в любой экономике, кроме экономики Робинзона Крузо, но с переходом к цифровой экономике его ценность будет только возрастать. Здесь уместно отметить, что доверие к валюте повышает ее ценность, а потому представление о том, что в финансовой сфере не создается стоимость, сомнительно.

Также уместно напомнить, что ограниченные ресурсы ценятся тем выше, чем острее ощущается их дефицит. Особенно ярко это проявляется в теории цен на основе двойственных переменных (объективно обусловленных оценок по Канторовичу). А так как цифровым продуктам редкость (дефицитность) может быть придана только искусственно, по-настоящему дефицитными они не будут никогда. Отсюда следует, что будет увеличиваться относительная ценность невоспроизводимых ресурсов и, прежде всего, внимания. Сложнее с доверием — этот ресурс не является невоспроизводимым в полном смысле слова. Хуже того, помимо традиционного способа повысить доверие путем безупречного выполнения своих обязанностей или функций в течение долгого времени, есть и другие, более быстрые, но менее честные способы. Строители финансовых пирамид успешно использовали их в России и во многих других странах, а с появлением криптовалют начинается новый виток успешного вхождения мошенников в доверие к недалеким и жадным людям. Противостоять этому технологии могут, но в очень ограниченных пределах, что бы ни говорили по этому поводу энтузиасты и романтики от цифровых технологий. Сказанное касается доверия к людям и бизнесу, но не менее важно доверие к институтам. У нас в России с этим плоховато.

Возвращаясь к соотношению информации и стоимости, хочется дать оценку еще одному высказыванию, постоянно звучавшему всю цифровую неделю. Речь о том, что «в цифровой экономике все покупки будут совершаться через интернет, причем через распределенную систему». В частности, получалось, что человек из Москвы может купить стаканчик молока кенгуру у фермера из Австралии, причем без посредников. Спрашивается: а попробовать до того как покупать, можно? Если нет, то грош цена такой возможности даже без проблем доставки. А если попробовать можно, то как? И тут появляется новый слой высокотехнологичных возможностей. Вкус можно записать с помощью специальных датчиков, а потом воспроизвести почти так же, как при 3d-печати. А тогда новый вопрос: может быть и вообще разделить эти функции — вкус и питание? И тут мы плавно приплываем в мир, описанный Виктором Пелевиным в его замечательном романе (Пелевин, 2014). Столь же ярко, но лаконично об этом уже наступающем мире повествует песня Тимура Шаова — Суррогаты. Она заканчивается четверостишьем.

Много глупостей на свете,
Но по мне — всего отвратней,
Что водку делают из нефти,
А вместо мужика — вибратор.

На этом можно бы и закончить описание впечатлений от страстной недели, но вопрос о стоимости в цифровой экономике не закрыт. На мой далеко не дилетантский взгляд здесь будущее за функциональным подходом. Он в разных вариантах изложен в книге (Anderson, P.I., 2013) и в статье трех немецких авторов (Matchke, M.,J., Brosel G., Matschke X. 2010). Все эти люди хорошо знают теории стоимости, как минимум, от Риккардо до наших дней, их не заподозришь в дилетантстве. Вслед за Вильфредо Парето они утверждают, что стоимость надо определять в условиях конкретной сделки или, как вариант, в ситуации принятия управленческого решения. За сходство позиций с Парето неоднократно упрекали Канторовича, и для этого были основания. С переходом же к цифровым продуктам меняется межотраслевой баланс. Он фактически описан со ссылкой на устную беседу с Канторовичем в статье (Макаров В.Л., 1973). Главное в нем — замена сложения операцией максимума, а это — идемпотентное сложение. Далее надо сделать то же, что сделал Сэмюэльсон (Samuelson, P. 1954) с ценами на общественные продукты. Он заменил сложение в продуктовом балансе равенством, поскольку общественный продукт потребляют все одинаково, а потом продифференцировал обе части уравнения. Так он получил цены Линдаля не умозрительно, а чисто аналитически. В нашем случает нужно не дифференцировать, а считать субдифференциалы. Это неоднократно демонстрировалась в работах сотрудников ЦЭМИ РАН, в том числе и в моих. Самое трудное здесь — заставить читать математические работы людей, которые математикой не владеют. Это почти как ловить черную кошку в темной комнате, но «кошка» там есть!

Литература:

Колмогоров А.Н. (1965), Три подхода к определению понятия “количество информации”, Пробл. передачи информ., 1965, том 1, выпуск 1, 3–11

Колмогоров А. Н. (1983), “Комбинаторные основания теории информации и исчисления вероятностей”, УМН, 38:4(232), 27–36 ;

Макаров В.Л. (1973): Баланс научных разработок и алгоритм его решения. В сб.: “Оптимизация”. Новосибирск. 1973. Вып. 11 (28).

Пелевин В. (2014), Любовь к трем цукербринам. М.: «Эксмо», 2014.

Anderson, P.I., (2013) The economics of business valuation: towards a value functional approach / Stanford University Press Stanford, California, 2013. — 440p.

Matchke, M.,J., Brosel G., Matschke X. (2010) Fundamentals of Functional Business Valuation // Journal of Business Valuation and Economic Loss Analysis. Volume 5, Issue 1 2010 Article 7. DOI: 10.2202/1932–9156.1097, Available at: http://www.bepress.com/jbvela/vol5/iss1/art7

Samuelson, P. (1954). The pure theory of public expenditure. Rev. Econom. Statist. 36(4) pp. 387–389.

Varian, H. R., (1998) Markets for information goods. University of California, Berkeley. April 1998 (revised: October 16, 1998)

Фото unsplash.com/@nilsynils